Виктору было не до этого. Ветер уже запел в снастях свою однообразную морскую песню, мелкие холодные брызги залетали на мостик судёнышка, мальчиков начала пробирать дрожь.
- Отправляйтесь вниз! - приказал Кравцов. - Главное средство от качки - это не бояться качки. Но если у вас ничего не выходит, лучше всего заснуть. И не стыдитесь, ребята. Морская история знает несколько знаменитых адмиралов, которые терпеть не могли качки и во время шторма не вставали с койки.
Мальчики не были знаменитыми адмиралами, но они единодушно признали, что морская болезнь - это гадость, и, подавленные, направились к трапу. Им казалось, что их ноги набиты ватой, во рту сладковатая ржавчина, а живот крепко стянут холодным железным обручем.
Корабельный кот презрительно посмотрел на перекошенные лица пассажиров, потянулся и нехотя уступил место на диване. Корабельный механик, совсем молодой человек, сидевший в уголке кают-компании за стаканом чая, улыбнулся обессилевшим мореходам и сказал:
- Да, к морю надо привыкнуть…
Они опустились на диван и закрыли глаза, чтобы не видеть лампы, которая медленно-медленно качала сиреневым абажуром.
ПРИСПУЩЕННЫЙ ФЛАГ
Виктор проснулся от тишины.
Только что волновалось, закипало пеной море, ветер взбивал волны, гудел в ушах, корабль заваливался то носом, то кормой, а теперь так спокойно и тихо, будто всё это приснилось. Только голова немного тяжёлая и не хочется открывать глаза. Впрочем, с этим можно не спешить.
До слуха доносятся тихо сказанные слова:
- Он сын минёра с судна "Ударник", а этот "Ударник" прикомандирован к блокшиву и ему подчиняется. Вы недавно на флоте, а то вы, конечно, знали бы Павла Лескова. Это был хороший минёр, участник гражданской войны…
Виктор приоткрыл один глаз.
Лицом к нему, помешивая ложечкой в стакане, сидел механик, слушая командира "Змея" Кравцова.
"Сейчас проработают меня за красные флажки, - подумал Виктор с тоской. - Вот взялись!.. Хорошо, что рыж… Митя спит".
Он ошибался - речь шла не о флажках.
- Вы знаете, что ещё с тех времён, когда Англия хотела задушить революцию, в Финском заливе кое-где попадаются английские мины, - начал Кравцов. - Ведь Англия минировала тогда подступы к Ленинграду… Не все мины выловлены. Шторм срывает то одну, то другую, гонит куда придётся, и вот получайте, к вашим услугам! Хорошо, если берег пустынный и можно просто-напросто взорвать непрошеную гостью. А если её занесёт, например, в Зелёную бухту… Бухта маленькая, довольно открытая. Возле самой воды построен центральный заводской цех. Однажды такую вот дрейфующую мину штормом загнало в Зелёную бухту. Поручили дело Лескову. Он не решился на месте разоружить старую, проржавевшую мину - она могла взорваться и разрушить заводской цех. А тут неожиданно разыгрался ветер.
Лесков вплавь вывел мину из бухты, за мысок. Он был хорошим пловцом. А дальше… Точно неизвестно, что случилось, отчего взорвалась мина. Может быть, она ударилась о подводный камень… В общем, в тот день вахтенный доложил мне, что на блокшиве флаг приспущен. Через несколько минут все на флоте уже знали, что погиб Лесков… Это было общее горе. Моряки любили славного минёра…
- И никаких следов? - спросил механик.
- Ничего! Минная смерть работает чисто.
- А мальчик?
- Левшин привёз Виктора откуда-то из-под Москвы, где он жил у тётки. Сначала он хотел усыновить его. Ведь покойный Лесков был его старым другом. Но штаб бригады траления посоветовал команде блокшива взять мальчика на воспитание. Так появился на флоте Виктор Лесков, - закончил Кравцов громко. - Доставляет он немало хлопот своим воспитателям, а сейчас притворяется спящим. Встань, Лесков! Если о тебе говорят, не зная, что ты слушаешь, надо встать и доложиться.
- Есть, - тихо ответил Виктор.
- Коли есть, так слава и честь, - одобрил Кравцов, и эта поговорка так живо напомнила Виктору Фёдора Степановича, что он сморщился и отвернулся.
Механик взял Виктора за руки и привлёк к себе. У него были добрые, немного близорукие глаза.
- Вот какие бывают истории, Витя, - сказал он тихо. - Подслушивать, конечно, очень плохо. У тебя какая-то неприятность с флажками? Да?
- И очень большая, - отметил Кравцов.
Виктор с трудом прошептал:
- Я всё равно флажки скоро достану. Мне теперь без флажков нельзя.
Переговорная труба в эту минуту засвистела по-змеиному. Командир вынул из рупора втулку, в которую был вделан свисток. Из трубы раздался голос с вахты:
- Товарищ командир, в ковш форта входит "Водолей"…
Затем тот же голос добавил:
- Товарищ командир, прибыл рассыльный от командира форта. Желает видеть вас.
Кравцов поднялся с места. Уходя, он сказал вестовому, показывая на мальчиков:
- Товарищ вестовой, напоите их чаем. Выдайте из моего индивидуального запаса банку варенья и две плитки шоколада. Потом они могут сойти на стенку. Только… - командир строго посмотрел на Виктора, - на стенке не драться и далеко не уходить.
Командир вышел.
Виктор сердито сказал Мите:
- Вставай, соня! Только и умеешь подножки давать.
Митя поднялся, протирая глаза. Вестовой стучал тарелками, Митрофан, облизываясь и мурлыча, щурился на стол.
- Странно! - задумчиво проговорил вестовой. - Вместо того чтобы сбегать в ванную и умыться перед едой, пассажиры глазеют на меня во все иллюминаторы, глотают слюнки, а сами ни с места.
Мальчики поспешили исправить свою оплошность и, вернувшись в кают-компанию, увидели на столе тарелки, полные супа, котлеты, банку с вареньем и плитки шоколада. Вестовой придирчиво осмотрел их руки, посоветовал беречь котлеты от Митрофана, приказал не разговаривать с полным ртом и вышел подышать свежим воздухом. Мальчики набросились на суп и котлеты с такой жадностью, что не успели заметить их вкуса. Когда очередь дошла до варенья, Виктор, отдуваясь, сказал:
- Тебе половина, мне половина. Дели!
- Хорошо, - согласился Митя и положил на его тарелку три четверти содержимого банки.
- Неправильно, неправильно делишь! - запротестовал Виктор. - Я уже не сержусь, что ты дал мне подножку. Подвинь свою тарелку к моей.
Митя вспыхнул:
- Какой ты!.. Не давал я подножки!
- А зачем тогда ты мне положил больше варенья? Ага! Значит, дал подножку, а теперь самому стыдно…
- И вовсе нет… Я не потому… - горячо заговорил Митя. - Я потому, что слышал… Вот. Я не спал и всё слышал, как твой отец погиб минной смертью. И мне его жаль и тебя жаль, хоть я тебя и накормил пылью. Если бы ты ко мне там, на стенке, не пристал, я не стал бы драться. Я не люблю драться. Я, только когда сердитый, дерусь.
Его худенькое личико светилось такой добротой, что Виктор опустил глаза. Он набрал полную ложку и предложил:
- Хочешь быть моим дружком-годком, хоть ты и сухопутный?
- Хорошо, давай будем дружками-годками, - с радостью согласился Митя. - Я только сейчас сухопутный, а потом буду моряком. А потом мы вместе станем героями, как твой отец. Хочешь?
- Конечно, хочу. Только мне пока нельзя, - с важностью сказал юнга. - Надо сначала достать красные флажки, а то сейчас я штрафной.
Митя с уважением посмотрел на Виктора:
- А ты мне расскажешь, как ты флажки потерял? У тебя остался только чехол?
- Конечно, я должен тебе рассказать, потому что теперь ты мне друг, - вздохнул Виктор. - Но сначала пойдём посмотреть форт. Я никогда ещё, ни разу не бывал на форту, если правду сказать. Пустовойтов - дядя Толя - говорил мне, что на форту очень интересно. А ты умеешь в кино ходить бесплатно? Там есть билетёрша, у неё правый глаз весь из стекла, так что надо проходить с правого борта, чтобы она не видела. Но я не хожу бесплатно. Костин-кок отчисляет мне денег на билеты в кино. А ты умеешь драться боксом? Для этого надо знать, что такое хук и аперкот. Слушай, дадим Митрофану шоколада: сначала ты от своей плитки, а потом я от своей…
Когда мальчики поднялись на верхнюю палубу, чёрный кот следовал за ними, тёрся о ноги Мити, мурлыкал и, по-видимому, был готов идти за мальчиками куда угодно. А идти было некуда, и мальчики оглянулись, разочарованные. Митя думал, что форт - это такая крепость, какие нарисованы в книжках: с зубчатыми стенами, высокими башнями, рвами и валами, а на поверку оказалось, что это маленький плоский Островок-пятачок, который лежал на поверхности вечернего, тусклого моря тёмной заплатой. Поперёк островка вытянулось одноэтажное здание с узкими окнами и всего с одной стеной, так как другие стены ушли под земляную насыпь. За этим зданием там и сям чернели какие-то возвышения, а в общем, не было ничего занимательного.
- У, и совсем, даже ничуть не интересно, - протянул Митя. - А мне говорили, что форт - это как настоящий корабль.
- И правильно говорили, - раздался голос вестового, стоявшего на мостике. - Только на форту всё под землёй - ходы, переходы, крюйт-камеры, лазарет… Ну, а отсюда, конечно, не видно. Куда пойдёте, ребятки?
Куда пойти? Мальчики оглянулись. "Змей" стоял у стенки маленькой гавани, на берегу которой было несколько служебных построек. У противоположной стенки темнел грузный корпус другого судна, и было непонятно, как это солидное судно могло забраться в каменный ковш-гавань, не повредив себя и "Змея", Вестовой сообщил мальчикам, что это судно называется "Водолей", что "Водолей" доставил на форт пресную воду и продукты, что сейчас он заканчивает перекачку волы: "Слышите, как стучит помпа?" - и потом двинется в море на дальние форты, а может быть, и флоту понадобится. В заключение вестовой посоветовал мальчикам побродить по стенке: "Только, конечно, без баловства, ребята!" - и позволил взять с собой Митрофана, но с условием, что кот будет возвращён на родной корабль целым и невредимым.
- Это наше корабельное имущество. Мы к нему привыкли, хоть он и одноухий, - сказал вестовой и ушёл в кают-компанию.
Митя посадил Митрофана на плечо, и кот в знак особого доверия обнял его за шею пушистым хвостом и замурлыкал на ухо.
- Не щекочи меня усами, - сказал Митя со смехом. - Знаешь, Витя, что он говорит? Он говорит: "Шоколаду, шоколаду, шоколаду…"
- Потом, - ответил озабоченный Виктор, вглядываясь в силуэт "Водолея".
Друзья обошли гавань и остановились возле кирпичной сторожки, у самого борта "Водолея". На носу корабля разговаривали несколько человек. Борт "Водолея" приходился в уровень со стенкой гавани.
- Смотри, сколько там мешков, бочек, ящиков. Это продукты, да? - спросил Митя, показывая на судно. - Вот здорово можно в прятки играть! Спрячешься, и не найдут…
Виктор что-то шепнул на ухо своему другу. Митя отрицательно покачал головой. Виктор с досадой пробормотал сквозь зубы:
- А говоришь, что моряком будешь. Как же, моряк! Держи карман шире!
Митя пожал плечами и промолчал. Юнга снова зашептал ему на ухо.
- Не хочу, - сказал Митя, но уже не так решительно. - Нехорошо это… Вестовой говорил, что "Водолей" идёт на форты.
- А может, и флоту понадобится, - напомнил Виктор. - Тоже, друг!
Они замолчали.
- Кормовые отдать! - скомандовал кто-то с мостика "Водолея". - Носовые выбрать!
На "Водолее" началось движение. Позванивал машинный телеграф, за кормой судна зашумела вода, вспененная винтом. Борт "Водолея" вздрогнул, и в полутьме было видно, что он чуть заметно движется вдоль стенки.
- Мяу! - вдруг заорал Митрофан, всеми когтями вцепился в плечо мальчика, а потом спрыгнул на землю.
Случилось то, чего никто не мог предвидеть. Послышался звонкий, заливистый лай. Маленькая задорная дворняжка мчалась к Митрофану с явным желанием растерзать его на клочки. В ту же минуту всё кругом озарилось короткой жёлтой вспышкой, и островок вздрогнул от тяжёлого удара. На секунду сердца мальчиков остановились - такой гулкий грохот прокатился над морем. Начались стрельбы.
Митрофан ещё раз мяукнул, мелькнул по стенке чёрным клубком и исчез.
- Он удрал на "Водолей", он на "Водолей" прыгнул! - с отчаянием воскликнул Митя.
- Ага, мы потеряли корабельное имущество! - зловеще сказал Виктор. - Митька, если ты мне друг, за мной!
"АЛЛО, НА ФОРТУ!"
Командир блокшива сидел в кабинете дежурного службы связи и нетерпеливо ждал, когда можно будет поговорить с фортом. Телефонные аппараты толпились на большом столе, и дежурный хватался то за одну, то за другую трубку, срывал их с рычагов, слушал, записывал, иногда вскакивал, отодвигал и снова задёргивал зелёную занавеску: за ней скрывалась большая карта Балтийского моря, на которую были наколоты силуэты кораблей, вырезанные из картона. С одного взгляда было видно, где находится тот или другой корабль. Возле форта, например, были приколоты силуэты "Водолея" и "Змея".
Дежурил молодой командир. Его лицо разгорелось. Мягкие светлые волосы прилипли ко лбу и потемнели. В трубку телефона он кричал так властно, точно командовал на корабле.
- Сейчас, сейчас, - успокаивая, говорил он нахмуренному Левшину. - Сейчас вызовем форт. Скоро его очередь. Сию минуту!
Он знал, что, если Левшин теряет полчаса для того, чтобы получить трёхминутный разговор с фортом, значит, у него имеется какое-то важное дело.
Когда дошла очередь форта, дежурный завопил в трубку:
- На форту! Алло, на форту! Кончились стрельбы? Позовите командира форта. Командир форта? Привет! Товарищ командир, "Змей" ещё у вас? Кто ушёл? "Водолей"? Спасибо, отметим. А "Змей"? Вот-вот! Попросите к телефону командира "Змея". Что? Он у себя? В таком случае…
Фёдор Степанович подошёл к столу и протянул руку. Дежурный прокричал:
- С вами сейчас будут говорить!
- Алло, товарищ Алексеев! Говорит Левшин… Да! Здравствуйте. У меня просьба: попросите к телефону Кравцова, командира "Змея", и пассажира на борту "Змея" Виктора Лескова, воспитанника блокшива. Да! Буду очень благодарен…
Старик кивнул дежурному и крепче прижал трубку к уху. Он слышал шорох, поскрипывание, точки-тире телеграфа. Сюда же примешался какой-то деловой разговор по интендантской части. Настойчивый голос монотонно повторял: "И пятьдесят мешков муки, пятьдесят, пятьдесят!" Наконец сквозь шорох и гудение проводов послышался точно закутанный в вату далёкий голос:
- Алло, Кронштадт! Это я, Кравцов. Вы, Фёдор Степанович? Хотели поговорить с Виктором? К сожалению, мы не нашли его. Не нашли и второго пассажира, Митю Гончаренко. Исчез и наш чёрный кот Митрофан.
- Как! Куда? - выкрикнул старик и затем в сердцах положил трубку на рычаг.
В это время дежурный отодвинул зелёный занавес и передвинул силуэт "Водолея" на фарватер, обозначенный пунктиром.
- Как дела, товарищ Левшин? - спросил он. - Кажется, речь идёт об отважном юнге Лескове. Как он поживает?
- Чудесно поживает, - ответил старик, бросая сердитый взгляд на силуэт "Водолея". - Заработал ещё пять суток без берега.
- Что случилось? Очередной проступок?
- Куда отправился "Водолей"? - вместо ответа спросил старик. - На самые дальние форты? Благодарю вас!
Левшин нахлобучил фуражку, поправил на себе сумку противогаза и вышел на улицу. Здесь всё было беспокойно. Ощущение тревоги навевали тишина и темнота улиц, движение молчаливых патрулей, беспорядочные порывы ветра.
- Ох, скверный мальчонка! - ворчал старик. - Тебе это даром не пройдёт, будь спокоен. Пять да пять - десять. Десять суток без берега.
Он попытался представить себе, как Виктор перебирался на "Водолей", и невольно усмехнулся.
- Собственно говоря, что случилось? - спросил он себя. - Если Кравцов потащил мальчиков в море, то Витька поступил вполне логично, когда продлил путешествие. Наверное, ловко устроился…
Старый командир поймал себя на том, что одобряет Виктора, и немедленно рассердился.
- Вот отсидит десять суток без берега и призадумается, - пробормотал он. - Надо обуздать. Немедленно обуздать! Мало ему озорничать в одиночку, так он ещё себе товарища нашёл.
Кронштадт молчал. Сквозь занавески окон тускло просвечивали огни, готовые погаснуть по первому сигналу учебной тревоги. Подчёркивая безмолвие города-крепости, непонятно где рокотал мотор самолёта.
- Но как переполошится Костин! - воскликнул старик. - Шутка ли: Витенька в море ушёл!.. Ах-ах!
В вопросах воспитания Виктора Костин-кок имел лишь право совещательного голоса и не решался открыто оспаривать педагогические указания старика. Правда, он считал, что старый командир блокшива слишком суров, что мальчику нужно было бы дать больше ласки, однако держал всё это в глубоких тайниках своего любящего сердца.
Но теперь, когда Виктор исчез, кок нашёл случай сказать Фёдору Степановичу всё, что он думает о его педагогических методах. Он заявил, что Витька, видите ли, малыш, что это надо понимать, что Фёдор Степанович запугал мальчика и вынудил его сбежать в море, что товарищ командир раздул детскую шалость, что…
Командир блокшива вышел из себя и приказал коку замолчать. Он заявил, что не позволит нянчиться с мальчиком, который устраивает безобразия. Он пригрозил коку, что при первой возможности спишет Виктора на плавающую единицу флота, ибо в противном случае Костин совершенно избалует мальчишку.
Костин-кок подчинился старому и любимому командиру, но всё-таки остался при своём мнении. В этот день из-за огорчений кока винегрет оказался пресным, суп пересоленным, а котлеты слишком сухими. Команда блокшива не осталась в стороне от спора. Бакланов утверждал, что, безусловно, прав старый командир, что Виктора надо приучить к порядку, а Пустовойтов находил строгость старика чрезмерной и печалился по поводу того, что вчера неприветливо встретил Виктора на борту блокшива.
"Да, кок переполошится, - думал старый командир, приближаясь к своему кораблю. - Но теперь-то он должен понять, что мы действительно распустили воспитанника, что так продолжаться не может!"
Из темноты выплыла чёрная масса блокшива. На трапе Фёдора Степановича встретил обеспокоенный Бакланов:
- Товарищ командир, вас срочный пакет из штаба дожидается.
Ломая на ходу красную сургучную печать, Фёдор Степанович спустился к себе и через минуту потребовал Костина. Иона Осипыч явился. Он испуганно смотрел на своего командира, ожидая самых мрачных вестей о Викторе.
Фёдор Степанович протянул ему бумажку с печатью штаба и сухо проговорил:
- Это касается вас, товарищ кок. Вы временно переводитесь на линкор "Грозный". Как видно, без Островерхова у них не ладится на камбузе. Сдайте дела баталёру Андронову и немедленно отправляйтесь в док, на эсминец "Быстрый". Утром эсминец выходит в море на соединение с главными действующими силами… С "Быстрого" перейдёте на линкор. Всё понятно? Надеюсь, на флагмане со своими обязанностями справитесь блестяще… Вы свободны!