Журналистка Уэнди Тайнс уверена: социальный работник Дэн Мерсер - растлитель девушек-подростков, а если доказательств для его разоблачения не хватает, значит, надо их найти.
Однако что-то в задуманной Уэнди операции идет не так.
Сначала Мерсера убивают, а тело его исчезает.
Уэнди начинает собственное расследование…
Содержание:
-
ПРОЛОГ 1
-
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ 2
-
ЧАСТЬ ВТОРАЯ 31
-
ЭПИЛОГ 50
-
Примечания 51
Харлан Кобен
ЛОВУШКА
Посвящается Энн -
самым везучим парнем на свете.
ПРОЛОГ
Я знал: открою эту красную дверь - и мне конец.
Понимаю: сказано драматично, зловеще. Сам не люблю театральщины. Да и не было в красной двери ничего особо жуткого - дверь как дверь, совершенно обычная, деревянная, четыре филенки, выцветшая краска, на уровне груди молоточек, которым никто никогда не стучит, и круглая фальш-ручка. В любом пригороде у трех домов из четырех такие двери.
Но в слабых отсветах далекого фонаря я никак не мог отогнать дурное предчувствие. Каждый шаг давался с трудом, будто я шел по застывающему цементу. Каким-то непостижимым образом я реагировал на подспудную угрозу. Холодок по спине? Есть такое. Волоски на руках дыбом? Угу. Покалывание пониже затылка? Разумеется.
Внутри царила кромешная тьма. Дом был чересчур безликим, чересчур неприметным, к тому же стоял на отшибе в самом тупике, словно окопался в темноте, прячась от незваных гостей.
Не нравился он мне.
Вся эта история не нравилась. Однако я приехал. Кинна позвонила, едва я закончил тренировку по баскетболу у команды четвероклашек из бедного района Ньюарка. Ребятки - все, как и я, плоды воспитания в чужой семье, мы называем себя "беспредами", то есть "без предков", такой вот своеобразный у нас юмор - ребятки умудрились за две последних минуты растерять шесть очков преимущества. Стресс - что на площадке, что в жизни - беспреды выдерживают плохо.
Кинна набрала мой номер, как раз когда я собирал своих мастеров мяча на духоподъемную беседу, во время которой обычно одарял воспитанников "мудрыми" замечаниями вроде "Хорошо постарались", "В другой раз мы их точно сделаем" или "Следующая игра в четверг", а затем по команде "руки в круг" мы вопили "Защита!" - потому, видимо, что только кричать о ней и умели.
- Дэн?
- Да. Кто это?
- Кинна. Приезжай скорее.
Ее голос так дрожал, что я отпустил ребят, прыгнул в машину и примчал к этому самому дому. Даже в душ не успел забежать. Теперь от меня пахло еще и другим потом - тем, который проступает от страха.
Я сбавил шаг.
Да что со мной, в самом деле?
Все-таки стоило сперва вымыться. Я не человек, пока не схожу в душ. Но Кинна и без того обычно непреклонна, а тут еще и умоляла. Умоляла приехать, прежде чем вернутся остальные. И вот в потемневшей от пота, липнущей к груди серой футболке я шел к красной двери.
Как и большинство из тех, с кем я работаю, Кинна - очень неблагополучный подросток. Может, оттого и стало так тревожно. Мне не понравился ее голос по телефону. Я поглубже вдохнул и осмотрелся. Вдалеке вечерний пригород еще проявлял признаки жизни - горели фонари у домов, в окнах мерцали отсветы то ли телевизионных, то ли компьютерных экранов, стояла открытой дверь гаража, - но тут все было неподвижно. Темно и тихо.
Завибрировал телефон, и я чуть не подпрыгнул; решил, что звонит Кинна, но оказалось, Дженна, моя бывшая жена.
- Привет.
- Можно тебя кое о чем попросить?
- Я сейчас немного занят.
- Я быстро. Не посидишь с детьми завтра вечером? Можешь взять с собой Шелли.
- С Шелли у нас сейчас, м-м… не все просто.
- Опять? Она так здорово тебе подходит.
- У меня всегда непросто с теми, кто мне здорово подходит.
- Уж я-то знаю.
Дженна, моя бывшая жена-красавица, уже восемь лет, как вышла за другого. Ее муж Ноэль Уилер, респектабельный хирург, добровольно помогает мне в подростковом центре. Он симпатичен мне, я - ему. У него дочь от прежнего брака и - от Дженны - шестилетняя Кери, моя крестница. Обе девочки зовут меня дядя Дэн. Я их штатная нянька.
Культурно и приторно. Для меня, наверное, это просто необходимость - ни родителей, ни братьев с сестрами, а потому если я кого и могу хоть в какой-то мере считать своей семьей, то лишь бывшую жену. Моя жизнь - дети, с которыми я работаю, только их я поддерживаю и защищаю. Правда, по большому счету не уверен, есть ли им вообще от меня польза.
- Дэн? Прием!
- Хорошо, ждите.
- В шесть тридцать. Ты - самый лучший!
Она изобразила звонкий поцелуй и повесила трубку. Я несколько мгновений смотрел на телефон, вспоминая нашу свадьбу. Женитьба была ошибкой. Для меня любое сближение - ошибка, но ничего не могу с собой поделать. Дайте-ка музыку посентиментальнее, и уж я порассуждаю на тему "Лучше однажды любить и потерять, чем не любить никогда". Правда, это не мой случай. У нас в генах прописано совершать одни и те же промахи, даже набравшись опыта. И вот он я - несчастный сирота, который пролез наверх, стал лучшим студентом группы в элитном колледже "Лиги плюща", а из собственной шкуры, из того, кто он на самом деле, так и не выбрался. Банально, но я хочу, чтобы в моей жизни кто-то был. Увы, не судьба. Я одиночка, которому одному нельзя.
"Мы отбросы эволюции, Дэн, - поучал меня мой самый любимый приемный отец, университетский профессор, обожавший пускаться в философские дискуссии. - Подумай: чем всю историю рода человеческого занимались сильнейшие и умнейшие? Воевали. И прекратилось это лишь в прошлом веке. А до того мы выставляли лучших в первые ряды. Выходит, кто сидел дома и размножался, пока самые-самые умирали на полях далеких битв? Больные, калеки да трусы. Проще говоря, худшие из нас. Вот потому-то мы и есть некачественный генетический продукт, Дэн. Тысячелетиями выпалывались отборные образцы, а всякий хлам оставался. Следовательно, все мы - навоз и результат столетий дурной селекции".
Проигнорировав молоточек, я негромко постучал костяшками пальцев. Дверь скрипнула и чуть отворилась. Надо же - не заметил, что она не заперта.
Это мне тоже не понравилось.
В детстве я пересмотрел множество ужастиков, что странно, поскольку терпеть их не мог - очень не любил, когда на меня что-то резко набрасывалось. И совсем уж не выносил кровавых эпизодов. Однако получал удовольствие от предсказуемо идиотского поведения героинь. Теперь перед глазами так и стояли сцены, где типичная идиотка стучит в дверь, она чуть приоткрывается, ты вопишь: "Беги, корова накрашенная!" - девица непонятно почему не убегает, а через две минуты убийца, вскрыв ей череп, уже чавкает мозгами.
Мне бы тоже сбежать. На самом деле я уже и хотел, но вспомнил разговор - слова Кинны, ее дрожащий голос, - вздохнул и осторожно заглянул в прихожую.
Темно.
Хватит игр в героев плаща и кинжала.
- Кинна?..
Только эхо моего голоса и тишина - как и следовало ожидать. Все прямо по сценарию, правда? Я приоткрыл дверь пошире, опасливо шагнул вперед.
- Дэн? Я тут. Проходи.
Голос звучал приглушенно, будто из дальней комнаты. Это мне тоже не понравилось, но отступать было поздно. Всю жизнь отступления дорого мне стоили. Неуверенность исчезла, стало ясно, что делать.
Я зашел внутрь и закрыл за собой дверь.
Любой другой прихватил бы пистолет или еще какое оружие; такая мысль возникала, но это не мой вариант, да и думать следовало раньше. Кинна сказала, в доме больше никого. А если не так, разберусь по ходу дела.
- Кинна!
- Проходи в гостиную, я сейчас.
Она говорила как-то… слишком спокойно.
Я пошел на свет в конце коридора. Тишину нарушил звук. Я замер и прислушался. Похоже на душ.
- Кинна?
- Переодеваюсь. Еще минутку.
В полутемной гостиной я нашел регулятор света и уже хотел включить лампы поярче, но передумал. К сумраку глаза привыкли быстро. Убогие стенные панели под дерево настоящую древесину напоминали мало - скорее обычный пластик. Два портрета грустных клоунов с огромными цветками в лацканах - такие картинки еще поискать на гаражных распродажах особо безвкусных мотелей. В баре - большущая открытая бутылка немарочной водки.
Мне послышался шепот.
- Кинна?..
Никто не ответил. Я немного постоял - тишина, потом пошел на звук душа.
- Выхожу! - прозвучал голос.
Я замер и похолодел - здесь, вблизи, слова звучали отчетливее. И вот что было особенно странным: говорила совсем не Кинна.
Меня разрывали сразу три чувства. Первое - паника; бежать отсюда. Второе - любопытство. Если голос принадлежал не Кинне, то, черт возьми, кому, и в чем вообще дело? Третье - тоже паника. По телефону я точно слышал Кинну, но что тогда с ней стряслось?
Просто уйти я уже не мог, поэтому сделал шаг назад к гостиной. Тут-то все и началось. В лицо мне ударил ослепительный луч, и я отшатнулся, прикрывая глаза ладонью.
- Дэн Мерсер?
Я заморгал. Женский голос. Поставленный, низкий. До странности знакомый.
- Кто тут?
Внезапно я разглядел в комнате остальных: человека с камерой, еще одного с чем-то вроде микрофона на штанге и роскошную женщину с каштановыми волосами и в деловом костюме.
- Уэнди Тайнс, "Новости Эн-ти-си". Дэн, что вы здесь делаете?
Я уже раскрыл рот, но не выдавил ни звука - та самая ведущая той самой телепрограммы…
- Для чего вы вели в Интернете общение сексуального характера с тринадцатилетней девочкой? У нас есть ваша переписка.
…в которой устраивают ловушку педофилам, потом снимают их и показывают в эфире.
- Вы пришли, чтобы заняться сексом с тринадцатилетней девочкой?
Я осознал суть происходящего и замер. В комнату набежали еще люди - видимо, продюсеры, за ними второй оператор и двое копов. Объективы лезли прямо в лицо. Свет стал ярче, на лбу у меня проступил пот. Я начал сбивчиво оправдываться, но бесполезно.
Через два дня программу показали. Ее посмотрели все.
И Дэну Мерсеру - в точности, как я непонятно с чего предположил, подходя к красной двери - пришел конец.
Заметив, что постель дочери пуста, Марша Макуэйд не стала бить тревогу. Паника пришла позже.
Она проснулась в шесть утра - рановато для субботы - в превосходном настроении. Тэд, ее муж последние двадцать лет, посапывал рядом, лежа на животе и обхватив жену за талию. Он любил спать в майке, но без штанов. То есть совсем - голым от пояса до пят. "Чтобы моему мужичку было где разгуляться", - говаривал он с ухмылкой, на что Марша, изображая распевную тинейджерскую интонацию дочери, отвечала: "Эм-эл-и-и" ("Много лишней информации").
Она выскользнула из объятий, на цыпочках спустилась в кухню и приготовила себе чашечку кофе из новой кофемашины марки "Кериг". Тэд обожал всякие новомодные штуки (мальчишки и их игрушки!), но эта оказалась дельной: берешь пакетик, вставляешь в аппарат, и - оп! - напиток готов. Никаких экранчиков, сенсорных панелек и беспроводной связи с компьютером.
Недавно к дому пристроили еще одну спальню, ванную и кухню с выступающим застекленным углом. Марша сразу полюбила уютную нишу, которую по утрам заливало солнце. Прихватив чашку и газету, она с ногами забралась на широкий удобный подоконник.
Мгновения райского блаженства.
Марша не спеша попила кофе, полистала газету. Еще пару минут - и пора сверяться с расписанием. У третьеклассника Райана в восемь игра. Его баскетбольную команду, второй сезон подряд проигрывавшую все встречи, тренировал Тэд.
- Почему вы никогда не побеждаете? - как-то спросила она мужа.
- Я набираю ребят по двум критериям.
- А именно?..
- Добрый отец и сексуальная мамочка.
В ответ Марша только игриво его шлепнула. Могла бы и взревновать, если бы сама не видела, что за мамаши обычно стоят вокруг площадки, и не знала наверняка: он шутит. В действительности Тэд был отличным тренером, но не в смысле обучения баскетболу, а в том, как ладил с мальчишками. Те обожали и его самого, и отсутствие в нем духа соперничества, поэтому даже бездарные игроки - те, кто унывал и бросал занятия посреди сезона, - приходили к нему каждую неделю. Тэд даже переделал песню Бон Джови: вместо "Ты любовь превращаешь в беду" стало "Ты провал превращаешь в победу". Дети прыгали от радости после каждого забитого мяча, а разве должно быть иначе, когда ты третьеклассник?
У средней, четырнадцатилетней Патрисии, в графике значилась репетиция: девятиклассники ставили сокращенную версию мюзикла "Отверженные". Патрисия выходила лишь в паре небольших сцен, но готовилась усиленно. Старшая, Хейли, уже выпускница, проводила "капитанские занятия" для женской команды по лакроссу. Школьные правила позволяли устраивать такие ранние неофициальные тренировки без наставника. Проще говоря, неформальные встречи, которые скорее предназначались для знакомства с мальчиками.
Большинство родителей из пригородов либо обожали, либо ненавидели спортивные секции. Марша понимала, что по большому счету это не так уж важно, но невольно втянулась в их игры.
Тридцать спокойных минут в начале дня - все, что ей требовалось.
Она допила кофе, сделала в машине еще одну чашку, раскрыла газету на разделе "Мода". В доме по-прежнему стояла тишина. Стараясь не шуметь, Марша поднялась наверх посмотреть на своих подопечных. Райан спал, лежа на боку лицом к двери; до чего похож на отца.
Соседняя дверь - Патрисии. Та тоже еще не вставала.
- Милая!
Дочь зашевелилась, издала невнятный звук. Ее комната, да и комната младшего выглядели словно кто-то продуманно рассовал по комодам динамитные шашки и подорвал все разом: погибшая одежда валялась на полу, раненая свисала с открытых дверец, изображая жертв на баррикадах Французской революции.
- Патрисия, у тебя через час репетиция.
- Я уже не сплю, - простонала она так, что сомнений не возникло: еще как спит.
Марша мимоходом заглянула в соседнюю комнату.
Постель Хейли была пуста. И застелена.
Впрочем, мать это не удивило. В отличие от берлог брата с сестрой тут царили чистота и безупречный порядок, пожалуй, даже чрезмерные. Не комната, а мебельный салон: ни носочка на полу, все ящики плотно закрыты. Многочисленные кубки выстроены безупречными рядами на четырех полках. Последнюю Тэд приладил недавно - после выигрыша команды Хейли в воскресном турнире во Франклин-Лейкс. Победительница кропотливо расставила трофеи так, чтобы новый не стоял в одиночестве. Почему - Марша точно не знала. Возможно, дочь не хотела показать своего ожидания следующих наград, но в основном от нелюбви к беспорядку. Между кубками сохранялось строго одинаковое расстояние, которое таяло с поступлением очередных, - сначала три дюйма, потом два, потом один. Хейли во всем проявляла педантизм. Хорошая девочка. И хотя это чудесно, что твоя дочь такая целеустремленная и даже излишне склонная всюду видеть повод для состязания, без напоминаний делает домашнюю работу и боится, как бы другие не подумали о ней плохо, имелось в ней нечто, напоминавшее туго скрученную пружину - тревожная черта характера, слишком уж близкая к неврозу навязчивых состояний.
Интересно, во сколько дочь вернулась домой? Хейли, взрослой и ответственной, уже не назначали точного часа. Порядком устав к вечеру, Марша ушла спать в десять. Тэд ("всегда хочу") вскоре поднялся следом.
Махнув рукой, она собралась идти дальше, но отчего-то решила затеять стирку и направилась в ванную Хейли. Младшие - Райан с Патрисией - свято верили: корзиной для белья взрослые называют пол, а точнее - что угодно, только не корзину для белья. Но старшая, само собой, каждый вечер проводила священный обряд положения ношеной одежды куда надо. В тот момент Марша и ощутила в груди холодок.
Корзина пустовала.
Льдинка в душе увеличилась, когда мать потрогала зубную щетку и умывальник - совершенно сухие.
Льда стало больше, когда Марша, держа себя в руках, позвала Тэда; и еще больше, когда они съездили на спортплощадку и выяснили, что Хейли там не появлялась; еще - когда Марша обзвонила друзей, а Тэд разослал кучу электронных писем, но никто ничего не смог сказать; еще - когда вызвали полицейских, а те, не обращая внимания на их протесты, заявили, что девочка сбежала выпустить пар. Льдина стала больше через двое суток - явились агенты ФБР, и еще - спустя неделю полной безвестности.
Девочку будто поглотила земля.
Месяц - тишина. Два - ни слуху ни духу. Наконец на третий пришли новости, и холодная глыба, которая все увеличивалась у Марши в груди, не давала ей спать по ночам и дышать, расти перестала.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА 1
Три месяца спустя.
- Клянетесь ли вы - и в том да поможет вам Бог - говорить правду, всю правду и ничего кроме правды?
Уэнди Тайнс сказала, что обещает, посмотрела по сторонам и заняла место свидетеля. Она чувствовала себя как на сцене, то есть в обстановке для тележурналиста в целом привычной, но тут отчего-то неуютной; огляделась еще раз и увидела родителей жертв Дэна Мерсера. Четыре пары. Они приходили каждый день, поначалу приносили фотографии своих детей - детей, разумеется, невинных, - но позже судья запретила, поэтому теперь слушали заседания молча, и от этого делалось только страшнее.
Сиденье было неудобным. Уэнди немного поерзала, положила одну ногу на другую, вновь поставила обе на пол и стала ждать.
Встал Флэр Хикори, знаменитый адвокат, и она в очередной раз удивилась, откуда у Дэна Мерсера на него деньги. Флэр выступал в своем обычном сером костюме в мелкую розовую полоску, в розовой сорочке и розовом галстуке. По залу защитник прошелся театрально - другого слова не подберешь; выход, достойный самого Либераче, если бы тот решился на по-настоящему экстравагантный поступок.
- Мисс Тайнс, - начал Хикори с фирменной радушной улыбкой. Он был гей и в суде изображал этакого Харви Фирстайна в ковбойских штанах, но с повадками героинь Лайзы Минелли. - Меня зовут Флэр Хикори. Доброго вам утра.
- Доброе утро.
- Вы работаете в скандальной "желтой" телепрограмме "Схвачен на месте", верно?
Вскочил обвинитель, человек по имени Ли Портной:
- Возражение! Показаний, свидетельствующих о "желтизне" этой программы или ее скандальности, не предъявлено.
- Мне привести доказательства, господин Портной? - с улыбкой спросил Флэр.