* * *
И Атсу волей-неволей пришлось признаться во всем и рассказать про свой так хитро задуманный план и про то, как он привел его в исполнение. Пришлось рассказать, как он вышел во двор, как подкрался к открытому окну, где на подоконнике лежали покупки в шуршащей бумаге, как ждал, подстерегая момент, когда мама и папа не заметят, что он схватил с подоконника сверток, как опустился под окном на корточки и так, согнувшись в три погибели, пробрался за угол, сел там, развернул сверток, порылся в нем, потом завернул все обратно, снова прокрался к открытому окну, где, выбрав подходящую минуту, когда папа и мама были заняты своими делами, положил сверток на прежнее место.
Атс должен был все рассказать и ответить на все вопросы, и это оказалось страшно трудно. Но еще страшнее была мысль о том, что если он чистосердечно во всем не сознается, то пана может прямо на его глазах встать со стула, выйти на крыльцо, пересечь двор, подойти ft сараю и выпустить лисенка из ящика. А ведь за эти несколько дней Атс успел так полюбить этого маленького остроухого звереныша! Пусть будет что будет, только бы лисенок остался с ним. Пускай отец сделает щель между крыш кой и ящиком еще уже, чем сейчас, пусть сделает ее совсем узенькой, только бы не выпускал лисенка, думал Атс и потому рассказал обо всем так откровенно и подробно, как только умел.
А потом сам стал в угол и плакал там громко и безутешно, как будто ужасно жалел, что тайный план его провалился. Теперь даже мама стала его утешать:
- И чего ты так ревешь? Лучше покажи, где ты раскрывал сверток; может, винтики просто выпали из него, и мы их там найдем.
Атс пошел вместе с мамой во двор, повел ее за угол дома, где он спрятался со своим шуршащим свертком. Мама обеими руками стала осторожно ощупывать траву, а Атс сидел возле нее на корточках и глядел во все глаза. Вдруг он закричал, будто испугавшись чего-то:
- Смотри, вон один блестит! - и поспешно схватил винтик.
- Где же другой? - сказала мама. - Он тоже должен быть где-нибудь здесь.
Скоро они нашли и второй винтик. Радость Атса была так велика, что у него не хватило терпения бежать в комнату, и он крикнул отцу в открытое окно:
- Оба винтика нашлись! Теперь ты не выпустишь лисенка?
- Не выпущу, если получу обратно все винтики, - ответил отец.
- А ошейник ты ему сделаешь? - снова осмелев, спросил мальчик.
- А как же иначе, - ответил отец.
- Но ведь у тебя нет медной пряжки, я ее в свертке не видел, - сказал Атс.
- В лавке не было такой, как нам надо, - объяснил отец, - я пришью железную пряжку, она лежит у меня в ящике для гвоздей. Она, конечно, не такая красивая, как медная, но ничего, сойдет и так.
- А что ты сделаешь с тем кольцом, которое у тебя в свертке? - спросил мальчик.
- Прикреплю к ошейнику, - ответил отец, - на кольцо подвешу цепь, а на цепь посадим лису.
С этими словами отец встал со стула и принес из кладовки ящик с сапожным инструментом, который стоял там на верхней полке. В ящике вперемешку валялись обрезки кожи разных размеров, немного сапожного вара, завернутого в клочок кожи, кусок пчелиного воска, моток дратвы, скрученной из самого лучшего льна, пучок щетины, обрывки проволоки, всевозможные шила - прямые и кривые, молоток, ножницы, клещи, деревянные шпильки в бумажном пакетике, гвозди и бесчисленное количество всяких других вещей, назначения которых не знал даже сам отец, не говоря уже про Атса. Однако все они заботливо хранились: считалось, что если они не нужны сегодня, то могут пригодиться завтра. У Атса была дурная привычка растаскивать все из ящика и терять, потому ему и не разрешали рыться там одному. Другое дело, когда он копался в нем на глазах у отца, правда, отец все время повторял: "Парень, оставь ящик в покое! Можно подумать, что у тебя руки чешутся".
"Я же ничего не делаю, я просто рассматриваю, - отвечал Атс и продолжал рыться в ящике, как будто не понял отцовских слов. А чтобы это занятие выглядело совсем уж невинным, брал в руки то какой-нибудь инструмент, то кусочек кожи, совал его отцу под нос и спрашивал: - Папа, а это что такое?"
"У тебя у самого глаза есть, вот сам и смотри", - отвечал отец.
Но Атса это не смущало. Через некоторое время он опять приставал к отцу с вопросами. Так продолжалось до тех пор, пока отцу не надоедало и он, уже сердясь, говорил:
"Я же тебе сказал, оставь мои вещи в покое, они могут мне понадобиться!"
Суровый голос отца чуть-чуть пугал мальчика - он вспоминал, как бывает, когда отцу что-нибудь потребуется, а найти то, что нужно, он не может. В таких случаях он всегда приносит сапожный ящик или коробку с гвоздями, а бывает, то и другое вместе, и, громыхая, копается в них. Иногда ящик и коробку опрокидывают на стол или пол так, что все содержимое оказывается на виду. И когда наконец в одном из них отец находит необходимый предмет, все с облегчением благодарят бога за то, что он дал им сапожный ящик и коробку с гвоздями. Но даже если нужная вещь не находится, хотя содержимое обоих ящиков высыпали на стол, все успокаиваются, потому что твердо знают: раз этой вещи нет в ящиках, значит, ее нет и во всем доме. А Атс, тот вообще считает, что, если ее нет в ящике с сапожными принадлежностями или в коробке с гвоздями, значит, ее и вообще нет на свете. Вот почему каждый раз, услышав о каком-нибудь необычном предмете, он думает, что просто надо хорошенько перетрясти оба ящика, и тогда все станет ясно.
Сегодня отец быстро нашел все необходимое и, не теряя времени зря, приступил к работе. Атс, опираясь ногами на край фундамента, свесился с подоконника и решил поглядеть, как под руками отца получается ошейник для лисенка. Если когда-нибудь ему самому придется мастерить такой же, уже не надо будет ломать голову, а только работать руками. Но одно обстоятельство мешало Атсу сосредоточиться: он хотел устроиться поближе к отцу, чтобы лучше все видеть, но для этого надо было залезть в комнату через окно, что строго-настрого запрещалось, или же спрыгнуть с фундамента и бежать в комнату ‘через дверь. На это Атс не мог решиться, потому что, пока он будет бежать, отец уже успеет что-нибудь смастерить, а Атс хотел непременно видеть своими глазами всю работу от начала до конца. Так он и остался лежать грудью на подоконнике, вытянув шею и даже все тело, чтобы видеть получше.
Но оставаться в такой позе становилось все труднее. Тогда Атс уперся голыми пальцами ног в выемки между бревнами и подтянулся повыше - как будто собирался залезть в окно. Он трижды подтягивался, чтобы посмотреть, заметит ли отец его маневр и скажет ли что-нибудь или промолчит. Но отец не вымолвил ни слова и даже не поднял глаз от работы. Так что Атс раз от разу становился все смелее и даже встал коленями на подоконник. Отец ничего не сказал и на это, и тогда Атс соскочил с подоконника в комнату.
Но тут с Атсом случилось нечто очень странное. Такое бывало с ним и раньше, только он никогда не обращал внимания на то, что это странно. Стоило ему очутиться возле сапожного ящика, и он тут же забывал обо всем на свете. На этот раз он забыл даже о том, что отец мастерит ошейник лисенку. Он думал только о том, что хранилось в ящике. Сама собой залезла в ящик сначала одна рука, за ней другая, и они стали перебирать и вынимать вещи, каждую из которых было так интересно рассматривать и показывать отцу, то и дело обращаясь к нему за разъяснениями.
Потом из обрезков кожи и разной мелочи Атс стал строить загон и хлев для скота, а когда они были готовы, оставшиеся обрезки и разные штучки превратились во всевозможных животных, которые мычали, блеяли и чего только не вытворяли! Особенно необходимыми оказались предметы, которые отец вынул из ящика для работы. Вот Атсу и пришлось их взять: моток дратвы у "него превратился в курчавого барана, клещи - в ревущего быка, а тот, в свою очередь, обернулся хряком с разинутой пастью, из которой хлопьями падала белая пена. Этой пены не видели ни отец, ни мать, не увидел бы и никто другой, но Атс видел ее совершенно отчетливо; он видел, как боров-клещи щелкает челюстью и мечется, как рычащий лев. Но вот курчавый баран и рычащий хряк уставились друг на друга. Хряк оказался сильнее, и баран, упав со стола, покатился по полу под шкаф, откуда его нельзя было вытащить. И как раз в это время отец стал искать дратву. Атс сказал, что баран убежал под шкаф, потому что испугался борова. Но его ответ рассердил отца, и дело кончилось бы плохо, если бы Атс вовремя не нашел палку, с помощью которой выгнал барана из-под шкафа, ухватил его за рога и отвел к отцу, где баран снова превратился в обыкновенный моток дратвы.
* * *
Атс долго возился со своими баранами, хряками, быками, лошадьми и гусем, которым обернулось кривое шило, как две капли воды похожее на гуся. А когда все это ему порядком надоело и он вспомнил - как же он мог забыть об этом! - что папа мастерит лисенку ошейник, тот был уже совсем готов, даже пряжка пришита, оставалось только проткнуть в нем дырочки. Вот и все, что увидел Атс из того, как отец шил лисенку ошейник. Теперь он от души пожалел, что не остался лежать на подоконнике, тогда сапожный ящик не стал бы искушать его. Но дело сделано, ничего не изменишь, не станет же отец из-за Атса второй раз шить тот же самый ошейник.
Зато Атс не отходил от отца ни на шаг, когда тот стал надевать ошейник на лисенка; своими глазами он видел, какая это морока. Отцу никак не удавалось проткнуть дырки в нужном месте, пряжка все время оказывалась то слишком далеко, то слишком близко, ошейник душил лисенка или соскальзывал у него с головы. К тому же лисенок ни минуты не стоял на месте, чтобы можно было спокойно примерить ремешок и отметить на нем нужные расстояния, - он кидался из стороны в сторону, извивался, стараясь цапнуть отца своими острыми белыми зубами.
Наконец ошейник охватил шею лисенка так, что тот мог свободно дышать, но головы вытянуть из него не мог. Отец с помощью защелки прикрепил цепь к кольцу ошейника и вытащил лисенка из ящика. Лисенок хотел тут же бежать в лес, но, поняв, что никуда ему с цепи не уйти, прижался к земле и замер. Отец почти волоком протащил его до угла дома, где вбил в бревно надежную скобу и проволокой привязал к ней цепь. Это место стало новым пристанищем для лисенка. Здесь ему предстояло вырасти и нагулять мех, годный для хорошей ушанки.
Неподалеку от дома росла большая ветвистая ель, при сильном ветре она так шумела, что было слышно в комнате. Даже Атс слышал ее шум по вечерам, а иной раз и в полночь, если он почему-либо просыпался в своей кровати. С одной стороны ели был навален хворост, с другой высилась поленница, они-то и не давали лисице бегать на цепи вокруг елки.
К стене дома придвинули сколоченную из досок конуру, в нее можно было влезть через небольшое отверстие. Здесь лисенок мог хорошо спать на мягкой соломе, здесь же он мог укрыться от непогоды. Но лисенку не понравилось это уютное жилье, и он выбрал себе местечко под елью среди вязанок хвороста и устроил там норку. Атс не хотел, чтобы лисенок спал на голой земле, и принес ему немного соломы, но лисенок тут же выгреб солому из своей норы. Тогда Атс принес из лесу сухого мха. С этим зверек примирился.
- Почему лисенок не хочет спать на соломе? - спросил Атс у матери.
- Потому что она дымом пахнет, - объяснила мама.
- Потому что солома пахнет человеком, - поправил отец.
- Значит, лисенку не нравится человеческий запах? - спросил Атс.
- Видно, не нравится, раз он не хочет спать на соломе, - ответил отец.
- Но ведь мы хорошо к нему относимся, - сказал мальчик. - Ты сшил ему красивый ошейник, мама дает парное молоко.
- Лисенку ошейник ни к чему. Он хочет обратно в лес, больше ему ничего не надо, - объяснил отец.
- Разве в лесу лучше? - допытывался Атс.
- А ты как думаешь? - в свою очередь спросил отец.
Вопрос заставил мальчика призадуматься. Значит, он прав, когда рвется вместе с отцом в лес. Но отец не берет его с собой, и Атсу приходится оставаться с мамой дома. Его, как этого лисенка, держат возле дома, вот только ошейник пока на него не надели и на цепь не посадили.
Придя к такому выводу, Атс начал было жалеть лисенка, но не успел, потому что в разговор вступила мама, как будто прочитавшая мысли мальчика:
- В лесу у него мать и отец, вот он и рвется туда. Он ведь тоже любит своих родителей, как ребенок своих.
- А разве отец и мать не любят его? - спросил Атс.
- Конечно, любят, как же иначе.
- Почему же тогда они не придут сюда, раз они его любят? - допытывался мальчик.
- Потому что мы тут, - сказал отец. - Лесные звери не любят людей.
- Потому что им не нравится человеческий запах, - дополнил мальчик объяснение отца.
- Вот именно, не нравится наш запах, - согласился отец.
Атс пошел под большую ель, присел рядом с лисенком на корточки и долго разглядывал его. Потом он встал и спросил у мамы, выходившей из дома во двор:
- А разве бык с мызы - знаешь, тот большой краснопестрый, - ревет на людей тоже потому, что чувствует их запах?
- Как так? - удивленно спросила мама, уставившись на Атса.
- Пана сказал, что лиса не любит человека, потому что чувствует его плохой запах, - объяснил мальчик. - Значит, и бык ревет по той же причине?
- Бык свирепый, потому он и ревет, - возразила мама.
- Лиса тоже свирепая, - сказал мальчик.
- Конечно, - согласилась мать, - ты же видел, что она сделала с бедной вороной.
- Это случилось потому, что ворона уснул", - объяснил Атс. - А я возле лисы не усну; а если усну, то только по ту сторону елки, за кучей хвороста и поленницей дров, цепочка не даст лисе дотянуться туда.
- Что правда, то правда, туда ей не дотянуться, - согласилась мать. - Если уснешь, то спи только по ту сторону елки.
* * *
Так что теперь отношения Атса с лисенком стали ясными: он мог усесться около него на корточки и сидеть так хоть весь день напролет, нельзя было только подходить к нему слишком близко: Мосса немедленно показывал свои белоснежные, острые, как иголки, мелкие зубы. Если бы Атс осмелился дотронуться до него рукой, Мосса, наверно, вцепился бы ему в руку и стал грызть ее, так же как грыз палку, которую Атс подсунул ему под нос. Чтобы задобрить лисенка, мальчик пробовал сам кормить его, но на первых порах из этого ничего не вышло: зверек привык брать пищу из рук матери и не так-то легко было отучить его от этой привычки.
Пийтсу тоже поначалу растерялась, не понимая, как ей вести себя с Моссой. Как только лисенка посадили на цепь, она тут же, сгорая от любопытства, прибежала посмотреть на него и поприветствовать: навострила уши, состроила умильную рожицу, повизжала и повиляла хвостом. Но стоило ей сунуться слишком близко к лисе, и она тут же узнала, какие у нее острые зубы. Но Пийтсу это только раззадорило. Сначала она отскочила от лисы подальше, но тут же снова потянулась к ней мордой, чтобы Мосса смогла опять схватить ее за нос. Теперь Пийтсу поняла, что делать: она стала радостно бегать вокруг Моссы, то припадая на брюхо, то вскакивая, то лая, то взвизгивая. Сначала лиса съежилась и замерла и только время от времени скалила зубы, но скоро она начала с любопытством приглядываться к Пийтсу; наверное, она сообразила, что, несмотря на длинную черную взлохмаченную шерсть, собака не ахти какой опасный противник. Позабавив Моссу некоторое время, Пийтсу попыталась снова приблизиться к ней. Теперь Мосса уже не старалась цапнуть ее за нос, только зубы скалила. Но и этого Пийтсу было вполне достаточно: она покорно отступила. Поразмыслив некоторое время, она улеглась на траве, вытянула передние лапы, прижалась к ним мордой и закрыла глаза, как будто собиралась отдыхать. По сон, как видно, не шел к ней, время от времени она чуть-чуть приоткрывала глаза и посматривала на лисенка, словно подсматривая, что же он делает. А лисенок ничего не делал; он лежал неподвижно, не сводя глаз с Пийтсу.
С некоторыми изменениями так продолжалось несколько дней; сколько именно, никто не обратил внимания, даже Атс, хотя его это касалось больше всех. Но однажды утром, выйдя, как обычно, поглядеть на лисенка, он тут же бегом вернулся в комнату и закричал:
- Мосса играет с Пийтсу! Мама, иди посмотри, они вдвоем играют!
Но удивление и радость Атса скоро сменились разочарованием, потому что мама спокойно ответила:
- А разве ты только сейчас это увидел? Они уже вчера вместе играли.
- Почему ты мне ничего не сказала? - воскликнул Атс.
- Я думала, ты сам знаешь, - ответила мама.
- Нет, я не знал, - сказал Атс, и ему стало ужасно жалко, что не он первым увидел, как Мосса играет с Пийтсу, а мама, которой это событие показалось настолько неважным, что она даже не рассказала сразу о нем ему, Атсу.
- Кто утром встает раньше всех, тот все видит и слышит раньше других, - объяснила мама, желая утешить Атса.
- Теперь я тоже буду рано вставать, даже раньше тебя! - решил Атс.
- Но в таком случае ты и спать должен укладываться пораньше, не то у тебя сил не хватит, - сказала мама. - Вечером дети должны ложиться вместе с курами, утром же вставать вместе со свиньями, а старикам надо ложиться, когда свиньи засыпают, а вставать вместе с курами, вот так-то будет правильно.
Эта практическая мудрость не заинтересовала Атса. Его беспокоило другое, и он спросил:
- А кто меня разбудит, если я захочу встать раньше тебя?
- Поговори с петухом, он разбудит, - улыбнулась мама.
Атс тоже заулыбался. Он понял, что мама шутит, и сам пошутил:
- Ладно-ладно, поговорю с петухом, вот он и разбудит меня своей песней.