* * *
Фенька грустная лежала на коврике. Около её мордочки стояла миска с бульоном, но собака, как прежде, не ела.
- Шли бы домой, - вздохнула Федина мама. - Завтра я отнесу Феньку в больницу.
- В больницу?!
- Конечно, - подтвердила Федина мама. - Собаки, что дети малые.
И тут мне стало ясно, как поступать дальше.
- Но ведь моя мама детский доктор! Она же наверняка может вылечить Феньку!
- Ты молодец, Дырочкин! - воскликнул Севка. - Здорово соображаешь! Как мы сразу не догадались?!
Федина мама безнадёжно вздохнула - она ведь не знала, что за отличный человек моя мама!
- Идите домой, ребятки. Шум для больных очень вреден.
Мы пошли одеваться.
- Я за маму ручаюсь! Она никогда не откажет больному. И если вы разрешите, то моя мама обязательно навестит Феньку.
- Навестит. И вылечит, - поддержал меня Байкин. - Ольга Алексеевна Дырочкина - это не ветеринар Кролик!
Федина мама удивлённо на нас посмотрела. Мы и забыли, что она ничего не знает о подлом ветеринаре, которому поклялся отомстить мой закадычный друг Севка Байкин.
* * *
Я мчался домой сломя голову: мама должна была уже вернуться с работы.
В витринах "Юбилея" горел яркий свет, люди толпились у прилавков.
Напротив входа в универмаг я столкнулся с Люськой. Удалова высматривала старушек.
Мне вдруг захотелось рассказать Люське о Феньке и о наших грандиозных планах, о будущей стройке - вот настоящее дело.
- Куда спешим, Саня? - перебила мои мысли Люська, зыркая по сторонам глазами, как пограничник. - Оставайся здесь, не пожалеешь.
Я сгоряча стал объяснять ей про больную собаку, опустив, конечно, историю с Фединым отцом.
- Но ведь твоя мама детский врач, а не собачий?! - удивилась Люська.
- Зато у мамы золотое сердце! - Я стал с возмущением говорить Удалихе про ветеринара. Пусть знает, какие ещё встречаются люди!
Люська слушала меня, будто бы глупого ребёнка, скривив рот.
- Поражаюсь тебе, Дырочкин! - воскликнула она. - Вроде бы взрослый человек, но какой наивный!
- Чем же?!
- Почему ты считаешь, что этот ветеринар бесплатно должен мчаться лечить незнакомую собаку?! Что она ему, родственница?!
- Но собака умирает!
Люська пожала плечами.
- Жить или умереть, это её личное собачье дело! - Люська решительно со мной не соглашалась. - Представь, что ты притащил бы ветеринара к какой-то собаке, а в это время рядом тяжело заболела корова? Кто полезнее? Кто важнее? - наступала она.
- Какие же коровы в Ленинграде?!
- Найдутся коровы, - уверенно сказала Люська, - когда узнают, что коров кто-то лечит бесплатно.
Моему гневу не было предела. Я даже забыл на секунду, что тороплюсь к маме.
- Ты ещё хуже, чем я о тебе думал! - воскликнул я. - Не надейся, мы не примем тебя в пионеры!
- Примете! - расхохоталась Люська. - И примете первой!
- Не примем!
- Сейчас покажу фокус. И ты всё поймёшь.
Она вдруг бросилась к переходу, встала рядом с какой-то старушкой, которая дожидалась очередного "зелёного" сигнала светофора.
Я услышал, как Люська жалобным голосом попросила:
- Бабушка, вы меня на ту сторону не переведёте?
Узнать Удалову было просто невозможно, даже ростом она вдруг стала ниже.
- Конечно переведу, детка! - ласково пообещала старушка. - Вечером машины ещё опаснее, чем утром.
Она сама взяла Люськину руку.
- А братика моего вы не смогли бы перевести?
- Отчего же, - заметила меня старушка. - Давай, мальчик, и ты руку.
Я возмущённо крикнул:
- Но я не брат!
- Брат, брат! - настаивала Люська. - Двоюродный, правда.
- Всё равно близкий, - согласилась старушка. - Пошли, - сказала она и похвалила нас: - Молодцы, что попросили помощи на переходе.
В руке у старушки была сумка.
- Вам тяжело? - поинтересовалась Люська. - Можно, я донесу?
- Спасибо, - поблагодарила старушка и отдала Люське сумку. - А теперь давай мне руку.
Вспыхнул "зелёный", и старушка заторопилась.
- Пошли, ребятки!
Мне всё равно нужно было к своему дому. На тротуаре Люська вернула старушке сумку, сказала со вздохом:
- Помогать старшим - наше общественное дело!
- Наверное, ты пионерка? - улыбнулась старушка.
- Вступаем, - скромно сказала Люська. - Разрешите, я донесу вам до дома сумку?
- Вот молодец! - поразилась старушка. - Таких бы побольше! Ты мне напоминаешь мои молодые годы…
Я стал прощаться.
- Рада была вас встретить, - сказала старушка. - Спасибо! А ты бери, мальчик, пример со своей сестрёнки…
Люська робко попросила:
- А не могли бы вы несколько таких тёплых слов написать на бумаге? Вот так, мол, как Удалова, и должны поступать все.
- С удовольствием напишу! Добро, девочка, - великое дело! - согласилась старушка. - Только у меня нет ручки.
- А мы можем зайти в "Юбилей", там есть столик, бумага, ручка. Это у вас отнимет не больше минуты.
- Конечно, конечно, - согласилась старушка.
- Большое спасибо, - скромно опустила глаза Люська. - А вы, может быть, напишете, чтобы меня первой приняли в пионеры?
- Кого же принимать, если не таких, как ты! - к моему ужасу, сказала старушка.
И они пошли в сторону "Юбилея".
Люська, видимо, заметила, что меня нет, обернулась и быстро показала мне длинный язык.
"Ничего, Удалова! - думал я, торопясь к дому. - Мы ещё поговорим с тобой и об этом!.."
В лифте я внезапно подумал, что Люська Удалова и этот зловредный Кролик чем-то между собой похожи. Но чем?! Внешне общего в них ничего не было. И тогда я про себя решил, что, наверное, все плохие люди должны быть похожи друг на друга именно тем, что они плохие.
* * *
Я всегда поражался, как моя мама умеет хорошо слушать! Смотрит на тебя прямо-прямо, внимательные глаза расширены - красивые глаза у моей мамы! Она когда слушает, всегда кулаком подпирает щёку. И если на тебя так хорошо смотрят, так слушают, то и ты стараешься рассказать всё подробнее и лучше.
А вот если человек не умеет слушать, если он всем своим скучающим видом показывает, что ему давным-давно всё уже ясно, то и вам становится ясно, что ничего не может быть ясно этому человеку, ничего не понятно.
Я рассказал ей историю про Феньку.
- Значит, Федя тот мальчик, у которого… папа?!.. - Мама не договорила, дождалась моего кивка, поднялась. - Пошли, Саня.
Она взяла шприц, упаковала лекарства, вату, пошла одеваться. Я был счастлив. Теперь можно доказать людям, что одиноки и смешны такие, как Люська Удалова или ветеринар Кролик.
Пока мы шли к Феде, мама казалась совершенно спокойной. Но конечно, она понимала, в какую квартиру я её вёл.
Дверь открыла Федина мама, перевела взгляд с меня на мою маму, смутилась.
- Ой, как неудобно! Вы детский доктор, а тут собака!
Мама ей улыбнулась и мягко объяснила:
- Ничего. Мы собак любим… И жалеем. У нас тоже есть Мотька. И если она заболевает, то я ей обязательно помогаю.
И моя мама протянула Фединой маме руку.
- Давайте знакомиться? - предложила она.
- Конечно, конечно! - воскликнула Федина мама и подала моей маме ладонь лопаткой. - Полина Герасимовна меня зовут, - нараспев сказала она.
- Ольга Алексеевна, - представилась мама.
- Очень приятно! - воскликнула Полина Герасимовна и стала помогать нам раздеваться.
Потом она метнулась в комнату.
- А вот и Фенька! Проходите, она здесь! Мы её устроили на мягкий коврик…
Присев на корточки, Полина Герасимовна сказала собаке:
- Феня, встречай гостью. К тебе пришёл настоящий доктор!
Фенька подняла голову, но не удержала её, уронила на лапы. Собака была очень слаба, дышала со свистом, бока вздымались и словно проваливались при каждом выдохе.
Мама встала на колени, надела фонендоскоп - так называется врачебная трубка для прослушивания, - осторожно подвела руку под Фенькин бок и принялась слушать.
Я не спускал с мамы взгляда.
Потом мама попросила Полину Герасимовну взять Феньку на руки и, пока та держала собаку, стала слушать её дыхание без трубки, ухом. Я знал, почему мама так поступает. Однажды я сам слышал, как мама объясняла молодому врачу: если он не хочет ошибиться в диагнозе, слушая дыхание маленьких детей, то их правильнее слушать не трубкой, а ухом.
Феньке стало тепло и приятно от маминой щеки, она закрыла глаза, вроде уснула.
И тут дверь открылась. На пороге появился дядька. Я даже испугался за маму.
А дядька глядел то на маму, слушающую Феньку, то на Поляну Герасимовну, то на меня. Видно, дядька только что проснулся. Рубашка на нём была расстёгнута, штаны пузырились на коленях.
Федя опустил глаза, стал пунцовым.
- Как тебе не стыдно, Василий! - горько упрекнула мужа Полина Герасимовна. - Детей бы хоть постеснялся! Видишь, к собаке пришёл доктор!
- Собака не человек! - буркнул дядька вызывающе.
- Это ты не человек! - сказала Полина Герасимовна.
Мама хмуро посмотрела на дядьку.
- Выйдите из комнаты! - твёрдо приказала она. - Вы мешаете мне слушать больную.
И дядька, к моему удивлению, тут же попятился и вышел.
Мама присела на табурет.
- Положение у вашей Феньки тяжёлое, - вздохнула она. - Двустороннее воспаление лёгких. Конечно, собаке требуется уход, лучше - больница, там регулярные уколы, постоянная помощь. Но давайте, Полина Герасимовна, продумаем другие возможные варианты…
Федина мама грустно взглянула на мою маму.
- Мы по дороге к вам разговаривали с Саней, обсуждали… - Мама поглядела в мою сторону, точно просила её поддержать. - Может быть, мы пока забрали бы Феню к себе? Её нужно колоть каждые шесть часов пенициллином. У нас дома мы без особого труда справились бы с болезнью.
Полина Герасимовна заволновалась:
- Очень неловко вас беспокоить! Ведь у вас ещё своя собака.
- Где одна, там и две, - улыбнулась мама.
- Тогда… большое спасибо! - И Полина Герасимовна благодарно посмотрела на маму.
Потом они с Федей искали для Феньки корзинку, раскладывали тёплое одеяльце, закутывали собаку.
- Я сама донесу, - хлопотала Полина Герасимовна, прикрывая пса шерстяным шарфом.
Федя и Юлька присели возле корзинки.
- А вы её надолго берёте?
- Вылечим и вернём, - пообещала ребятам мама. - Скоро у вас снова будет весёлая Фенька.
- Значит, так, - наказывала Полина Герасимовна Феде, уходя. - Ты останешься с Юлькой… И с отцом. Будь с ним построже. Я на тебя очень надеюсь.
- Не беспокойся, - твёрдо пообещал Федя. - Всё будет нормально.
И в этот раз он мне показался совсем-совсем взрослым.
* * *
Теперь дома на кухне я сам поил Феньку молоком. Мотя стояла рядом, мало что понимала. Потом Мотька села и, перегнувшись, стала быстро чесать задней ногой за ухом. Это ей, видимо, помогало думать.
Подумав, она ушла в коридор и улеглась на свой коврик.
Полина Герасимовна и мама разговаривали за столом полушёпотом, как бывает, когда рядом тяжелобольные.
Пока на плите варился шприц, мама серьёзно слушала рассказ Полины Герасимовны.
- Повар я в городской столовой, уже восемнадцать лет на одном месте, слова худого ни от кого не слыхала… - Перед ними остывал чай, но обе мамы забыли про свои чашки. - У нас Алиса работает, официантка. Муж её тоже этим болел… Но вылечился. Так теперь Алиса с подносами не ходит, а танцует, не может нахвалиться мужем. Такой он у неё стал трезвый, такой домовитый. А я гляжу на себя да на детей - беда в нашем доме.
Мама, видно, показала на меня глазами, но Полина Герасимовна возразила:
- Пускай слышит, он уже взрослый. Как мой Федя.
Она вздохнула:
- Добрый был, работящий. Деньги лежали - не проверяла…
Она замолчала, задумалась. Потом поднялась:
- Пойду, засиделась. Боюсь оставлять детей с ним надолго. Федька-то у меня надёжный, а всё же - ребёнок.
Она завязала платок за спиной и сразу будто бы постарела.
- А вы что, одни живёте?
- Втроём, - поняла вопрос мама. - Не считая, конечно, Мотьки.
- Где же третий?
- Папа у нас лётчик. Он в командировке, - сказал я.
- Счастливые! - вздохнула Полина Герасимовна. - Кто бы взялся помочь нашему горю?! В ноги бы поклонилась.
- Его нужно заставить лечиться! - убеждённо сказала мама.
- Я ли не заставляла?!
Потом женщины шептались в коридоре, я их уже не слушал.
Ночью я думал о Федином отце. Конечно, если бы мама была не детский доктор, она бы помогла.
Большая луна медленно катилась по небу.
Купол Смольнинского собора был подсвечен сильными прожекторами, казалось, он висит над городом, будто огромный плафон ночной лампы.
Пролетел невидимый самолёт над домом, я вообразил, что это привет от папы с далёкой Камчатки. "Как ему там без меня и без мамы?" - последнее, о чём я подумал, засыпая.
* * *
Кто не знает моего папу, Бориса Борисовича Дырочкина, тому нужно о нём рассказать.
Папа у меня лётчик. Ещё совсем недавно он был военным, асом высшего пилотажа, но уже два года как папа демобилизовался. Теперь он летает на самых дальних гражданских рейсах. Где только не был за это время мой папа?! Его знают многие на Чукотке и на Сахалине, в Петропавловске-Камчатском и во Владивостоке, в Ташкенте и в Хибинах.
Когда папа улетает, то мы с мамой находим город, маленькую точку, куда повёл самолёт папа, и ставим флажок на карте.
Вечером в нашей квартире, только что пережившей проводы, становится очень тихо, даже Мотька перестаёт расхаживать. Она ложится под кровать или на собственный коврик в коридоре и скучает по нашему папе, мысленно передаёт ему свой братский привет.
А возвращаясь, папа долго на меня смотрит и с удивлением произносит:
- Саня, ну ты и вырос!
* * *
На этот раз наша разлука особенно затянулась! Дело в том, что месяц назад папин лётный начальник, главный командир гражданских самолётов, вызвал папу к себе по срочному делу.
- Борис Борисыч, - сказал главный начальник, - к вам большая просьба. Ваши товарищи на далёкой Камчатке получили новые гражданские самолёты, им нужен наставник, то есть учитель, такой лётчик, как вы. Не согласились бы вы немного там потрудиться, помочь камчадалам освоить новую технику?
И папа по-военному ответил:
- Рад стараться! - Но вспомнив, что он теперь гражданский лётчик, прибавил: - Нужно так нужно! Какие тут ещё разговоры?!
Через недолю папа сел в новенький самолёт и взмыл в воздух. А мы с мамой стояли на аэродроме и махали вслед исчезающему папе.
Подошёл главный начальник, сказал нам с мамой:
- Не волнуйтесь, Ольга Алексеевна, за мужа, а ты, Саня, за папу. Месяц пролетит быстро. И Борис Борисыч сойдёт к вам с неба.
Мама, конечно, рассмеялась. А я легко представил, как папа не спеша спускается с неба, идёт и идёт по невидимым ступенькам, машет нам с мамой рукою.
- Жаль, что он сойдёт только в конце марта, - вздохнула мама. - Мы бы с Саней не возражали его увидеть хоть завтра.
Но я был мужчиной, а потом, с нами всё же говорил папин начальник, и я ответил так, как недавно отвечал мой папа:
- Нужно так нужно! Какие могут быть разговоры!
* * *
После уроков я попросил звёздочку собраться в садике около школы. Пришли все, кроме Татки. Бойцова, как обычно, завозилась в раздевалке.
Дело в том, что Таткина бабушка вечно опасалась за Таткины уши и требовала укутывать голову шерстяным платком: уши, оказывается, очень важная часть у музыкантов.
Пока я рассказывал Феде про Фенькино здоровье - уколы пенициллина уже сделали своё дело, - будто бы случайно началась небольшая потасовка.
Мишка Фешин задел Люську. Удалова качнулась и толкнула Майку. Майка, падая, потащила за собой Севку. Байкин не захотел валиться один и пихнул меня. Падая, я всё же опередил Севку и положил его сверху. Мишка толкнул на нас Майку. Майка вцепилась в Мишку. Подошла Татка. И Люська тут же ухватила Татку за угол шерстяного платка, который защищал Таткины музыкальные уши. Татка сопротивлялась недолго, свалилась на всех, прихватив заодно Федю.
Все барахтались друг на друге и хохотали. Никто не торопился вставать.
Первым вскочил Поликарпов.
- Вы веселитесь, - возмутился он, - а мне уже пора за сестрёнкой!
- Ты что, каждый день за ней ходишь? - не поверил Мишка.
- Каждый, конечно, - сказал Федя. - Кроме воскресенья.
- Странно! - удивился Фешин. - У меня тоже есть сестрёнка, но я на неё и внимания не обращаю. Растёт сама по себе, а мне-то какое дело?!
Все начали подниматься. Севка как рак пятился из кучи. Громко кряхтел.
- Кстати, - сказал Севка, распрямляясь и потирая руками свои помятые бока, - а почему бы Феде не записывать хождение за сестрёнкой как полезное дело? Разве водить сестру в садик меньше, чем носить виолончель в музыкальную школу?
- Верно, - согласился я. - Запишем!
Севка тут же изобразил из себя парту, - я положил на его спину тетрадку и записал Феде полезное дело.
- Кто ещё что-нибудь сделал? - обратился я к своей звёздочке.
Майка подняла руку:
- Вчера я помогала Татке нести виолончель в музыкальную школу.
- Бабушка была очень довольна, - сказала Татка. - Она в сэкономленное время сварила обед, убрала квартиру и даже поспала.
Севка снова мне подставил спину, и я записал Майкино полезное дело.
- Но как вожатая Лена узнает, что Таткина бабушка осталась вами довольна? - скептически произнесла Люська. - Где справка?!
- Справка? - поразилась Татка. - Какая?
- Документик! - сказала Люська. - Подтверждающий ваше полезное дело. Без справки вы можете выдумать всё что угодно, хоть полёт на Луну, а вот со справкой - тут всё законно!
И Люська достала из кармана бумажку, похожую на клочок обоев.
- Вот она, моя дорогая справочка! - показала Люська и разгладила бумажку. - Вот она, моя родная!
Фешин шагнул к Удалихе, но Люська тут же отвела руку.
- Не лапай! - крикнула она Мишке. - Будешь косолапый! Я сама зачитаю.
Никто, кроме меня, ничего не понял. Ребята молча глядели на Удалову.