Японские представители не смогли встретиться с фон Брауном и Артуром Рудольфом также по другим обстоятельствам. Обследуя штольни концлагеря "Дора" в местах, где проходила вместе с внутренним монтажом ракет и их главная сборка, фон Браун оступился и буквально наткнулся на катившуюся навстречу пустую вагонетку. Следствием этого оказался перелом руки, и потому вместо бесед с японскими коллегами он должен был довольствоваться услугами обер-арцта профессора штандартенфюрера Отто Вагнера, как раз накладывавшего шину с гипсом на предплечье конструктора.
Являться для встречи в таком виде, он не стал по совету того же генерала Дорнбергера, который впоследствии занялся этим, не совсем простым для него, делом. Ну, а кативший вагонетку человек - политический заключенный под лагерным номером 30 857 - был тогда же застрелен "на месте преступления" сопровождавшими фон Брауна эсэсовцами. Тот все же успел крикнуть: "Hex жие…", отчего можно предположить, что несчастный был поляк.
Отказ от встречи Артура Рудольфа с японцами выглядел куда проще. Будучи ярым расистом, этот тридцатисемилетний капризный молодой человек наотрез отказался встречаться с союзниками и, чтобы окончательно навести в этом вопросе ясность, напрямую заявил в лицо генералу Дорнбергеру, что встречаться с азиатами он категорически не намерен, при этом еще обозвал японцев желтоглазыми обезьянами.
Наконец поезд без обычного прощального гудка, лязгнув буферами, начал медленно набирать скорость. Помощник военно-морского атташе не стал ожидать, когда мимо него пройдет весь состав, и, по-военному четко сделав кругом, быстро удалился через вокзал к ожидавшей его машине. Вернувшись в посольство, он тут же позвонил по телефону Шелленбергу и сообщил об отъезде поезда с чертежами по назначению. И все же фокус службы СД заключался в том, что отправка материалов на одном из поездов в адрес японского генштаба военно-морских сил была всего лишь видимостью, инсценировкой.
"Когда знают двое - знает и свинья!" - гласит старая немецкая пословица. И на этот раз она полностью себя оправдала.
Личная секретарша Гитлера Мари Текла Вайхельт жила одиноко в небольшой квартирке невдалеке от рейхсканцелярии. Местожительство, разумеется, было неслучайным: в целях необходимой по службе оперативности секретарша должна постоянно находиться под рукой шефа.
Мари Вайхельт была замкнутой, необщительной женщиной. И не без странностей. Так, например, все, кто ее хоть немного знал, удивлялись что, вопреки распространенной женской слабости, она терпеть не могла комплиментов, от кого бы они ни исходили. Всякий раз, услышав какую-либо похвалу, она приходила в неподдельное смущение и вежливо, но вполне твердо и даже порой резко парировала непрошеные любезности, заявляя что-нибудь вроде того, что это, мол, пустяк, счастье не в этом, что главное, весь смысл ее существования, все ее помыслы и чаяния - в бескорыстном служении фюреру и фа-терланду.
Так как Гитлер обладал слабым зрением и не пользовался очками, - на пишущей машинке Мари был набит жирный буквенный и цифровой шрифт. Обнаруживать свои недостатки фюрер, конечно же, не любил, и о его подслеповатости, кроме самой Мари, знали, пожалуй, только рейхслейтер и "главный секретарь" Гитлера Мартин Борман.
Как бы там ни было, но неизбежно сталкивавшиеся с этой аномалией главаря фашистского государства его сотрудники обязаны были молчать, о чем заведомо предупредили их ближайшие помощники начальника имперской безопасности рейха Эрнста Кальтенбруннера - этого гиммлерхена ("маленького Гиммлера" - так окрестили его в гитлеровских коридорах власти).
Слева от вертящегося кресла фрейлейн Мари находился стол с телефонами, соединявшими напрямую фюрера с высшими руководителями национал-социалистской партии, министрами, а с начала агрессий в Европе и войны с Советским Союзом - также со всеми командующими группами армий, стратегических направлений и крупнейшими промышленниками Германии, занятыми производством всевозможных видов оружия и боеприпасов. Справа, на удобном расстоянии от Мари, находился еще небольшой коммутатор, служивший для соединения с абонентами внутри самой рейхсканцелярии.
В этой спартанской обстановке и вершила свои чрезвычайно необходимые дела секретарша фюрера фрейлейн Мари Текла Вайхельт. А зависело от нее, как и от всякой секретарши, весьма и весьма многое. Так, например, если во время телефонного звонка Гитлер делал ей характерный жест, означавший, что его "нет на месте" и "не соединять", Мари не соединяла звонившего, кем бы тот ни был.
И все же и у нее было исключение из правил. Она почему-то люто ненавидела любовницу фюрера Еву Браун, ее единоутробную сестру, и мужа этой сестры обер-группенфюрера СС Фегеляйна, бывшего, в сущности, на положении шурина Гитлера. Ей всегда казалось, что все эти люди по пустякам отвлекают рейхсканцлера от важных государственных дел, и если, например, фрейлейн Мари хоть как-то еще терпела Еву Браун, то резкие свои антипатии к сестре Евы и к обер-группенфюреру она, казалось, даже не пыталась скрывать.
Убедившись, что звонит кто-нибудь из этой супружеской четы, фрейлейн Мари всякий раз ссылалась на крайнюю занятость фюрера и в безукоризненно вежливом и даже подобострастном тоне сообщала, в глубине души язвя и ехидствуя, что поговорить звонящий с Гитлером может значительно позже, часа через полтора…
На этом, пожалуй, и кончались некоторые слабости и недостатки Мари, во всем остальном она, как секретарша фюрера, была безупречна и всегда на высоте и как бы всем своим существом идеально воплощала в себе пресловутую немецкую точность, педантичность и исполнительность.
…Во время стоянки готового к отправке поезда по маршруту Берлин-Париж-Лимож-Бордо по перрону вокзала с портфелем под мышкой прохаживался еще один провожающий - гестаповец в чине штурмбаннфюрера. К почтовому вагону он не подходил и, казалось, будто не обращал на него никакого внимания. Это был чиновник из хозяйственного ведомства СС - "епархии", которой почти самолично распоряжался обер-группенфюрер Поль.
В силу своей экспансивной натуры (Поль всегда крайне болезненно воспринимал критические замечания в свой адрес или если кто-либо хотя бы в малейшей степени пытался вмешиваться в его работу, корректировать его распоряжения в целом и в частностях) обер-группенфюрер Поль, когда дело касалось расходов в некотором образе сомнительного содержания, проявлял себя, как правило, решительным и прижимистым руководителем. Круг же его обязанностей как самого, так и всей этой службы СС был весьма и весьма обширен: хозяйственный отдел имперского управления безопасности контролировал всю финансовую деятельность подразделений, входивших в компетенцию обер-группенфюрера Поля, а также ведал продовольственным, вещевым и всеми другими видами обеспечения многочисленных управлений СС, СД, гестапо и прочих тайных контор гитлеровского рейха. В компетенцию Поля входило также и отдельное обеспечение всеми видами довольствия высочайших особ рейха и других ответственных лиц, разного рода служб и ведомств.
Такую же независимость хозяйствования, надзора и контроля за поступлением и расходованием всех материальных ценностей, как экспроприированных в завоеванных странах Европы, так и произведенных в самом рейхе, Поль всячески старался воспитать и у своих подчиненных. На проводимых, хотя и редко, сборищах всех своих ближайших помощников Поль проверял точность исполнения его личных распоряжений и указаний и, обнаружив с его точки зрения недопустимые отклонения и вольности, строго наказывал провинившихся.
Если же обнаруживались хотя бы малейшие потери или хищения уже учтенного разного рода имущества, дело доходило даже до расправ над многочисленными чиновниками хозяйственного управления: снижений в должности, лишений офицерских званий, судов чести СС и других наказаний, вплоть до отправки на Восточный фронт, но последнее уже в самом крайнем случае.
В порядке инструктажа он с завидным постоянством без конца внушал, что для сбора, хранения и рационального использования материальных ценностей всегда требуется вложение большого труда, а в целях разумной экономии - еще определенная смекалка и сообразительность, так же как и четкое выполнение приказов, регламентирующих те или иные правила для организованного снабжения всем необходимым тех подотчетных хозяйств, что находятся в подчинении по отношению к вышестоящим лицам, имеющим власть и право командовать доверенными ресурсами.
Поэтому, несмотря подчас на чудовищные потери уже реквизированного у населения продовольствия и имущества в результате партизанской войны, диверсионной деятельности сил сопротивления, а также по многим другим причинам, естественным для военного времени, все-таки войска СС и другие непосредственно подчиненные рейхсфюреру Гиммлеру службы, а также службы управления имперской безопасности (Кальтенбруннер) и более мелкие ведомства, такие, как гестапо (Мюллер), ведомство внешнеполитической разведки (Шелленберг), до настоящего времени обеспечивались без особых сбоев, а на подведомственных хозяйственному управлению предприятиях и складах, в том числе в жилом фонде, царил вполне сносный порядок. Везде существовал относительно четкий ритм в снабжении этой дьявольской машины с запущенной фашизмом программой полного ограбления, а потом и истребления целых народов.
И вот эта нынешняя прогулка по крытой платформе железнодорожной станции, предпринятая штурмбаннфюрером Якобом Густавом Нейманом, тоже была не случайной. Слегка помахивая полупустым с виду портфелем, Якоб ненадолго задерживался у немногих витрин, пестрящих многочисленными объявлениями, всякого рода распоряжениями железнодорожных властей, что-то записывал из расписаний поездов, висевших целыми полосами на стенах вокзала и вообще со стороны казался деловым человеком, исполнявшим служебное поручение.
На случай, если бы кто из начальства или наряда патрулей вдруг случайно спросил, чем он тут занимается, у него был подготовлен вполне удовлетворительный ответ. При необходимости штурмбаннфюрер тут же предъявил бы единую для всех военнослужащих Германии солдатскую книжку, где черным по белому удостоверялось, что Якоб Густав Нейман является офицером по снабжению продовольственными пайками высокопоставленных чинов отделов РСХА и высших государственных служащих, а также обеспечивает всех их пакетами с сухим пайком, выдаваемыми им на время длительных командировок.
И в дополнение Нейман показал бы проверяющим имеющийся у каждого сотрудника частей СС именной жетон, подвешенный на изящной цепочке, при виде которого вряд ли у кого появилась бы охота связываться с ним всерьез. Короче говоря, за что ни возьмись, со всех сторон штурмбаннфюрер Нейман был подстрахован порядочно.
Но вся суть, однако, состояла в том, что и он, Нейман, пришел на эту платформу железнодорожной станции для того, чтобы тоже понаблюдать за погрузкой чертежей на ракеты ФАУ-1 в почтовой вагон пассажирского поезда дальнего следования, уходящего по маршруту Берлин-Париж-Лимож-Бордо. Разница, правда, состояла в том, что наблюдения Неймана имели вовсе не ту цель, которую преследовал помощник военно-морского атташе японского посольства капитан 1-го ранга Сатору Фукуда.
Скучающим рассеянным взглядом Нейман проводил уходящий со станции поезд и, немного подождав, пока схлынут провожающие, удалился через центральный выход вокзала, где его ожидал легковой автомобиль марки БМВ.
Фирма "Байерише моторенверке" вообще-то выпускала автомашины среднего класса, но у этой модели стоял двигатель с повышенными динамическими качествами - мощностью 276 лошадиных сил, набиравший скорость в течение 45–55 секунд до 255 километров в час. Этот мотор уже не однажды выручал его обладателя в самых кризисных ситуациях и особенно тогда, когда Нейман отпускал шофера в казарму, а сам занимался своей, весьма далекой от снабженческой, деятельностью.
Сев в машину, Якоб Нейман приказал отвезти его на Фридрихштрассе, 179/18, в многоквартирный дом, где на четвертом этаже, выше которого была только крыша, проживала его временная подруга жизни. Как уверяли злые, всегда находящиеся в подобных случаях языки, она вместе со штурмбаннфюрером Нейманом в ненастную погоду разделяла тоску, да еще, по дополнительному замечанию остряков, частенько чашечку эрзац-кофе, да бутерброд с маргарином.
Но, как бы там ни было, однако и в самом деле Матильда, незамужняя фрау с фамилией своего бывшего погибшего под Сталинградом мужа Шварца коротала с штурмбаннфюрером свои длинные осенние вечера. Был ее друг долговяз и рыж до такой степени, что все те же канцелярские остряки уверяли, что будто бы об огненную его шевелюру можно было запросто зажигать спички.
Штатным водителем автомашины у него был недалекий малый, если не сказать больше, некий унтершарфюрер Герберт Мюнцер, которого, не без подсказки его родителя, он специально подобрал себе прямо из маршевого резерва, за что тот прямо-таки молился на своего бога. Отец Герберта, солидный мужчина, с усиками а-ля Вильгельм Карл Мюнцер, недавно, в 1940 году, справивший свое пятидесятилетие, потратил много сил, а еще больше средств, чтобы устроить единственное свое чадо на такое теплое, далекое от фронта местечко. Теперь владелец нескольких мукомольных предприятий Мюнцер-старший, как и полагалось каждому добропорядочному бюргеру, прикинув для себя выгоды от проводимой нацистами политики, вступил в члены НСДАП тотчас после захвата гитлеровским рейхом некогда независимой Австрии. Гак же, как и другие члены национал-социалистской партии, он кричал "Зиг хайль!" и требовал "справедливости". В баре, за кружкой пива с партайгеноссе, он также бурно проклинал англичан и французов за позорный Версальский договор. В общем, сетовать на судьбу Мюнцерам не приходилось, и к тому же частые отлучки Герберта к отцу, по просьбе последнего, штурм-баннфюреру были на руку. На этот раз, подъехав к дому фрау Матильды, Якоб Нейман отпустил унтершарфюрера, приказав подать машину к 7 часам утра.
Матильда Шварц работала сменным поваром в столовой рейхсканцелярии и считалась добросовестным работником. Шеф-повар Герд Вассерман, хотя был и скуп на похвалу, но к фрау Шварц относился неплохо, тем более что она никогда не отказывалась подменить коллег по службе, поработать вместо заболевшей подруги, и вообще старалась быть в меру услужливой, как и подобает молодой женщине-крестьянке из Южной Баварии. После гибели мужа на Восточном фронте она вынуждена была искать свое женское счастье на стороне, при тех мизерных в ее положении возможностях, которые, впрочем, всегда имелись даже и в военное время.
По ее словам, она познакомилась с штурмбаннфюрером Нейманом во время приемки продуктов, когда к складу столовой рейхсканцелярии их подвезли его подчиненные. Всего три дня посещений, во время которых интендант инвалид-эсэсовец обменялся несколькими профессиональными разговорами с шеф-поваром о качестве привозимых продуктов - и вот уже, на правах гостя, он, этот интендант, стал позволять себе хотя и редкие, но довольно-таки нескромные комплименты в адрес фрау Шварц, которая стала принимать их, кажется, благосклонно.
Спустя всего два месяца после знакомства с штурмбаннфюрером Нейманам Матильда дала понять своим сослуживцам, что теперь в лице своего друга она имеет влиятельного покровителя, который иногда даже позволяет себе захаживать к ней домой на чашечку кофе. Считавший себя отменным остряком и весельчаком, шеф-повар Герд Вассерман одобрял эту связь и иногда, слегка хлопая свою повариху по одному весьма деликатному месту, говорил ей о ее покрасневших, свидетельствовавших о бессонных ночах веках или допекал какой-нибудь другой плоской шуткой, по уровню близко граничащей с казарменным юмором. Матильда, однако, спокойно встречала эти шутки, не пыталась возражать и загадочно, многозначительно улыбалась. И так, почти год, все шло своим чередом.
Однажды, когда официантка, миловидная и улыбчивая Грета Шпильман, тяжело заболела воспалением легких, фрау Шварц по приказу начальства пришлось надеть белоснежный передник и кокетливую наколку занемогшей подруги, чтобы продолжить обслуживание высокопоставленных посетителей столовой и бара рейхсканцелярии. После нескольких дней работы в этой должности она как-то между прочим спросила герра Вассермана:
- Кто эта фрейлейн которая постоянно садится в углу за отдельный столик, приходит в разное время, да еще и с большим опозданием?
Шеф-повар, округлив глаза и переходя на шепот, тоже выразил свое осуждение по поводу поведения необычной посетительницы.
- Вы правильно заметили, фрау Шварц, - сказал Вассерман. - Такое поведение для немки, конечно же, неестественно. Но все дело в том, что женщина эта - личная секретарша самого фюрера, фрейлейн Мари Текла Вайхельт. И если фрау не хочет нарваться на крупные неприятности, ей следует относиться к обслуживанию этой посетительницы сугубо внимательно и предугадывать ее возможные желания.
Услыхав это, Матильда тут же сделала в меру испуганное лицо и, помедлив, будто собираясь с мыслями, ответила герру Вассерману:
- Не знаю, насколько хватит у меня сил и умения, но я буду стараться!
Вассерман пожелал ей успеха.
Так примерно в течение недели исполняла Матильда обязанности заболевшей официантки Греты. За это время фрау Шварц пыталась незаметно понравиться фрейлейн Вайхельт: то предлагала ей дополнительное пирожное, хотя та его не заказывала, то рекомендовала те или иные, на ее взгляд, наиболее удавшиеся блюда, и вообще с подкупающей улыбкой всячески старалась угодить этой посетительнице. И хотя за такой короткий срок контактов вряд ли можно было надеяться на возникновение взаимных симпатий, да еще между двумя довольно молодыми и привлекательными женщинами, фрау Шварц показалось, что своего она все-таки добилась.
В один из последующих дней, когда на дворе хлестал дождь со снегом, фрейлейн Вайхельт выругала, в присутствии Матильды, погоду и тут же, для того чтобы согреться перед обедом, попросила принести ей чашечку самого горячего кофе.
Матильда Шварц, тоже посетовав на дурную погоду, тут же мигом исполнила просьбу Мари и преподнесла ей чуть ли не кипящий кофе. В то же время она, весьма деликатно и ненавязчиво, посочувствовала клиентке, испытывавшей недомогание, находящейся в дурном расположении духа из-за такой плохой погоды.
Фрейлейн Вайхельт, отхлебнув глоток кофе, задала фрау Шварц несколько обычных, весьма женских, вопросов.
- Вас, кажется, зовут Матильдой?
- Да, фрейлейн Мари, это и есть мое имя.
- Вы замужем?
- Нет, фрейлейн Мари. Я вдова. Мой муж Вилли Шварц погиб под Сталинградом.
- У вас не берлинский акцент, а несколько мягче. Вы из провинции?
- Да, фрейлейн Мари, вы правы, До получения известий о смерти Вилли я работала поварихой в небольшом пансионе вблизи Розенхайма. Это в Южной Баварии, фрейлейн.
- И как же вы очутились здесь?