Рози обернулась и увидела крупную женщину с красным лицом, выглядывавшую из окна кареты.
– Бездомные девочки?
– Думаю, да, – вздохнула Рози. – А почему вы спрашиваете?
– Потому что мне нужна пара крепких и здоровых девочек, как раз вроде этих. – У женщины был странный акцент, понять который было довольно сложно.
Лиззи с восхищением наблюдала за ней, и женщина поймала ее взгляд. Рот ее искривился в мрачной улыбке, обнажившей потемневшие зубы.
– Есть их бумаги? Документы?
За каретой ехал фургон.
– Садитесь, дети, – крикнула женщина куче ожидавших детей, и дети из работного дома с восторгом стали забираться внутрь.
– И вы двое тоже, – кивнула женщина Эмили и Лиззи. – А ты пришлешь потом их бумаги. Я спешу.
– Подождите минутку, – сказала Рози. – Кто вы? Куда вы везете детей?
– Меня зовут миссис Клеггинс, – щелкнули зубы. – С Бликдейлской фабрики. Я приехала забрать бездомных детей, хороших бездомных детей, из работного дома и с улиц. Я присматриваю за ними, бедными маленькими крошками. Даю им будущее! У меня для них куча работы!
– Какого рода работы? – подозрительно поинтересовалась Рози. Но сердце ее уже радостно билось.
– Они станут подмастерьями. По доброте душевной мистер Блэкторн берет в обучение детей бедных и нуждающихся. Они научатся работать в текстильной промышленности. Это даст им новую жизнь! Вам очень повезло, сегодня у меня есть место для этих двоих. Думаю, в данных обстоятельствах и по доброте своей мистер Блэкторн простит отсутствие надлежащих документов. Мне обещали десять парней и десять девочек из этого работного дома. Но кажется, их только восемь. – Она нетерпеливо щелкнула зубами, а затем, подумав, добавила: – Наверное, слишком больны или вообще померли, бедняжки. Возможно, жизнь за городом стала бы для них спасением. Так что не говори мне, что не хочешь, чтобы девочки поехали со мной!
– Не знаю… – с сомнением протянула Рози. – Я обещала их матери присмотреть за ними.
– Что ж, со мной у них будет отличная жизнь. Свежий деревенский воздух, здоровая деревенская еда и работа на всю жизнь. Решайся, я не могу ждать целый день.
– Они будут получать зарплату?
– Конечно. И чистую одежду. О, посади их в фургон. Они слишком плохо одеты для дождя. Не могу смотреть, как они дрожат от холода.
– Даже не знаю, что и сказать. – Рози отвернулась от женщины. – Что думаете, девочки?
Эмили услышала в голосе Рози отчаяние.
– Может быть, мы поедем туда ненадолго, Лиззи, пока Рози не найдет нам место, где жить?
– Это будет похоже на то, как мы жили в доме, пока не умер папа? – спросила Лиззи. – У нас будет корова и свинья?
– Мне кажется, девочки хотят поехать, – сказала миссис Клеггинс.
– Точно? – переспросила у девочек Рози. Сердце бешено колотилось. "У меня нет работы, у меня нет дома, мне нечего им дать, – подумала она. – Какое я имею право лишать их такого многообещающего будущего?"
– Несправедливо ждать, что Рози будет заботиться о нас обеих, – прошептала Эмили, обращаясь к Лиззи, и сжала руку сестры. – Мы попробуем, – сказала она вслух.
Рози издала звук, словно задыхаясь, закашлялась. Она покопалась в узелке, который несла в руках, и что-то вручила Лиззи.
– Вот, я сделала эту тряпичную куклу для ребенка своей сестры. Возьми на память. Да благословит Господь вас обеих.
Она быстро обняла их и поспешила прочь, чтобы не видеть, как они забираются в фургон. Рози слышала, как захлопнулись двери у них за спиной, как кучер хрипло крикнул лошадям:
– Пошевеливайтесь, ну!
По камням застучали колеса, когда карета и фургон тронулись с места. Женщина обернулась, подняла одну руку, чтобы помахать на прощание, другой прикрыла рот.
– Ну вот, Энни. Я сделала для твоих девочек все возможное. Как и обещала.
10
Мы отправляемся в особняк, помните?
Когда двери закрылись, в фургоне стало темно, и только сквозь холст, натянутый вместо крыши, проникали лучики света – в тех местах, где он был стянут веревками. На полу была постелена солома, и дети из работного дома тут же принялись весело ею кидаться.
– У нас будут свои лошади, на которых мы будем ездить! – Девочка примерно одного возраста с Лиззи соорудила поверх своих буйных кудрей гриву из соломы. – И-го-го! И-го-го!
– Не глупи, Бесс, – сказал ей мальчик постарше. – Больше, чем на осла, не рассчитывай! – Он самодовольно ухмыльнулся, а все остальные дети расхохотались. – А мне дадут большого вороного жеребца!
– А еще каждый вечер нам будут давать ростбиф и пудинг, – хихикнул другой мальчик, улыбнувшись Эмили. – Ты ела раньше каждый вечер ростбиф? Я – нет!
– Ростбиф и пудинг – если очень хорошими будем! – хором подхватили другие дети.
– Так сказал нам мистер Сиссонс, – пояснила Лиззи Бесс. – Он был церковным служителем в работном доме, и нам никогда больше не придется смотреть на его старый колючий подбородок!
– Я так счастлив, что вот-вот лопну! – произнес смешливый мальчик. – Это самый лучший день в моей жизни, точно вам говорю. До сегодняшнего дня я и не знал, что значит быть счастливым.
– Веселый Сэм! – захихикала Бесс. – Теперь тебя будут звать так, да? Мы все теперь улыбаемся, смотрите! Даже Робин! – И она показала на красивого мальчика, который хотел получить вороного коня. – Робин Смолл, он очень умен, он знает все! Робин Смолл выше лесов! – Девочка засмеялась. – Робин Смолл командует всеми нами! – И она бросила в него пучком соломы, и та рассыпалась по лицу мальчика золотыми нитями.
Эмили и Лиззи сидели спина к спине, поддерживая друг друга, когда фургон несся по улицам. Вскоре возбуждение освобожденных из работного дома детей угасло, и они стали садиться ближе друг к другу, пытаясь устроиться поудобнее. Когда Лондон остался позади, дороги стали более каменистыми и неровными, детей подкидывало и бросало друг на друга, словно мешки с картошкой. Сначала это было смешно, но потом худощавой девочке по имени Люси стало дурно. Эмили подумала, что ей тоже скоро станет плохо, и она принялась бить себя по щекам и стонать. Когда Бесс и другие дети стали кричать кучеру, чтобы он ненадолго остановился, на них никто не обратил внимания. Поэтому большинство из них провели остаток дня, скрючившись на полу фургона, мучаясь от тошноты. И только Бесс сохраняла радостное настроение и напоминала всем о красивом загородном доме, где все они скоро будут жить.
Наконец фургон остановился на ночь. К тому моменту было уже темно, хоть глаз выколи. Детям позволили выйти по одному, чтобы облегчиться на заднем дворе пригородного постоялого двора. Эмили с наслаждением вдыхала холодный ночной воздух и стояла, с восхищением глядя на мерцание звезд и луну, похожую на фонарь, висящий на карете.
– Ну как, чувствуешь себя лучше? – спросил ее Сэм. – Разве это не чудесно! Потрясающе!
Лиззи и Бесс спали, когда их растолкал мальчик-конюх, веля подниматься и выходить, потому что ему было приказано убрать из фургона солому и постелить новую.
– Я хотел иметь такую работу, когда был маленьким, – с легкой завистью прошептал Сэм. – Мой отец был конюхом, и я ему помогал. Люблю лошадей, честное слово. Но теперь я стану подмастерьем, так-то! Это даже лучше! Просто потрясающе! – И он принялся размахивать руками, пытаясь согреться.
Эмили плотнее закуталась в плащ, пытаясь защититься от пронизывающего ветра.
– Кто-нибудь хочет есть? – крикнул хозяин постоялого двора. Он, прихрамывая, подошел к фургону и поставил на землю большой котелок. – Вот вам немного рагу из баранины, от моих собственных щедрот. Жаль мне вас, скажу я вам. Впереди у вас еще не менее четырех дней такого пути. Проселочные дороги превратятся в тропы, а лошади охромеют прежде, чем вы доберетесь до места назначения. А когда попадете туда, начнется у вас суровая жизнь. По крайней мере, пока вы маленькие.
И он, прихрамывая, удалился, оставив детей жаться друг к другу – замерзших, молчаливых и уже напуганных. Все утреннее возбуждение испарилось. Из дверей постоялого двора выбежал мальчик, неся в руках деревянные миски, которые он высыпал прямо на землю. Одна из девочек постарше, Мириам, взяла одну себе сама, чтобы положить в нее рагу. Лиззи подползла ближе к Эмили, грея руки об миску.
– Я уже жалею, что мы поехали, – пробормотала она.
– Я тоже. Жаль, что Рози не оставила нас прямо там, у ворот работного дома, и мы не вошли туда, чтобы жить там.
– Никогда не говори так! – произнесла Мириам. – Никогда-никогда не говори, что ты хотела бы жить в работном доме. Уж лучше я буду ехать так целый месяц, пусть меня постоянно тошнит, чем я соглашусь провести еще хоть ночь в том месте.
– Все будет хорошо, вот увидишь! – присоединилась к разговору Бесс. – Тот старик ничего не знает! Мы же едем в большой особняк, помните?
Но в конечном итоге трактирщик оказался прав. Дети потеряли счет дням и ночам; они все время жили в темноте, лежали на колючей соломе, толкая друг друга, пока все не покрылись синяками. На последнем отрезке пути им казалось, что фургон едет по длинному крутому склону, накреняясь и постоянно угрожая перевернуться. Они слышали, как кучер стегает лошадей и ругает их на чем свет стоит за то, что у каждой из них всего по четыре ноги. И только когда все они, даже Сэм и Бесс, думали уже, что сейчас наступит конец, фургон затрясся и остановился.
– Приехали! Мы наконец-то приехали, и больше я подобное путешествие повторять не намерен! – рявкнул кучер. – Вылезайте и радуйтесь, что не упали в воду!
Когда двери фургона распахнулись, внутрь ворвался ледяной ветер и дети стали выбираться наружу. Лиззи цеплялась за руку Эмили, напуганная звуками бушующей воды. Рядом протекала стремительная и бурная река, заглушая все звуки, кроме тонкого завывания ветра. Сквозь быстро проносившиеся по небу облака проглядывала луна, похожая на огромный моргающий глаз, освещая и наделяя тенями огромные склоны окружавших их холмов, словно придавливая их со всех сторон. Вдалеке они увидели массивный дом с сотнями незрячих глаз.
К ним подошла женщина с опущенной головой, чтобы ветер не дул в лицо, в руке она держала фонарь, которым освещала себе путь по ухабистой земле. Свободной рукой она придерживала черные юбки, трепетавшие вокруг ее ног, как крылья растрепанной вороны. Подойдя к ним, она подняла голову, и дети узнали в ней миссис Клеггинс, которая, судя по всему, путешествовала гораздо быстрее, чем они, – в своей удобной карете. Не сказав ни слова, она жестом велела детям следовать за ней. Они подняли с земли свои маленькие узелки, обхватили их руками, потому что это было единственное, что было у них в этом мире. У Лиззи была тряпичная кукла Рози и серое платье, завернутое в одеяло, у Эмили – шерстяная циновка. Все остальное, что у них было, осталось в Большом доме и, скорее всего, к этому моменту уже оказалось выброшено.
Дети молча шли за миссис Клеггинс. Та открыла дверь большого белого здания и встала в проеме, пересчитывая входящих. Когда она закрыла дверь, завывание ветра и шум реки стали тише, хотя ставни хлопали, а пламя свечей трепетало, словно сухие листья на ветру; в очаге шипел, потрескивал и плевался искрами огонь. У длинного стола стояла массивная женщина, раскладывавшая горы одежды. Еще в комнате стояли ряды деревянных столов и скамеек, и миссис Клеггинс велела детям сесть. Сама она встала спиной к огню.
– Это дом для учащихся, – сказала она со своим странным тягучим акцентом. – А я здесь экономка. Вы будете делать все, что я вам скажу. И не будете делать ничего, не спросив меня. Спальня девочек на втором этаже, спальня мальчиков – выше. Подниматься туда вы можете только на время сна. Все остальное время вы будете проводить в классной комнате или работать на фабрике.
– Скажите, мисс… – перебила ее Бесс.
Миссис Клеггинс замерла с открытым ртом и простояла так довольно долго, прежде чем закрыла его. На Бесс она внимания не обратила.
– Работать вы начинаете в шесть. В восемь часов у вас будет завтрак. Домработница отведет вас к станкам. Обед в час. У вас будет полчаса, чтобы поесть за станком или во дворе, если будет позволять погода.
– Это будет ростбиф? – спросила Бесс.
– Ростбиф? Кто, ради всего святого, обещал вам ростбиф? – Глаза миссис Клеггинс сузились и превратились в щелочки.
– Большие мальчики в работном доме. – Бесс повернулась к остальным в поисках поддержки, но никто не произнес ни слова. – Правда же? Сэм, ты же помнишь! Они сказали, что на обед у нас будет ростбиф!
Миссис Клеггинс стояла, уперев руки в бока. По лицу ее промелькнуло подобие улыбки и тут же исчезло.
– Ты когда-нибудь ела ростбифы, девочка?
Бесс отрицательно покачала головой.
– Что ж, тогда у вас будет ростбиф. Только здесь, у нас, его называют кашей. – Плечи ее вздрогнули от с трудом сдерживаемого смеха. – После обеда вы возвращаетесь к работе. В шесть часов работа заканчивается, и вы возвращаетесь сюда пить чай. У вас будет один час для того, чтобы разучивать гимны и читать Библию. После этого вы идете спать.
– Но, мисс, – снова перебила ее Бесс, – когда же мы будем кататься на лошадях?
Красивый мальчик, Робин Смолл, захихикал.
– На лошадях ?! – с изумлением повторила миссис Клеггинс. – Лошадях ?
В комнате воцарилась полнейшая тишина. И тогда дети окончательно поняли, что трактирщик был прав. Жизнь будет тяжелой. Здесь не было ни лошадей для них, ни ростбифов, ни хорошей одежды. А особняком, по-видимому, был этот дом для учеников, холодный, с голыми стенами.
– Откройте свои узелки для осмотра. Я соберу одежду, в которой вас прислали, – продолжала она. – До воскресенья она вам не понадобится. Через минуту домработница выдаст вам рабочую одежду. – Массивная женщина улыбнулась тягучей улыбкой и оглядела детей. – Синие платья, белые чепцы и передники для девочек; шерстяные брюки, синие рубашки и кепки для мальчиков. Одежда, которая на вас, останется на воскресенье. Дайте мне свои ботинки. С этого момента вы будете носить деревянные башмаки. – Миссис Клеггинс прошелестела юбками, расхаживая между рядами и собирая одежду и ботинки в корзины. Кивнула, когда Лиззи бросила туда свою куклу. – В куклах нет нужды. Теперь ты рабочая девушка. Ученица. Конечно, у вас нет договоров ученичества, у вас обоих. Я вас запомнила. Мне еще нужно объясниться с мистером Блэкторном. Сколько тебе лет?
– Девять, – прошептала Лиззи.
– А по тебе не скажешь, но какая разница – либо так и есть, либо мне придется солгать. Теперь не разрешается брать на работу детей младше девяти лет. И не похоже, чтобы сестра твоя была намного старше.
– Пожалуйста, мисс, скажите, что такое договор ученичества? – спросила Эмили.
– Документ, в котором сказано, что вы поступили сюда в обучение на следующие семь лет, – вот что такое договор ученичества. – Миссис Клеггинс щелкнула зубами и пошла дальше.
Лиззи в панике глядела на Эмили. Затем посчитала на пальцах. Семь лет! До тех пор, пока ей не исполнится шестнадцать!
Наполнив корзины, миссис Клеггинс снова встала перед всеми, спиной к огню.
– Теперь можете помыться во дворе. Насос за домом. Затем наденьте свою рабочую одежду, а старую отдайте домработнице.
– Но ведь темно же, – прошептала Лиззи на ухо Эмили.
Миссис Клеггинс вдруг оказалась рядом – оперлась руками на стол перед ней, сверля девочку строгим взглядом.
– Да, сейчас темно, но это утренняя темнота, а не ночная. Идите мойтесь, переодевайтесь и не приставайте ко мне. Только сегодня утром домработница даст вам завтрак, кашу, перед работой. Мойтесь побыстрее или ничего не получите.
Дети вымылись, сменили старую одежду на жесткие и тяжелые платья и рубашки рабочих фабрики. Девочкам показали, как нужно убирать волосы под белые чепцы, выдали длинные передники и нарукавники.
– Вы будете спать и работать в них, – сказала им служанка. – Так что не мочите их, не то заболеете и умрете. Плащи для холодной погоды наверху, но сегодня вы их не получите. Только когда начнутся заморозки да еще для выходов в церковь.
Когда все оделись, она принесла котелок с кашей. Помешивая содержимое котла деревянной ложкой, она улыбалась, обнажая розовые челюсти.
– Хорошая, проваренная, – монотонно прогудела она. – Подставляйте руки. Правую! – И на каждую протянутую ладонь она ляпала ложку холодной каши. – Именно так вы будете получать еду за станками, так что привыкайте. Когда поедите, вытрите руки об одежду. Вот и все.
Они услышали стук и грохот, когда из комнат стали спускаться другие дети; зевая и потягиваясь, те удивленно смотрели на новых учеников. Миссис Клеггинс дала одному из них фонарь и выгнала их на улицу. Затем вернулась к вновь прибывшим.
– Закончили? Теперь идите за мной на фабрику, получите работу. Постройтесь. Маленькие вперед. – Она схватила Бесс и Лиззи за плечи, хмуро взглянула на Эмили и потянула ее за собой. Затем подвела детей к двери, кивком головы велела остальным выстроиться за ними. – Вы будете под началом у Крикка, и будьте осторожны, у него довольно злой нрав. Обувайте деревянные башмаки. Дети постарше, становитесь сзади.
Мириам схватила Эмили за руку и потащила ее за собой, становясь в очередь за башмаками, которые были свалены в кучу у двери.
Внезапно дверь открылась, и на пороге появился высокий мужчина, закрывший своим телом проход. Окинул суровым взглядом дрожащих и сонных детей.
– Вы это привезли мне, миссис Клеггинс? Эту кучку дохляков? Неужели вы ни на что большее не способны?
– Они трудолюбивы, мастер Криспин. Это я вам гарантирую, – заявила женщина.
– Я буду наблюдать за всеми вами, – рявкнул он. – Вы получили лучший шанс в жизни, вам повезло попасть в обучение на фабрику отца. Он – владелец, я – начальник. Запомните это!
– Да, мистер, – пробормотали дети.
Высокий мужчина нахмурился, развернулся и вышел в холодное и темное утро, оставляя позади дрожащих и напуганных детей.
– Это тот самый Крикк? – прошептала Бесс. – У него громкий голос, верно? Как у коровы.
– Это был мастер Криспин, сын владельца фабрики, – пояснила миссис Клеггинс. – Никогда не сердите его, не то вам не поздоровится. Никогда не давайте злых прозвищ моим ученикам. А теперь вы, большие мальчики, – она кивнула Робину и нескольким другим высоким мальчикам, – становитесь позади всех. Вот так. Вы будете в прядильном цехе. Маленькие будут собирать пух, остальные будут присучивать нитки. Поймете на месте. Надсмотрщики будут говорить вам, что делать, и лучше слушайтесь, не то получите взбучку. А теперь выходим, быстро. Идите за остальными. Быстро, быстро, быстро. Копуши получат ремня, у опоздавших вычтут из зарплаты. Вперед!