София разозлилась. Как уже часто бывало, мать снова подвела ее, и теперь ей самой придется готовить еду.
На полке рядом с холодильником, на самом верху слева, стояла банка со спагетти. Она нащупала ее и приподняла. Банка была пуста.
Главным правилом в Ла Пассерелле было то, что тот, кто полностью использовал что-то, будь то туалетная бумага, кофе, макароны или рис, должен был немедленно пополнить запас. В результате Софии не нужно было прибегать к мучительной процедуре поиска продуктов в кладовке, где было мало порядка.
Однако Аманда очень редко придерживалась этого правила. Она была небрежной, невнимательной, забывчивой и обычно не клала вещи на место. София часто приходила в отчаяние, потому что для слепого человека искать какой-то предмет в доме было делом практически безнадежным.
Она отвернулась от плиты, с уверенностью лунатика прошла через кухню, в нужный момент обогнула кухонный стол и вышла на портик.
На минуту она застыла. Дубы шумели на ветру, какой-то лист, гонимый ветром, с шелестом пронесся по камням.
София глубоко вздохнула и поймала себя на мысли, что ждет Йонатана и надеется услышать его шаги перед домом.
Через полчаса, когда София уже сварила макароны, Аманда, заспанная и явно в плохом настроении, приплелась в кухню.
- Проклятие, - простонала она, - я чуть не свернула себе шею в этой ужасной кровати, и теперь у меня болит голова. К тому же ты меня еще не помассировала! Как я буду готовить, если от боли едва держусь на ногах?
- Я сделаю тебе массаж после еды.
- Это поздно. Если какая-то артерия пережата, то не успеешь и опомниться, как случится удар. И тогда мне конец.
- Хорошо, садись, сейчас я тебя помассирую. Но только папа приедет уже через полчаса.
- Пффф! - фыркнула Аманда. - Макароны я сделаю за пять минут. Это для меня такая мелочь.
Аманда упала на стул, наклонилась и сделала такой глубокий выдох, что это было похоже на то, как если бы из нее вышел весь воздух. София подошла к матери сзади, стянула рубашку вниз, налила немножко оливкового масла на кожу и стала мять ее массивные плечи. Аманда стонала от наслаждения.
Через десять минут Йонатан, пробормотав "permesso", вошел в кухню.
- Ох, извините! - испугался он. - Я что, слишком рано пришел?
- Нет, - ответила София, - обед сейчас будет готов. Пока хватит, мама. - Она натянула рубашку ей на плечи. - Пожалуйста, садитесь.
Йонатан уселся за стол, но ему явно было не по себе.
Аманда необычайно быстро для своей комплекции встала и покачиваясь направилась к раковине для мытья посуды.
- Тогда начнем, пожалуй, - пропела она, вытащила из. горы грязной посуды такую же грязную сковородку и с грохотом опустила ее на плиту.
У Йонатана отнялся дар речи, и он с ужасом смотрел на нее.
Все, что делала Аманда потом, происходило со страшной скоростью.
Она взяла две луковицы из сетки, висевшей рядом с окном, почистила их и быстро нарезала маленькими кубиками. Потом буквально выдрала два зубчика из головки чеснока и раздавила их, причем сделала это прямо своей мясистой рукой, опираясь на нее всем телом. После выудила из мойки грязную вилку и начала сдирать со сковороды старый пригоревший жир. Затем она вытащила из холодильника кусок сала, нарезала его кубиками, как и пару помидоров и цукини, и поставила все это жариться.
- Открой-ка бутылку вина, - приказала она, - сейчас все будет готово.
София принесла бутылку красного вина, которая стояла рядом с холодильником на полу, достала штопор из левого ящика стола и только собралась открыть вино, как Йонатан забрал бутылку у нее из рук.
- Давайте я это сделаю, - сказал он, - я буду рад, если и для меня найдется работа.
Он открыл бутылку и подал ее Аманде, которая одарила его сияющей улыбкой, появившейся между толстыми щеками, пропела "grazie" и вылила почти половину бутылки красного вина на сковородку.
- Я люблю готовить, - пронзительным голосом заявила она, - а если у меня такой красивый жилец, то я вообще творю чудеса!
- Что она сказала? - спросил Йонатан, и София перевела:
- Моя мать сказала, что ей доставляет удовольствие готовить, когда у нее приятные гости.
Йонатан кивнул и улыбнулся Аманде, которой в этот момент захотелось чихнуть, и она чихнула - прямо на соус, что, однако, нимало ее не смутило. Она только громко шмыгнула носом, продолжая высыпать целые горы приправ на сковородку.
Йонатан вздрогнул от отвращения, не представляя себе, как сможет хоть что-то съесть из ее рук.
Аманда как раз выкладывала вареные макароны на сковородку, когда Риккардо зашел в кухню и протянул руку Йонатану.
- Buongiorno.
Его рука была крепкой и грубой. Йонатан чувствовал трещины и мозоли, оставленные многолетней тяжелой работой на поле и в лесу.
- Come sta? - спросил Риккардо.
- Bene. Grazie.
Аманда вытащила из холодильника пакет со сливками, надорвала его зубами, изрядно при этом обляпавшись, чего, похоже, даже не заметила, и вылила не менее поллитра сливок на сковородку. Потом все хорошо перемешала, добавила еще пару оливок и рявкнула на всю кухню "A posto!", что должно было обозначать не что иное, как "Мы можем есть!".
София вынула из шкафа глубокие тарелки. К одной приклеилась старая кожура от лука-порея, на другой осталась клякса засохшего томатного соуса. Йонатан рассмотрел, насколько грязными и жирными они были. И бокалы, которые София вынула из шкафа, оказались мутными и захватанными.
Аманда шлепнула сковородку на стол, сложила толстые пальцы и пробормотала молитву. София и Риккардо лишь закрыли глаза.
Затем она начала распределять пищу. Йонатану она положила целую гору макарон, себе - тоже, Риккардо досталось немножко меньше, а Софии - лишь четверть того, что лежало на тарелке у Йонатана. Он даже не пытался протестовать, лишь улыбался в надежде на то, что как-то переживет этот обед, и думал над тем, как в будущем избежать кулинарных услуг Аманды.
Макароны в ее исполнении, против ожидания, оказались на вкус просто великолепными. Йонатан старался не думать о том, что Аманда чихала в еду, не мыла приправы и зелень, что все это было приготовлено на грязной сковороде и подано в грязной посуде, и ему даже удалось получить наслаждение от еды.
Аманда, громко чавкавшая, взяла себе добавку, в то время как остальные не успели съесть и половины своей порции.
- Пожалуйста, спросите отца, не смог бы он после обеда взять меня с собой в село. Мне нужно добраться до банкомата и купить кое-какие мелочи. Я должен решить проблему с машиной, чтобы уезжать отсюда, когда захочу, и не нагружать вас своими проблемами.
София перевела. Пока она говорила, он заметил, что у нее такой же изгиб губ, как у Жизель. Они часто всплывали в его памяти, и сейчас он снова видел их перед собой.
- Он возьмет вас с собой, - сказала София, - не беспокойтесь, это не составит проблемы. В Бучине живет торговец подержанными автомобилями, и там вы точно найдете себе машину. А все, что вам еще нужно, есть в Монтеварки.
После обеда, который длился не больше десяти минут, София сварила для себя, отца и Йонатана кофе. Аманда взяла с полки бутылку самбуки и налила себе половину стакана, насыпала туда кофейных зерен и подожгла этот сладкий анисовый ликер. Пока он горел, она вертела стакан в руках, потом задула пламя и посмотрела на Йонатана.
- Скажи ему, что я считаю его прелестным, - хриплым голосом сказала она Софии.
Риккардо услышал эти слова, но никак на них не отреагировал. Он пил эспрессо, смотрел на дно своей чашки и молчал.
- Мама, я прошу тебя!
- Скажи ему!
Аманда громко рассмеялась и одним махом выпила порцию самбуки, которой хватило бы на десять человек.
- Ты нас всех позоришь!
- Чушь! Я знаю, что делаю. Ну давай, скажи ему!
- Вы нравитесь моей матери, - нерешительно прошептала София.
- Спасибо. Это очень мило. Еда была очень вкусная. Надеюсь, что когда-нибудь я смогу ответить тем же.
София перевела, и Аманда засмеялась еще громче. Потом она взяла бутылку и наполнила свой уже опустевший стакан до половины, причем пролила сладкий ликер на стол. Она тяжело нагнулась и языком слизнула его. Йонатан подозревал, что этот стол вряд ли кто-то будет вытирать в ближайшее время. Он хотел лишь одного: как можно скорее уехать за покупками и как можно быстрее привести в порядок собственную маленькую кухню.
Риккардо молча вышел на улицу.
- Отец поспит полчаса, - объяснила София, - и вы сможете ехать.
- Хорошо. Я соберусь и буду ждать его. От всего сердца спасибо за обед.
Он наклонил голову в легком поклоне и покинул кухню.
- Прекрати напиваться, мама!
София нащупала на столе почти пустую бутылку, забрала ее и поставила снова на полку.
- Заткнись! - заплетающимся языком пробормотала Аманда.
Когда она выходила из кухни, то наткнулась на дверь и упала, однако сумела, опираясь на дверной косяк, самостоятельно подняться на ноги.
- Все прекрасно, все в лучшем виде, все хорошо! - рявкнула она. - Не беспокойтесь, Аманда скоро снова будет в форме. Мне нужно только часок поспать.
С этими словами она исчезла, и пару минут спустя София услышала грохот. Наверно, сломалась кровать или Аманда опрокинула тумбочку.
София пожала плечами и стала убирать со стола. Она не заметила липкого пятна и не пошла наверх, чтобы проверить, не случилось ли чего с матерью.
7
Риккардо не смущало то, что он не мог поговорить с Йонатаном, ему было даже лучше, что они ехали в Амбру молча. В кузове пикапа болтались два пустых газовых баллона, которые он хотел поменять на новые, чтобы у Йонатана вечером была горячая вода.
"Жаль, что София не видит Йонатана, - думал он, - он бы ей понравился. Здесь, в Ла Пассерелле, она в полной изоляции. Она не может сама выйти в село, а то, что у нее нет семьи и детей, плюс слепота, делает ее изгоем".
Риккардо уже не надеялся, что когда-то хоть какой-нибудь мужчина заинтересуется Софией.
С годами Риккардо научился не замечать "бедную Аманду", как они с Софией называли ее между собой, и ее присутствие им не мешало. Когда жена заходила в комнату, он даже не замечал ее, не слышал того, что она говорила, и зачастую не отвечал, когда она о чем-то спрашивала. "Бедная Аманда" перестала для него существовать - лишь так он мог выносить то, что приходится жить с ней в одном доме.
Крайне редко бывало так, чтобы кто-нибудь чужой сидел с ними за одним столом. Постояльцы, которые снимали у них квартиры летом, издалека по-дружески приветствовали хозяев и уходили к себе. Они инстинктивно чувствовали, что Аманда - не тот человек, с которым стоит установить контакт. Кроме того, очень немногим из них удавалось не обращать внимания на слепоту Софии. Они смущались и старались вообще не иметь дел с семьей Валентини.
Риккардо никак не мог понять, что подвигнуло Йонатана на то, чтобы поселиться зимой в этой холодной, убогой квартире. Он предполагал, что гость останется здесь не больше чем на одну ночь, но тот решил задержаться на пару месяцев. Что-то тут было не так. Риккардо был уверен, что у Йонатана есть какие-то грехи, что он находится в бегах или вынужден прятаться. Может, он когда-нибудь это узнает, а может, и нет. Другого объяснения на ум Риккардо не приходило. То, что это связано с Софией, он и подумать не мог.
Как всегда, когда кто-то из постояльцев был тут, он обращал внимание на "бедную Аманду". Он смотрел на нее их глазами и очень стыдился.
И сейчас он опять стал замечать, как она чавкает, как шмыгает носом, какие кляксы оставляет на столе, ему снова бросилась в глаза грязь в кухне и на посуде. У него мороз пошел по коже, когда он увидел, сколько самбуки она вливает в себя, и ему захотелось разбить о каменную мойку все бутылки, которые еще были в доме, чтобы прекратить этот ужас раз и навсегда. Он вдруг пожалел, что так долго не обращал внимания на все это. Но пьяная Аманда была приятной Амандой, потому что она валялась в постели и никому не мешала. Каждые пару месяцев она ломала себе кости, падая с лестницы, и тогда она тоже была хорошей Амандой, потому что проще было кормить ее в постели и время от времени таскать в ванную, чтобы помыть, чем выносить ее постоянное громкое присутствие в гостиной, в кухне или на террасе.
Лет тридцать назад Аманда была настоящая красавица. Она была очень похожа на Орнеллу Мути. "Что эта bella donna делает здесь? - болтали между собой женщины, подметая тротуары. - Она что, хочет выйти замуж за ремесленника, крестьянина или пекаря и стирать ему рабочие штаны? Рожать от него детей и смотреть, как она сама разбухает, словно дрожжевое тесто?"
Перед красавицей Амандой был открыт целый мир, если бы она набралась храбрости уехать в Рим, Милан или хотя бы во Флоренцию. И совсем быстро, может быть, через пару дней, в которые ей ничего не нужно было делать, только фланировать по улицам, ее точно обнаружил бы и открыл какой-нибудь режиссер или фотограф. Ведь даже Феллини, Висконти или Пазолини время от времени искали и находили своих муз на улице.
Но красавица Аманда осталась в Вальдамбре. Она работала в "Алиментари", продавала pecorino и prosciutto, хлеб, овощи, фрукты, стиральный порошок, и магазин был всегда полон.
Даже старики, которые сидели по двенадцать часов на пьяцце, подставив морщинистые лица солнцу, и рассказывали друг другу истории о Муссолини, заходили в магазин без всякой необходимости, без того, что их посылали туда собственные жены, только чтобы увидеть ее несравненную улыбку, с которой она говорила "euongiorno" или "prego", когда подавала сто граммов салями и четверть фунта stracchino.
И каждый считал себя особенным, когда она махала им рукой на прощание.
Красавица Аманда была солнечным сиянием Амбры, солью в монотонной каше деревенских праздников, когда она размешивала panzanella, и ангелом во плоти, когда изображала Деву Марию у ясел на рождественском празднике.
Не было человека более безупречного и кроткого, чем она, ни у кого не было такого благочестивого взгляда. Когда Аманда после рождения Софии не захотела больше играть Марию, спектакль с яслями отменили.
Аманда была несравненной и единственной в своем роде, и, наверное, в округе не было ни одного молодого мужчины, который ночами не мечтал о ней, которому она не снилась и который не тосковал по ней.
Она же видела лишь одного-единственного - жилистого, худого мужчину с родинкой на левом виске и с густыми темными ресницами, которые она считала неотразимыми. Он был намного старше ее, и он был настоящим мужчиной, а не мальчиком, как все остальные, с которыми она по воскресеньям встречалась на пьяцце. Его звали Риккардо Валентини, и он, как никто другой, умел задним ходом поставить седельный тягач вместе с прицепом в самый узкий переулок, умел водить гусеничные трактора на самых крутых склонах и не только ездить на любых машинах, но и ремонтировать их. Когда он незадолго до наступления темноты приезжал на огромном грузовике, поскольку возил тюки с сеном для Марио, она мчалась через все село до главной улицы, лишь бы помахать ему рукой. Сначала Риккардо это удивляло, потом он стал махать рукой в ответ, а еще через неделю решился заговорить с ней.
- Я тебя знаю, - осторожно начал он, - ты работаешь в "Алиментари".
- Я тоже тебя знаю, - ответила она и подарила ему свою потрясающую улыбку. - Иногда я вижу тебя на грузовике или на "Руспе".
- В субботу в Рапале будет праздник святого Лоренцо.
Поедешь со мной?
- Хм… - сказала она и просияла. Потом воскликнула: - До субботы! - и побежала назад в магазин.
С тех пор они стали неразлучны. Они встречались каждый вечер, ходили в кино, ездили в Ареццо, сидели, держась за руки, половину ночи на пьяцца Гранде, считали падающие звезды, загадывали втайне друг от друга одни и те же желания или обнимались, когда думали, что их никто не видит.
Риккардо не мог поверить своему счастью. Надо же было такому случиться, что самая желанная женщина в Вальдамбре влюбилась именно в него! Теперь друзья и коллеги при встрече с уважением смотрели на него, и ходили слухи, что он знает какой-то "хитрый трюк", потому что он не был ни самым богатым, ни самым красивым из них.
Риккардо пропускал все это мимо ушей, и они планировали свадьбу.
Четыре часа спустя Йонатан ехал за Риккардо на изрядно помятом темно-зеленом двенадцатилетнем "фиате". У него был техосмотр с запасом еще на полгода, не было никаких запасных частей, зато оказался привод на все четыре колеса. На нем Йонатан мог запросто доехать до Ла Пассереллы. Он выторговал его за тысячу двести евро, и ему даже удалось расплатиться кредитной карточкой, что значительно облегчило дело. Риккардо уладил все формальности по поводу налогов и страховки, и Йонатан чувствовал себя таким свободным и счастливым, каким был вскоре после окончания школы, когда получил свою первую машину - подержанный "фольксваген-жук".
На заднем сиденье у него лежали два пакета с продуктами на следующие пару дней, которые он купил в супермаркете в Бучине, а в портмоне было четыреста евро, снятых к банкомате. А если Риккардо еще и удастся подсоединить полные баллоны с газом и, словно волшебнику, провести и его холодную как лед комнату горячую воду, то все будет просто великолепно.
8
Усадьба выглядела покинутой. Софии нигде не было видно, и Аманда тоже вела себя тихо.
В тусклом свете уличного фонаря Йонатан смотрел на дождь, целую массу воды, которая уже несколько часов низвергалась с неба и превратила дорогу перед домом в бурный ручей. Он словно завороженный стоял у окна, а в это время робкие языки пламени лизали дрова, уложенные в камине. Кроме того, Йонатан зажег газ. Пока что тепла не чувствовалось, но нужно было набраться терпения. Баллоны с газом были подключены, теплая вода подавалась, но он собирался принять душ, когда комната прогреется хотя бы до тринадцати-четырнадцати градусов.
Когда он поблагодарил Риккардо за помощь, тот широко улыбнулся и, прежде чем исчезнуть в дровяном сарае, в знак приветствия приложил руку к кепке.
Поскольку в Ла Пассерелле шума цивилизации было немного - лишь изредка пролетал какой-нибудь вертолет или где-то в лесу раздавался звук одинокой бензопилы - вечер, хотя и не с чем было особенно сравнивать, показался Йонатану совсем тихим. Был слышен только беспрерывный шум дождя.