Волчица почуяла скрывающихся за поваленным деревом заклятых врагов, а может быть, и почуяла кровь, засыпанную выпавшим за ночь снегом, и повела волчат прочь, прикрывая их своим телом. Гаджу-сан выстрелил в нее и попал с первого же выстрела, но волчица продолжала бежать, подставляя под пули, предназначавшиеся ее волчатам, свое мощное тело. Она бежала так же ровно и быстро, как будто это не в ее боку одна за другой открывались все новые и новые раны.
Гаджу-сан, ошеломленный и немного испуганный, отбросил в сторону ружье.
- Заколдованная! - прошептал он тихо и так же тихо, будто молился, продолжил: - И вид этих животных был как вид горящих углей, как вид лампад, огонь ходил между животными, и сияние от огня. И животные быстро двигались туда и сюда, как сверкает молния. И смотрел я на животных - и вот на земле подле этих животных по одному колесу перед четырьмя лицами их…
Волчата скрылись в густом перелеске, где пули их уже не доставали, они вырвались из оцепления, и волчица сразу же рухнула как подкошенная.
Гаджу-сан облегченно вздохнул:
- Слава богу! Я уже было подумал - "знамение", а это - обычная материнская любовь!
Мир-Джавад был также ошеломлен увиденным, да и вид охраны, расположившейся неподалеку, оставлял желать лучшего. Необычное всегда вызывает растерянность.
- Прислать вам шкуру во дворец, Светлейший? - Мир-Джавад старался не глядеть в лицо вождю и не показывать свою растерянность.
А дать понять Гаджу-сану, что увидел на его лице растерянность, значило поставить на своей карьере крест.
- Не надо! - глухо ответил Гаджу-сан.
А про себя подумал, что она будет напоминать ему малоприятные минуты, пережитые им здесь, когда он впервые в жизни растерялся.
- Закопай в лесу! - велел он уже спокойным и четким голосом.
Охота завершилась этим чудом…
А вечером объявили о случайной гибели Атабека. И опять по стране был объявлен траур, и черные флаги повисли на стенах домов, и черные рамки обрамили первые страницы газет. Именем погибшего от "несчастного случая" героя битвы за свободу и независимость были названы: улица, пароход и паровоз… Торжественное шествие завершилось вновь у Стены плача, а после прощальных слов гроб так быстро, просто мгновенно, закопали в могилу и забросали землей, как говорится, никто и глазом моргнуть не успел, что вызвало у некоторых злорадные усмешки и шутки: мол, поскорее закопать, а то вдруг вырвется, выскочит да расскажет о "несчастном" случае.
После похорон, в тот же день, Мир-Джавад был вызван в кабинет Гаджу-сана. Переведя на счет светлейшего пять миллионов, Мир-Джавад не боялся, а, напротив, ждал этого вызова, но все же ужасно волновался: он шел за своим маршальским жезлом, отныне золотая пайдза с изображением тигра, а то и ока вселенной, будет висеть на его груди, вызывая и страх, и трепет, и самую черную зависть. Врагов прибавится, а друзей… Друзей никогда и не было, кроме Васо.
Гаджу-сан встретил его благожелательно, указал на стул и, улыбаясь, как всегда, своим мыслям, спросил:
- Хочу с тобой посоветоваться! Как по-твоему: кого мне следует назначить на освободившуюся должность Атабека?..
И посмотрел, как кошка смотрит на мышь, своими желтыми немигающими глазами. Мир-Джавад почувствовал, как пол уходит у него из-под ног, но он уже научился владеть лицом и, хотя лоб его покрылся испариной, на лице не дрогнул ни один мускул. Да и о характере Отца Вселенной ему многое успел порассказать Васо.
- Ученик не может советовать Учителю! - твердо и с достоинством ответил Мир-Джавад, отчеканивая каждое слово. - Дело Ученика - повиноваться! Учителя - решать! Любое ваше решение будет мудрым и законным!
- Не забудь этого, - одобрил Гаджу-сан. - А то и на тебя найдется свой Мир-Джавад!
Мир-Джавад понял, что назначение состоялось, вскочил со стула и вытянулся во фрунт:
- Ваше величество! Времена Атабеков прошли. Он был последним соратником, отныне у вас могут быть только послушные слуги…
Гаджу-сан потрепал ласково Мир-Джавада по щеке.
- Хорошо сказал, мальчик! Поезжай и служи!
И "мальчик" на пятом десятке лет почтительно поцеловал протянутую руку вождя и вышел, твердо чеканя шаг, восходя на вершину своего могущества.
Такого жаркого лета не помнили даже старожилы. Пятьдесят градусов по Цельсию в тени, и ни облачка на небе, да и небо стало походить на линялую тряпку, бывшей когда-то голубой материей.
Все, кто мог, сидели на дачах у берега моря или в горах. А несколько человек из тех, кто имел дачи и у моря, и в горах, и на берегу царских дач на острове Рым, сидели в приемной наместника и ждали прихода нового гауляйтера. Ждали и боялись взглянуть друг на друга: от былой сплоченности не осталось и следа, каждый готов был предать другого, всех бывших друзей, вместе взятых.
Человек, которого они еще только полгода назад не замечали, стал их властелином: и тел, и душ. Первый раз он решил собрать всех их вместе, это была первая встреча, назначенная им.
Жара и духота, а все окна закрыты наглухо, а каждый из присутствовавших был одет в приличный черный костюм-тройку из ангорской шерсти, а расстегнуться нельзя, не говоря уж о том, чтобы снять хотя бы пиджак, а вдруг внезапно войдет гауляйтер и застанет в таком несерьезном виде, расценит как неуважение, ужас, что будет. От пота рубашки намокли, но ни один из присутствующих не мог первым предложить открыть окно, а вдруг не так поймут…
Старый Пишка сомлел и, сидя в кресле, задремал. За долгое "сидение" у "кормления" он научился спать не только сидя, но и стоя, за что и получил кличку "слон". Голову откинул на спинку кресла, которое занял первым, как только вошли в приемную, а теперь вдруг сомлел и тихо похрапывал, широко раскрыв рот.
Не только жара и духота донимали бывших верных друзей Атабека. Словно ангел протрубил и послал на грешников полчища мух, огромных, жирных, зеленых с синевато-стальным отливом, наглых и бесстрашных, жара и духота на них не действовали, а может, и действовали, но густой запах человеческого пота будоражил, манил, дразнил. Голодные, жаждущие пищи мухи взбесились, атаковали целыми семьями этих двуногих в строгих черных костюмах, издающих такой чудесный аромат. А тут еще старый Пишка сомлел в кресле, и его потное лицо стало объектом питания, по строго соблюдаемой очереди.
Когда в приемную неожиданно вошел Мир-Джавад, все растерялись и замешкались на секунду, а Мир-Джавад мгновенно увидел спящего Пишку и огромную зеленую муху, ползающую по его губе у самого края раскрытого рта. Мир-Джавад прижал к губам палец и так зловеще тихо прошипел: "тс-с-с"! - что все замерли в тех позах, в которых это "тс-с-с" застало их: кто только лишь оторвался от стула, кто в полусогнутом положении, кто застыл столбом, а кто и сидя, в своем стремлении встать со стула.
Мир-Джавад достал из кармана резинку и, подкравшись, метко сбил муху прямо Пишке в рот, тот, причмокнув, проглотил ее. Гауляйтер свирепо оглянулся на готовых зааплодировать и засмеяться подчиненных, и они замерли в еще более нелепых позах. А Мир-Джавад ждал, терпеливо ждал, когда другая муха с щеки переберется на губу. Как только осатаневшая от жадности муха поползла по губе, Мир-Джавад метко сшиб и эту прямо Пишке в рот. И опять тот, причмокнув, проглотил ее. Довольный собой, Мир-Джавад не стал ждать, когда третья муха переползет с глаза Пишки на губу, и бесцеремонно расквасил ее на месте обитания.
Одуревший от страшной боли Пишка вскочил с места, но наткнулся на вытянутую руку Мир-Джавада и с разбитой губой рухнул обратно в кресло… Тонкая струйка крови потекла по подбородку.
- Вот и первая кровь! - удовлетворенно подумал Мир-Джавад и расхохотался.
Все послушно захохотали вслед и захлопали в ладоши. Раздались одобрительные крики:
- Браво! Браво! Браво!
Одуревший Пишка ничего не соображал от боли и духоты, закрыв лицо руками, взмолился:
- Не бейте меня! Я старый, больной!
- Да кто тебя бьет? - искренне удивился Мир-Джавад. - Муха тебя укусила в глаз, ты вскочил и наткнулся на мою руку, я собирался прогнать муху, чтобы не беспокоила твой сон…
- Извините, шеф, я виноват!
- А ты действительно старый и больной! Все слышали? - и Мир-Джавад грозно обернулся к шайке Атабека, оставшейся без предводителя.
- Так точно, светлейший! - громоподобно гаркнул самый молодой из шайки, а все остальные угодливо закивали.
Мир-Джавад быстро прошел в кабинет, махнув у дверей рукой:
- Следуйте за мной!
Шайка, соблюдая установившуюся иерархию, прошмыгнула, один за другим, в кабинет, а последний тщательно прикрыл за собой дверь.
Мир-Джавад сел в кресло Атабека и опять ощутил необычный прилив сил и энергии, и с презрением посмотрел на стоящих перед ним почтительно склоненных приближенных Атабека, с которыми ему предстояло работать. Еще полгода назад они его не замечали, он был для них простой исполнитель воли Атабека, а значит, всей их группировки, слуга, которому приказывали убивать и арестовывать. Его и за политика не считали, а следовательно, и не опасались. "Каким образом он их сумел обскакать?.." Каждый задавал себе этот вопрос и находил лишь один ответ: "в падении Атабека таится внезапный взлет Мир-Джавада"… И каждый боялся за свою жизнь.
Мир-Джавад, в свою очередь, бесцеремонно рассматривая их, молча прикидывал: кого надо оставить, кого придется оставить, кого можно будет, как Пишку, отправить на покой проживать награбленное, в стороне от дел, а кого и уничтожить…
- Гурама и его шайку в первую очередь. Как смотрит, э! Клянусь отца, он уже прикидывает сроки, когда меня можно будет отравить. "Великий отравитель"! Когда-то, в молодости, он оказал важную услугу Гаджу-сану: лечил его покровителя и учителя. Нашел Мудрый у кого лечиться, этот лекарь для начала заразил его сифилисом, а уж затем лечил его успешно мышьяком и в год загнал Мудрого в могилу. Услуга была так велика, что лекаря оставили в живых, вопреки всем правилам Отца народов, лишь услали подальше с глаз, следить за Атабеком. Но мой бывший тесть купил его возможностью творить любые дела безнаказанно… Ну, ничего! "Дело врачей" мы организуем быстро. Есть у меня на примете в свите Гурама одна смазливая шлюха, бегает к Бабур-Гани, мальчиков развращает и обучает, если судить по тем снимкам, что принесла мне Бабур-Гани. А мне и нужен "разоблачитель" из ближайшего окружения Гурама, думаю, что ближе, чем его любовница, мне не найти… И начальника полиции Сабита придется убрать, нечего делать: породнился с Гурамом… Подожди, подожди! А кем был Сабит до своего поступления в полицию?.. Столяром! Интересная идея мелькнула!
Никто из подчиненных не осмелился прервать размышлений нового повелителя. Все преданно смотрели на него и ждали новых распоряжений.
- Долго с вами я говорить не буду! - заорал неожиданно для себя Мир-Джавад. - Некогда, работать надо! Вы-то известные бездельники!.. - и так же неожиданно перешел на шепот. - Вот в этом сейфе хранятся папки с вашими делами: кто сколько наворовал, кто кого убил, даже кто с кем спит, кто предпочитает мальчиков, кто девочек, а кто предпочитает заниматься онанизмом… Вседозволенности, какая была при моем тесте, мир его праху, больше не будет. Мне многое не нравилось в стиле его правления, но… "о мертвых: либо хорошее, либо ничего"… Выберем второе. Я думаю, у вас вопросов ко мне не будет!.. Нет?.. И прекрасно!.. Тогда у меня к вам есть предложение: место каждого из вас стоит миллион, кто сегодня не внесет на мой счет номер один в центральном банке эту смехотворно маленькую сумму, завтра может на работу не выходить… Договорились?..
Пишка расплакался:
- Светлейший! Это же все, что я имею, на что я буду жить на старости лет?..
- "Не заботься о том, чтобы нажить богатство; оставь такие мысли твои. Устремишь глаза твои на него, и - его уже нет; потому что оно сделает себе крылья и, как орел, улетит к небу"…
- Это из Ветхого Завета, светлейший! - осторожно заметил чиновник по связям с мечетями. - А наш народ придерживается Корана, Истинно правоверный придерживается законов Адата…
- Я сказал вам слова Великого Отца земного шара! А он для меня выше Старого и Нового Заветов, Корана, Адата, Торы и всех превращений Вишну. Гаджу-сан - наш аллах, а я - пророк его! И попрошу присутствующих об этом не забывать. О сейфе тоже помните… Идите, идите! Разит от вас псиной и мочой. Пишка, мыться каждый день, утром и вечером. Впрочем, ночью и вечером страдают ваши блудницы, а днем ко мне являться чистенькими, тем более что это совершенно безопасно: я не гомик.
Все подчиненные вышли подавленные и пришибленные из кабинета, а вслед им Мир-Джавад громко кричал:
- Не забывайте о сейфе!
О таком повелителе осиротевшая банда Атабека и не помышляла. Атабек сам любил пожить и давал другим, а этот - удав, кости переломает и проглотит. "Быстрее перевести на его счет деньги, - каждый только об этом и думал. - Половина-то, а то и больше, остается. Сыты будем - не помрем, живы будем - наживем!"
Один Пишка не смог пережить потерю награбленного. Он был настолько никчемен, что и воровать не умел, хватал, что уж совсем плохо лежало или что подавали "на бедность". Так и не сумел Пишка себя переубедить, смириться с потерей состояния.
Черт с ней, с этой должностью! - вдруг радостно подумал он. - Не отдам я последнее!"
И почувствовал такое облегчение, что решил не выходить завтра же на работу, взять заключение у своего врача, что он при смерти, и быть при смерти как можно дольше, до самой смерти, но денег не отдавать…
Мир-Джавад блефовал с сейфом. Ключей от сейфа у Атабека не нашли, кроме него комбинацию цифр никто не знал, а замок был столь сложным, что самому открыть его нечего было и стараться. Лучшие специалисты по взлому сейфов, которые отбывали сроки наказания в тюрьмах страны, были доставлены из мест заключения, каждому из них, в случае успеха, была обещана, кроме денег, свобода, самое дорогое, что есть у человека, иногда даже дороже, чем жизнь. Но все было тщетно. Что в сейфе хранилось, Мир-Джавад об этом мог только догадываться, но там хранились списки лучших агентов Атабека… Мастера взлома предлагали вырезать замок автогенным аппаратом, но Мир-Джавад отказался: пламя могло повредить самое ценное, ради чего затевалось это дело: списки агентов. Мир-Джавад не боялся этих людей, знал, что без приказа они не убивают, просто ему нужны были эти высочайшего класса профессионалы.
И он решил дождаться, когда в его руки попадет взломщик экстра-класса. Об одном из них ходили легенды, и Мир-Джавад дал команду инквизиции подключиться и помочь в поисках полиции и перетряхнуть весь уголовный мир, но этого мастера достать…
Мир-Джавад вызвал к себе архитектора, проектировавшего дворец наместника. Контора архитектора находилась рядом со дворцом гауляйтера, и он прибыл через несколько минут.
- Слушай, строитель светлого будущего, расскажи мне все о дворце!
Архитектор сразу понял наместника:
- Вас, светлейший, наверное, интересует то, что скрыто от глаз? Я захватил с собой секретные чертежи… Вот, извольте, ваша светлость, взглянуть: здесь потайной ход, под дворцом протекает горная речка, заключенная в бетонную трубу, отсюда можно насосом поднимать наверх воду в случае осады дворца…
- Это все я давно знаю! - перебил его Мир-Джавад. - Ты что, забыл, что Атабек был моим тестем, и к тому же я охранял его и отвечал за его жизнь… Ты мне вот что скажи: можно ли из моего кабинета, вот из этого, сделать спуск к реке?
- Трудно, но можно! - задумался архитектор. - Колодец, конечно, в него скобы вбить… Но, ваша светлость, этим путем выбраться невозможно, у реки сильное течение, а уровень воды так высок, то вплавь не добраться, труба помешает.
- Ты меня не пугай! Я плавать не собираюсь… Составь лучше проект, подумай, сколько тебе нужно людей…
- Но те, кто будет строить, могут проговориться! - испугался архитектор.
- Мертвые секретов не имеют! - усмехнулся Мир-Джавад.
Архитектор побледнел. Мир-Джавад злорадно смотрел на него и молчал. Затем позвонил начальнику полиции Сабиту.
- Сабит, зайди ко мне, посоветоваться надо!
Сабит обомлел: не было еще в истории случая, когда бы наместник обращался за советом к начальнику полиции. Но делать было нечего, и Сабит поехал к гауляйтеру.
- Чего испугался? - успокоил архитектора Мир-Джавад. - Не бойся, дурачок, ты будешь жить. Сейчас приедет начальник полиции, отправишься с ним в управление тюрем, отберешь двоих, которые тебе подойдут для этого дела.
Архитектор продолжал трястись от страха.
- Да не бойся ты, говорю! - повторил Мир-Джавад. - Мне невыгодно тебя убивать, сразу все поймут… Будешь молчать, будешь жить! Подожди в приемной!
Архитектор на дрожащих ногах едва выполз из кабинета. И тут же явился Сабит.
- Я весь внимание, светлейший!
- Внимание тебе понадобится! - ласково улыбнулся ему Мир-Джавад. - Поедешь с этим дурачком, что ожидает в приемной, отберешь двух нужных ему людей для работы и до окончания работы глаз с них спускать не будешь, карауль и следи, чтобы они ни с кем не общались. Кроме тебя некому доверить такое важное дело. Ты уж постарайся, пожалуйста!
Сабит замер от восторга и радости.
- Заметили, заметили тебя, наконец! - гордо подумал он. - Это первый шаг к возвышению! Если его светлость потребует от меня голову Гурама, а он его непримиримый враг, то выдам его: наркотиками торгует, - раз; подпольный абортарий устроил, - два; взятки берет за все, что только можно, - три, освобождает от воинской повинности, от судебного преследования, от брачных обязательств. Э! Перечислять, времени не хватит день прожить. За все, значит, за все!
Поблагодарил Сабит Мир-Джавада, пал перед ним на колени, пол лбом припечатал у его ног и, не вставая, пятился, пятился, пока не оказался за дверью. Но в приемной он гордо выпрямился и, кивнув милостиво архитектору, чтобы следовал за ним, отправился выполнять самое важное в своей жизни поручение…
Возвышение Мир-Джавада Гюли восприняла как свое собственное: ее особняк был полон гостей из льстецов и подхалимов, возвеличивающих ее, словно царицу Савскую, превозносивших ее поблекшую красоту, как нечто непревзойденное, а ее житейский ум, как мудрость. А Гюли льстило, что у нее есть собственный двор. Никто бы сейчас и не узнал в ней ту деревенскую девчонку, изнасилованную и принявшую участие, помимо своей воли, в грязной политической игре.
Дом, полученный когда-то от старого так называемого мужа, она давно продала, он ей напоминал о трех покойниках: фиктивный муж, шофер-насильник и ее родная мать, сгинувшая в северных джунглях. Целый квартал огромных многоэтажных каменных домов стал ей теперь принадлежать одной, в одном из домов ее квартира занимала целый этаж, но затем этого ей показалось мало, и она на награбленные деньги, которые ей добровольно продолжали все нести, отгрохала столь величественный особняк, что он стал соперничать с дворцом гауляйтера.
А Мир-Джавад только посмеивался, видя жалкие попытки деревенщины казаться отпрыском древнего рода, аристократкой в тринадцатом поколении.
При Гюли уже был неотлучно ее красавец Геркулес. Не в силах скрывать больше своей страсти, она, тем более что ждала ребенка, пришла к Мир-Джаваду и рухнула ему в ноги.