Роман Рида вышел в свет в 1971 году, он имеет четкую временную границу- 1968 год. В современном динамичном мире шесть лет - немалый срок. "В Соединенных Штатах Америки произошел распад молодежной "новой левой"; в этом отношении сыграла свою роль и деятельность левацких группировок, наводненных к тому же агентами ФБР, и уступки, сделанные правительством, и экономический кризис 1969–1971 гг. На молодежном, как и на всем демократическом, движении не могло не сказаться - создав новую ситуацию и выдвинув новые задачи - свертывание войны во Вьетнаме.
Однако политическая активность молодых продолжает проявляться в участии в избирательных кампаниях, в стремлении выявить свою политическую независимость как от республиканской, так и от демократической партии, в деятельности в рамках новых политических группировок. "Новое американское движение", средний возраст участников которого составил 26–27 лет и в создании которого участвовали некоторые лидеры бывшей "новой левой оппозиции", наметило линию - связать интересы предприятий с интересами территориальных сообществ. Эта организация определила также как одно из направлений своей деятельности выработку мероприятий, противодействующих интенсификации труда и ухудшению положения рабочего. Цель "нового американского движения", как это объявлено им, - независимая классовая и социалистическая перспектива.
Заметным новым явлением в США является значительное повышение активности молодого рабочего…"
Хотя перу Пирса Пола Рида (он родился в 1941 г.) уже принадлежат шесть романов и он не без оснований считается одним из самых одаренных и многообещающих молодых английских прозаиков, его творческая деятельность, по существу, еще только начинается. Придирчивый глаз литературоведа легко заметит в "Дочери профессора" и некоторую композиционную рыхлость, и эскизность отдельных образов, а иногда и беглость, незавершенность мысли. Но судить эту книгу, созданную по горячим следам событий, строгим академическим каноном, право же, не хочется. Она - честный и правдивый сколок живой, пульсирующей жизни, на наших глазах становящийся Историей. И конечно, было бы ошибкой приписать П. П. Риду намерение дать цельную и исчерпывающую картину молодежного движения в США в конце 60-х годов - ясно, что он задался целью рассказать лишь об одном хотя и довольно распространенном, но далеко не единственном проявлении этого движения. Но все же хочется упрекнуть молодого прозаика в недостаточной широте его писательского видения, известной склонности к манере репортажа, иногда подменяющего необходимый анализ. В этом смысле роман "Дочь профессора" воспринимается как талантливая книга-заготовка, многообещающая заявка на будущее…
Ни на мгновение не замедляющая свой ход История уже приготовила Пирсу Полу Риду материал для новых, более глубоких и зрелых книг.
Г. Анджапаридзе
Дочь професора
Существует мнение, что современное общество будет постоянно видоизменяться; я же со своем стороны боюсь, что в конечном счете оно неизбежно начнет окостеневать все в тех же своих установлениях, все в тех же предрассудках, все в тех же обычаях, вследствие чего человечество будет вынуждено топтаться в замкнутом кругу и дух его станет метаться от прошлого к будущему, не порождая новых идеалов; человек растратит свои силы в одиноком, бесплодном мельтешении, и род людской в неустанном своем движении перестанет продвигаться вперед.
Алексис де Токвиль
"Демократия в Америке"
Вступление
1
Осенью 1967 года на одной из улиц Бостона прохожие могли заметить молодую девушку, неотступно следовавшую за мужчиной средних лет. День клонился к вечеру. Воздух был холоден и сыр. Небо казалось свинцово серым, трава - темно-зеленой, а стволы деревьев - черными. На девушке было коричневое пальто, из ворота, туго облегая шею, выглядывал желтый свитер, на длинных ногах - толстые шерстяные чулки того же цвета, что опавшие листья, по которым она ступала.
Напряженное, застывшее лицо. Взгляд широко открытых глаз прикован к плечам мужчины, шагавшего впереди нее. Тонкий с горбинкой нос девушки покраснел от холода. Плавная линия скул, туго обтянутых кожей, законченность и четкость во всех чертах лица, и только рисунок губ вступал с ними в противоречие своей расплывчатостью.
Внешность мужчины, за которым она шла, почти во всем являла собой полную противоположность внешности девушки. Его черты лица тоже были довольно правильны и гармоничны, но если у девушки все формировала кость, то у него все было слеплено из мяса. С некоторого отдаления его лицо могло показаться привлекательным, но вблизи производило отталкивающее впечатление: нос у него был толстый, губы толстые, и кожа па щеках в буграх и вмятинах. Это был грузный мужчина, а его одежда - куртка с подкладными плечами - делала его еще тяжеловесней. Брюки на нем были узкие, в обтяжку, плохо отглаженные. Когда он поворачивал голову и воротничок рубашки отделялся от толстой шеи, становилось видно, что и шея и ворот грязные, а узел его яркого галстука сохранял следы жирных пальцев.
Мужчина был примерно вдвое старше девушки. Его сальные черные волосы заметно начали редеть над невысоким лбом. Девушка - тоненькая, хрупкая, с широко раскрытыми серьезными глазами - приблизилась к нему на расстояние десяти шагов и так упорно следовала за ним, что он почувствовал ее неотвязное присутствие и остановился. Она тоже остановилась позади него. Он обернулся и поглядел на нее. Их взгляды встретились. Его взгляд был холоден и насторожен, но он стал другим, когда мужчина увидел выражение ее глаз. Он стоял, ожидая. Она подошла ближе, приостановилась в нерешительности, а затем присоединилась к нему, и они зашагали рядом через площадь по направлению к Чарлз-стрит.
Девушка глубоко втянула в себя воздух и, задержав дыхание, посмотрела на мужчину.
- Ладно, - сказал мужчина, - но прохлаждаться мне некогда.
Девушка перестала задерживать дыхание.
- Да, конечно, - сказала она. Облачко пара от ее дыхания растаяло в вечернем воздухе.
- У тебя есть куда пойти? - спросил мужчина. - Или пойдем в отель?
- Нет, - сказала девушка, - не надо. Можно пойти ко мне.
Голос у нее был мягкий, произношение почти классически правильное английское. Мужчина говорил невнятно, в нос, как говорят бостонские докеры.
- Эй, - сказал мужчина. - Ты, может, несовершеннолетняя или еще что, а?
- Нет, - сказала она. - Я… Мне девятнадцать лет.
- Кто вас знает, - сказал мужчина.
Они свернули на Арлингтон-стрит и направились в сторону набережной. В северной части Бикон-стрит девушка вошла в подъезд дома, который, по-видимому, принадлежал когда-то состоятельной бостонской семье, а теперь был поделен на доходные квартиры. Квартира девушки помещалась на самом верху, в мансарде. Грузный мужчина совсем запыхался, взбираясь по лестнице. Он остановился в маленькой прихожей, стараясь отдышаться, прежде чем приступить к тому, зачем пришел.
Все это заняло немногим более десяти минут. Мужчина не церемонился, только приспустил брюки, словно в туалете, и скинул башмаки. Девушка едва успела снять то, что требовалось, как он уже повалился на нее, закинув оставшуюся на ней одежду ей на лицо.
Когда все было кончено, девушка заплакала. Ее прерывистое дыхание перешло во всхлипывание.
- Пожалуйста… Может быть, вы теперь… Я бы хотела встать, - сказала она.
- Ясное дело, - сказал он, поднимаясь. - Да и мне пора. - Он спустил ноги на пол, подтянул брюки и принялся развязывать шнурки на скинутых ботинках. Девушка, продолжая негромко плакать, соскочила с постели и подошла к туалетному столику в углу. Она стояла там, не двигаясь.
- Слушай-ка, может, ты перестанешь реветь? - сказал мужчина. - Ты же сама этого хотела, ну и получила, я так понимаю. Чего ж ты ревешь?
Девушка ничего не ответила. Ее всхлипывания как будто прекратились.
- Мне жарко, - сказала она и подошла к окну.
- Немудрено, - сказал мужчина, затягивая молнию на брюках. - Чем, по-твоему, ты занималась эти четверть часа?..
Девушка отворила окно: потянула за шнур, рама поднялась.
- Скакала по постели, ровно мячик, и визжала так, что ушам больно, - продолжал мужчина. - Мне такие, как ты, образованные, просто на нервы действуют.
Девушка села на подоконник, перекинула ноги и соскользнула вниз.
Мужчина завязывал галстук.
- О господи… - проговорил он. - О господи, спаси нас и помилуй, да что же это! - Он шагнул к окну. Там, внизу, текла река, уходил вдаль Мемориал-проспект. Мужчина поглядел в узкий проезд возле дома: тела нигде не было видно. Потом его взгляд скользнул вдоль стены, и он увидел, что девушка лежит па площадке пожарной лестницы двумя этажами ниже.
- Боже милостивый! - пробормотал он.
Он отошел от окна, осмотрелся вокруг, увидел свою куртку, поднял ее и надел. Потом спустился вниз по лестнице и вышел па улицу. Только на Коммонуэлс-авеню он направился к телефонной будке и позвонил оттуда в полицию.
- Вот какое дело, - сказал он в телефонную трубку, - меня это в общем-то не касается, но тут на пожарной лестнице лежит какая-то девушка, - Он сообщил адрес и повесил трубку.
2
Полицейские проникли в квартиру па втором этаже, и через окно им удалось снять бесчувственное тело девушки с пожарной лестницы. А еще через несколько минут приехал санитарный автомобиль и забрал ее в больницу.
Полицейские - сержант и постовой - поднялись этажом выше.
- Нет, она упала не отсюда, - сказал сержант. Они поднялись на самый верх. - Вот отсюда - это уж больше похоже, - сказал сержант. Из-за двери не доносилось ни звука, и сержант достал связку отмычек и вошел в квартиру. Постовой последовал за ним.
Маленькая прихожая; на вешалке серое пальто. Они прошли в гостиную - аккуратно прибранную, обставленную просто, без претензий; стены, обивка, шторы - неярких тонов. Стеллажи с книгами, на стенах картины.
- Эти окна не туда выходят, - сказал постовой.
- Знаю, знаю, - сказал сержант.
Они вернулись в прихожую и оттуда прошли в спальню.
- Ну-ка, глянь сюда, - сказал сержант.
Рама была поднята. Покрывало на постели смято и наполовину съехало на пол.
- Тут, похоже, была борьба, - сказал постовой.
- На постели? - спросил сержант.
Он шагнул к окну, по увидел на полу толстые шерстяные чулки, наклонился и поднял их.
- Да, тут, похоже, дело нечисто, - сказал постовой. Сержант промолчал. Он поглядел на чулки, на постель, на открытое окно.
- А вы как думаете, сержант?
- Пожалуй, надо позвонить в участок.
Агент сыскной полиции, прибывший на место, был молод и пунктуален. Его внимание привлекли те же самые предметы - смятое покрывало, брошенные на пол чулки, - после чего он подошел к окну. Поглядел вниз, на пожарную лестницу, потом обвел глазами комнату и остановил свой взгляд на двух полицейских.
- Кто она такая? - спросил он. Сержант пожал плечами.
- На двери нет таблички,
Агент кивнул. Он прошел через прихожую в гостиную, присел к секретеру и принялся перебирать бумаги, словно кассир в банке, пересчитывающий ассигнации. Вскоре он наткнулся на письмо, подписанное "Отец". On причмокнул губами и покачал головой, прочтя фамилию, напечатанную в углу почтового листка.
3
Агент сыскной полиции Петерсон по мосту через Чарлз-ривер направился из Бостона в Кембридж. Было уже около семи часов вечера и почти темно. Он выехал на Массачусетс-авеню и пересек Гарвардскую площадь; лицо его было бесстрастно, и лишь по временам он тихонько причмокивал губами. Радио в автомобиле передало несколько сообщений, но они его не касались.
Примерно на середине Брэтлл-стрит он остановил машину, вышел и расправил плечи. Пройдя шагов двадцать по улице, он остановился на перекрестке перед большим домом в глубине сада. Окна первого этажа были освещены. Агент подошел к подъезду и после некоторого колебания позвонил.
Дверь отворил мужчина лет сорока пяти - пятидесяти. Он посмотрел на агента сквозь раздвижную решетку, оставшуюся с лета.
- Петерсон, - сказал агент. - Из Бостонского полицейского управления.
Хозяин дома раздвинул решетчатую дверь.
- У вас есть дочь по имени Луиза? - спросил агент.
- Есть.
- Проживает в квартире па Бикон-стрит? - Да.
- Боюсь, что с ней произошел несчастный случай, профессор…
- Может быть, вы войдете?
Пстерсон шагнул вперед и мгновенно ощутил вокруг себя атмосферу элегантности: просторный светлый холл, лимонного цвета стены, широкая лестница с белой балюстрадой.
- Пройдемте ко мне в кабинет, - сказал профессор. - Я бы хотел узнать подробности, прежде чем мы сообщим моей жене.
- Разумеется, сэр, - сказал Петерсон и снял шляпу. Они пересекли холл и вошли в небольшую комнату, все стены которой были заставлены стеллажами с книгами. В одном конце комнаты стоял старинный секретер с обитой кожей крышкой, в другом, под углом к камину, - два мягких кресла. Профессор Ратлидж опустился в одно из кресел, Петерсон присел на краешек другого, держа в руках шляпу, упираясь локтями в колени.
- Она упала из окна своей спальни на пожарную лестницу… двумя этажами ниже. Сейчас, она в больнице.
- Как это произошло? Вы знаете?
- Видите ли, сэр, мы пока еще не могли опросить ее; она, понимаете ли, без сознания, но можно предположить, что тут замешано другое лицо. Нам позвонили, понимаете. Сказали, что она лежит там, на лестнице. Ну, и притом в ее спальне был… был некоторый беспорядок.
- Понимаю, - кивнув, сказал профессор.
- Но мы пока еще не знаем, что все это значит… Пока еще нет.
- Разумеется.
Наступило минутное молчание.
- Может быть, - сказал Петерсон, - может быть, вы хотели бы позвонить в больницу?
- Да-да, - глухо, безжизненно отозвался профессор. - Да, конечно. - Он встал и подошел к секретеру. Взяв телефонную трубку, он начал рыться в справочнике.
- Семь два шесть два два нуля, - сказал Петерсоп.
- А… Да-да, - сказал профессор. Он набрал номер и, когда его соединили, справился о своей дочери, выслушал ответ, поблагодарил и повесил трубку.
- Она пришла в сознание, - сказал он полицейскому. - Ничего серьезного. Сломано ребро, сотрясение… больше ничего.
Тот кивнул.
- Ей здорово повезло, - сказал он.
- Да. - Генри Ратлидж снова опустился в кресло. Прижал кончики растопыренных пальцев одной руки к другой. - Как же это могло произойти?
- Боюсь, что нам придется спросить у нее, - сказал полицейский.
- Да-да, разумеется.
- Может быть, вы хотите поехать со мной в больницу?
- Да, это было бы очень любезно с вашей стороны. Они встали,
- Я сейчас скажу жене, если вы подождете минутку.
Стоя возле камина, Петерсон смотрел вслед высокому, худощавому ученому, когда тот выходил из комнаты. Потом окинул взглядом книги: Гоббс, Аристотель, Маркс. Его взгляд стал неподвижен: Карл Маркс, "Капитал", том первый. Ленин, "Государство и революция"; Иосиф Сталин, "Основы ленинизма".
Откуда-то со стороны холла донесся женский голос - чуть хрипловатый, резкий.
- О господи… она сильно расшиблась? Впрочем, удивляться нечему. Нет, поезжай ты… я не могу… не могу двинуться. - И еще какие-то приглушенные, неразборчивые слова.
Профессор возвратился в кабинет. Его уже тронутые сединой волосы были подстрижены не коротко и не длинно, а именно так, как должно, такое же впечатление производил и покрой его костюма. Морщины на его лице были отчетливо видны, но и в них было достоинство, они так же гармонировали с его благородной осанкой, как его белоснежная рубашка и начищенные ботинки.
- Ну что ж, поедемте, - сказал он.
Машина снова пересекла Гарвардскую площадь.
- Если тут замешан кто-нибудь еще, - сказал полицейский, - мы его разыщем.
Профессор кивнул. Некоторое время они оба молчали.
- Видите ли, какое дело, сэр, может, у вашей дочки что-нибудь не совсем ладно, так нам, пожалуй, лучше бы знать об этом.
- Да нет, - сказал профессор, покачав головой. - Она вышла замуж в начале этого года… потом они разошлись. Это могло подействовать на нее.
- Больно уж она молода для такого дела.
- Да, она рано вышла замуж. И брак длился недолго.
- Так что не исключено, что она просто сама выбросилась?
- Да. Впрочем… не знаю. Вам бы надо спросить об этом психиатра, доктора Фишера.
4
- Установлено, - сказал больничный врач, - что ваша дочь имела сношение с мужчиной незадолго… вернее сказать, непосредственно перед падением из окна. Профессор молчал. Он смотрел прямо перед собой в глубь коридора, по которому он шел вместе с доктором и агентом Петерсопом.
- Это не имеет отношения к полученным ею повреждениям, - сказал доктор. - Но нам пришлось обследовать ее, и это… это выявилось с полной очевидностью.
- На то оно и было похоже, - сказал Петерсон.
- Вам бы надо позвонить доктору Фишеру, - сказал профессор.
Они подошли к палате. Петерсон покинул их, отправился звонить психиатру.
Отец в сопровождении доктора прошел в палату к дочери. Она лежала на спине. На ней был белый больничный халат. Волосы расчесаны. Глаза закрыты. У стены в изголовье кровати сидела санитарка.
- Только на минуту, - прошептал врач. - Ей нужен покой.
Генри Ратлидж кивнул. Он подошел к кровати, присел па стоявший рядом стул и наклонился над дочерью. Глаза ее были закрыты, и он долго молчал; когда она их открыла, он назвал ее по имени. Луиза повернула голову, увидела отца, по ничего не отразилось па ее лице, и она снова устремила взгляд, в потолок.
- Бедная девочка, - сказал Генри Ратлидж. - Мне очень тебя жаль. Моя бедная малышка.
Лицо ее было все так же неподвижно.
- Ты можешь рассказать мне, как это случилось, Лу? Полиции это важно знать. Ты что - упала?
Она не отвечала.
- Там был какой-то мужчина? Был там кто-нибудь? Прошу тебя, дорогая, скажи мне, а я сообщу полиции…
Она отвернулась к степе и закрыла глаза.