* * *
Лечащий врач Козаченко в австрийской специализированной клинике, украинец по происхождению, Михаил Ропан, после обследования пациента, удовлетворённо вынес вердикт:
- Кризис минул, господин Козаченко. Вы идёте на поправку.
- Что нашли? - Андрей Николаевич с трудом приподнялся на локте..
- Пока ничего. - доктор развёл руками. - Мы - лечебная клиника, а не исследовательский институт.
Врач, естественно, промолчал о том, что буквально час назад он имел встречу с Эрихом Вайсом, главным врачом клиники, во время которой тот в категорической форме запретил доктору обсуждать, с кем бы то ни было, болезнь украинского политика. На вопрос по поводу поведения самого Вайса, когда главврачом было сделано заявление для прессы, что яд в теле больного не обнаружен, в то время, как исследование анализов пациента ещё не было проведено, старый, лысый доктор снял очки, и, протерев их салфеткой, вынес ответ - вердикт:
- Поверьте мне, молодой человек, в нашем деле часто нужно в лучшем случае молчать, в худшем - врать. Для меня девятнадцатого сентября наступил худший случай. И потому, лучше молчите.
Что Михаил Ропан и сделал.
- Но факт моего отравления подтвердился? - продолжал настаивать на своём кандидат в президенты.
- Вы хотите от меня положительного ответа, а я не могу вам его дать.
- И всё-таки… - кандидат в президенты говорил с трудом. А взгляд смотрел твёрдо, уверенно.
- Простите, я не уполномочен делать подобные заявления. - врач поднялся. - С вами хотят увидеться.
- Кто?
- Ваш брат, товарищи по оружию. - последние слова резанули слух Козаченко.
- В словосочетание "товарищи по оружию" вы вставили иронические нотки. Почему?
- Позвольте не отвечать и на этот вопрос. Их пригласить всех, или…
Андрей Николаевич упал на подушку.
- Позовите только брата.
Когда Сергей, младший из рода Козаченко, вошёл в палату, Андрей Николаевич сделал попытку сесть, но тот жестом руки уложил больного обратно:
- Как себя чувствуешь?
- Слабость. Тяжело говорить. Вся левая сторона онемела. - политик провёл рукой по шершавой от щетины щеке. - И видок, судя по всему, у меня непрезентабельный.
- Потерпи. Доктора говорят, худшее позади.
- Врут. Худшее ещё предстоит. Как Кэт? - Козаченко не захотел, чтобы его жена приехала вслед за ним. В основном, из-за последнего ребёнка, который родился весной.
- Нормально. Точнее, уже нормально. Детей мы перевезли на дачу. Подальше от событий, да и с охраной проще. Катя решила остаться в Киеве. Ты не против?
- Согласен. А мать?
- С мамой плохо. Сердце. Сильно переживает.
- Поезжай к ней. Будь рядом. И каждый день мне звони. Понял? Каждый день.
- Да понял я. Ты вот что мне скажи: что это было? Неужели эти сволочи…
- Не горячись. - Андрей Николаевич притянул слабой рукой Сергея к себе, - У меня завелась "крыса".
- Какая крыса?
- Тихо. И никому не говори о том, что сейчас услышишь. В моей команде появился человек, который захотел меня уничтожить.
- То есть… Твой человек? - догадался Сергей.
- Да.
- Не может быть… Но откуда у тебя такие подозрения? К тому же, ты же сам говорил про СБУ!
- Серенький, спецслужбы убивают по другому. И намного эффективнее. И так, что ничего после не докажешь. А здесь такое ощущение, будто сработал дилетант. А я, кроме наших, в последнее время ни с кем в контакт не вступал. Вот так то. Мы с Катей перед отъездом обсуждали произошедшее. Она, конечно, молодец. Терпит. Молится всё время. И оба пришли к одному выводу: яд подсыпал наш человек.
- Так ты же говорил…
- И правильно говорил. Мне то отравление на руку пришлось. Я им и воспользовался. Но кому-то очень не повезло. Потому, как я остался жив.
Сергей вскинулся:
- В таком случае, следует тормошить штаб. Поднять всех на уши! Каждого - под гребёнку!
- А вот этого как раз и нельзя делать! - Андрей Николаевич перешёл чуть ли не на шёпот. - Любой скандал в штабе отразится на рейтинге. Следует совсем обратное. Нужно молчать. Терпеть, сжать зубы и молчать. Данная ситуация мне на пользу. Никаких контактов с прессой, со следователями, с властью. Объявим им полное недоверие. Пусть "папа" почувствует, как под ним кресло качается. Глядишь, сговорчивее станет. Он теперь в полном недоумении, как да что. А мы посмотрим на его телодвижения. Впрочем, по штабу пройдись так, слегка. Так сказать, прозондируй почву. Но осторожно. И даже если что нащупаешь, ничего не предпринимай! Ничего! Понял?
- Хорошо, сделаю. Но всё равно, как то не по себе…
- С "крысой" разберёмся позже. В свой час. - больной обессилено упал на подушки.
- Результаты анализов есть? - поинтересовался Сергей.
- Вроде, да. Только не могут определиться, в наличии яда в организме. Говорят, необходимо более детальное обследование, а значит, придётся выйти на другие клиники, или исследовательские центры.
- А если яда нет? - тихо проговорил младший брат.
- Значит, его нужно найти! - твёрдый взгляд Андрея Николаевича упёрся в переносицу Сергея. - Ты понял меня?
Сергей утвердительно мотнул головой.
- Пока время работает на нас. - продолжил мысль кандидат в президенты. - Мы в эфире. За нами все СМИ. И терять такую позицию нельзя.
- Ясно. - выдохнул младший Козаченко. - Только не нравится мне всё это. Выглядишь ты совсем плохо.
- Сам знаю. - рука больного поднялась и тут же упала на кровать. - Поезжай к маме. И будь постоянно со мной на связи. О нашем разговоре сообщи Круглому. И только ему. Он знает, как сработать.
* * *
"Шону.
Приказ о депортации "Серба" исполнить беспрекословно.
Х - 23"
* * *
"… сегодня, 60 лет спустя, националистические партии и организации, которые считают предателей нашей Родины, бойцов ОУН своими героями и учителями, сплотились вокруг кандидата в президенты Андрея Козаченко. Под руководством иностранных специалистов, только уже не немецких, а американских, создаются организации для уличных погромов и беспорядков. Одной из таких организаций является молодёжная компания "Сила и воля", которая тесно контактирует с организацией "Час". Песенник данной организации составлен человеком под псевдонимом "Линч" (видимо, по аналогии с названием изобретения демократического американского общества - Суд Линча, или самовольная расправа) и мог бы занять достойное место в репертуаре бойцов дивизии "СС - Галичина". Большинство песен посвящено темам насилия и убийства: "Меч поднеси и наотмашь бей! Бей! Бей!" или "В Чёрное море кровь Днепром течёт!". Конечно, не обойдена и тема "москаля": "Закопали москаля, как собаку. Видно руки, видно ноги, видно сраку". А Украина в речах той же организации представлена, как порабощённая страна: "Чёрными тучами скрыты руины, лишь ветер над пеплом грозно ревёт. Дикой пустыней лежит Украина, в плаче и стоне защитника ждёт". Козаченко, с самого начала президентской гонки, начал пропаганду Украины, будто она представляет из себя горы развалин и сети концлагерей. Вся компания Козаченко с истерией вокруг отравления, имеет одну единственную цель - оправдать то насилие, к которому готово прибегнуть его окружение, состоящее из олигархов и грабителей, которые обесчестили и обескровили украинский народ….
Газета "Коммунист Украины", 22 сентября, 200…"
* * *
"Отравлен или не отравлен? После публичного заявления Андрея Козаченко, в котором кандидат в президенты Украины утверждает, что был отравлен ныне действующей властью, руль его избирательной компании попал в руки австрийских врачей. Действия штаба Козаченко сегодня зависят не от того, какой рейтинг занимает оппозиция на данном этапе, а от того, какой диагноз установят врачи: отравлен или нет?
19 сентября немецкое информационное агентство "Рейтер" распространило заявление представителей клиники, где проходит курс лечения Андрей Козаченко, в котором говорится, что анализ болезни не даёт оснований говорить про отравление. Такого хода событий, судя по всему, соратники Андрея Козаченко не ожидали. Олег Круглый, известный последователь силового решения проблем компании, немедленно вылетел в Вену. Вскоре после его появления в Австрии, начали поступать заявления от лечащего врача А. Козаченко, Михаила Ропана, в которых говорилось о том, будто информация от 19 сентября не соответствует действительности. В последующие дни ситуация с отравлением окончательно запуталась. Единственное, что подлинно известно, А. Козаченко специального обследования на выявление токсичных материалов в организме не проходил. Украинские избиратели негативно отреагировали на тяжкие обвинения с боку Козаченко, особенно после заявления австрийских врачей. Рейтинг Андрея Николаевича сначала остановился, а после начал стремительно падать. Козаченко перестал быть лидером предвыборной гонки…
Журнал "Столица и политика".
N 10, 200… год"
* * *
На этот раз Щетинин встретил Медведева несколько радушнее.
- Присядь, налей себе чай.
Пока полковник занимался собой, Вилен Иванович сделал несколько записей в блокноте, три телефонных звонка, и только после обратился к подчинённому.
- Итак, в Мюнхене всё спокойно.
- Совершенно верно. - Медведев слегка пригубил горячий напиток, настоянный на малине и смородине. - Никаких проверок Шлоссер не предпринимал. Как доложил "Михайлов", информатор цел и невредим.
- Что ж, - генерал присоединился к чаепитию. - Теперь остаётся выяснить одно: так передавал Луговой информацию Петренко, или нет? Кто промолчал?
- А если у "комсомольца" имелись свои, личные мотивы пожелать смерти "Казачку"? - предположил Герман Иванович.
- Какие? Ты же сам проверял всё о нём.
- А если струсил? - сделал новое предположение полковник. - Побоялся, что начнут выяснять, откуда к нему поступила данная информация? Открыться, что встречался с Луговым не захотел. Подобная встреча могла ударить по карьере. Вспомните, Вилен Иванович, - Медведев добавил себе чаю. - На чём "комсомолец" погорел в девяностом? На нерешительности. Человек, конечно, имеет свойство меняться, но не настолько кардинально. Петренко всегда был, и останется карьеристом и трусом.
- Тогда сам собой напрашивается вопрос: почему Луговой выбрал именно Петренко? Уж не для того ли, чтобы тот именно не передал его информацию? А?
- Я тоже об этом думал. - кивнул Медведев. - Фактически, задание президента политолог выполнил. Информацию о покушении передал. Как говорится, придраться не к чему. А вот то, что Петренко не передал информацию дальше, не его забота. До сих пор мы рассматривали "комсомольца", а политолог находился "в тени". Предлагаю встать на позицию Лугового. Лев Николаевич прекрасно понимал: не передать предупреждение он не мог. Потому как знал, все его передвижения контролируются. Но ему, пока по неизвестной нам причине, нужно было, чтобы "Казачка" всё-таки отравили. Дилемма. И он находит выход. Точнее, такую фигуру для передачи, единственную из всего окружения Козаченко, которая бы не передала информацию, а наоборот, испугалась что-либо предпринимать, потому, как могла своими действиями навредить самому себе.
- Любопытно. - Щетинин усмехнулся. Он несколько часов назад, как только получил сообщение из Мюнхена, подумал о том же самом. - Мы рассчитывали на то, что заимеем своего человека в стане "Козачка". А получилось, у себя пригрели "крысу"… Вот что, Герман, давай-ка, подбери материал на Лугового. Всё, что сможешь на него нарыть. И хорошего, и плохого. Глядишь, может ниточку в этом клубке мы и нащупаем.
* * *
Густав Велер "столкнулся" с Тарасюком в коридоре клиники, когда тот покидал апартаменты лидера своей партии. Стерильность помещения совмещалась с домашним уютом, благодаря цветам, размещённым вдоль стен. Велер прикоснулся одного лепестка неизвестного ему растения, и удовлетворённо прищёлкнул пальцами:
- Надо же, не искусственный. - взгляд, устремлённый на украинского политика не предвещал ничего хорошего. - Степан Григорьевич, мы с вами определённо договаривались: никаких приездов. Оговаривали и то, что вы должны постоянно находиться в Киеве.
- Но он настоял, чтобы я был в составе команды. - Тарасюк прекрасно понимал бессмысленность своих оправданий, однако промолчать не смог.
Велер засунул руки в карманы джинсовой куртки.
- Вы выполнили просьбу больного? Приехали? Теперь найдите причину, чтобы вернуться обратно.
Степан Григорьевич прислонился к подоконнику, посмотрел на улицу.
- Он очень плохо себя чувствует.
- Естественно. Если бы вы нам передали полный список заболеваний Козаченко, начиная с детского сада, подобного бы не произошло. Так что, вините не нас, а своё собственное разгильдяйство. Впрочем, как вы убедились, всё прошло очень даже естественно. Мы удовлетворены вашей работой. Пусть "Апостол" отдыхает: свою миссию, на данный момент, он выполнил. Теперь ему следует набираться сил. Передайте ему перед отъездом, что "друзья" очень обеспокоены состоянием его здоровья. И пусть он в ближайшее время познакомится с нашей прессой. Между нами: это будет небольшая компенсация за причиненные неудобства. А вам следует теперь использовать то положение, которое вы получили. Средства массовой информации в ваших руках. Так что, как говорят у вас: в добрый путь.
- То, что для "Апостола", я передам. Но, вы же понимаете, Верховная Рада создала комиссию по данному делу. Боюсь, как бы к ним не попали данные обследования Коз… "Апостола".
- Вот именно поэтому, вам и следует безвыездно находиться в Киеве. Предупредите, когда ваша комиссия соберётся посетить нашу страну. А мы их встретим.
Велер проследил за тем, как Тарасюк покинул здание клиники. Затем он прошёл в ординаторскую:
- Простите. - спросил обладатель дипломатического паспорта миловидную медсестру, - Я могу встретиться с лечащим врачом господина Козаченко?
- Да, он в своём кабинете.
Михаил Ропан просматривал кардиограмму одного из пациентов клиники, когда господин Велер, легко постучав в дверь, слегка приоткрыл её, и, убедившись, что доктор один, прошёл в кабинет. Густав внимательно посмотрел на врача. О том, кто такой Михаил Ропан он прекрасно знал. Именно по его просьбе главный врач клиники назначил лечащим врачом украинца земляка. Из полного досье на лекаря, Велер откапал несколько любопытных деталей, на которые теперь собирался сделать ставку.
- Господин Ропан? - мужчина буквально излучал радушие. - Я - Густав Велер. Вам должны были сообщить о моём приезде.
Доктор привстал с места.
- Приятно познакомиться. Я так понимаю, вас интересует мой украинский пациент?
- Совершенно верно. Как он себя чувствует?
- Общее состояние стабилизировалось. Печень начала нормально функционировать. Однако побаиваюсь за сердце. У господина Козаченко, как я называю, "возраст молодого старика", и такие нагрузки….
- То есть, насколько я понял, господин Козаченко идёт на поправку? - бесцеремонно перебил врача Велер.
- Можно сказать и так.
- Это то, что мне хотелось услышать. Сколько пациенту необходимо пробыть у вас?
- Для полного выздоровления…
- Полностью здорового человека в наше время найти крайне сложно. - вновь остановил речь доктора дипломат.
- В таком случае, минимум неделя, но кожное покрытие на лице и…
Велер остановил слова жестом руки:
- Мы всё прекрасно понимаем. Господин Козаченко не простой больной. А потому он не может долгое время находиться у вас. Итак, неделя?
Ропан сплёл пальцы рук от волнения:
- Вы должны понять и меня. Я отвечаю за здоровье пациента, и если что-то…
Велер вскинул ладонь:
- Если случится что-то, то я вам гарантирую, вы ни за что отвечать не будете.
- Это непонятный для меня разговор. - Михаил Ропан снял очки и сунул их в нагрудный карманчик белоснежного халата. - Мы с вами будто общаемся на разных языках….
- Вы ошибаетесь. - голова Велера качнулась в отрицательном жесте. - Мы с вами не общаемся. Я вам говорю, а вы меня слушаете. И выполняете указания. И вот только в том случае, ни за что не будете отвечать.
Доктор достал из кармана носовой платок, нервно помял его и снова сунул в карман:
- Насколько я понял, вы приехали не только узнать о состоянии больного.
- Совершенно верно. А чтобы наш разговор не носил каких-то недоговорённостей, я вам должен напомнить об одном деле, связанном с адвокатом Вильпертом.
Велер внимательно следил за своим собеседником. Тот даже бровью не повёл. Ай да выдержка. А дело было довольно любопытное. Связанное с наследством одного фабриканта, который неожиданно скончался после посещения доктора Ропана. Юристы потерпевшей стороны ничего доказать не смогли, но ребятки Велера, тряхнув хорошенько адвоката Гюнтера Вильперта, кое-что на доктора откапали. Лет так на двадцать.
Ропан медленно достал и снова нацепил на переносицу очки:
- То, на что вы намекаете, господин дипломат, ещё следует доказать. И подобными действиями должно заниматься не ваше ведомство, если вы действительно, как мне сообщили, из министерства иностранных дел. А вот, чтобы те, кому по долгу службы не пришло в голову искать доказательства, я согласен оказать государству, естественно, через вас, некоторые услуги. Итак?
Велер усмехнулся: вот так ввернул докторишка… Молодец!
- А вы мне определённо нравитесь, господин Ропан. Никаких соплей, всё по-мужски. Поэтому, перейду к делу. Через неделю Козаченко должен стоять на ногах. И не просто стоять, а основательно стоять. Вы будете постоянно контролировать его самочувствие, даже на расстоянии. Если что случится, мы его к вам доставим. За работу получите неплохие деньги. Поверьте, действительно неплохие. Следующее: больше никаких интервью без нашего ведома. Будете говорить журналистам только то, что мы вам скажем. Никакой самостоятельности.
- Но, своё интервью может дать директор клиники, доктор Вайс. Заметил врач. - И оно, судя по всему, не будет совпадать с вашими желаниями.
- Вас это не должно волновать. В конце - концов, вы лечащий врач, а не он. С доктором Вайсом мы разберёмся. Ваша задача: поставить пациента на ноги в установленный срок. И, пока, последнее: для господина Козаченко, как и для всех других, я имею ввиду органы правопорядка, яд пока что не обнаружен. Но факт его наличия сомнению подлежит.
- Но у меня нет сомнений в том, что он есть. - не сдержался Ропан. - Все анализы это подтверждают. И потом: любой яд обнаруживается в течении двух, максимум, трёх суток. Никто не поверит, что мы так долго его не можем найти. Почему сейчас нельзя объявить правду?
- А вы что: специалист по ядам? - едва не вспылил Велер.
- Нет.
- Так в чём проблема? Ваша задача: вылечить больного, а всё остальное, в том числе, и объявление правды - дело рук других, как вы выразились, ведомств. - Велер протянул руку. - Приятно было с вами познакомиться, доктор. А теперь, проводите меня к господину Козаченко и представьте, как представителя "Freedom World". А также проследите, чтобы нам никто не мешал в течении двадцати минут.