- Нет. - Он взял меня за руку, сжал ее. - Но это ерунда. Я люблю тебя. Не думай об этом.
- Как же тебе со мной непросто, - сказала я.
Он протянул руку и стал поглаживать меня по руке. Разряд статического электричества. Я поморщилась.
- Нет, - сказал он. - Ну что ты. Я люблю тебя.
И он вдруг крепко обнял меня и поцеловал в губы.
Я закрыла глаза. Я была в смятении. Похоже, он хотел заняться любовью. В сущности, для меня он незнакомец, хотя я прекрасно знаю, что мы ложимся в одну кровать каждый вечер много лет, с тех пор как поженились, но мое тело "знакомо" с ним меньше суток.
- Я очень устала, Бен, - сказала я.
Его голос стал тише, он почти шептал:
- Я знаю, дорогая моя. - Он стал целовать меня, мягко, в щеку, в губы, в веки. - Я знаю. - Его рука двигалась ниже, под одеяло, и я почувствовала, как во мне волной поднимается тревога, чуть ли не паника.
- Бен, прости меня, - сказала я. - Я схватила его за руку, пытаясь остановить. Еле сдержалась, чтоб не отбросить ее с отвращением, но вместо этого погладила. - Я устала, - повторила я. - Не сегодня. Хорошо?
Он промолчал, но убрал руку и откинулся на спину. Чувствовалось, что он был по-настоящему расстроен. Я не знала, что сказать. С одной стороны, мне надо было извиниться, но если честно, я была уверена, что не сделала ничего зазорного. Так мы и лежали в тишине рядом, но не касаясь друг друга. Я думала: часто ли между нами так бывает? Часто ли он приходит в постель, желая заняться сексом, хочу ли я этого хоть иногда, получается ли у меня, всегда ли, в случае моего отказа, мы лежим вот так, в неловком молчании?
- Спокойной ночи, милая, - сказал он через некоторое время, и напряжение спало.
Я подождала, пока раздастся его негромкий храп, выскользнула из постели и здесь, в комнате для гостей, записала все впечатления.
Как бы я хотела его вспомнить! Хоть на минутку.
12 ноября, понедельник
Часы только что пробили четыре, начинает темнеть. Пока Бен не вернулся, я пишу и перечитываю написанное, прислушиваясь, не зашумит ли его машина. Обувная коробка стоит на полу, у моей ноги, из нее торчит бумага, в которую был завернут дневник. Когда Бен придет, я спрячу дневник в шкаф и скажу ему, что отдыхала. Это ложь, но вполне невинная, ведь нет ничего ужасного в том, что я хочу сохранить в тайне свои записи. Я должна записывать то, что вспоминаю. То, что узнаю. Но это не значит, что я хочу, чтобы кто-то - кто бы то ни был - это прочитал.
Сегодня я встречалась с доктором Нэшем. Мы сидели друг напротив друга, по обе стороны его рабочего стола. За его спиной стояла картотека, на которой покоилась модель черепа, разрезанная пополам, словно апельсин. Доктор спросил меня, как мои успехи.
- Хорошо, - ответила я. - Кажется.
Это был непростой вопрос, ведь я четко помнила только события нескольких часов с момента своего пробуждения. Я "познакомилась" с мужем словно в первый раз, хотя знала, что это не так: мне позвонил доктор Нэш и рассказал про дневник. А после обеда он заехал за мной и привез в свой офис.
- Я записывала все в дневник, как вы сказали. С прошлой субботы.
Он явно обрадовался.
- И как вам кажется, это идет вам на пользу?
- Думаю, да, - ответила я.
И я рассказала ему о своих воспоминаниях. О женщине на вечеринке; о том, как я узнала о болезни отца. Пока я рассказывала, он делал какие-то пометки.
- А сейчас вы помните все эти события? - спросил он. - А сегодня утром помнили?
Я не отвечала. Честно говоря, я не помнила. Разве что очень смутно. Утром я прочитала свои субботние записи - как мы с мужем позавтракали, как отправились на Парламент-Хилл. Все это казалось чистым вымыслом, не имеющим ко мне никакого отношения, и я стала читать и перечитывать один и тот же отрывок, стараясь как бы "закачать" его в память. Это заняло у меня больше часа.
Я читала то, что рассказал мне Бен - как мы встретились, как поженились, как жили… И ничего не чувствовала. Однако другие вещи задевали меня гораздо сильнее. Моя подруга. Я не помнила подробностей - вечеринки, фейерверка, нашего пребывания на крыше, встречи с парнем по имени Кит, - но воспоминание о ней еще теплилось во мне и сегодня утром стали всплывать какие-то новые детали. Ее дерзкая рыжая шевелюра, одежда - всегда только черная, ремень с железной пряжкой, алая помада, ее манера курить так, как будто это самое офигительное занятие на свете. Я не помнила ее имени, зато вспомнила, как мы познакомились.
Комната была затянута сигаретным дымом, сквозь который раздавались звон и треск игровых одноруких бандитов и мурлыканье музыкального автомата. Я попросила у нее прикурить, она дала зажигалку, потом представилась и пригласила присоединиться к ее компании. Мы пили водку, пиво, а потом в туалете она держала мои волосы, пока я блевала и блевала в унитаз.
- Ну, подруга, похоже, мы с тобой закорешились! - воскликнула она со смехом. - Не с каждой я готова на такое!
Я поблагодарила ее, неизвестно за что, и вдруг выпалила: а у меня отец умер, как будто это что-то объясняло.
- Черт..; - сказала она, и мгновенно перейдя, как она прекрасно умела, от пьяной бесшабашности к деятельному участию, увела меня в свою комнату. Мы ели тосты, пили крепкий кофе, слушая музыку и ведя разговоры про жизнь, пока не начало светать.
Картины были развешаны у нее по стенам, стояли за спинкой кровати, по всей комнате валялись альбомы для рисования.
- Ты художница? - спросила я.
Она кивнула:
- Поэтому я и очутилась в универе.
Я вспомнила, что она говорила о факультете изящных искусств.
- Наверное, стану училкой, как все, но пока можно позволить себе помечтать, верно?
Я рассмеялась.
- А ты, чем ты занимаешься?
- Английским.
- Ага! - сказала она. - Значит, будешь писать романчики или учить детишек? - Она рассмеялась, беззлобно, но все-таки я не стала откровенничать про рассказ, над которым сегодня работала.
- Не знаю. Думаю, в этом мы похожи.
Она снова рассмеялась и произнесла:
- Ну тогда за нас! - Мы чокнулись кружками с кофе, и я почувствовала, впервые за многие месяцы, что все непременно будет хорошо.
Я все это вспомнила. Я чувствовала изнеможение после огромного усилия воли, направленного на то, чтобы вытащить из недр памяти все до единой подробности и запустить механизм. Но где же воспоминания о моей жизни с мужем? Никаких следов. Перечитывание его рассказа не вызвало во мне никакого отклика. Только ощущение, что не было не только прогулки на Парламент-Хилл, но и ничего того, о чем он мне там рассказал.
- Я помню какие-то вещи, - сказала я доктору. - Из юности, из того, что вспомнила вчера. Они во мне живы. Я вспоминаю все новые подробности. Но я совершенно не помню, что делала вчера. Или в прошлую субботу. Я могу попытаться визуально воссоздать то, что прочитала в дневнике. Но я знаю, что это не воспоминание. Что я просто это представляю.
Доктор Нэш кивнул.
- Вы помните, что происходило, например, позавчера? Может быть, какой-то эпизод? Как вы провели вечер?
Я вспомнила, что записала все про то, как мы ложились спать. И ощутила себя виноватой. Виноватой в том, что, несмотря на всю доброту Бена, не могу спать с ним.
- Нет, не помню, - соврала я.
Я подумала, может, раньше он делал какие-то попытки, чтобы я растаяла, чтобы позволила любить себя? Цветы, шоколад? Может, ему приходилось каждый раз устраивать "романтические прелюдии", как в первый раз? Бедняжка, я представила, какая непростая для него задача каждый раз "соблазнять". Он ведь не может поставить песню, под которую мы танцевали на нашей свадьбе, или приготовить то самое блюдо, которое мы ели в наш первый ужин наедине, потому что я просто их не помню. В конце концов, я его жена; и он не должен каждый раз уговаривать меня заняться любовью, как будто это происходит в первый раз.
Но бывает ли, что я позволяю ему заниматься со мной любовью или даже сама этого хочу? Бывает ли, что я просыпаюсь утром и знаю о нем достаточно, чтобы во мне проснулось настоящее желание?
- Я совсем не помню Бена, - сказала я. - Я снова испугалась его сегодня утром.
Он снова кивнул.
- А вам бы хотелось?
Вот это вопрос!
- Ну конечно! - воскликнула я. - Я хочу вспомнить свое прошлое. Хочу узнать, кто я. И кто мой муж. Ведь это так важно.
- Я понимаю, - перебил он. Помолчал, затем оперся локтями о столешницу и сложил руки в замок, будто проигрывая в голове, что он мне скажет, или подбирая верные слова. - То, что вы рассказали, вселяет надежду, - начал он. - Все говорит о том, что ваши воспоминания не утрачены полностью. Вся проблема не в хранилище, а в доступе к нему.
Я переварила его слова и спросила:
- То есть мои воспоминания на месте, только я не могу до них добраться?
Он улыбнулся.
- Можно и так сказать. Да.
Я ощутила отчаяние. Тоску.
- Но как же мне вспомнить больше?
Он откинулся на спинку стула и заглянул в свои записи.
- Скажите, на прошлой неделе - в тот день, когда я дал вам блокнот, - вы записали, что я показал вам фотографию дома, где вы жили в детстве? Я тогда отдал ее вам.
- Да. Записала, - ответила я.
- Вы вспомнили намного больше после того, как увидели фотографию, чем когда я просто просил вас описать ваш родной дом. - Он помолчал. - Впрочем, это неудивительно. Но мне интересно, что произойдет, если я покажу вам снимок из того времени, которого вы не помните. Интересно, вспомните ли вы что-нибудь по снимку.
Я сомневалась, не зная, куда приведет эта новая тропинка, но в то же время понимала, что вообще-то выбора у меня нет. И согласилась:
- Хорошо.
- Прекрасно! Тогда сегодня мы посмотрим еще один снимок. - Он вытащил какую-то фотографию из файла, потом обошел стол и сел на стул рядом со мной. - Сначала вопрос: вы помните что-нибудь о вашей свадьбе?
Я заранее знала ответ: нет, не помню. Положа руку на сердце я была уверена, что никакой свадьбы с мужчиной, которого я утром увидела в своей постели, вообще не было.
- Нет, - сказала я. - Не помню.
- Совсем ничего?
Я помотала головой:
- Нет.
Он положил передо мной фотографию.
- Здесь вы поженились, - сказал он, похлопав по ней.
На снимке была церковь. Маленькая, невысокая, с миниатюрным шпилем. Никогда ее не видела.
- Ну, что?
Я закрыла глаза и попыталась очистить сознание. Вижу реку. Мою подругу. Пол из черно-белой плитки. И все.
- Ничего. Я не помню, чтобы видела эту церковь.
Он был разочарован.
- Вы уверены?
Я снова закрыла глаза. Чернота. Я попыталась припомнить день своей свадьбы. Какие были мы с Беном, он в костюме, я в белом платье, как мы стояли на траве у церкви… Но все было тщетно. Меня охватила печаль. Как любая невеста, я, должно быть, готовилась к свадьбе несколько недель, выбирала платье, с нетерпением ждала примерок, заранее вызвала парикмахера, продумывала макияж. Я представляла, как мучилась с меню, как выбирала псалмы для церкви, цветы, и старалась поверить, что этот день превзойдет все мои ожидания. А теперь я даже не могу понять, как все прошло. Словно кто-то украл у меня все, ничего не оставив. Ничего, кроме мужчины, за которого я вышла.
- Нет. Я ничего не могу вспомнить, - сказала я.
Доктор убрал фотографию.
- Согласно данным, полученным при вашем первичном лечении, вы поженились в Манчестере, - сказал он. - Это церковь Святого Марка. Фотография свежая - другой в моем распоряжении не было. Но думаю, она выглядит примерно так же, как в то время.
- Фотографий с нашей свадьбы не сохранилось, - сказала я. Это был и вопрос, и утверждение.
- Нет. Все сгорели. Во время пожара в вашем доме вроде бы, - сказал доктор.
Я кивнула. Слова доктора как будто придали дополнительный вес этому факту. Как будто авторитет доктора Нэша был для меня намного весомее, чем все старания Бена.
- А когда я вышла замуж?
- Где-то в середине восьмидесятых.
- До несчастного случая.
Доктору было не по себе. Интересно, говорила ли я с ним когда-нибудь про аварию, из-за которой лишилась памяти?
- Так вы знаете, что привело к вашей амнезии?
- Да, - сказала я. - Я спросила об этом Бена. Позавчера. И он мне рассказал. Все это я записала в дневнике.
Доктор кивнул:
- И что вы теперь чувствуете?
- Не знаю, - сказала я. Я ведь не помню самой аварии, так что не ощущаю ее реальности. Я вижу только ее последствия - во что я превратилась. Я понимаю, что должна ненавидеть того, кто это сделал. Особенно учитывая, что его так и не поймали и он так и не был наказан за преступление. За то, что сломал мне жизнь. Но, как ни странно, я этого не чувствую. Я не могу представить себе этого человека, вообразить, как он мог выглядеть. Его как будто не было.
Он казался разочарованным.
- Вы так думаете? Что ваша жизнь "разрушена"?
- Да, - ответила я, подумав. - Да, я так думаю. - Доктор молчал. - Разве я не права?
Не знаю, какой реакции я от него ожидала. С одной стороны, мне ужасно хотелось, чтобы он стал разубеждать меня, доказывать, что у меня вся жизнь впереди. Но он не стал. Вместо этого он посмотрел мне прямо в глаза. Только сейчас я заметила, какие у него потрясающие глаза: синие, со стальным оттенком.
- Мне так жаль, Кристин, - сказал он. - Так жаль. Но я делаю все, что в моих силах, и думаю, что смогу вам помочь. Серьезно. Пожалуйста, верьте мне.
- Я верю, - сказала я. - Верю!
Я сидела, положив руку на стол, и он накрыл ее своей. Ладонь у него была тяжелая, горячая. Он сжал мои пальцы, и мне вдруг стало неловко - и за него, и за себя. Я взглянула на него, его лицо выражало грусть и только; я поняла, что это был просто порыв, молодой мужчина утешал стареющую женщину. Не более того.
- Прошу прощения, мне надо выйти в туалет, - сказала я.
Когда я вернулась, он уже налил нам кофе, и мы молча пили его, сидя друг напротив друга. Казалось, доктор не хочет встречаться со мной глазами - он углубился в изучение своих записей, неловко ерзая на стуле. Сначала я подумала, что он стесняется того, что пожал мне руку; но наконец он взглянул на меня и сказал:
- Кристин, я хотел бы задать вам вопрос. Точнее, два вопроса.
Я кивнула.
- Во-первых, я решил написать о вас исследование. Это совершенно необычный случай в данной области, и я думаю, придание его огласке в рамках научного сообщества принесло бы огромную пользу Вы не возражаете?
Я взглянула на стопки журналов, что высились справа и слева на его столе, на полках, в шкафах. Значит, таким образом он решил сделать, ну… или упрочить свою карьеру? Вот почему я здесь? Я хотела сказать ему, что нет, мне не хочется, чтобы он использовал мою историю, но в конце концов помотала головой и сказала, что не возражаю. Он улыбнулся.
- Хорошо. Благодарю вас. Тогда второй вопрос. То есть пока это только идея. Хочу попробовать с вами кое-что новенькое. Вы не против?
- О чем вы говорите? - спросила я. Мне стало не по себе, но, с другой стороны, я была рада, что он хочет поделиться со мной чем-то важным.
- Смотрите, - он сделал паузу. - Согласно документам, поженившись, вы с Беном какое-то время жили вместе в съемном доме на востоке Лондона. - Пауза. Ни с того ни с сего я услышала голос матери: "Это жизнь в грехе!" Поджатые губы, жест рукой досказали остальное. - А потом, приблизительно через год, вы переехали в другой дом. Вы жили там довольно долго, до того дня, как произошла авария. - Он снова помолчал. - Дом расположен сравнительно недалеко от вашего. Я подумал, мы могли бы съездить туда прямо сейчас, по дороге. Что думаете об этом?
Что я думала? Я сама не знала. Это был вопрос на засыпку. Я знала, что это было бы разумно, что эта поездка могла помочь в каком-то мистическом смысле, но почему-то не испытывала такого желания. Словно почувствовала, что мое прошлое таит какую-то опасность. И ехать в этот дом не стоит.
- Даже не знаю, - сказала я.
- Вы прожили там много лет, - сказал он.
- Знаю, но…
- Мы можем просто посмотреть на дом снаружи. Заходить необязательно.
- Заходить? - удивилась я. - Но как…
- Не волнуйтесь, - сказал доктор. - Я написал письмо нынешним хозяевам. Мы говорили по телефону. Они будут очень рады, если от осмотра дома будет какая-то польза.
Признаться, я была очень удивлена таким поворотом.
- Вы серьезно?
Он покосился в сторону - ясно, что он что-то недоговаривал. Интересно, что он пытался от меня скрыть?
- Да, - ответил он. - Кстати, не для всех пациентов я иду на такие подвиги. - Я молчала. И он сказал с улыбкой: - Кристин, я правда думаю, что это может помочь.
Разве у меня был выбор?
По дороге я собиралась записать новые впечатления в дневник, но путь был действительно недолгий, и я как раз дочитала последнюю запись, когда мы приехали на место. Я закрыла дневник и огляделась. Дом был братом-близнецом того, в котором я проснулась утром - чуть не забыла, в котором я теперь живу, - тоже из темно-красного кирпича, с деревянной выкрашенной дверью, эркерным окном и ухоженным садиком. Разве что дом выглядел побольше, чем наш, а окно под крышей подсказывало, что там мансарда, которой у нас не было. Вот загадка: зачем надо было переезжать на каких-то пару миль практически в такой же дом? Но потом до меня дошло: это было бегство от воспоминаний. Воспоминаний о счастливом времени, до роковой аварии, когда нам было хорошо и мы жили обычной жизнью. А ведь Бен сохранил их, пусть даже только он.
И тут меня посетила надежда, что дом поможет мне что-нибудь вспомнить. Разбудить прошлое.
- Я хочу войти, - сказала я.
Здесь я остановлюсь. Я хочу дописать, но все это слишком важно, и мне не хотелось бы торопиться, а Бен должен вернуться с минуты на минуту. Он и так задерживается; уже стемнело, тишину улицы периодически нарушает шум мотора. Я слышу, как к домам подъезжают машины, одна за другой, скоро и Бен будет здесь. Лучше я пока прервусь и спрячу дневник понадежнее, в самую глубину шкафа.
Продолжу позже.