- А ты написал, для чего взял оружие?
- Нет. Еще что придумаешь!
- Пусть компаньеро Армандо знает, для чего мы взяли оружие. Мы взяли его ради революции. Пока ты это не напишешь, я не пойду.
- Ну и придира же ты!
Хосе исполнил и эту просьбу своего маленького сурового друга.
Теперь, уже не терзаясь никакими сомнениями, они под покровом ночи направились по узкой каменистой дороге на запад, к штабу повстанцев, который Хосе оставил два месяца назад.
В полной темноте мальчишки начали спуск в ущелье. Чего тут скрывать, им было страшно. На каждом шагу их подстерегала опасность. И они знали об этом хорошо.
За ущельем начинался подъем. Мальчики шли молча, как и подобает мужчинам.
Все время под ногами белела дорожка. И вдруг она пропала. Поплутали, поплутали - и остановились.
- Вздремнем до утра, а там - дальше! - предложил Хосе, желая подбодрить своего спутника.
Ночью в горах пробирает дрожь, поэтому они легли рядом.
Как только ночь отступила, мальчики без труда отыскали, дорогу.
- Я тебя научу песне, - торопливо говорил Хосе, побаиваясь, что малыш Минго не выдержит испытания. - Хочешь, научу?
Минго кивнул головой.
Я не боюсь тебя, седой океан,
Ведь в руках у меня карабин!
Песня о седом океане стала их спутницей. С нею стало чуть веселее. И ногам идти легче. Это знает каждый, кто привык шагать с песней.
Часа через три, когда солнце начало припекать, мальчишки почувствовали жажду. Никогда им не хотелось так пить, как в это утро! А Хосе не пришло в голову запастись водою.
Хосе испугался за своего адъютанта: если заупрямится, с ним ничего не поделаешь. Он может решительно повернуть обратно. С него и спроса мало: что ни говори - малыш!
- Я еще не успел сочинить до конца песню про адъютанта, - торопливо заговорил Хосе. - Но думаю, что сочиню ее - песню о том, что адъютанты не предают, о том, что адъютанты не умирают…
- Каррамба! - воскликнул Минго. - Хорошая песня.
Прошел еще час, а может, и два. Наступила такая минута, когда Минго израсходовал последний запас своих сил.
- Скоро дойдем? - спросил он жалобно. - Я устал.
- Скоро, скоро, - начал успокаивать его Хосе. - Вот как только перевалим через эту самую высокую вершину, сразу увидим штаб повстанцев. Я хорошо помню…
"Даже в ту ночь, когда меня сопровождал один из барбудос, Антонио, дорога не казалась такой утомительной, - думал Хосе. - Только бы Минго не заупрямился".
Минго уже с трудом тащился за своим другом. Если бы он не боялся показаться перед ним слабым, то давно бы сдался. Он еле-еле держался на ногах, так он устал!
Неожиданно где-то сбоку застрекотал автомат. Потом второй, третий… И сразу же ответили оттуда, с вершины. Началась страшная пальба. Мальчишки еще никогда не слышали подобного грохота.
Пальба прекратилась так же внезапно, как и началась. Мертвая тишина установилась в горах.
Чуточку переждав, Минго рискнул приподнять голову. Хосе лежал впереди, шагах в пяти-шести. Недолго думая, Минго пополз к нему.
- Жив, Хосе? - спросил он.
- Жив. А ты?
- Я тоже целехонький… Сначала так испугался, и сказать не могу.
Возбужденный Минго не сразу обратил внимание на то, что Хосе лежит бледный и тяжело переводит дыхание.
- Ой! - закричал он, увидев кровь, просочившуюся сквозь гимнастерку Хосе. - Тебя поранили?
- Пустяки, - попытался улыбнуться Хосе. - Слушай, Минго! Ты не бойся, ладно? Если придется меня оставить тут, ты переваливай через гору. Понял? И скажи Фиделю: Хосе чуточку не дошел. Ладно?
- И он придет за тобою?
- Обязательно придет.
Хосе стоило большого труда говорить, Минго это видел.
- Не забудь сказать Фиделю, что мы шли его спасать!
- Нет, не забуду.
- И пусть Челия тоже знает об этом, она неплохая женщина…
Минго показалось, что Хосе прощается с ним.
- Ты, Хосе, не прощайся со мною! - вскричал он.
- Глупый ты! Разве я собираюсь прощаться? Как только будет чуточку легче, я встану. Вот увидишь!
Грохот выстрелов заставил их замолчать. Стреляли и с вершины и снизу, из долины. Иные пули, устав в дороге, с шипеньем и писком ложились возле мальчишек. Минго отполз назад, в небольшое углубление.
- Хосе! - закричал он истошным голосом. Ответа не было.
Забыв об опасности, Минго метнулся к другу.
Хосе лежал смирно, точно спал глубоким и спокойным сном. Но его глаза были открыты и смотрели прямо на солнце, не мигая.
- Хосе! - повторил Минго, схватив холодные руки товарища. - Умер! - сказал он, не в силах остановить слезы, и с упреком добавил: - Как же так! Адъютанты же не умирают!
По-прежнему стреляли со всех сторон. Но теперь Минго было наплевать на пули. Он сидел рядом со своим другом и, глотая слезы, пел:
Я не боюсь тебя, седой океан,
Ведь в руках у меня карабин!
Очнулся он, когда услышал, что к нему с гор спускаются бородачи.
Впереди крупно шагал великан с расстегнутым воротом и в зашнурованных ботинках. Он беретом вытирал пот, выступивший на лице и на красной от загара шее. Вслед за ним бежала женщина.
Она заметила лежащего на земле маленького повстанца.
- Xoce! - вскрикнула она, подбегая.
Тот, который шел впереди, остановился возле Минго. Увидев распростертого на земле Хосе, он опустился на колени и поцеловал его. Потом, бережно подняв Хосе на вытянутых руках, молча понес его дальше.
Женщина опомнилась и вытянула руки, будто тоже несла Хосе… И все бородачи, которые шли за ними, поступили точно так же, словно не один, а много Хосе было на земле, и они несли их.
Минго умел считать только до тридцати. Он насчитал тридцать бойцов, а они всё спускались и спускались с гор. Вот он уже насчитал тридцать раз по тридцать. А им будто и нет конца.
Вспомнив, что Хосе умер, Минго заревел во весь голос. Тогда один из бородачей бросился к нему, хотел взять его на руки.
Мальчик заупрямился, не позволил себя поднять. Он крепко уцепился за брюки бородача и пошел рядом, стараясь шагать в ногу с ним.
Так они и шли: впереди Фидель, неся на руках своего маленького адъютанта, а за ним тысяча сильных и верных бородачей и среди них - Минго.
Они спускались в долину.