Слоун приложил палец к губам, не замедляя шага и не отрывая взгляда от финишной черты в конце коридора - двери в его кабинет в северо-западном углу здания.
- Ничего. Ты меня не видишь.
Она высунула голову из-за стекла.
- Тогда, полагаю, и не слышу, что ты мне сейчас говоришь, да? - Слова эти были сказаны уже ему вдогонку.
- Именно. И ни с кем меня не соединяй.
- Ты хромаешь.
Он распахнул дверь своего кабинета и, едва войдя, внезапно остановился, как турист в музее перед красной заградительной ленточкой. Взгляд метнулся к табличке на стене: "Мистер Дэвид Слоун".
Его кабинет было не узнать! Хлам, скопившийся за четырнадцать лет его службы, чудесным образом исчез. Место кип заявлений, блокнотов и шатких стопок старых представлений суду, с незапамятных времен высившихся по углам, заняли два фикуса в горшках. На светло-коричневом ковре впервые обозначился серо-синий узор. Почта на его столе была сложена в аккуратную небольшую стопочку, а корзина для мусора пуста. Помнится, он видел ее дно лишь в первый день своей работы в конторе. Он чувствовал, что на его свободу посягнули, в то же время освободив его. Как и большинству адвокатов, ему было уютно среди беспорядка, в хлам он кутался, как в одеяло. Но теперь он даже не мог вспомнить, зачем ему были нужны все эти бумаги, и испытывал большое облегчение, словно с плеч его сняли груз.
- Тина! - крикнул он в коридор.
- Прости, - раздалось оттуда, - но я не слышу: тебя ведь нет!
Улыбнувшись, он прошел к себе и провел пальцем по своему столу - его явно обработали полиролем с лимонной отдушкой. Даже абстрактную картину над его рабочим местом, ранее висевшую криво, она протерла и повесила как надо, рядом висели его дипломы, а вот и статья - он сразу углядел ее. Статью сунули в рамочку и поместили между дипломов, пытаясь спрятать с какой-то, еще неясной, целью. Заголовок так и пышет гордостью: "Мощнейшее оружие Сан-Франциско".
А под ним фотография, та самая, которую шлепнула ему на грудь Патриция Хансен, - фотография была даже хуже заголовка. Фотограф прислонил его к столу в зале заседаний, и фигура на фотографии кренилась, как Пизанская башня. Незадолго перед тем постриженные волосы торчали, как иглы у дикобраза, и пришлось в последнюю минуту прибегнуть к гелю, причем так основательно, что цвет их изменился - вместо темно-русых они стали черными как вакса и слиплись, сделавшись похожими на маску, которую цепляют в Хэллоуин. Свет, падавший из затемненного окна, отбрасывал на лицо тени, образуя поперек вздернутого подбородка и скул рытвины, подобные дорожным колеям, что делало его старше годков примерно на десять. Ему можно было дать лет сорок семь. Смуглая кожа, густые брови и полные губы обычно смягчали его внешность, но тут эти мрачные тени и слипшаяся шевелюра превращали его в записного злодея.
Сама статья была под стать заголовку и фотографии: в напыщенных выражениях она расписывала подвиги "лучшего юриста по убийствам во всем Сан-Франциско". Боб Фостер настоял на том, чтобы Слоун побеседовал с репортером - занятие Слоуну ненавистное, - самолично присовокупив к материалу кое-что от себя с целью заполучить для фирмы побольше клиентов, для чего не пощадил природной скромности и добропорядочности Слоуна. Со времени публикации статьи Слоун постоянно чувствовал себя под прицелом - количество трудных дел у него возросло чуть ли не вдвое, а шансы на мирный исход таяли на глазах: его клиенты были теперь уверены в успехе, а прокуроры видели своей задачей сбить спесь с зарвавшегося адвоката.
Слоун снял статью со стены и уже хотел сунуть ее в ящик стола, как дверь кабинета распахнулась, впустив Тину, а за ней вереницу адвокатов и служащих конторы, кричавших "сюрприз!" и кидавших в него конфетти. Кто-то гудел в рожок в самое его ухо. В руках Тина держала сильно початый торт с двумя свечками и цифрами "1" и "5", хотя, приглядевшись, можно было различить, что "1" было переделано из цифры "3". Коллеги тянули головы друг у друга из-за спины, как школьники на групповом снимке, и, не оспаривая звания "скромных сотрудников великого Слоуна", спешили первыми пожать ему руку.
Тина вручила ему торт. Слоун положил на стол статью, стряхнул с плеч конфетти и вытащил застрявшие в волосах ленточки серпантина. Буквы из глазури на торте образовывали загадочную надпись: "...ем рожд...".
- Чей же это именинный торт?
Вопрос этот Тина проигнорировала.
- Задуй-ка свечу! - распорядилась она.
Поставив торт на стол, она принялась резать его на куски.
- Я собиралась поздравить тебя и устроить вечеринку в понедельник, когда ты должен был вернуться. Прости, но это все, что можно было устроить экспромтом. - И она протянула ему бумажную тарелку с куском шоколадного торта.
- По какому поводу шум?
Хриплый от привычных ему двух пачек сигарет в день голос Боба Фостера скрежетал, как мотор, заводимый в морозное утро. Фостер появился в дверях кабинета - роскошный, в сшитой на заказ голубой рубашке с белым воротничком и ониксовыми запонками, в расписанном вручную галстуке - незыблемый оплот борьбы с небрежностью и обезличенностью в одежде, пропагандируемыми нашей техногенной цивилизацией и модой, которой волей-неволей покорилась и сан-францисская адвокатура. Толпа при виде его расступилась, как волны Красного моря перед Моисеем.
Фостер приблизился к Слоуну.
- Два часа? Вы продержали присяжных в совещательной комнате целых два часа, Слоун? Так-то вы усвоили мои уроки? - вопросил он с наигранным негодованием, вызвавшим веселый смех всех присутствующих. И тут же он потряс руку Слоуну: - Отличная работа! Не думал, что ты спасешь этого осла на сей раз! Фрэнк Эббот чуть свет позвонил мне. Он вне себя от радости. Похоже, позволит мне обыграть себя в гольф в уикенд.
Слоун выдавил из себя улыбку.
- Вот и прекрасно.
Фостер заговорщицки придвинулся к нему.
- Я знаю, что этот мерзавец слова доброго не стоит. Да и все это знают, но он внук своего деда, и, поверьте мне, пока Пол Эббот там у руля, дел, затеянных против "Эббот секьюрити", будет не меньше, чем свиней в свинарнике, а это нам прямая выгода. Всем прочим юристам он отказал. И уже передает семь дел в наше ведение.
К горлу Слоуна подступила тошнота.
- Остается лишь надеяться, что это дело Скотт не слишком перевернет наше размеренное существование. - Отступив на шаг, Фостер выпустил из своих ладоней руки Слоуна. Он окинул взглядом бейсбольную, с эмблемой "Сан-Франциско джайентс" каскетку Слоуна, его ветровку и синие джинсы, словно только сейчас все это заметил: - А вообще, какого черта ты здесь делаешь? Ты же бог знает сколько времени не брал себе дни! Я думал, ты уже по горам где-то лазаешь!
- Заглянул, только чтобы докончить кое-что.
Фостер поднял бровь.
- Мне-то уж баки не заколачивай! Я знаю, что такое "кое-что докончить" в пятницу! Не успеешь оглянуться - и полдня как не бывало. А там уж имеет смысл пробыть до вечера, чтобы хоть уикенд себе освободить, а к делам еще не приступил, потому что телефон разрывается и коллеги то и дело наведываются к тебе в кабинет - пописать и то некогда. И вот уже воскресный вечер, и вот уже жена по телефону требует развода и половины твоего состояния! Дело известное...
Все засмеялись, хотя Фостер не столько острил, сколько говорил чистую правду: половина всех сотрудников "Фостера и Бейна" пережили развод по меньшей мере однажды, сам же Фостер разводился дважды. Он взглянул на часы:
- Пятнадцать минут. После чего я лично выставлю тебя отсюда! - Он повернулся к собравшимся: - Ладно, ребята, давайте ешьте ваш торт, а потом расходитесь и принимайтесь за работу - дайте возможность человеку уйти! - Он положил себе на тарелку большой ломоть торта и, слизав с пальцев шоколад, вывалился в коридор, откуда послышались телефонные звонки и его крики: - Иду, иду, черт побери!
Собравшиеся постепенно разошлись, обменявшись с ним последними рукопожатиями и приветствиями, и в кабинете осталась одна Тина.
- Я считала, что тебя сегодня не будет. Думала, ты в горы отправился, - сказала она.
Слоун сел за стол и взял в руки верхнее письмо из стопки.
- Хотел разобраться с бумагами, чтобы потом не беспокоиться. А получилось, что в этом не было необходимости. Спасибо тебе за то, что разгребла у меня завал.
- С помощью двух бульдозеров.
Он кивнул в сторону фикусов.
- И растения эти здесь очень к месту.
- Подумала, что кислород тебе не помешает.
- Здесь или вообще?
- Я имела в виду пятый этаж.
- А чем это тянет?
- Свежим воздухом.
Она прикрыла дверь. В свои тридцать три Тина Скокколо была на четыре года младше Слоуна, но порой она вела себя с ним как мать. Возможно, потому что ей это было привычно. У нее имелся девятилетний сын Джейк от брака, рухнувшего, когда ей было двадцать четыре, и оставившего Тину матерью-одиночкой - опыт, по-видимому, закаливший ее характер. Слоуну не приходило в голову просить ее о свидании, хотя возможности для этого и были. На корпоративных вечеринках, когда адвокаты много пили и много себе позволяли, она царила и выглядела лучше некуда: при росте пять футов восемь дюймов отличалась спортивным сложением - стройные ноги, крепкие плечи, тонкая талия. Не будучи, что называется, красавицей, она обладала природной привлекательностью. Золотисто-рыжие волосы до плеч оттеняли белую кожу, а россыпь веснушек на переносице придавала ее облику девическую задорность. Ее голубые глаза искрились, когда она смеялась, и становились холодно-серыми в минуты печали. Непрошеные ухаживания она либо пресекала, ставя на место зарвавшегося коллегу каким-нибудь метким словцом, а нередко - напоминанием о его супружеском долге, либо просто уходила с вечеринки пораньше, пока выпитое еще не начинало развязывать языки.
- У тебя все в порядке? - Скрестив, как директриса в разговоре с нерадивым школьником руки, она ожидала ответа начистоту.
- Все прекрасно.
- Ты выглядишь утомленным.
- Так и есть. Обычное дело: процессы всегда утомляют.
- Ты не заболел?
- Не дождешься.
Она подступила к нему поближе, вглядываясь в его лицо.
- А что это за шишка у тебя на лбу?
Он натянул на лоб бейсболку.
- Просто шишка, и все. Стукнулся.
- По скалам лазил? - неодобрительно осведомилась она.
- Не успел.
Сняв ветровку, он уселся в кожаное кресло, но это не поколебало решимости Тины. После многих лет работы бок о бок с ним она отлично понимала, когда он врет, и никогда не упускала случая призвать его к ответу.
Он откинулся на спинку кресла.
- Ну ладно. Кто-то вломился ко мне в квартиру и основательно ее переворошил. Я чуть ли не все утро приводил все в порядок.
- Ужас какой. А ты...
- Обратился в полицию? Да. Они приехали, составили протокол, и на этом все и закончилось, так как подозреваемых нет, а ничего из ценностей вроде бы не пропало.
- А ты собираешься...
- Потребовать от страховой компании возмещения убытков? Да. И на работу зашел, в частности, за этим.
- А ты не догадываешься...
- Кто бы это мог быть? Нет. Кто-нибудь из тех, кто меня ненавидит, а больше ничего сказать не могу.
Она нахмурилась.
- Ну что ж, пусть так. - И она направилась к двери.
Он отложил почту.
- Тина?
Она оглянулась.
- Ты прости меня. Просто я немного устал и нервничаю. Я не собирался вымещать это на тебе.
- Извинения приняты. Могу я чем-нибудь помочь?
- Как у тебя с выбором мебели по каталогам?
- Они тебе и мебель попортили?
- Мне нужны диван и кресло ему под пару. Кожаные. Неброские. Просто чтобы было на чем сидеть. Еще мне понадобятся телевизор, стереосистема и новая тахта.
- Они стащили твою тахту?
- Нет, лишь вспороли.
- Зачем?
Он пожал плечами.
- В этом весь вопрос. Отыщи, кто может доставить мебель на дом. Воспользуйся моей кредиткой.
- Ты даешь мне карт-бланш?
- Только не опустошай мой счет. Да, еще принеси мне, пожалуйста, мою страховку.
Подождав, пока за ней закроется дверь, он крутанул кресло и устремил взгляд в бескрайнюю и чистую, без единого облачка, небесную синеву и грифельно-серые воды Сан-Францисского залива. Летевший в вышине самолет тянул по небосклону узкий белый след, похожий на нечаянно брызнувшую на синий холст белую краску.
Через пять минут Тина вернулась.
- Дэвид, на что это ты там уставился?
Он оторвал взгляд от окна.
- Наверное, просто позволил себе секунду видом полюбоваться.
Она тоже подошла к окну.
- Видом? С чего это вдруг?
- Что тут удивительного? Почему бы и нет?
- Потому что за десять лет, что с тобой работаю, я такое замечаю впервые.
Она вручила ему три розовые бумажки с сообщениями о телефонных звонках и четыре письма без подписи.
- Остальное я записала на голосовую почту.
С ростом его популярности она начала фильтровать его звонки и электронную почту. Взглянув на имена двух первых звонивших, он отнес их к категории несрочных. Имя третьего ничего ему не говорило:
- Джо Браник - кто это?
10
Чарльзтаун, Западная Виргиния
- Моль!
Голос Дж. Рэйберна Франклина обвалом прогремел в коридоре, выбивая из рук стаканчики с кофе, сдувая со столов документы. Марти Бенто дернулся в кресле, стукнулся коленкой о ящик стола и выругался:
- Черт! Опять!
Внешность Франклина всегда разочаровывала. Он был единственным из знакомых Тома Мольи, чей вид не соответствовал голосу. Такой голос мог принадлежать какому-нибудь здоровяку, политическому тяжеловесу, заядлому курильщику сигар или футбольному тренеру. Однако худющий, вечно озабоченный очкастый Франклин скорее походил на страдающего несварением бухгалтера или налоговика в запарке. Дарованный же ему голос казался одинокой забытой винтовкой на опустошенном оружейном складе.
Помощник генерального прокурора США Риверс Джонс даром времени не терял.
Франклин рванул с носа очки, причем одна из проволочных дужек зацепилась за ухо, и он, сдирая, согнул ее, что еще больше его рассердило. Он запыхался, хотя расстояние, пройденное им от своего кабинета, было всего метров двадцать.
- Может, объяснишь, как тебе удалось в пятиминутном разговоре взбесить помощника генерального прокурора США и одновременно оскорбить нашего президента?
- Господи, Рэйберн, я всего только сказал...
Франклин поднял руку:
- Меня не интересует, что ты сказал или что собирался сказать. Мне интересно лишь, что он мне сказал по поводу вашего разговора. Тебе что, особое удовольствие доставляет портить мне жизнь?
- Рэйберн...
- Или тебе заняться больше нечем?
- Шеф, я...
- Потому что, если тебе заняться нечем, я тебе придумаю занятие! - Франклин чуть-чуть раздвинул указательный и большой пальцы и стал наступать на Молью: - Я нахожусь теперь вот настолько от принудительной отставки, а если меня уволят, то я гарантирую - и ты здесь не останешься!
- Этот тип - настоящий осел, Рэй. Господи, я ведь о тебе заботился...
Франклин улыбнулся, но улыбка эта больше походила на гримасу.
- Заботился обо мне? - Он попятился и взмахнул руками, отчего очки, которые он держал в руке, полетели на пол. - Так бы сразу и сказал! Видно, я ошибся, ведь на самом деле я должен рассыпаться в благодарностях!
- Ты язвишь.
- Нет, Моль, как ты мог такое подумать? Ведь ты всего лишь нагрубил помощнику генерального прокурора, звонившему от имени президента Соединенных Штатов!
- Соединенных, мать их, Штатов.
- Что-что?
- Это он так выразился.
- Плевать мне, как он выразился! Подо мной кресло шатается, и чудо будет, если я усижу в нем еще неделю, черт бы тебя побрал! - Последние слова Франклин выкрикнул, придвинувшись почти вплотную к Молье. Пряди его поредевших, с пробором посередине волос, которые он зачесывал назад, сейчас растрепались и упали ему на лоб.
- Нет, ты все-таки язвишь!
Франклин дернулся.
- Хватит, Моль! Не дури!
Очень спокойно, словно утихомиривая собственного ребенка, Молья проговорил:
- Он назвал это расследованием, Рэй. Как ты думаешь, почему он употребил это слово в отношении банального самоубийства?
Франклин моргнул. Возможно, недоверчиво, словно он не мог поверить услышанному, а возможно, давая себе передышку, чтобы восстановить душевное равновесие. Однако Молья усмотрел в этом раздражение с оттенком некоторого любопытства. Как бы Молья ни раздражал своего начальника, он был его лучшим детективом и интуиция редко его обманывала.
- Плевать мне, какое слово он употребил! Да пусть бы он назвал это хоть Тайной вечерей! Мне важно удержаться на месте, как, полагаю, и тебе, если, конечно, ты не заимел дополнительный источник дохода, о котором мне ничего не известно.
- Не нравится мне это дело, Рэй. С души воротит, тошнит.
- Учитывая твой рацион, ничего удивительного. Ешь всякую дрянь, которой и козел бы побрезговал. - Франклин нацепил на нос очки, откинул волосы со лба и, приглаживая виски, потер их, успокаиваясь. После минутной паузы он произнес:
- Ладно. Так что тебя беспокоит?
- О Купе по-прежнему ни слуху ни духу.
- Он отпросился на выходные. Подал заявление две недели назад.
- Не отвечает...
- Его домашний телефон. Знаю. Потому что жена его в отъезде - отправилась в Южную Каролину продемонстрировать ребенка своей родне, и Куп воспользовался случаем, чтобы поохотиться и порыбачить. Автомобиль взяла она, так что он на выходные воспользовался служебным. Я дал добро. Велел ему отправляться сразу же после наряда. Вот ты или я смогли бы отправиться, едва отбыв наряд? Не смогли. Но ведь нам уже не двадцать пять, Моль.
- Но как же случай в парке? Разве можно просто смыться, обнаружив такое?