Стараясь держаться спокойно, я молча смотрела Саре прямо в глаза. Девочка не шевелилась, ни один мускул не дрогнул на ее неподвижном, словно вылепленном из воска лице. И у меня возникло ощущение, будто я играю в гляделки с моргающим манекеном. Живыми были лишь синие глаза, но даже они показались мне стеклянными, ненастоящими. В ожидании я рассматривала следы крови, оставшиеся на ней. Брызги с правой стороны ее лица напоминали слезинки, но слишком удлиненные, словно каждую из них нанесли специально, а потом они сами размазались, по инерции. "Может, пальцы, смоченные в крови?" Ночная рубашка была вся испачкана. Спереди она совсем промокла, а на подоле остались большие пятна. Как будто Сара стояла на коленях. "Может, она пыталась привести кого-нибудь в чувство?"
Но поток моих мыслей внезапно прервался. Моргнув, Сара вздохнула и отвела глаза.
- Вы действительно Смоуки Барретт? - отчаянно произнесла она усталым, полным сомнения голосом.
Это одновременно воодушевило меня и показалось нереальным. Ее печальный, подавленный голос был намного старше, чем она сама. Голос женщины, которой она когда-нибудь станет.
- Да, - ответила я и показала на шрамы: - Такое не подделаешь!
Сара еще держала пистолет у виска, но безразличие на ее лице сменилось печалью.
- Я сожалею о том, что с вами произошло, - сказала она. - Я читала о вас и даже плакала.
- Спасибо.
"Жди, не дави на нее", - приказала я себе.
Она опустила глаза и, вздохнув, опять на меня посмотрела.
- Я знаю, как это бывает, - сказала Сара.
- Что, моя хорошая, - мягко спросила я, - что бывает?
И я увидела столько боли в ее глазах, словно они вдруг наполнились кровью.
- Я знаю, как бывает, когда теряешь всех, кого любишь, - сказала она. Ее голос сорвался, превратился в шепот. - Я теряю все с тех пор, как мне исполнилось шесть лет.
- И поэтому ты захотела меня видеть? Чтобы рассказать о том, что случилось тогда?
- Он все это начал, когда мне исполнилось шесть, - продолжала она, как будто я ничего не говорила, - он убил моих маму и папу.
- Кто - он, Сара?
Она закрыла глаза, но в них что-то вспыхнуло прежде, чем сомкнулись ресницы. Печаль то была или гнев? Что-то огромное, без сомнения. Чудовище, выплывшее на поверхность и погрузившееся обратно в пучину ее души.
- Он, - выдавила Сара. - Незнакомец. Тот, кто убил моих родителей. Тот, кто убивает все, что я люблю… Скульптор…
Она произнесла это слово так, будто сказала "насильник" или "дерьмо на обочине". Отвращение было столь сильным и очевидным, что его нельзя было не заметить.
- Сара, это сделал Незнакомец? Он был здесь, в этом доме?
Ее печальные, полные страха глаза вдруг окатили меня такой волной цинизма, что я растерялась. Этот новый коварный взгляд никак не вязался с образом шестнадцатилетней девочки. И если ее голос мог принадлежать молодой женщине, то взгляд - лишь потрепанной жизнью ведьме.
- Не смешите меня! - пронзительно воскликнула Сара. - Я знаю, вы все слушаете меня лишь из-за этого. - Она помахала пистолетом. - А на самом деле не верите ни одному моему слову!
"Что же произошло? Атмосфера между нами накалилась. Ты теряешь ее, - ругала я себя. - Делай же что-нибудь!"
Глядя в ее полные ярости глаза, я вспомнила слова Алана. "Не ври, говори правду, только правду. Ложь она почувствует сразу, и тогда все пропало…"
И слова пришли сами собой, причем абсолютно спонтанно.
- Хочешь знать, о чем я сейчас беспокоюсь, Сара? - спросила я уверенным голосом. - Я беспокоюсь о тебе. Я знаю, ты не причастна к тому, что здесь произошло. И знаю, что ты на грани самоубийства. Но ты позвала меня, значит, я могу тебе помочь, словами или делом, уберечь тебя от этого шага. - Я наклонилась вперед. - Милая, поверь, я не собиралась тебя "смешить". Я пытаюсь понять. Так помоги мне, пожалуйста. Ты же звала меня. Зачем? Ведь зачем-то ты звала меня, Сара?
Мне захотелось схватить ее и встряхнуть. Но вместо этого я попросила:
- Пожалуйста, скажи мне.
"Не умирай, - пронеслось у меня в голове. - Только не здесь, и не так".
- Пожалуйста, Сара, поговори со мной, дай мне понять.
И мои слова сработали: ярость потухла в ее глазах, уступив место боли, палец на курке ослаб, и она отвернулась.
"Слава тебе, Господи", - подумала я, преодолевая нервную дрожь и зачатки истерики.
- Вы моя последняя надежда, - сказала она слабым, замогильным голосом.
- Я слушаю тебя, Сара, - подстегивала я. - Последняя надежда на что?
- Последняя надежда… - Ее голос дрогнул. - Найти человека, который поверит, что я не просто невезучая, - прошептала она. - Что Незнакомец действительно существует.
Я недоверчиво взглянула на Сару.
- Поверить тебе? - выпалила я и, показав на спальню, произнесла: - Сара, я знаю, что ты не имеешь отношения к тому, что здесь произошло. И мне бы очень хотелось тебя выслушать.
Похоже, моя бурная реакция и неподдельное удивление, с которым я восприняла саму мысль о том, что можно усомниться в ее правоте, застигли девочку врасплох. И в ее глазах вспыхнула надежда, не оставив и капли цинизма. Лицо Сары исказилось, и она беззвучно зашевелила губами, подобно рыбе, выброшенной на берег.
- Это правда? - еле слышно выдавила она.
- Правда. - Я замолчала. - Сара, я не знаю, что с тобой произошло до нашей встречи, но, насколько я понимаю, человек, сотворивший все это, должен быть сильным. Сильнее, чем ты или я.
Нечто вроде благоговейного трепета промелькнуло в ее глазах.
- Неужели он… - Ее верхняя губа задрожала. - Значит, вы можете доказать, что он был здесь?
- Ну да.
"А так ли это на самом деле? Ведь не исключено, что, угрожая отцу пистолетом, она заставила его сделать всю "тяжелую работу". Может, это все-таки она?" Впрочем, я сразу же выбросила подобные мысли из головы. "Здесь все слишком продумано и слишком мерзко. Она еще очень молода, чтобы дойти до такого".
- Неужели… - прошептала Сара, скорее для себя, чем для меня, - неужели он в этот раз что-то напутал?
Буря эмоций обрушилась на Сару. В ней боролись надежда и отчаяние. Она уронила пистолет, поднесла ладони к искаженному мукой лицу и через секунду разразилась чудовищным, почти первобытным, воплем, таким пронзительным, словно с нее живьем сдирали кожу.
"Слава тебе, Господи", - мелькнуло у меня в голове. Я быстро подняла с ковра пистолет, запихнула его за пояс джинсов, схватила визжащую Сару и едва не задушила в объятиях.
Ее скорбь подобно урагану бушевала на моей груди. Я крепко прижала девочку к себе, и вместе мы преодолели эту стихию. Я укачивала ее, напевая вполголоса, бормотала слова утешения, чувствовала себя жалкой и беспомощной. И все-таки у меня отлегло от сердца. "Лучше слезы, чем смерть".
Когда буря стихла, я была мокрой от слез. Измученная, опустошенная, Сара беспомощно прижималась ко мне. Потом собралась с силами, отодвинулась и подняла ко мне свое бледное, опухшее от слез лицо.
- Смоуки? - произнесла она слабым голосом.
- Да, Сара?
Я смотрела на нее и удивлялась силе, с которой девочка, преодолевая полное изнеможение, старалась держаться на плаву.
- Мне нужно, чтобы вы пообещали кое-что сделать.
- Что?
- Моя спальня в глубине дома. Там, рядом с кроватью, в комоде лежит мой дневник. В нем все написано, все про Незнакомца. - Она схватила меня за руки. - Обещайте, что прочтете его. Вы, а не кто-то другой! Обещайте!
- Обещаю, - решительно согласилась я.
- Спасибо, - прошептала Сара, глаза ее закатились, и она потеряла сознание.
Меня заколотило - запоздалая реакция. Я отцепила от пояса радиотелефон и включила его.
- Отбой тревоги! Путь свободен! - Мой голос был гораздо спокойнее меня. - Пришлите для девочки врача.
Глава 10
Ночь наконец вступила в свои права и в Канога-Парк. Весь дом был залит светом фар и уличных фонарей, спецназ готовился к отъезду, а вертолет уже улетел.
Улица снова затихла, но до меня доносились звуки города, шумевшего всего в двух кварталах. Все разошлись по домам, и в наглухо зашторенных окнах зажегся свет. Думаю, все двери были тоже заперты.
- Прекрасная работа, - похвалил меня Дэйвс, когда мы наблюдали с ним за медиками, заносившими Сару в карету "скорой помощи". Они действовали очень быстро, поскольку девочка дрожала, а ее зубы просто ходили ходуном от пережитого потрясения. - Спасибо, агент Барретт. Все могло быть намного хуже. - Он замолчал. - Полгода назад у нас был такой случай с заложниками. Один наркоман избил жену. Но больше всего нас беспокоило то, что он был вооружен. Размахивая пистолетом, он свободной рукой держал свою пятилетнюю дочку.
- Скверно, - сказала я.
- Не то слово! И вдобавок ко всему он был под кайфом. Вы когда-нибудь видели наркомана в состоянии аффекта? Это галлюцинации с паранойей, вместе взятые. О чем с таким можно договориться?!
- Ну, и что произошло?
Дэйвс отвернулся на мгновение, но я успела заметить печаль, мелькнувшую в его глазах.
- Он застрелил свою жену. Без предупреждения. Нес какую-то чушь, а потом вдруг остановился на полуслове, направил на нее пистолет - и выстрелил. В нашем автобусе наступила гробовая тишина. В общем, это развязало нам руки.
- Если он смог ни с того ни с сего застрелить жену…
Дэйвс кивнул:
- Значит, он может сделать то же самое и с ребенком. Наш снайпер уже занял огневую позицию и, как только получил приказ, нажал на курок. Выстрел был безупречный, прямо в лоб, ни забот, ни хлопот. Превосходный выстрел. - Он вздохнул. - Беда только в том, что папаша уронил девочку, она ударилась головой и умерла… А неделю спустя этот снайпер сам застрелился. - Взгляд Дэйвса стал еще печальнее. - Поэтому я и сказал, что все могло быть намного хуже, агент Барретт.
- Зовите меня Смоуки.
Он улыбнулся:
- Хорошо. Вы верите в Бога, Смоуки?
Вопрос был несколько неожиданным, но я честно ответила:
- Не знаю.
- Вот и я тоже.
Дэйвс пожал мне руку, грустно улыбнулся и, слегка кивнув, ушел. Он ушел, а его история осталась, эхом отдаваясь у меня внутри, - повесть о невозможности выбора. "Спасибо, что поделился, Дэйвс".
Я присела на обочине, напротив дома, и попыталась собраться с силами. Келли и Алан разговаривали по своим мобильным. Келли закончила первой, подошла ко мне и плюхнулась рядом.
- Хорошие новости, моя сладкая. Я позвонила Барри Франклину, он, конечно, разворчался, но пообещал разузнать об этом деле. Он скоро приедет.
- Спасибо.
Убийства, за исключением некоторых случаев, не считаются федеральными преступлениями. И я не могу нарушить юрисдикцию и взяться за это дело просто потому, что этого хочу. В процессе работы мы должны поддерживать связь с местными властями, чтобы быть всегда на высоте. И, как большинство агентов (и полицейских), я предпочитаю умножать подобные "связи". Так и появился Барри.
Он следователь в полицейском управлении Лос-Анджелеса, занимается непосредственно убийствами. Барри одному из немногих удалось добиться звания первоклассного сыщика. И если он захочет взять какое-нибудь дело, значит, именно он его и получит.
Я встретила Барри, когда занималась самым первым своим расследованием в роли руководителя группы. Мы разыскивали сумасшедшего молодого человека, который поджигал бездомных, а ноги этих несчастных забирал в качестве трофеев. Барри направил запрос о помощи в ФБР.
Никто из нас тогда не думал ни о репутации, ни о соотношении сил. Мы просто хотели поймать преступника, и нам это удалось. Так мы и познакомились.
Барри - превосходный следователь, он не запретит мне находиться на месте преступления, а если я хорошенько попрошу, произнесет магические слова с запросом о содействии. Слова, которые дадут нам возможность совершенно спокойно участвовать в расследовании этого дела.
И тогда вплоть до самого конца расследования мы на законных основаниях будем считаться наблюдателями.
- Ну ты как, моя сладкая? - спросила моя подруга.
Я вытерла руками лицо.
- Вот тебе и отпуск, Келли. Ты не представляешь, что там творится, - сказала я, покачав головой. - Просто сюрреализм какой-то, сплошное месиво… День так восхитительно начинался. А сейчас я чувствую себя паршиво, гадко. Столько трупов подряд!
Люди считают, что любое убийство ужасно, формально они правы, но и ужас имеет свою степень. Когда выпотрошена целая семья - это просто чудовищно.
- Тебе необходима собака, - произнесла Келли.
- Мне необходимо хорошенько посмеяться, - безнадежно ответила я.
- Разок?
- Нет, - сказала я, криво улыбнувшись. - Я имею в виду посмеяться вообще. Хочу просыпаться с улыбкой, засыпать и снова улыбаться на следующий день… и через день. И когда наступят дерьмовые времена, может, мне уже не будет так хреново.
- Пожалуй, - задумчиво произнесла Келли. - У каждого в жизни бывает немного дождя, и все такое, но слишком много выпало его на твою долю. - И она потрепала меня по руке. - Купи себе собаку.
Я горько усмехнулась.
"Квонтико, Квонтико, - как песня пронеслось у меня в голове, - и ни Сары, ни начальства, прямого и непосредственного, ни нервотрепки".
Продолжая разговаривать по телефону, к нам направлялся Алан.
- Элайна спрашивает, надолго ли это и какие у тебя планы насчет Бонни, - произнес он, отняв трубку от уха.
Я задумалась. Я должна дождаться Барри. Пусть отправит свою команду обследовать дом. Мне просто необходимо все тщательно там осмотреть, чтобы погрузиться в атмосферу преступления. Официально это пока не наше дело, но я не могу просто взять и уйти.
Я вздохнула:
- Похоже, придется припоздниться. Спроси Элайну, она не против взять Бонни к себе?
- Конечно.
- Скажи, что я свяжусь с ней утром.
Алан снова приложил телефон к уху и отошел.
- Ну а что со мной? - спросила Келли.
- А тебе придется поработать во время своего отпуска, так же как и мне, - устало улыбнулась я. - Мы дождемся Барри, все проверим… - Я пожала плечами: - А там посмотрим. Может, продолжим отпуск, а может, и нет.
Театрально вздохнув, Келли страдальчески пробурчала:
- Эксплуататорша! Я требую прибавки к зарплате!
- А я - мира во всем мире, - ответила я.
"Сплошные неприятности. Пора бы привыкнуть".
- Бонни пристроена, - сообщил Алан. - Итак, наши действия?
Пора принимать на себя командование, тем более что это моя основная обязанность. Я руковожу отделом, причем блестяще. У каждого из нас есть область, в которой ему нет равных. Келли неподражаема в криминалистике. Алан - в проведении допросов, и он лучший, когда возникает необходимость обойти территорию и опросить свидетелей преступления. Он неутомим и не пропустит ни одной мелочи. Таких людей нельзя заставить подчиниться просто из любви к вам. Они должны вас уважать. А для этого требуется даже чуть-чуть высокомерия. Вам следует чувствовать свою силу, быть докой в своей области - и сознавать это.
Мне нет равных в понимании тех, кого мы разыскиваем, в способности видеть место преступления, а не просто смотреть на него. Любой обнаружит труп на месте убийства. Все искусство в том, чтобы провести тщательный анализ. Почему именно это тело? Почему оно здесь? Какую информацию об убийце это нам дает? Одни имеют опыт в подобных делах, другие могут быть необыкновенно искусными. Я же обладаю даром и достаточным высокомерием, чтобы признать этот дар.
Мой талант - в способности постичь сумеречное душевное состояние тех, за кем охочусь.
Многие начитаются детективов, и им начинает казаться, что они понимают ход мыслей серийных убийц. Возможно, они настолько хладнокровны, что способны не моргнув глазом просмотреть целую стопку шокирующих фотографий с места преступления. Они постоянно болтают о маньяках, о психосексуальности - и чувствуют себя необыкновенно просвещенными. В теории оно, может, и правильно, но от теории до практики расстояние огромное. Однажды я пыталась объяснить это на лекции.
Квонтико проводил что-то вроде дня знакомства с профессией, и приглашенные докладчики представляли свои подразделения в аудитории, заполненной молодыми, подающими надежды стажерами. Когда подошла моя очередь, я вгляделась в юные, сияющие от счастья лица и рассказала о нашумевшем случае в Нью-Мехико. "Один мужчина и его сожительница годами преследовали и похищали женщин. Своих жертв они приводили в специально оборудованное помещение, заполненное всевозможными орудиями пыток, и целыми днями и даже неделями насиловали и мучили их. Большинство пыток преступники даже записывали на видео. Их излюбленным инструментом была электропогонялка для скота. На видеозаписи вы можете увидеть дым, выходящий из влагалища молодой женщины, которую они насиловали с помощью этого прибора". Даже малая толика сведений об ужасных издевательствах заставила аудиторию замолчать. Лица некоторых стажеров побелели.
"Одна из наших агентов должна была составить серию подробных рисунков кнутов, цепей, пил, сексуальных игрушек и прочих орудий, с помощью которых пара извращенцев издевалась над своими жертвами. Агент выполнила задание, потратив на него четыре дня. Я видела эти рисунки - отличная работа. Они были потом представлены на суде. Начальник поблагодарил женщину и отпустил на несколько дней в отпуск, чтобы она могла побыть с семьей и развеяться".
Я замолчала, переводя глаза с одного юного лица на другое.
"Женщина отправилась домой и целый день провела с мужем и маленькой дочкой. Но в ту же ночь, когда муж и ребенок заснули, она потихоньку спустилась на первый этаж, достала из кобуры свой боевой пистолет и застрелилась".
Все сидели затаив дыхание. Наступила звенящая тишина.
Я пожала плечами. "Проще всего взять и повесить ярлык на эту храбрую молодую женщину и забыть о ней. Можно назвать ее слабой, или сказать, что к тому моменту она уже пребывала в депрессии, или решить, будто в ее жизни произошло событие, о котором не догадывался никто. Как вам будет угодно. Только имейте в виду, что она восемь лет была агентом ФБР, обладала безупречной репутацией и не страдала никакими душевными заболеваниями".
Я качнула головой.
"Мне кажется, она увидела слишком много и слишком далеко зашла, именно это ее и сломило. Она почувствовала себя шлюпкой, затерявшейся в безбрежном океане, и уже не смогла вернуться".
Я облокотилась о кафедру, подалась вперед.
"И вот что делаю я, вот что делает моя команда: мы смотрим, не отворачиваемся и очень надеемся, что у нас достанет сил справиться".
Руководитель программы был далеко не в восторге от моих речей. Но меня это не волновало, ведь я говорила правду.