Предложение показалось мне потрясающим. Такому гаду, как Мехнерт, полезно дать разок при всех. А из-за темноты будет неясно, кто ударил, получится, будто сама справедливость вершит свой суд. Представляете! Сверхъестественное явление на уроке физики - это нам здорово подвезло!
Густав обвел глазами сидевших за столом. Напряжение, судя по их лицам, нарастало.
- Так вот, - продолжил он. - Темно было, хоть глаз выколи. Попрыгунчик, то есть господин Кауль, сказал, что сейчас все начнется, и велел нам обратить внимание на искры. И пока все обращали внимание, я тихонько прокрался вперед и ударил что было силы. Ошибки быть не могло - Мехнерт с первого класса сидит в первом ряду на первой парте. Я так ему врезал, что чуть себе руку не сломал.
Капитан Шмаух хлопнул себя по коленке.
- Просто великолепно! Двинул ему разок и сел обратно на свое место как ни в чем не бывало.
Густав печально покачал головой:
- Нет, я не сел на место. От страха я стоял как вкопанный, не в силах пошевельнуться.
- От страха? - удивилась Клотильда. - Почему от страха?
- Оказалось, что Мехнерт лысый.
- Лысый? - переспросил Эмиль.
- Ну да, мой кулак скользнул по лысине, представляешь? Потому что это был вовсе не Мехнерт, а Попрыгунчик, то есть господин Кауль.
Даже официант, принесший капитану грог, не уходил, увлеченный рассказом.
- А получилось вот что… - продолжал Густав. - Кауль сел в темноте на парту рядом с Мехнертом. Он тоже хотел поглядеть на искры. Это можно понять. Учителю физики это, должно быть, очень интересно. Но не мог же я догадаться, что в темноте он сядет на место Мехнерта!
Капитан Шмаух смеялся так громко, что оркестра уже не было слышно, хотя играли как раз марш.
Клотильда даже побледнела.
- Ужасно! - шептала она. - Прямо мороз идет по колее.
Советник юстиции повернулся к рассказчику:
- Ну, а что было дальше? Густав почесал за ухом.
- В общем-то, все это мура, - сказал он. - Но все же чувствовал я себя не лучшим образом. Тут, конечно, сразу зажгли свет. Попрыгунчик сидел на месте Мехнерта и держался за лысину. Голова у него явно раскалывалась, и это было неудивительно. Я ведь бил не за страх, а за совесть. Класс застыл, будто громом пораженный. А электрические искры покорно сверкали, словно ничего и не произошло. Но никто не обращал на них никакого внимания.
"Кто это сделал?" - спросил Попрыгунчик, то есть господин Кауль, после долгого молчания.
"Я, - ответил я. - Простите меня, пожалуйста, господин учитель. Я ошибся".
"Да, ошибся, можешь в этом не сомневаться", - буркнул он и бросился посреди урока опрометью из кабинета. При этом он обеими руками обхватил голову, словно боялся, что она у него отвалится.
Густав помолчал, потом продолжил рассказ:
- Мне все стало вдруг как-то до лампочки. Ребята настолько обалдели, что никто не шелохнулся, а я кинулся на Мехнерта и стал его лупить. Я так его отделал, что он долго помнить будет, три дня потом в школу не ходил… Только я от него отвалил, как меня потащили к директору. Попрыгунчик сидел на диване и все прикладывал к голове смоченный в холодной воде платок. "Я только что узнал, - начал директор, - что ты, воспользовавшись темнотой, коварно напал на нашего старого, заслуженного преподавателя. Само собой разумеется, я выгоню тебя из школы, но все же я попрошу тебя объяснить нам причины твоего гнусного поведения".
Я просто зашелся от этих слов. Никто никогда мне не говорил, что я коварный. И меня прорвало. Я сказал им, что уж если кто коварный, так это их отличник Мехнерт. И удар по затылку тоже предназначался Мехнерту за то, что он во время большой перемены донес на своего товарища. И что они могут пойти в физический кабинет и полюбоваться останками своего любимчика. Если им такие типы больше по душе, чем я, то пусть… Ну, и так далее.
Капитан Шмаух глядел на разгневанного Густава с любовью.
- Ну, а потом что было?
- Потом произошло нечто, за что я до самой смерти буду благодарен господину Каулю.
- Что же он сделал? - спросил Эмиль.
- Он рассмеялся, - сказал Густав. - Он так расхохотался, что примочка упала у него с затылка!
Капитан Шмаух снова хлопнул себя по коленке. Потом он обернулся к официанту, который все еще стоял и слушал, и скомандовал:
- Еще один грог!
Глава седьмая
ЭСТРАДНЫЙ КОНЦЕРТ В КОРЛСБЮТТЕЛЕ
Оркестр играл туш. На сцену вышел шикарно одетый, пожалуй, далее чересчур расфранченный господин и от имени дирекции гостиницы приветствовал столь многочисленную публику. Он обещал, что все присутствующие прекрасно проведут вечер, и отпустил несколько шуточек, над которыми, кроме него, никто не смеялся. Это, видно, его разозлило, и он поспешно объявил первый номер: выступает Фердинанд Бадштюбнер, современный Карузо, с лютней.
Карузо-Бадштюбнер оказался толстым седовласым господином. Лютню он держал в руке, а на голове у него была студенческая фуражка. Перебирая струны, он пропел несколько песенок, в которых речь шла о студентах Гейдельберга, о любимой, о красивых хозяйских дочках, о вине и о пивных кружках. Голос у него был не первой свежести. Кончив, он помахал фуражкой. И занавес упал.
- В те годы, я вижу, времени на учебу совсем не оставалось, да? спросил Профессор своего отца.
- В песнях есть преувеличение, - объяснил советник. - Если бы мы не учились, мы бы ничего не знали.
У Клотильды тоже возник вопрос:
- Почему этот пожилой господин, который только что пел, все еще студент? А если он студент, то почему не учится, а поет нам под лютню песни?
Все переглянулись. Наконец бабушка ответила:
- Он, наверное, заочник.
- А, тогда другое дело, - сказала Клотильда.
Все засмеялись, но она так и не поняла, почему.
- Я получу аттестат и не буду дальше учиться, - сказал Густав. - Я буду либо автогонщиком, либо летчиком. - Обернувшись к Эмилю, он спросил: - А ты?
Эмиль на мгновение закрыл глаза. Он подумал о старшине и о том разговоре, который у них был на этот счет.
- Нет, - ответил он. - Я тоже не буду дальше учиться. Я хочу как можно скорее начать зарабатывать деньги и стать самостоятельным.
Бабушка искоса посмотрела на него, но ничего не сказала.
Следующим номером программы был акробатический танец. Артистка с такой быстротой вертелась вокруг собственной оси, что казалось, глаза у нее где-то на спине, а затылок на лице.
Капитан так громко хлопал своими гигантскими ладонями, что можно было подумать, лопаются надутые воздухом кульки. Наклонившись к Клотильде, он спросил ее:
- А вы умеете танцевать, как она?
Но он явно обратился не по адресу.
- Я бы постеснялась так изгиляться перед чужими людьми, - ответила Клотильда с достоинством.
- Ну, раз ты стесняешься перед чужими, то потанцуй для нас дома, сказал Профессор.
И мальчишки прыснули, представив себе, как Клотильда будет танцевать перед ними на террасе виллы "Морская".
Снова заиграл оркестр, на этот раз танго. Начались танцы. Капитан Шмаух пригласил Клотильду, советник юстиции - свою жену, а бабушка качала в такт музыке головой и была в прекрасном настроении.
Вдруг какой-то молодой человек подошел к Пони, поклонился и сказал:
- Фройляйн, разрешите вас пригласить?
Эмиль расхохотался:
- Да эта фройляйн и танцевать-то не умеет!
Но Пони встала.
- Да что ты в этом понимаешь! Сосунок! - бросила Пони и пошла танцевать.
И танцевала она так, словно всю жизнь только этим и занималась.
- Нет, вы только поглядите на нашу фройляйн! - воскликнул Профессор. Где это она так насобачилась?
- Мы, женщины, - объяснила бабушка, - умеем танцевать с рождения.
Густав сокрушенно покачал головой:
- Ну и девчонка! Не старше меня, а изображает из себя барышню!
Следующий танец был вальс.
- Вот это для нас, молодежи, - сказал капитан, приглашая Пони, и они в таком бешеном вихре закружились по залу, что никто больше не решался танцевать.
Время от времени капитан подбрасывал Пони высоко в воздух - это получалось у них великолепно, не хуже, чем у настоящих артистов. Все аплодировали, даже официанты.
Капитан заставил Пони поклониться. И сам тоже поклонился.
Потом снова вышел на сцену расфранченный господин… Он сказал, что с особым удовольствием объявляет выступление следующего артиста, потому что повсюду, далее в самых шикарных кабаре страны, его встречают бурными аплодисментами.
- Интересно получается, - изумился капитан. - Если у него везде такой огромный успех, чего же он забрался в такую дыру, как наш Корлсбюттель?
Все стали ждать, пока снова поднимется занавес. А когда занавес наконец поднялся и знаменитый артист показался на сцене, Эмиль сказал громко, чуть ли не на весь зал:
- Во дает!
Потому что знаменитым артистом, которого повсюду встречают чуть ли не овациями, оказался не кто иной, как сам конферансье. Он только успел надеть на голову цилиндр, сунуть в глаз монокль и взять в руку тросточку.
- А вот и я, - доверительно сообщил он публике. - Начнем с серьезного жанра. Я спою вам печальную песню "Такова жизнь"…
Когда певец замолк и поклонился, бабушка сказала:
- Если этот тип хоть раз пел в большом кабаре, то можете меня называть герцогиней Лихтенфельдской.
Затем знаменитый артист спел две веселые песенки, но они оказались не менее печальными. А потом он объявил антракт на десять минут.
После антракта снова выступала исполнительница акробатических танцев. Потом манипулятор показывал невероятные карточные фокусы. И, наконец, гвоздь Программы - "Три-Байрона-три!".
То, что делал мистер Байрон со своими близнецами, было просто уму непостижимо. Зрители сидели не шелохнувшись. А когда мистер Байрон лег спиной на скамейку и поднял вверх руки, у всех дух захватило, потому что Джекки Байрон, тот, что побольше, сделал на правой руке отца стойку на голове, а Макки - на левой. Сперва они еще страховались, держа отца за руку, а потом разом вытянули руки по швам. Они стояли вверх ногами, уперев головы в ладони мистера Байрона, как перевернутые оловянные солдатики. И вдруг-гоп! - ловко спрыгнули на пол и улыбнулись как ни в чем не бывало.
Затем мистер Байрон, по-прежнему лежа на скамейке, подтянул колени к животу и поднял вверх ноги. Макки лег на спину поперек отцовских ступней, и мистер Байрон стал тогда двигать ногами, как велосипедист, а Макки завертелся, как веретено. Вдруг он взлетел в воздух, перекувырнулся и снова точно пришел на отцовские ступни, потом опять взлетел вверх, сделал сальто и упал… Нет, не упал, а встал ногами на ступни мистера Байрона и ловко удержал равновесие. Клотильда сказала дрожащим голосом:
- Я не могу больше на это смотреть!
Но Густав, Эмиль и Профессор глаз не могли оторвать от сцены.
Потом Джекки Байрон, тот, что побольше, лег на скамью, поднял обе руки, и вдруг-ап! - этот большой, грузный атлет сделал стойку на кистях, уперевшись в ладони своего сына.
- Не понимаю, как у Джекки не ломаются руки, - шепнул Эмиль.
Густав кивнул.
- Да, это противоречит всем законам физики!
Когда три Байрона закончили свой номер, началась настоящая овация. Занавес поднимали двенадцать раз.
Густав схватил английский словарь и вскочил с места, исполненный решимости.
- Пошли! - крикнул он и побежал.
Профессор и Эмиль, едва поспевая, ринулись за ним.
Они ждали близнецов в коридоре за сценой.
- Hallo, boys! {Привет, мальчики (англ.).} - крикнул Профессор. Близнецы обернулись.
- A moment, please… {Минутку, пожалуйста (англ.).} - попросил Густав. Макки - тот, что поменьше, - бросился бежать со всех ног и исчез в какой-то задней комнате. Джекки стоял и смотрел на ребят.
- You are wonderful, - сказал Эмиль. - Very nice, indeed. My compliments, Byron {Вы великолепны! Просто прекрасно! Я вас поздравляю, Байрон (англ.).}.
Джекки подошел к ребятам поближе. Он был мокрый от пота, и вид у него был очень усталый.
Густав листал словарь.
- Hallo, dear, - проговорил он, запинаясь. - We have seen you. It's the greatest impression in all my life, by Jove! Do you understand? {Послушай, дорогой. Мы видели. Это самое большое впечатление за всю мою жизнь. Клянусь! Вы поняли? (англ.)}.
Джекки долго глядел на мальчишек. Потом он тихо сказал:
- Не валяйте дурака! Я ни слова не понимаю по-английски. Привет, господа!
У всех троих вытянулись лица. Густав захлопнул словарь.
- У меня сейчас будет удар. Я думал, ты англичанин.
- Да что ты! Это просто наш псевдоним, чтобы выступать. Иностранные имена нравятся публике. А теперь отгадайте, как меня зовут на самом деле.
- Ты уж лучше сам скажи, а то гадать можно долго, - сказал Профессор.
- Вы будете смеяться! Да ладно! Меня зовут ПАулъхен ПашУльке.
- Паульхен Пашульке! - изумленно повторил Густав. - Имя, как у гнома. Меня зовут просто Густав. Но все это мура! Мы хотели тебе сказать, что мы в восторге. Старик, это просто высший класс!
Джекки обрадовался похвале.
- Очень приятно, - сказал он. - Вы завтра придете на пляж?
Они кивнули.
- Значит, до завтра! - крикнул он и исчез в той комнате, в которой уже скрылся его брат.
Трое друзей постояли еще в коридоре, поглядели друг на друга и в конце концов рассмеялись.
Густав с презрением засунул словарь в карман, обнял Эмиля и Профессора и сказал:
- Поделом нам! И зачем только люди учат иностранные языки!
Глава восьмая
ПОЯВЛЯЕТСЯ ТРЕТИЙ БЛИЗНЕЦ
На следующий день дождь лил как из ведра. Ребята не выходили из дому, писали письма и открытки с видами, играли в шахматы и глядели все время в окно. Им казалось, что они как лягушки в банке. К счастью, в гости пришел Вторник. Он взял отцовский зонтик и стоял теперь в саду, словно гриб.
Едва он вошел в дом, мальчишки стали ему наперебой рассказывать про трех Байронов и их акробатические трюки. Рассказали ему и о том, что Пони-Шапочку вчера назвали "фройляйн".
- Да, да, - сказал Вторник, - мы стареем.
И так как Пони была на кухне, где Клотильда учила ее готовить, они ворвались туда с криком:
- Фройляйн, ваш партнер стоит у дверей!
Пони не удержалась и посмотрела в окно. Мальчишки расхохотались и побежали назад на террасу. Профессор от нечего делать взял со стола отцовскую книгу и стал ее перелистывать.
- Послушайте! - сказал он вдруг и громко прочел: - "Нормальные, здоровые дети приходят в мир не с пустыми руками. Природа дает каждому все, что ему повседневно необходимо. Развивать эти дары - наш долг, и часто все это лучше развивается само по себе". - Профессор захлопнул книгу и поглядел на друзей. - Вот видите, что сказал великий Гете.
- Что мы видим? - спросил Густав. - Все мы нормальные, здоровые дети. Ну, а дальше что?
Профессор ткнул указательным пальцем в книгу:
- Гете хочет сказать, что мы от природы обладаем уже всем, что необходимо для жизни. И все, что в нас заложено, считает Гете, может развиваться само по себе. Никто не должен нас опекать… - Профессор посмотрел на вошедшего отца. - Ты знаешь, что я не тебя имею в виду, сказал он, - но многие родители совершенно неверно обращаются с детьми.
- Чертовски трудно воспитывать детей, - сказал советник, - чтобы заниматься ими не слишком много и не слишком мало. И с каждым ведь все по-разному получается. У одного легко развиваются его природные качества, у другого их надо вытаскивать клещами, иначе они не выползут на свет божий. Советник сел. - Вы все это поймете потом, когда сами станете отцами.
- Насчет "саморазвития" - это мне по душе, - заявил Густав.
- Уважаемые господа, - сказал советник с улыбкой, - не хотите ли вы несколько дней развиваться самостоятельно, без всякой опеки? Пожалуйста, я вам это устрою. Я проходил сегодня мимо бюро путешествий и прочел объявление, что послезавтра отправляется пароход в Копенгаген. Поездка эта рассчитана на несколько дней. А я давно уже не был в Дании. Короче, я предлагаю всем взрослым и Пони-Шапочке тоже отправиться послезавтра на этом пароходе в Данию, в Копенгаген.
- А мы? - спросил Профессор.
- Вы, мальчики, останетесь одни в Корлсбюттеле. Обедать можете в столовой. Деньги я вам дам, если вы не усмотрите в этом покушения на самостоятельность вашего развития.
- Мы уж не так мелочны, - сказал Густав. - Деньги мы возьмем.
- А обо всем остальном вы сами позаботитесь, - сказал советник. - У вас будет полная возможность развиваться без помех, по своему желанию. Вы сами будете за себя отвечать и увидите, удовольствие это или обуза. Договорились?
Мальчики были в восторге.
Профессор подошел к советнику и гордо спросил у ребят:
- Видели ли вы лучшего отца?
- Нет! - заорали все в один голос.
Вторник поднял руку, как в классе:
- Господин советник, а моих родителей вы с собой не прихватите?
После обеда по-прежнему лил дождь. Когда все пили кофе, появился капитан Шмаух. Клотильде пришлось тут же сделать ему грог. Он сел в кресло, набил свою трубку, выпустил синее облако дыма и сказал:
- Здесь очень уютно. С тех пор как я посидел вчера вечером с вами, мне в моем доме стало как-то одиноко.
- Вам надо было жениться, когда вы были помоложе, - заметила бабушка.
- Нет, - сказал капитан. - Муж всегда в море, а жена всегда одна дома это тоже никуда не годится. Сегодня вечером я снова ухожу на несколько дней в Швецию. Повезу лес. Так я живу уже десятки лет. Всегда один! Если бы хоть Ганс остался со мной в Корлсбюттеле. Но и это невозможно. Когда кончится его срок учения, он поедет в Англию и во Францию. Хороший официант должен поработать за границей, он не может из-за своего старого дяди навсегда здесь поселиться. Вот так-то. И с каждым годом становишься все старше, пока в один прекрасный день…
Он расчувствовался не на шутку. Поэтому ему пришлось немедленно сварить еще один грог.
А потом капитану Шмауху уже было пора отправляться на борт своего парохода. Он надел брезентовый дождевик и зашагал под ливнем. В сторону Швеции.
После ужина мальчишки снова сидели одни на террасе. Вторник тоже был с ними. Родители отпустили его до девяти часов. Дождь барабанил по крыше. Ребята скучали.
Вдруг кто-то тихо постучал, и они увидели прижавшееся к стеклу лицо.
Все четверо вскочили. Профессор подбежал к двери и распахнул ее:
- Кто там?
На пороге стояла закутанная в плащ фигура. Ребята не сразу поняли, что это Ганс Шмаух.