Глава 31
Джеймс вошел и закрыл за собой дверь. "Только ты и я, мой неприветливый друг".
Джеймс, этот мизантроп Джеймс, обладал тем же даром, что и я. Отсутствие такта, грубость (как человек он был полным дерьмом, честное слово) - ничто не имело значения, когда мы оставались наедине и пытались влезть в шкуру преступника. Джеймс видел, как я, слышал, как я, чувствовал и понимал, как я.
- Ты меня обошел, Джеймс. Прочитал весь дневник. Ты получил мой факс?
- Да.
- Ну и что ты об этом думаешь?
Джеймс уставился на стену поверх моей головы.
- Мне кажется, в данном случае месть действительно мотив. Видео с Варгасом, послания на стенах - в частности, упоминание о правосудии - все это вполне подходит. Однако, прочитав дневник, я почувствовал, что преступник начал смешивать парадигмы.
- Джеймс, не умничай. Выражайся нормальным языком.
- Ну смотри, первоначальная цель ясна. Месть в чистом виде. Она за рамки не выходит. С Незнакомцем когда-то скверно обошлись, вот он и нанес ответный удар людям, непосредственно повинным в его несчастьях, или, как мы предположили в случае с Сарой, потомкам этих людей. Вот версия, которой мы придерживаемся; уверен, не зря придерживаемся.
Он откинулся на спинку стула.
- Но давай посмотрим, как Незнакомец осуществляет правосудие.
- Причиняя боль.
Джеймс улыбнулся - исключительный факт.
- Совершенно верно. Результат, конечно, один - смерть. Но как быстро она приходит, сколько боли заслуживает та или иная жертва, зависит от желания Незнакомца. Он одержим этой темой. И мне кажется, он уже переступил черту. Он уже не просто вершит правосудие - он получает колоссальное удовольствие, причиняя боль.
Я задумалась. "Поведение, которое только что описал Джеймс, встречается часто, слишком часто. Мученик превращается в мучителя. Тот, кого совратили в детстве, повзрослев, чаще всего сам становится совратителем малолетних. Жестокость заразна. Вот Незнакомец на коленях, как бедная белокурая девочка на видео, а рядом извращенец пускает слюни, лупит и лупит по ступням. Боль.
Незнакомец вырастает, переполненный гневом, и замышляет месть. Он тщательно разрабатывает план. Все идет гладко, но вдруг словно щелкает выключатель, и праведный гнев становится извращенным удовольствием. Ведь гораздо лучше самому держать прут, чем сносить удары. Настолько лучше, что Незнакомец входит во вкус! Стоит только попасть в ловушку, и все белое становится черным, а назад пути нет. Этим объясняется разный "почерк". Кровавые художества и сексуальное возбуждение противоречат спокойствию, хладнокровию и сдержанности человека, который действовал строго по плану".
- Итак, теперь ему нравится причинять боль, - сказала я.
- Не просто нравится - необходимо, - ответил Джеймс. - Наш страдалец не нашел ничего лучшего, чем разумное, с его точки зрения, объяснение, старая как мир фраза "Цель оправдывает средства". Кто-то перед ним в долгу, виновный должен быть наказан. А если страдают невиновные, это прискорбно.
- Судя по нему, не так уж и прискорбно.
- Ты права. Возьмем Сару. Незнакомцу нравится все, что он сделал с ней. Это им движет. - Джеймс пожал плечами. - Он подсел. Голову даю на отсечение, его "творчество" распространяется и на другие жертвы. Пока мы мало знаем о его подвигах, но, пожалуй, скоро обнаружим впечатляющие, художественно оформленные преступления, каждое из которых - вариация на тему боли.
Все, о чем говорил Джеймс, не проверено и пока не доказано. Но я чувствую: он прав. После его слов что-то сдвинулось в моем сознании, и все стало ясно как день. Незнакомец знает, что делает и почему, и его жертвы не случайны. Они напрямую связаны с его прошлым. Но - и это не просто "но" - Незнакомец "подсел", помешался на смерти. Убийство для него теперь не просто борьба с несправедливостью. Убийство превратилось в сексуальный акт.
- Давай обсудим еще кое-что, - сказала я. - Изменения в поведении преступника и его возможный план относительно будущего Сары.
Джеймс покачал головой.
- Я уже думал об этом. Я понимаю, почему Незнакомец начал действовать открыто. Это вплотную связано с мотивом мести. Он не просто хочет вершить правосудие - он жаждет, чтобы весь мир узнал, почему он это делает.
- Согласна.
- Однако он уже почувствовал произошедшие в нем изменения. Я думаю, он изначально не исключал возможность своей поимки и даже предвкушал, как явится в сиянии славы и прольет свет на свою историю. Но сейчас он обнаружил, что ему безумно нравится убивать людей. Если он умрет, то больше не сможет этого делать. Он слишком пристрастился к убийству - он не откажется от удовольствия. А если он не хочет быть пойманным, у него масса времени, чтобы замести следы.
- Совершенно верно. Мне кажется, первоначальные намерения Незнакомца так и останутся намерениями. Он хочет, чтобы все стало известно, хочет разоблачить грешников и их грехи. Только не прямо, а косвенно. Мы должны быть предельно осторожны, - прошептала я. - Он попытается держать нас на коротком поводке. Мы просто обязаны проявлять бдительность и тщательно взвешивать каждый ход.
- Да.
Я вздохнула.
- Хорошо, а как насчет Сары? Неужели он в конце концов захочет убить ее?
Джеймс уставился в потолок.
- Я думаю, все зависит от того, удастся ли Незнакомцу сотворить Сару по образу и подобию своему. Если все-таки удастся, он получит собственную копию. Только не знаю, сохранит ли он Саре жизнь или убьет девочку из милосердия.
- Я хочу приставить к ней телохранителя.
- Разумно.
Я постучала пальцами по столу.
- Исходя из видео Варгаса, из мотива преступлений Незнакомца и из шрамов на ступнях я сделала следующий вывод: Незнакомец был жертвой торговли людьми, подвергался насилию и сексуальным домогательствам. Это продолжалось многие годы. Теперь, когда он вырос и вконец обозлился, он из кожи вон лезет, чтобы, так сказать, восторжествовала справедливость.
Джеймс пожал плечами:
- Похоже на правду. По крайней мере некоторые из твоих доводов. Как жалко!
- Ты о чем?
- Ты же видела русскую девочку. Она была совершенно сломлена… В отличие от нашего преступника. Он-то не сломлен, ничуть. Он оказался крепким орешком. Наверняка это врожденное.
- По большому счету он тоже сломлен. Но я тебя понимаю. Можешь что-нибудь добавить?
- Только одно. Ты спрашивала, не было ли в дневнике фактов, которые потянули бы на доказательства. Очевидно, что почти все написанное Сарой - правда. По крайней мере правда в ее представлении, но…
- Подожди-ка. Скажи, почему ты так думаешь? Почему ты уверен в этом?
- Логика проста. Мы принимаем как должное, что Сара Лэнгстром не является исполнителем убийства семьи Кингсли. Отлично. Эта девочка в течение нескольких месяцев писала о сумасшедшем, который убивает близких ей людей, и потом это происходит на самом деле. Вероятность совпадения чрезвычайно мала. И в свете убийства Кингсли история Сары выглядит вполне правдоподобной, по крайней мере какая-то ее часть. Я не беру в расчет прогнозы Сары относительно собственного будущего.
Я прищурилась:
- Вот именно. Правдоподобной. Так ты сказал?
- Я сказал, что в основном нахожу историю Сары правдивой, однако чего-то в ней не хватает. Я еще не совсем понимаю чего, но кое-что меня настораживает.
- Ты думаешь, Сара о чем-то умалчивает или пишет неправду?
Джеймс разочарованно вздохнул:
- Утверждать не могу. Просто чувствую. Мне нужно еще раз прочесть дневник. Если выясню, сразу же дам тебе знать.
- Ты должен довериться этому чувству, - сказала я.
Джеймс собрался уходить, но остановился в дверях.
- Ты понимаешь, чем является для нас Сара?
Я нахмурилась:
- Что ты имеешь в виду?
- Что она символизирует? Мы знаем, как ее рассматривает Незнакомец - как свое творение, скульптуру. Как существо, созданное из боли ради мести. Но и для нас она кое-что значит. Я понял это ночью. Думал, вдруг и до тебя дошло.
Я пристально смотрела на него, пытаясь найти ответ.
- Извини, - сказала я. - Не понимаю, о чем ты.
- Сара - воплощение жертвы, Смоуки. Ты же прочла ее историю: она воплощение жертвы, которую нам не удалось спасти. Думаю, преступник знает это. Вот почему он дразнит нас Сарой. Он манипулирует ею, оставаясь вне досягаемости, и заставляет нас наблюдать за ее страданиями.
Джеймс вышел, оставив меня переваривать услышанное.
Я понимала: он прав. Его ощущения полностью совпадали с моими. Просто я удивилась, что Джеймс оказался настолько внимателен. А потом я вспомнила сестру Джеймса и задумалась о его словах, о глубине чувств, необходимых, чтобы прийти к подобному заключению. "Роза была жертвой, которую Джеймсу не удалось спасти. Не тут ли кроется причина его неприязни к людям? Не в том ли она, что Джеймс не смог предотвратить смерть сестры? Может быть. И однако, Джеймс прав. Его выводы требуют от нас еще большей осмотрительности. Сара не просто месть - она приманка".
Глава 32
- Хочу зайти к Джонсу, - сказала я Келли. - Пойдем со мной.
- Зачем?
- Узнала, что он расследовал дела, связанные с торговлей людьми.
- Не может быть!
- Да провалиться мне на месте!
И вновь я в кабинете без окон, сижу рядом с Келли напротив серого ископаемого, которое Джонс называет письменным столом.
- Расскажи мне об этом деле, - без предисловий произнес Джонс. - Особенно меня интересует Хосе Варгас.
Я изложила все, что знала на данный момент. Джонс откинулся в кресле и пристально смотрел на меня, постукивая пальцами по подлокотнику.
- Ты считаешь, что этот тип, Незнакомец, - несчастный ребенок, жертва Варгаса?
- Это рабочая версия.
- Правильная версия. Шрамы на ступнях преступника и русская девочка? Мне приходилось сталкиваться с подобным.
- Вы рассказывали, что принимали участие в следствии по делу о торговле детьми и что Варгас был под подозрением.
- Да. Я состоял в оперативной группе под непосредственным руководством Дэниела Халибартона. - Джонс покачал головой. - Халибартон был старейший сотрудник, древний, как динозавр, но замечательный следователь. Несгибаемый. А я недавно пришел, всего два года как закончил академию. Дело оказалось грязное. Мерзейшее. Однако энтузиазм у меня зашкаливал. Ну, вы понимаете…
- Да, сэр.
- Следователи отдела нравов полицейского управления Лос-Анджелеса выявили резкий рост детской проституции и порнографии. Проблема существовала всегда, но то, с чем им пришлось столкнуться, озадачивало. Следователи заметили у многих детей нечто общее.
- Кажется, я поняла, - произнесла Келли. - Шрамы на ступнях.
- Не только. Второй фактор: среди детей не нашлось ни одного уроженца Штатов. В основном латиноамериканцы, реже - европейцы. Мы догадались, что европейцев переправили в Штаты через Латинскую Америку. - Он замолчал, погрузившись в воспоминания. - Большинство жертв - девочки, но было и несколько мальчиков в возрасте от семи до тринадцати лет, не старше. И все в ужасном состоянии. Многие страдали различными половыми инфекциями, имели незалеченные анальные и вагинальные разрывы… - Джонс махнул рукой. - Ну, вы поняли, просто кошмар какой-то…
- Пожалуй, единственное, что успокаивает в подобных случаях, - педофилы ненавистны всем.
- Да… Вот полиция Лос-Анджелеса и вызвала нас. Мы не стремились ни выслужиться, ни сделать рекламу, ни повлиять на политику. Это действовало освежающе. Мы создали оперативную группу, они - тоже, чтобы оказать массированное давление. - Джонс слабо улыбнулся. - Сейчас все иначе. Дискуссия о нравственности в правоохранительных органах носила несколько… расплывчатый характер.
- Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду, - раньше подозреваемых допрашивали в агрессивной манере.
Улыбка Джонса стала зловещей.
- По-другому - никак… Допрашивали невозмутимо - и жестоко. Может, это не мое дело, но… - Джонс огорченно пожал плечами. - Халибартон и его приятели были парни старой закалки… Работорговцы действовали очень продуманно. Никаких лишних контактов. Сначала передавались деньги, а затем уже дети. И покупатели никогда больше не пересекались с продавцами.
- А сколько было детей? - спросила я.
- Пять. Три девочки и два мальчика, а потом осталось две девочки и мальчик. Мы поместили их под защитный арест.
- Почему?
- Двое ребят, мальчик и девочка, не выдержали. Они покончили с собой. Итак, у нас остались дети, которые, преодолев ужасные несчастья, желали оставить все в прошлом. И у нас был мерзавец, который их купил. Девочки и один из мальчиков принадлежали сутенеру, подонку, каких свет не видывал, по имени Лерой Перкинс. У него было не сердце, а глыба льда. Плевать он хотел на детей, его интересовали только деньги, которые они могли ему принести.
- Звучит еще хуже, чем я думала, - сказала я.
- Третья девочка принадлежала извращенцу, который очень любил детей. Он зарабатывал деньги тем, что снимал на видео, как занимается сексом с детьми, а затем продавал фильмы таким же озабоченным уродам, как и он сам. Его звали Томми О’Делл. Предположительно некоторые полицейские и агенты крепко прижали Лероя и Томми. Но извращенцы молчали. Мы угрожали посадить их в тюрьму и рассказать другим заключенным, кто они и за что сидят. Увы, это не сработало. Я думал, Томми О’Делл расколется, я был просто уверен. Ведь он слизняк. Но я ошибался. Молчал и Лерой. Он сказал однажды Халибартону: "Допустим, я сознаюсь. Но не пройдет и недели, как я сдохну. Потом они убьют мою сестру, мою мать… Черт, да они уничтожат все, даже мои комнатные растения! Я уж лучше здесь перекантуюсь".
- Похоже, он имел дело с ужасными людьми, - сказала Келли.
- Уж похуже нас. Мы потратили уйму времени, однако потерпели фиаско. У нас остались лишь дети. Потребовалось некоторое время, чтобы их разговорить, и в итоге удалось. Только двое рассказали о пережитом. - Джонс скривился. - Такая мерзость… Детей били палками, всячески унижали, насиловали. Они постоянно ходили в капюшонах или с завязанными глазами. Их скрывали и друг от друга, и от торговцев людьми. И все же один мальчик увидел Варгаса и запомнил его имя. Он даже смог его описать. И мы взяли этого типа. - Взгляд Джонса стал вдруг пугающим. - Мы многое пытались сделать, чтобы заставить его расколоться. Тогда даже я был готов пустить в ход кулаки.
Джонс замолчал и глубоко задумался. Его молчание было пронизано сожалением.
- Мальчика звали Хуан. Это был прелестный и умный ребенок, он многое нам рассказал, хоть и заикался. Родом он из Аргентины. Я восхищался им… мы все восхищались. Он прошел через ад, но продолжал бороться, и делал это с достоинством. - Джонс одарил меня задумчивым взглядом сфинкса. - С достоинством! А ему было всего девять лет.
- Что же произошло? - спросила я.
- Детей спрятали в конспиративном доме. Накануне ночью Хуан дал согласие официально записать свой рассказ на пленку, но кто-то узнал об этом. Они убили полицейского, агента и забрали детей.
- Забрали?
- Да. Обратно в ад.
Некоторое время я не могла произнести ни слова. "Этих детей вырвали из лап чудовищ. Их просто обязаны были спасти!"
- Неужели это сделал…
- Кто-то из сотрудников? Конечно. И здесь, и в полицейском управлении все перевернули вверх дном. Каждого, кто был в опергруппе, проверяли как под микроскопом, только что в задницу не заглядывали, но так ничего и не нашли. В итоге мы уже не могли доказать, что Варгас как-то связан с детьми. Все, что мы имели, - устные показания исчезнувшего свидетеля. Варгас ушел, О’Делл и Перкинс тоже. Перкинс выжил, а О’Делла убрали. Нам больше не приходилось встречать детей с изуродованными ступнями. Мы так и не нашли ни Хуана, ни девочек, но нам стало известно через осведомителя, что несколько детей, соответствовавших описанию, вывезли в Мексику, а затем они исчезли. - Джонс уныло пожал плечами. - Все наши начинания провалились. Мы хотели расширить сеть. Дать информацию о том, что нужно искать, в другие города. Тщетно. Опергруппа была расформирована.
- Похоже, постарался тот, кто "держал" работорговлю, - сказала я. - Ведь Варгас снял видео ради шантажа.
- Тебе не кажется это странным? - спросила Келли.
- Что - это?
- В 1979 году работорговцы вселяли ужас. А Варгас не производит впечатления героической личности.
- Воспользуйся архивом, Смоуки. Если тебе понадобятся показания тех, кто в этом участвовал, дай мне знать, - сказал Джонс и горько улыбнулся. - Таков был мой первый урок. До тех пор я полагал, что мы обязательно поймаем злодея, что справедливость восторжествует и тому подобное. Но, занимаясь делом о торговле детьми, я вдруг осознал, что подобное произойдет еще не раз и злодеи опять выйдут сухими из воды. Я понял тогда, что они, - Джонс запнулся, - что они - люди, которые пожирают детей. - Он замолчал. - Образно говоря, разумеется.
"Ведь это не просто метафора, сэр? Поэтому вы запнулись? Они действительно пожирают детей, незащищенных, плачущих, теплых. Они заглатывают их целиком".
Я вернулась в "Ведомство смерти". Келли поставила на уши весь архивный отдел, чтобы нам нашли документы по торговле людьми. И тут зазвонил мой мобильный.
- Есть информация, - сказал Алан.
- Я слушаю.
- Занимаясь делом Кингсли, я решил разузнать о Кэтти Джонс.
- О женщине-полицейском из дневника?
- Вот-вот.
"Прекрасная мысль. Она тогда была наблюдателем и встречалась с Сарой в последующие годы".
- Что ты нашел?
- То, что я нашел, - ужасно. Ужасно и очень странно. Джонс стала следователем два года назад. А через месяц уволилась из полиции навсегда.
- Почему?
- На Кэтти Джонс было совершено нападение прямо у нее дома. Бедняжку избили так, что она три дня пробыла в коме. А сейчас и того хуже.
- Хуже?
- Кэтти избивали обломком трубы, в результате чего она получила множество ран и ушибов. Но самое серьезное - у нее повреждены зрительные нервы. Она совершенно слепа, Смоуки.
Я молчала, пытаясь осознать сказанное. Даже почувствовала некоторую слабость.
- Это еще не все.
- Что же еще?
- Нападавший бил Кэтти прутом по ступням. Остались шрамы.
- Что?! - Я чуть не закричала от удивления.
- Серьезно. Я так же отреагировал. Это ужасно, но…
- Странно, что он оставил ее в живых.
- Точно. До сих пор он убивал каждого, кто был рядом с Сарой, каждого, кроме нее.
- Почему же он не убил Кэтти Джонс?
- Хочешь с ней поговорить? Я поэтому и звоню. Я достал ее адрес. Но я пока занят…
- Диктуй. Мы с Келли повидаемся… - я запнулась на этом слове, - съездим и поговорим с ней.