* * *
Подошёл пустой трамвай. Мы с Севкой сразу заняли места впереди.
У всех на душе продолжался праздник.
- Ап! - скомандовал трамваю Севка.
Трамвай сразу же подчинился. Захлопнулась дверь, вагон стремительно полетел по рельсам.
- Это наш собственный трамвай, - сказал Мишка. - И мы можем повернуть его куда хотим, чтобы долго кататься по городу.
А Люська сказала, что мы больше никого в наш трамвай не пустим, так как мы этот трамвай откупили, заплатив в кассу, и теперь можем ехать домой без остановок.
А Федя сказал, нет, раз это наш собственный трамвай, то лучше всюду делать остановки и собирать людей, которые куда-то спешат. И этим оказывать им помощь.
А Татка сказала, что хотя трамвай и пустой, но будет отлично, если мы всем вошедшим станем уступать место.
А я возразил, зачем же уступать место вошедшим, если вокруг только свободные места.
Все стали смеяться над Таткой, но Татка сказала:
- А всё равно тем, кому вы уступите место, это будет приятно.
И она тут же встала и уступила место вошедшей на остановке старушке.
- Спасибо! Какая ты молодец! - похвалила старушка Татку и, подвинувшись, попросила Татку посидеть рядом. Так они и ехали дальше вместе: старушка и Татка.
На следующей остановке и мы уступили свои места. Трамвай из нашего превратился в общий.
Мы продолжали веселиться уже стоя, а Екатерина Константиновна, Полина Герасимовна и мама то и дело напоминали нам, что мы находимся в общественном месте и кричать неприлично.
- Почему же неприлично?! - заступились за нас люди, которым мы уступили места. - Идут каникулы. И пусть ребята весело отдыхают. Что может быть радостнее детского шума?!
* * *
В пятнадцать часов тридцать первого марта вся звёздочка собралась у проходной Металлического завода. Только началась вторая смена, в бюро пропусков было тихо.
Удалов Пётр Петрович вышел к нам в чистом синем халате, в клетчатой коричневой рубашке и в галстуке. В руке он держал жёлтую картонку-пропуск.
Контролёр - молодая тётя в тужурке, подпоясанной солдатским ремнём, - забрала пропуск, пересчитала всех нас и спросила:
- В гости?
- В гости, - подтвердил Пётр Петрович. - А это моя Люська.
- Да это уж по носу видно! - сказала контролёр и улыбнулась.
- Нос как нос, - возмутилась Люська. - Не короче других и не длиннее, - но всё-таки проверила нос в стеклянной витрине.
- Да она у тебя взрослая, почти невеста! - продолжала контролёр рассматривать Люську.
С этим Удалиха спорить не стала.
Невестой сделаться Люське хотелось бы побыстрее, что и говорить!
Через проходную мы вышли на заводскую площадь с большой клумбой, чуть присыпанной мартовским снегом. В центре клумбы стоял гипсовый рабочий, чем-то очень похожий на Петра Петровича Удалова.
От клумбы тянулись асфальтовые дорожки, и по тому, как они удалялись, становилось ясно, что завод огромен, будто город.
Пётр Петрович спросил:
- Кто из вас будет ответственным за порядок?
- Я, - тут же предложила себя Люська.
Пётр Петрович будто бы её не услышал.
- Пусть Саня. Он командир звёздочки, - сказали вместе Федя и Майка.
Люська пожала плечами:
- Не очень-то мне и хотелось!
- Значит, так, - разъяснил правила Пётр Петрович. - По заводу не бегать. Здесь идёт работа, очень опасен транспорт! Оглянитесь! Вон поезд тащит турбину к барже. Там бегут вагонетки, электрокары, крутятся мощные краны - так что, пожалуйста, держитесь вблизи друг друга.
Мы миновали заводские кирпичные склады, какие-то крытые ангары, пересекли железную дорогу и тут же отступили к навесу - заметили мчащуюся вагонетку.
- Вот бы на такой поездить! - мечтательно шепнул Севка.
В ту же секунду Пётр Петрович крикнул:
- Куда направился, Коля?!
- За вами! Начальник велел подать октябрятам карету!
Коля махнул кепкой, как мушкетёр шляпой.
- Пожалуйста, братцы! Рассаживайтесь согласно купленным билетам!
Мы радостно зашумели.
Коля вскочил на подножку, а Пётр Петрович встал сзади, пересчитал нас.
- Порядок!
- Поехали! - сказал Севка, словно Гагарин на взлёте, и даже приподнял руку.
Коля выжал сцепление.
Вагонетка помчалась по заводскому асфальту, полетела, как птица.
Коля не качнул нас, не подбросил - это был первоклассный водитель!
Рабочие останавливались, кричали Петру Петровичу Удалову:
- Ты куда их повёз, Петя? В ясли?! Где таких набрал сыроежек?!
- Вырастут! - отвечал Пётр Петрович. - Это мои октябрята!
- Зелёные! Пучок - рубль!
- Таких не отдам и за сотню!
А один старый рабочий крикнул вдогонку:
- Растите быстрее! Нам очень нужна смена!
* * *
В цехе такой шум, что с ним не может сравниться даже школа на самой большой перемене. Друг друга не слышно. Стучат станки-агрегаты, воет токарный, ритмично ухает пресс - это в штамповке. Каждый рабочий сосредоточен, каждый на своём месте.
- Смотри! - толкает меня Севка. - Как здорово работает этот парень!..
Действительно, движения молодого рабочего точны и ритмичны. Взял деталь, положил на металлический столик, нажал рукоятку. Пресс с шипением опустился, ухнул, пошёл кверху. И правда здорово!
У выхода из цеха стало потише.
Пётр Петрович собрал ребят.
- Какой у нас год и месяц? - спросил он.
Мы слегка удивились вопросу - что спрашивать пустяки, будто бы сам не знает! - но всё же назвали.
- А спросите, за какой год трудится тот рабочий, на которого смотрели сейчас Сева и Саня?
- За какой? - закричали мы хором.
- Он уже работает в счёт будущего года, на одиннадцать месяцев опережает планы. Получается, что живём сегодня, а детали даём за послезавтра.
- Здо́рово! - восхитился Севка. - Готов спорить, что если бы так можно было в школе, я бы учился уже в девятом классе!
- Вечно хвастаешь, Байкин, - сказала Люська.
- В школе главное учиться хорошо, - напомнил Пётр Петрович.
- Знаем! - закричали ребята. - Но нам бы хотелось побыстрее!
* * *
По железной лесенке, нависшей над цехом, мы поднялись на второй этаж. Прошли по застеклённому коридору, мимо нескольких комнат, в которых что-то считали мужчины и женщины.
- Здесь мозг цеха, - коротко сказал Пётр Петрович, показывая на кабинет. - Инженеры, экономисты, начальник.
У обитой коричневой кожей двери с табличкой "МУЗЕЙ" Пётр Петрович остановился.
- А сюда я приглашаю вас поговорить и подумать.
Он открыл комнату и пропустил нас. В центре стоял стол и стулья, на стенах фотографии и таблицы, справа и спереди - стеллажи, как в библиотеке. Но только вместо книг - разнообразные детали, продукция цеха.
Шум станков здесь не слышен.
Мальчишки бросились к деталям, а девчонки, конечно, к картинкам.
- А вот Пётр Петрович! - узнала фотографию Майка.
Люська подошла к ней, поглядела.
- Вроде бы папа, а вроде не он… - засомневалась она.
На карточке у станка стоял хмурый и очень серьёзный подросток. Он точил снаряд, а за его спиной у другого станка работал старик, и что-то похожее, как мне показалось, было между ними.
- Нет, это не я, - покачал головой Пётр Петрович. - Этот подросток мой папа, Люсин - дедушка, тоже Удалов Пётр Петрович.
- Дедушка?! - удивилась Люська. - А что же он такой молодой?
- Все когда-то бывают молодыми, - засмеялся Пётр Петрович. - В сорок втором моему отцу было пятнадцать, а видите, каким он кажется взрослым! Он вытачивает снаряд, а рядом уже стоит готовый с надписью: "За Ленинград!".
Каждому хотелось получше рассмотреть этот блокадный снимок! Здорово Удалов трудился! Стружки били фонтаном! Удалов хорошо понимал, как нужен его снаряд для победы.
- За труд твой дедушка, Люся, вот этот мальчик, хмурый и голодный, был награждён в сорок третьем году медалью "За оборону Ленинграда", самой лучшей, самой дорогой медалью для всех ленинградцев.
Люська с гордостью взглянула на Севку:
- Видал, Байкин?!
- Ну и что? - Севка пожал плечами. - Я тебя поздравляю. Но наш орден больше.
А Пётр Петрович уже показывал на карточке другую фигуру, что была за спиной подростка Удалова.
- А это ещё один Удалов Пётр Петрович, но его, к сожалению, давно уже нет. Он отец моего папы, значит, мой дед, а Люсин прадед. Я его никогда в жизни не видел. Он был выдающийся мастер.
- Чем же выдающийся? - спросил я.
И тогда Пётр Петрович пригласил всех к столу, чтобы рассказать поподробнее историю Удаловых.
* * *
- Знаете ли вы, что такое династия? - начал он.
- Знаем, - закричал умный Севка. - Это семья баронов, графов и даже царей!
- Ну, царей и графов у нас давно уже нет, а династии остались. Только теперь мы говорим о династиях рабочих. Вот и у нас династия Удаловых!
Всем было интересно послушать Петра Петровича, но особенно разволновалась Люська.
Она, оказывается, тоже ничего про свою династию не слыхала.
- Удалов Пётр Петрович, мой прадед, самый первый из нашей династии, пришёл в город из сибирской деревни Удалихи, совсем мальчонкой. А через десяток лет выточенные им детали были отмечены высшей наградой на международной выставке в Чикаго. Это было давно, задолго до революции. Удалов-первый привёл на завод Удалова-второго, моего деда. А мой дед уже точил детали для турбин Днепрогэса. Удалов-второй тоже был Пётр Петрович, о его золотых руках не раз писали в газетах.
Мы переглянулись.
Пётр Петрович перешёл к следующему стенду.
- Удалов-второй, вон тот, с бородой, умер в блокаду, в сорок втором, прямо в цехе.
Пётр Петрович вздохнул.
- …В сорок третьем в цех приехали командиры с фронта. Вошли и поразились: у станков работали оголодавшие блокадные ребятишки. "А где же рабочие?!" - спросили командиры. "Мы рабочие, - ответили дети. - А наши отцы на фронте".
В музее стало тихо.
И вдруг Севка обернулся к Удаловой и, вздохнув, признался:
- Я был неправ, Люся. Медаль твоего дедушки тоже серьёзнейшая награда!
* * *
Потом мы пошли к проходной завода. Пётр Петрович остановился около обелиска с выгравированными на нём фамилиями рабочих, погибших в блокаду. Он снял шапку. И мы тоже сняли.
Среди имён я сразу отыскал имя Люськиного прапрадеда Петра Петровича Удалова, основателя династии, их главного предка.
* * *
С завода мы возвращались по набережной. Острый, пронзительный ветер резкими порывами дул вдоль Невы, заставлял нас пригибаться.
Люська держала одной рукой шапку, другой - запахивала полу пальто. Но говорить, став спиной к ветру, было удобно.
Люська в эти минуты казалась задумчивой и печальной.
- Не представляю, - вздохнула она, - что мне в дальнейшем делать?! У нас династия, а у меня, как помните, были другие планы…
- Как же! - воскликнул Севка. - Ты собиралась стать директором магазина!
- Теперь с этим покончено, - сказала Люська. - Мало ли что напридумывается в детстве.
Ветер пронёсся сквозь нас с бешеным воем, пришлось помолчать.
- С тех пор как мы потрудились в "Лисичке", я твёрдо решила стать портнихой. Но наша династия… рушит все мои планы.
- Да, - поддержал Удалову Байкин, - у тебя, Люська, вкус и всё такое. И лучше тебя никто не понимает в одежде.
Удалова с благодарностью поглядела на Севку.
- А впрочем, ничего сложного в твоём положении я не вижу! - улыбнулся обнадёживающе Байкин. - Династия - это же полный титул. Вот и пишись в дальнейшем: Удалова Людмила Петровна, портниха, дочка, внучка, правнучка и праправнучка Удаловых, знатной династии рабочих.
Люська от радости всплеснула руками, и её шапка полетела вдоль дороги, подхваченная ветром.
Мы с криками бросились спасать шапку от стихийного бедствия.
Когда все снова собрались в кружок, Севка сказал обнадёживающе:
- Готов спорить, Люська, что у тебя с удовольствием будут шить наши жёны, если ты, конечно, не возражаешь.
- Заходите в любое время, - пригласила Люська. - Очень вам всем буду рада!
* * *
Двадцать второе апреля!
Наконец-то пришло двадцать второе апреля!
Именно сегодняшнее двадцать второе апреля мы ждали целых три года!
Галина Ивановна вошла в класс. Мы встали. Каждый у своей парты.
- Какие красавцы! Какие беленькие! - воскликнула она, разглядывая всех нас в белых рубашках.
- Обещаем покраснеть после второго урока, - тут же сострил Севка.
Даже Галине Ивановне понравилась Севкина шутка.
- Садитесь, - разрешила она и стала серьёзной. - Поздравляю вас с днём рождения Ильича и с днём вступления в пионеры… А теперь будем спрягать глаголы.
Спрягать, когда ждёшь такого?!
Я вздохнул. Мне спрягать вдвойне тяжелее, я был избран хранителем тайны!
Не лёгкое это дело - хранить секреты! Но я старался. Я не подходил к Севке, даже немного от него скрывался.
Какие в моём положении глаголы?! Рта раскрыть невозможно!
Первый урок медленно сменился вторым уроком.
Со звонком в класс прибежала вожатая Лена, осмотрела каждого, поправила воротнички, одёрнула рубашки, напомнила, чтобы мы внимательно слушали слова пионерской клятвы.
- Вы уже не маленькие! - говорила она. И поглядела на меня как на хранителя тайны.
Наконец нас построили парами и повели в актовый зал, где собрались гости.
Я увидел своих папу и маму, прошёл мимо них торжественным шагом.
Правее мамы стояла Севкина бабушка Екатерина Константиновна и Севкин дедушка-профессор. Удивительно, как это дедушка прервал работу над своей книгой?! Видимо, приём внука в пионеры был важнее.
Когда мы поравнялись, Севкин дедушка не удержался и крикнул:
- Привет будущим пионерам!
Никто совершенно не удивился, что дедушка нарушил порядок.
Правее Байкиных стояли Юрий Петрович и Зинаида Сергеевна, сегодня ещё более красивые, чем обычно. Когда мы прошли мимо, то Зинаида Сергеевна и Юрий Петрович подняли свои сомкнутые руки и поприветствовали нас.
Люська, идущая сзади, шепнула:
- Погляди, Дырочкин, на ней - белое платье, на нём - чёрный костюм. К чему бы это?
Я не ответил. Я подумал: "А ведь это мы с Севкой их подружили!"
Дальше стояли дедушка Фешин и родители Удаловы, все трое были крайне серьёзны. И когда Удалиха стала со мной шептаться, то Пётр Петрович сдвинул брови.
Василий Иванович и Полина Герасимовна улыбались, приветствуя Федю. А я пожалел, что они не захватили с собой Юльку, ведь ей тоже было бы приятно видеть в такой день брата.
Но особенно повезло Майке.
Её папа, капитан дальнего плавания, приплыл в Ленинград именно сегодня, так что у Майки получился двойной праздник.
"Молодец, капитан!" - мысленно похвалил я Майкиного папу.
Дальше всех стояла бабушка Бойцова с Таткиной виолончелью. Она обнимала инструмент, как Татку, даже поглаживала его деревянную спину. Предстоял концерт в честь новопринятых пионеров.
Теперь без Татки Бойцовой школьные концерты не проходили.
Раздалась барабанная дробь, и шестиклассники внесли Знамя.
Они торжественно пронесли его вдоль октябрятской линейки.
Впереди шагала вожатая Лена, она высоко поднимала руку в пионерском салюте.
- Смирно! - крикнула Лена общей линейке.
Мы застыли.
Из учительского ряда вышла старшая вожатая школы Анна Алексеевна и стала рассказывать о пионерах.
Загремела барабанная дробь, и слово взял Юрий Петрович.
Он говорил обо мне и о Севке, о Майке, о Люське и о Феде, о Мишке и о Татке, о всей нашей звёздочке, о том, как мы подготавливали к переезду детский садик "Лисичка".
А на меня глядели папа и мама.
Я даже с грустью подумал: "Жаль, что таким меня не увидела Мотька!"
Шестиклассники повязывали нам галстуки, а я вдруг почувствовал, каким же становлюсь взрослым и сколько ещё мы успеем сделать хорошего в жизни.
Мы сказали торжественное обещание.
Я сделал шаг вперёд, пришла пора моей тайны. Словно бы ветерок пробежал по залу, всколыхнул галстуки на Татке и на Майке, на Мишке и на Севке, на Люське и на Феде, на моих друзьях, очень серьёзных теперь людях.
И тогда я громко объявил, что сегодня не только нас приняли в пионеры, но и мы, юные пионеры, по решению пионерской дружины хотим принять в почётные, пионеры одну из самых лучших бабушек нашего класса, героя Отечественной войны и ветерана Екатерину Константиновну Байкину.
- Разрешите повязать вам галстук?!
От неожиданности и удивления дедушка-профессор даже открыл рот, глаза его округлились, и он вдруг закричал: "Ура-а-а!"
А бабушка Байкина наклонила голову, чтобы помочь мне завязать ей галстук, и неожиданно всхлипнула. Это были, конечно, слёзы счастья.
Снова гремели барабаны, трубили горны.
Мы выходили из зала. На бабушке развевался пионерский галстук.
- Эй, Дырочкин! - вздохнул Байкин. - Как же ты утаил от меня такое?! А ещё друг называется! Трудно разочаровываться в людях!
Я ответил, что пройдёт время и Байкин правильно поймёт мой поступок.
Папы и мамы, дедушки и бабушки, Юрий Петрович и Зинаида Сергеевна, Анна Алексеевна и Галина Ивановна шли счастливые рядом с нами.
Василий Иванович Поликарпов то и дело поглядывал на Севкину бабушку. Я подумал, что, наверное, и ему хотелось бы стать почётным пионером, но Василию Ивановичу стать почётным было ещё рано.
Я пожал руку своему закадычному другу. Он ответил мне тем же.
Мы расходились по классам, а я думал, что с сегодняшнего дня для меня, для всех нас начинается новая эра.
И я мысленно сказал себе: "Прощай, Саня, человек семейный! Здравствуй, Саня Дырочкин, - человек общественный!".
