- Чего это вы все уселись на столе? Мы с Мишкой взглянули на Наташку, Наташка посмотрела на маму и сказала:
- Мамочка, ты только не волнуйся… Не успела Наташка договорить фразу, как мама стала прямо на наших глазах волноваться. Она волновалась всё больше и больше.
- Мамочка, - повторила Наташка, - ты только не волнуйся… Мы должны тебе сообщить одну неприятную новость…
- Подождите, - сказала мама, - подождите… сначала скажите мне, вы все живы?..
- Живы, - ответили мы нестройным шёпотом.
- Вы все здоровы?
- Здоровы, - ответили мы нестройным шёпотом.
- Так, - сказала мама, - это самое главное… А сейчас я пойду приму валерьянку, а после этого вы сообщите мне неприятную новость…
Пока мама ходила за лекарством, я всё время думал об одном: "Только бы она где-нибудь там не встретилась с ужом, только бы она не встретилась… Потому что если она встретится с ужом, то поднимется в доме такой шум…" Но шума не поднялось. Мама быстро вернулась обратно с пузырьком в руке, распространяя вокруг себя запах валерьянки.
- Теперь Говорите, что за неприятная новость! - сказала она.
- Дело в том, - почему-то с радостью и даже с восторгом сказала Наташка, - что Мишка в интересах всего человечества принёс в чемодане к нам на дачу ужей для тренировки, а они взяли и все куда-то расползлись…
- Как-расползлись? - спросила мама, делая большие глаза.
- Вот так-расползлись… - снова с восторгом сказала Наташка и показала рукой, как ужи, извиваясь, расползлись по комнате.
- Ай! - крикнула мама, прыгая к нам на стол и роняя бутылочку с валерьянкой на пол.
Пока мама переживала на столе и задавала Мишке всякие запоздалые вопросы, кот Васька, привлеченный запахом лекарства, спрыгнул со шкафа и стал жадно лакать из лужицы валерьянку. Тем временем дверь в мою комнату стала вдруг тихонечко отворяться.
- Ужи! - крикнула в ужасе мама. Но это были не ужи, это был папа. Он вошёл с насторожённым лицом в комнату и, увидев нас всех на столе, то ли от неожиданности, то ли от чего другого, вдруг расхохотался.
- Напрасно смеёшься, - сказала мама. - Когда ты узнаешь, что случилось, ты заплачешь…
- А что случилось? - спросил папа, делай серьёзное лицо.
- А то, что по нашей даче ползают змеи…
- Какие ещё змеи? - спросил папа.
- Не змеи, а ужи, - поправил маму Мишка.
- Это ещё надо проверить, - сказала мама. - Мишка принёс в наш дом целый чемодан змей, а они все расползлись по даче.
- Не чемодан, а всего четыре штуки- сказал Мишка, - и не змей, а ужей.
Папа подумал, потом почему-то поднялся на Цыпочки и тихо сказал:
- Если они расползлись, - прошептал папа, - то надо не сидеть на столе сложа руки, а ловить их.
Сделав такое мужественное заявление, папа на цыпочках подкрался к нашему общему столу и сказал мне шёпотом:
- Ну-ка подвинься!..
Я подвинулся, и папа очень ловко впрыгнул на стол, при этом так энергично, что мама чуть не упала со стола с другой стороны.
- Ой! - сказала мама и уцепилась за моё плечо.
А Мишка спустил ноги и стал медленно слезать со стола.
- Ты это куда? - спросил папа, хватая его за руку.
- За ужами!
- Сидеть! - сказал папа, не отпуская Мишкину руку.
- Сами же сказали, что ловить…
- Сначала надо убедиться, что эти ужи действительно ужи, а потом уже их ловить.
- Значит, мы на этом столе так и будем до утра убеждаться? - спросила мама.
- Почему до утра? - ответил папа. - Сейчас мы привлечём ужей в комнату и убедимся, что они ужи. А после этого их переловим.
- Интересно, чем это вы будете их привлекать? спросила мама.
- Чем? - сказал папа. - Свистом… Когда я был на строительстве в Индии, я видел, как там заклинали свистом змей.
- Точно, - сказал Мишка. - Змеи на свист всегда выползают.
- А ты свистеть умеешь? - спросил папа Мишку.
- Умею, - ответил Мишка.
- Ну-ка свистни.
Мишка заложил два пальца в рот и свистнул изо всех сил. Свист получился у него резкий и оглушительный.
- Нет, - сказал папа. - Таким свистом змей можно только распугать. Надо свистеть нежно. - И папа показал Мишке, как нужно нежно свистеть.
Мишка повторил. Папа остался доволен.
- Так, - сказал он, обращаясь ко мне и Наташке. - Вы тоже свистите. Всем свистеть!
Сложив губы трубочкой, папа вывел негромко какую-то знакомую мелодию. - Что ты свистишь? - спросила мама. - Арию индийского гостя.
- По-моему, лучше арию Ленского из оперы "Евгений Онегин", - сказала Наташка. - И слова подходят: "Куда, куда вы удалились?"
Но папа предпочёл арии Ленского арию индийского гостя.
- Три, четыре! - сказал он и взмахнул по-дирижерски руками. - Начали!..
И мы начали свистеть. Папа с Мишкой свистели вполне прилично. А мы с Наташкой от страха жутко врали мелодию. А тут ещё к нашему хору присоединился пьяный Васька. (К этому времени он слизал с пола всю валерьянку и совершенно опьянел.)
- Стоп! - сказал папа. - Так не пойдёт! На такую какофонию никакая змея не приползёт.
Мы все замолчали. Только пьяный Васька продолжал что-то распевать своим хриплым голосом.
- Пошёл вон! - сказал папа, обращаясь к Ваське. - Брысь!
На этот раз захмелевший кот хотя и нехотя, но всё же послушался папу. Качаясь на четырёх лапах, он подошёл к окошку и прыгнул, но промахнулся и шмякнулся о стенку.
- Вот надрался, - сказал папа. - Даже в окно попасть не может.
Удар о стенку и валерьянка, вероятно, так оглушили Ваську, что тот упал и сразу же уснул на полу без задних ног. В комнате снова стало тихо.
- Непонятно, - прошептала мама, - почему же ужи не выползают?..
- Кто же поползёт на такую какофонию? - ответил папа и добавил, обращаясь к нам: - Всем молчать. Свистеть буду я один.
- А может быть, вы не то свистели? - робко спросила мама. - Может быть, им надо что-нибудь танцевальное?..
Папа что-то хотел ответить, но как раз в это время в полной тишине раздался за дверью шорох. Все насторожились. Шорох приближался.
- Ползут… - прошептал папа. - Ползут… - И он снова принялся за своего индийского гостя.
Он свистел так тонко и нежно, как будто играя на флейте. А шорох тем временем всё приближался и приближался. Мы не выдержали и стали опять тихонечко подсвистывать папе. Какофония возобновилась с новой силой, но несмотря на это шорох всё приближался. Потом дверь тихонько открылась, и из дверной щели высунулась голова нашей соседки. Она смотрела на нас долго-долго, до тех пор, пока мы один за другим не прекратили свист.
- Так, - прошипела соседка, - вместо того чтобы ловить своих гадюк, они ещё сидят на столе и ещё свистят…
- Позвольте, - сказал папа.
- Не позволю! - прошипела соседка. - У нас тоже есть дети.
- Какие гадюки? - сказал папа. - Где вы их видели?
Как раз в это время соседка взглянула под стол, на котором мы сидели, и глаза её вдруг просто вылезли из орбит.
- Удав! - крикнула она шёпотом. - Удав! Под столом! Караул! Милиция!
Подняв юбку обеими руками, соседка подпрыгнула на пороге и с криком и визгом выскочила из комнаты, продолжая кричать на улице:
- Удав! Милиция! Удав! Милиция! Мы все, как один, встали на столе и замерли, словно в почётном карауле. Стол, на котором мы стояли, был складной, поэтому посреди него была щель, через которую я взглянул на пол. На полу, свернувшись кольцами, действительно лежала чёрная огромная змея.
- Удав, - сказал папа. - У нас под столом удав…
- Я удавов не приносил! - сказал Мишка.
- Ну конечно, он сам приполз… - сказал папа. - В гости к ужам…
Тогда Мишка прыжком соскочил со стола, схватил чемодан и, раскрыв его, как капкан, стал приближаться к удаву, лежащему под столом. Мы все покачнулись. Наташка завизжала. Мама закрыла лицо руками. Стол пошатнулся. Ножки его подломились, и мы все полетели на пол, прямо в пасть удаву. К счастью, крышка стола упала на пол плашмя и накрыла удава. Из-под досок торчал только его хвост, очень уж круглый и какой-то словно обрубленный топором. Мишка схватил удава за хвост и потянул на себя.
- Шланг! - заорал он. - Это же резиновый шланг, а не удав!
Теперь и я и мама с Наташкой убедились, что это действительно был не удав, а шланг для поливки папиной машины. И мы все вскочили на ноги и подняли крышку стола. А мама схватила бесстрашно в руки чёрный шланг и громко закричала в сторону соседней дачи:
- А разговоры подслушивать нехорошо! И шланги выдавать за удавов тоже нехорошо! Это же даже не уж! А шланг!.. - С этими словами мама подняла ещё какую-то жёлтую трубку и крикнула: - И вот ещё шланг!
- А это как раз не шланг, а уж! - поправил её Мишка.
К счастью, крик, который вырвался одновременно из маминой, папиной, Наташкиной и моей груди, заглушил пикирующий вой пожарной сирены, раздавшийся за оградой нашей дачи. Затем к пожарной сирене присоединили свой голос сирена неотложки, подлетевшей на всех парах к нашим воротам, трели милицейских свистков и звонкие удары чем-то железным о рельсу: дон! дон! дон! дон! фррр! фррр! трррр! тррр! у-у-у-уу! у-у-у-у-у!
Что выясняли между собой участковый милиционер и папа, откуда отряд пожарников извлёк остальных трёх Мишкиных ужей, что всё это время кричала соседка, почему брандмайор снова записал наш телефон, какие слова говорил нам с Мишкой лейтенант милиции, зачем папе сунули в руки какую-то квитанцию, за которую он заплатил деньги, - я рассказывать не буду, потому что лично мы с Мишкой всё это выдержали стойко и мужественно, как и полагается всё выдерживать настоящим путешественникам. Только один раз наши ряды с Мишкой дрогнули и пришли в замешательство-это когда приехавший на "скорой помощи" врач, осмотрев нас и заметив на наших руках подозрительные царапины, покачал головой и предложил нам снять штаны.
- Это ещё для чего? - возмутился Мишка.
- Для уколов! - пояснил врач.
Против чего-чего, а уж против уколов Мишка взбунтовался принципиально, а за ним принципиально взбунтовался и я. Мишка кричал, что он ещё нигде не читал, чтобы путешественнику, воспитывающему змей, вкатывали бы за это уколы!
- Во-первых, - кричал папа, стаскивая с Мишки штаны, - настоящий путешественник воспитывает змей у себя дома, а не в гостях!.. Во-вторых, - кричал папа, сдирая с меня штаны, - настоящий путешественник согревает змей только на своей груди, а не на груди своего двоюродного брата!.. Вкатите ему, пожалуйста, двойную порцию! Я вас очень прошу! - сказал папа, указывая доктору на Мишку и направляясь к двери.
Потом доктор перешёл со своими инструментами на мамину половину и начал там делать уколы Наташке.
А потом на нашей даче наступила полная тишина. Все разошлись по своим комнатам и улеглись спать. И только изредка доносившееся "ой" из Наташкиной комнаты говорило о том, что и Наташка так же, как и я, всё ещё не спит.
А я лежал, свернувшись калачиком, под тёплым одеялом и, потирая слегка место укола, испытывал, как всегда, в присутствии Мишки в одно и то же время два противоречивых чувства: с одной стороны, я был рад, что я сплю один, без всяких там ужей… за компанию… а с другой стороны, может быть, было бы не так уж плохо, если бы рядом лежал, свернувшись калачиком, такой жёлтенький симпатичный и безвредный ужик…
С этими мыслями я и уснул, а когда проснулся, то Мишки на даче уже не было. Я потёр спросонья место укола и от неожиданности и боли ойкнул. Затем повернулся на другой бок и увидел, что на моей постели сидит моя сестра Наташка. И такая грустная-грустная!
- Ой! - сказал я громко, потом помолчал и добавил: - "Ой, цветёт калина в поле у ручья…"
Потом я сунул руку под подушку и нащупал там записку. Записка была, конечно, от Мишки. Я загородился подушкой от Наташки и стал читать.
"Всё в порядке! - писал Мишка. - Подготовка к отважным путешествиям продолжается! Жди указаний!"
- Слушай, Валька, - сказала Наташка, думая о чём-то неизвестном, - а может быть…
- Что-может быть? - переспросил я её быстро. Тянет всегда слова как резину.
- А может быть… тридцать шесть и шесть… это ненормальная температура?..
- А какая же нормальная? - спросил я подозрительно.
- Тридцать шесть и девять… - с таким вздохом ответила Наташка, что я наконец-то сразу же понял, о чём… то есть, о ком она думает… Тогда я протянул ей Мишкину записку. Может, ей от этой записки станет веселее, тем более что ведь ничего не кончилось, а всё только началось… Началось и продолжается. Теперь только бы скорее пришли от Мишки указания.