- А у него действительно температура всегда тридцать шесть и девять? - донёсся из-за стены папин голос.
Мама подтвердила этот невероятный факт.
- Так, может, ему незаметно дать что-нибудь жаропонижающее… аспиринчику, например?..
УЖИН С УДАВОМ
С той минуты, как Мишка передал мне в кустах из рук в руки загадочный чемодан с пластилиновыми пломбами, прошло несколько часов. Теперь вслед за чемоданом на дворе с минуты на минуту должен был появиться и сам Мишка. Как-то так получилось, что мы все трое: я, Наташка и папа, не сговариваясь между собой, собрались возле калитки и стали с нетерпением ждать Мишкиного появления. Правда, нетерпение это выглядело у всех у нас троих по-разному. Наташка, например, смотрела откровенно во все глаза на дорогу, и на лице её было написано: "Хоть бы скорее приехал этот Мишка!.." (Уж не влюбилась ли она в него?) Папа изредка поглядывал мрачно в сторону станции, как бы говоря: "Хоть бы этот Мишка вообще не приезжал!.." А я, как всегда перед встречей с Мишкой, как-то раздвоился в своих ощущениях и в одно и то же время с нетерпением ждал, чтобы Мишка хоть бы скорее приехал… и чтобы Мишка хоть бы вообще не приезжал… В разгар нашего ожидания, когда папа начал петь тихо себе под нос песню со словами "что ты жадно глядишь на дорогу…", за нашими спинами неожиданно раздался мамин голос:
- А вот и мы!
Мы обернулись. Смотрим, посреди двора нашей дачи стоит наша мама и наш двоюродный брат Мишка со своей повышенной температурой. Мы их ждали со стороны станции, а они почему то появились со стороны реки. Пока мы все трое про себя удивлялись и ничего не могли понять, мама сказала:
- А мы от самой Москвы до дачи на речном катере ехали! Мишка поговорил с милиционером, и тот сказал, что ему с нами по пути!..
- Здравствуйте! - сказал Мишка.
- Привет! - сказал папа, переводя взгляд с мамы на Мишку. Смотрел папа на него долго, пристально и мрачно.
- Кажется, всё в порядке! - прошептала мне Наташка. - Папа может Мишку не только слышать, но и видеть!..
В это время папа подошёл к Мишке и похлопал его по плечу. Мы с Наташкой даже обрадованно переглянулись. Выходит, что папа может не только видеть и слышать Мишку, он даже может его приветствовать. Мы с Наташкой просто залюбовались этим.
А папа все продолжал хлопать Мишку. Постучав руками по плечам, он стал его хлопать по животу, по спине и по бокам. А когда уж папа начал хлопать Мишку по заднему месту и даже по ногам, - то я понял, что это он его не приветствует, а просто обыскивает. Обыскав Мишку и не найдя ничего такого папа на минуту задумался и вдруг сказал:
- А ну-ка, открой рот!
Мишка открыл рот.
Папа заглянул в рот и сказал:
- Скажи "а-а"…
Мишка сказал "а-а". Не обнаружив ничего подозрительного и во рту у Мишки, папа стал выворачивать у него на курточке все карманы. А Мишка всё это время смотрел на меня, как бы спрашивая: "Ну что? Как там с чемоданом? Пломбы целы? Всё в порядке?"
А я тоже всё время смотрел на Мишку, как бы отвечая: "Конечно, всё в порядке! Чемодан спрятан в надёжном месте! Пломбы в полной сохранности!.."
После обыска Мишка как ни в чём не бывало уже направился на берег Москвы-реки, и я уже сделал шага три-четыре за ним, как вдруг папа как закричит:
- А ну-ка, голубчики, постойте-ка! Мы остановились.
- Вы это куда?
- Туда… - сказал я, указывая рукой в сторону злополучного берега реки.
- Никаких "туда", - сказал папа. - Только сюда!.. Или сюда!.. Или сюда!.. - Он указал рукой сначала на гамак, потом на веранду, потом на поляну перед самой дачей. - И чтобы быть всё время у меня на глазах!.. Понятно?..
Я ничего не сказал. Я думал, что Мишка сам с помощью избытка электричества в своём организме энергично воспротивится папиному ультиматуму. Ничего подобного. Спокойно выслушав папу, Мишка повернулся и неторопливо направился к гамаку. "Кажется, сегодня подготовка к отважным путешествиям мне не грозит, - подумал я в одно и то же время и с радостью и с разочарованием и стал устраиваться в гамаке рядом с Мишкой. - Ну и хорошо, что не грозит… Очень хорошо!.. Но и плохо, конечно!.. Очень плохо!.. Я уже как-то привык, чтобы с Мишкиным появлением на нашей даче мне обязательно что-нибудь грозило".
Гамак тихо качался. Свесив одну ногу за борт, я легонько толкался ею об землю, посматривая на Мишку. Мишкино лицо горело как в огне, но было, как всегда, непроницаемым. Только губы его что-то всё время беззвучно колдовали. Наташка делала вид, что читает с интересом какую-то книгу. Папа изредка из-за газеты бросал на нас довольные взгляды. Заметив, что папа был нами очень доволен, мама тоже стала очень довольна. А Наташка это тоже, видимо, всё почувствовала и тоже была довольна тем, что мама была довольна тем, что папа был очень нами доволен.
Не знаю, то ли меня укачал гамак, или мне передалось общее настроение, только даже моё двойственное состояние "и доволен-и недоволен" уже склонялось больше к просто "доволен", когда вдруг Мишка перестал беззвучно колдовать своими губами и тихо сказал:
- В конце концов, там, в путешествиях, - прошептал Мишка, - кроме умения есть кожаные ботинки и читать дым, очень важно будет уметь ещё сохранять СБОИ жизни…
Выслушав Мишку, я подумал о том, что свои жизни надо уметь сохранять не только там, но и здесь тоже… но ничего не сказал.
- …Потому что, - продолжал Мишка, - если мы там не сохраним свои жизни, то мы просто не сможем вернуться из путешествия…
"А если мы здесь не сохраним свои жизни, то мы просто не сможем отправиться в путешествие…" - снова подумал я и добавил вслух:
- Про жизнь это ты точно, Мишка… там ведь, в случае чего, неотложку не вызовешь…
- Вот, вот, - сказал Мишка. - Поэтому жизни надо научиться сохранять уже здесь!
Мне показалось, что на этот раз Мишка сумел без помощи всякого дыма просто прочитать мои мысли. Поэтому ох я и обрадовался!
- Давай, - сказал я. - Давай учиться сохранять здесь! Сегодня! Прямо сейчас!
Растроганный, вероятно, моими словами, Мишка молча и крепко пожал мою руку. Я почувствовал, как Мишкино электричество стало перебегать в мой организм. Во рту сразу стало кисло, как от лимона.
- А мы как будем учиться сохранять?
- Как? - сказал Мишка. - По методу Субанга…
Услышав имя какого-то Субанга, я вздрогнул, осекся и подумал: "Не слишком ли я наэлектризовался от Мишкиного тока?" Я ведь уже на своём опыте знал, что любое непонятное слово или имя, произнесённое Мишкой, ни к чему хорошему ещё не приводило и, наверно, не приведёт.
Из-за итальянца Пигафетти мы чуть не отравились моими ботинками. Из-за африканца Мзинга" мы чуть не умерли от угарного газа. Теперь ещё какой-то Субанга… Может быть, лучше не спрашивать у Мишки, кто он такой?.. А может быть, не бояться и спросить? А чего бояться? Папа с нас глаз не сводит. И мама рядышком-ужин накрывает на веранде. И Наташка сидит невдалеке и читает книжку, то есть не читает, а подслушивает, о чём мы разговариваем. Значит, в худшем случае, Мишка сможет рассказать сегодня про метод Субанга только теоретически. А Мишкиных теорий я не боюсь. Лишь бы практики не было.
- А кто такой этот Субанга? - бесстрашно спросил я Мишку.
- Индонезиец с острова Флорес. Ты что, ничего про него не слышал?
- Нет, - сказал я многозначительно. - Про Пигафетти и про Мзингу слышал, а про Субангу нет.
- Сейчас услышишь, - сказал Мишка. Затем он достал из кармана кусочек бумаги, вырезанный то ли из газеты, то ли из журнала… и начал шёпотом читать:-"…Субанга-житель острова Флорес, он нашёл в лесу маленького питона и решил его выходить. Для этого он с ним вместе спал и ел…"
Когда я только представил, как этот Субанга обедал вместе с питоном и потом спал, может быть, даже в обнимку, мне уже стало нехорошо и волосы на моей голове стали торчком, но не от электричества, а от чего-то другого. Видимо, Наташка по моей причёске почуяла что-то неладное. Поэтому она вдруг насторожилась и подсела к нам поближе. Мишка, заметив это, понизил голос:
- "…Питон вырос. Теперь это шестиметровая змея весом сто сорок килограмм. Днём она забирается в джунглях на кокосовые пальмы и стряхивает с неё орехи, - тихо читал Мишка, - а ночью свёртывается на земле вокруг спящего хозяина кольцом, охраняя его жизнь и сон…" Понял? - спросил Мишка.
- Конечно! Свёртывается! И оберегает!.. - ответил я, стараясь понять, к чему это Мишка клонит.
- Значит, с помощью кого мы будем оберегать свои жизни? - С помощью… Субанги… - предположил я.
- Как это Субанги?
- Так, - сказал я. - Возьмём у него питона…
- Как-возьмём?
- Так, - сказал я. - Напрокат… Днём он будет свёртываться вокруг… орехов, а ночью… трясти нас…
От ужаса я всё перепутал, но Мишка не обратил на это внимания.
- "Напрокат"! - сказал Мишка. - Что тебе питон-"Москвич" или пылесос?.. Каждый путешественник должен лично вырастить и воспитать… Так что ты на Субанга не очень-то надейся… Ты, в общем, это… давай готовься…
- К чему? - спросил я.
- Как-к чему? - удивился Мишка. - К этому… чтобы воспитывать…
- Кого? - спросил я. - Уж не питонов ли?..
- Ну, - прошептал Мишка, - питонов не питонов… но, в общем, тоже из класса пресмыкающихся…
От этих зловещих Мишкиных слов в воздухе сразу же запахло практикой и мой лоб стал медленно покрываться уже не теоретическим, а самым заправдашним холодным потом. И тут я впервые после прихода Мишки вспомнил о таинственном чемодане с пластилиновыми пломбами. Значит, в Мишкиной голове были мысли о том, как мы будем сохранять свои жизни в джунглях, а в чемодане было то, на чём мы должны были практиковаться. То есть в чемодане были питоны! Ну, питоны не питоны, но, в общем, тоже кто-то из класса пресмыкающихся. В таком маленьком чемодане, конечно, никакой питон не поместится. Так, может быть, там уместились их дети? Дети питонов. Питонцы. И этот чемодан с питонцами уже часов пять как стоит у меня под кроватью.
Моё лицо побледнело от страха. Мишка это заметил.
- Да ты не бойся! - стал успокаивать он меня. - В чемодане же ужи.
- Какие жеужи? - спросил я, слегка заикаясь.
- Не жеужи, а ужи, обыкновенные ужи. Четыре штуки. Два ужа основных, а два ужа запасных… на всякий случай…
- Ах, ужи!.. - сказал я, вытирая со лба теперь уже горячий пот. - А они действительно ужи?
- Вот Фома неверующий. Я же их в живом уголке брал. Даже расписку юннатам дал: "Взято четыре ужа на одну ночь… Киселёв".
Я подумал, что лучше, если бы Мишка не дал расписку, а взял её у юннатов: "Выдано четыре ужа. Юннаты".
- А как же мы будем этих ужей воспитывать?
- Для начала поужинаем с ними за компанию, - объяснил Мишка, - а потом завалимся вместе спать.
- А у нас сегодня на ужин блинчики с мясом, - сказал я. - Разве ужи едят блинчики?..
- И у них и у нас сегодня на ужин будет молоко, - заявил Мишка. - А сейчас ты сделаешь вот что…
Выслушав Мишкину инструкцию, я вскочил с гамака и без всяких обычных отговорок в панике побежал на веранду, где мама уже накрывала стол к ужину. Расчёт у меня был простой. Мне казалось, что папа и мама в "молоке" и в нашем желании "пораньше лечь спать" обязательно заподозрят что-нибудь неладное.
"Это подозрительно! - скажет мама. - С чего это ты вдруг отказываешься от своих любимых блинчиков и просишь молока?.. Это подозрительно…"
"Да, да! - поддержит папа маму. - То их в постель никак не уложишь, а то они в семь часов собираются спать, видно, они опять что-то с Мишкой затеяли…"
"Никакого молока!" - скажет мама.
"А спать вы ляжете вместе со мной, - скажет папа, - вот здесь, на веранде".
Но на веранде, к моему ужасу, всё произошло совсем не так, как я ожидал. Никто не насторожился. Ни у кого ничто не вызвало никаких подозрений. Даже наоборот. Мама, например, сказала:
- Два стакана молока? Почему так мало вы просите, возьмите четыре! А папа сказал:
- Хотите уже сейчас лечь спать?.. Ну что ж!.. Тем лучше! Тем лучше! Чем раньше вы с Мишкой ляжете спать, тем лучше будет и для вас и для нас…
"Боже мой! - подумал я, стоя как дурак на веранде с четырьмя стаканами молока на тарелке. - Если через десять минут выяснится, что Мишка по ошибке принёс в чемодане все-таки не ужей, а каких-нибудь ядовитых змей, так папа пожалеет о том, что он сейчас мне сказал".
- Тогда, значит, спокойной ночи, мама, - сказал я дрогнувшим голосом. И здесь я не выдержал (кто знает, может быть, мы с ней прощались навсегда). Я подошёл к маме и поцеловал её в щёку, держа в руках эти четыре предсмертных стакана с молоком. - И тебе спокойной ночи, папа, - сказал я, целуя и папу в щёку.
А своей сестре я только кивнул на прощание, головой. Растяпа! Сидела рядом и не могла ничего подслушать. А ведь если бы подслушала, могла бы, в интересах всего человечества наябедничать папе с мамой про змей и тем самым предотвратить гибель двух будущих отважных путешественников.
Простившись со всеми, я решил всё же ещё немного постоять. А вдруг произойдёт чудо и кого-нибудь в самую последнюю секунду осенит подозрение. Прошло пятьдесят или даже шестьдесят самых последних секунд. А я всё стоял со стаканами молока на тарелке.
- Ты чего? - спросил папа.
Я где-то читал, что перед смертью люди обычно. просят за что-нибудь прощения. Ничего не поделаешь, придётся на всякий случай попросить. Я сказал:
- Папа и мама, вы простите нас с Мишкой, что мы съели ботинки и чуть не сожгли дачу…
- Боже мой! - сказала мама. - Я и забыла про это.
- Я не сержусь! - сказал папа. - Какие пустяки!
"Пустяки?.. Конечно, пустяки… По сравнению с нашей гибелью…"
Всё!.. Больше мне ничего не оставалось делать, как глубоко вздохнуть, развернуть плечи и твёрдой и нетвёрдой походкой направиться в свою комнату.
- Спокойной ночи, - сказал Мишка всем, присоединившись ко мне.
Мы подошли с ним к двери. Я постоял в нерешительности, потом открыл дверь и вошёл в свою комнату, как в могильный склеп.
Когда я вытащил из-под кровати свой чемодан, в котором был Мишкин чемодан со змеями, Мишка сразу же хотел извлечь свой чемодан из моего, но я наступил ногой на крышку.
- Подожди, Мишка, - сказал я, - ты пока не вытаскивай своих ужей.
- Почему моих? - сказал Мишка. - Теперь это наши общие ужи.
"Общие!.. У меня со змеями никогда не было ничего общего", - это я подумал про себя. А это я сказал вслух:
- Давай, Мишка, сначала пройдём всё, как будет, только без ужей… значит, мы пьём молоко из стаканов… А они из тарелки…
Мишка вылил два стакана молока в тарелку в сказал:
- А потом все ложимся спать.
- А можно, - спросил я, - чтобы уж для начала спал под кроватью, а я на кровати?
- "Под кроватью"! Да разве тебя будет уж после этого оберегать, если ты его будешь под кроватью держать?
- Хорошо, - сказал я. - Тогда пусть я лежу под кроватью, а он на кровати…
- Вечно ты со своими отговорками! - зашипел на меня Мишка, сталкивая мою ногу с крышки чемодана.
Потом он извлёк свой чемодан из моего, поставил его к себе на колени, оглянулся вокруг и сказал:
- Вместе так всё вместе!
С этими словами он сорвал пломбы из пластилина, щёлкнул замочками и стал медленно открывать крышку чемодана, а я так же медленно стал закрывать свои глаза.
Потом наступила такая пауза, что я подумал, что с Мишкой всё кончено. Бесшумно, как это и принято у змей. Вот настает и моя очередь…
- Странно, - услышал я в темноте голос Мишки. - Куда же они могли деться?
Я открыл глаза. Мишка сидел на стуле с чемоданом на коленях. Чемодан был совершенно пуст. Никаких ужей в чемодане не было. Мишка перевернул чемодан и даже потряс его, потом оглянулся по сторонам и тоскливо сказал:
- Интересно, куда же они могли задеваться?.. И пломбы целы… Неужели они выползли через это окошечко?..
Мишка повернул чемодан, и я увидел, что сбоку у него был выпилен кусок фибры и заделан тонкой металлической сеткой. Один угол сетки загнулся внутрь и образовал отверстие, через которое, вероятно, и выползли все ужи.
"А может быть, эти ужи уже поужинали и завалились спать, не дожидаясь нас с Мишкой?" - подумал я, осторожно откидывая одеяло со своей постели. Кровать была пуста. Тогда я сначала подумал, а потом высказал предположение, что, может быть, ужам больше понравилась мамина кровать (она мягче) и они устроились у неё под одеялом?.. Мишка осмотрел внимательно комнату от пола до потолка и сказал:
- Нет, ужи где-то здесь… Видишь, как ваш кот Васька сидит на шкафу?
Васька сидел на шкафу действительно с самым очумелым видом. Ясно было, что он чего-то так боится, что даже шерсть на загривке у него встала дыбом от страха.
- Это он ужей чует, - прошептал Мишка. "Вряд ли бы Васька испугался ужей, - подумал я. - Он, наверно, чует, что эти ужи совсем не ужи".
- Вась, Вась, Вась! - позвал я кота, но он даже и не взглянул на меня. Просто махнул лапой в мою сторону, как бы говоря: "Да иди ты!"
- Вот что, - сказал Мишка, забираясь на стол. - Сейчас мы их высмотрим сверху и сцапаем. Ты осматривай правую сторону комнаты, а я левую.
Мы забрались с ногами на стол. Было тихо. Моё сердце стучало, как Наташкин бубен во время танца. Раздался тихий шорох. Я насторожился. Дверь в мою комнату стала тихо-тихо отворяться, и на пороге… тихо-тихо… появилась Наташка.
- Чего это вы сидите на столе? - спросила она подозрительным голосом. - Опять готовитесь?..
- Наташка, ты только не волнуйся, - прошептал я. - Дело в том, что Мишка принёс ужей для тренировки, а они все куда-то расползлись…
Громко взвизгнув, Наташка прыгнула прямо с дорога к нам на стол. Это был потрясающий рекордный прыжок. Никогда в жизни Наташка больше не смогла его повторить, но в то время нам всем троим было не до рекордов.
Дрожа всем телом от страха, Наташка стучала зубами и повторяла громко какое-то непонятное слово:
- Ва-ва-ва-ва-ва-ва-ва!
- Если ты будешь дрожать вслух, - сказал ей Мишка, - то мы не поймаем ни одного ужа.
- Хорошо, - сказала Наташка. - Я буду дрожать про себя.
- Она будет дрожать, а мы будем наблюдать! Тоже наблюдай,-сказал я Наташке,-как увидишь ужа, сигнализируй.
- Хорошо! - согласилась Наташка. - Я буду наблюдать! - и закрыла от ужаса глаза.
Мы сидели втроём на столе, как на острове. Наташка всё время старалась дрожать, и это у нее очень здорово получалось. Я наоборот. Я всё время старался не дрожать, и у меня это не очень-то получалось. За дверью снова раздался тихий шорох. Мишка прислушался и сказал:
- Кажется, ползут…
Мишка приготовился к прыжку. Я тоже… Но я больше так… для виду… Буду я ещё прыгать на ужей.
Дверь осторожно открылась, и на пороге моей комнаты появилась мама. Она некоторое время смотрела на нас ничего не понимающими глазами, а потом спросила: