- Чего у них там может быть в ногах? - говорит тот дядька и смотрит на наши ноги.
- Ой, честное слово, дуло какое-то, - говорит бабушка, - дуло.
Мы с Вовкой встаём, изо всех сил помогая друг другу, и выходим на площадку. Не хватает, чтобы весь вагон на нас внимание обращал.
- У них что-то в штанинах, совершенно верно, - замечает один пассажир, - смотрите, как они идут, какая у них подозрительная походка.
- Вы у них верно дуло видели? - спрашивает тот дядька. - Что за дуло?
- Ай, я не знаю, - сказала старушка, - может, мне показалось.
Понемногу в вагоне успокоились. Не надо нам было садиться, стояли бы на площадке, никто бы не заметил.
Сошли с электрички.
Идти дальше так невозможно. Купили сегодняшние газеты, завернули автомат и карабин. По одному карабину в штанах оставили.
Попрощались с Вовкой.
Возле дома стоял Ливерпуль.
- Откуда плетёшься? - спрашивает.
- Вы теперь без повязки ходите? - спрашиваю. - Брату моему отдали, а как дежурить ходите?
- Тьфу, - говорит, - твоя повязка, будто я без неё дежурить не могу. Без повязки я могу дежурить, а вот повязка без меня не может. Мальчонке будет радость. Отстань ты со своей повязкой.
Я уйти хотел, а он меня остановил:
- Постой, постой, чего это у тебя в штанах?
- Ничего там нет, отпустите.
- Эге… в штаны чего-то спрятал, а ну-ка, ну-ка подойди, небось стянул чего?
Я бы от него вырвался и убежал, если бы в штанине у меня не карабин.
Он похлопал меня по ноге своей палкой и удивился:
- Чего это там у тебя звучит? Отвечай, что это у тебя в ноге звучит?
- Ничего, - говорю, - не звучит.
- А в руках у тебя покажи.
Ну и влип. Как быть? Обидно. Возле самого дома попался…
- Зайдёмте, - говорю, - в парадное, здесь неудобно, чтоб другие не видели. А то скандал будет.
Пошли с ним в парадное. Я ему и сознался.
- Автомат у меня, - говорю, - в газете. Немецкий пистолет-пулемёт.
Он как разозлится:
- Ты мне брось шутить! Я тебе не мальчик! Я тебе дед, а ты мне внук, да я таких внуков иметь не хочу, пошёл вон! Нет, погоди, показывай!
Я развернул газеты, отошёл, газеты бросил, направил на него автомат и как заору:
- Руки вверх!
- Тьфу ты! - говорит Ливерпуль и поднимает руки. - А ну, покажь!
Неужели, думаю, отнимет. Попрошу, может, не отнимет, внутри ведь автомат пустой, одна болванка.
А он повертел его в руках, понюхал, вернул мне.
- Тьфу, гадость. Фашистом пахнет. Где ты его достал?
- На свалке.
- А в брюках что?
- Карабин.
- Ну и катись, - говорит, - со своим дрянным фашистским ржавым обломком на все четыре стороны.
Я поднял с полу газеты. Аккуратно свернул их. И стал подниматься по лестнице, подтягивая ногу с карабином. А он смотрел мне вслед.
- Ну и шутник, - сказал он.
- Не шутник я, дядя Ливер, - сказал я, - вот научусь стрелять, устроим мы вместе с Вовкой неприступную оборону, тогда увидите вы, дядя Ливер, как меня шутником называть.
5. Патрон
Каждый раз Вовка заходит за мной перед школой. Но сначала интересуется патронами. Поди их достань, отечественные патроны! В классе с Вовкой нас рассадили, и теперь я сижу с Толиком. Но как прозвенит звонок, мы сейчас же друг к другу и о патронах начинаем. "Вашей дружбе, - сказал учитель, - можно позавидовать, но о вашей дисциплине можно пожалеть". Пожалел бы нас Пал Палыч, достал бы нам патроны…
Опоздали с Вовкой в класс, стоим за дверью и проблему патронов обсуждаем. Фронт близко, а мы без патронов. Лучше в класс не пойдём в таком случае, мало ли может быть в военное время уважительных причин. Домой Вовке нельзя, бабушка изведёт, а ко мне можно. Карабины проверим, на каски полюбуемся. Недавно их со свалки принесли, с орлами, с фашистскими знаками.
…Во дворе, на ступеньках бомбоубежища, дядя Павел играл с управдомом в шашки. Дядя Павел вернулся с войны, ходит с палкой, в военной форме без петлиц и носит жёлтую нашивку тяжёлого ранения. Никто с нашей улицы не возвратился ещё с войны и не носил такой нашивки. До войны он возил хлеб с пекарни. Мы бежали гурьбой за его фургоном и цеплялись сзади. Фургон останавливался у магазина, и мальчишки разбегались в разные стороны. От горячего хлеба шёл пар, и он вкусно пахнул. Сейчас Павел был инвалид. До сих пор мне не приходило в голову спросить у него патроны. Неужели он с фронта не привёз ни одного патрончика? Но как спросить? Управдома куда-то позвали, и я заменил его. Дядя Павел расставил шашки.
- Сознайтесь, - сказал он вдруг, подняв голову и разглядывая нас, - вы ко мне цеплялись за фургон?
- Цеплялись, - сознались мы, - да когда это было.
Он даже обрадовался, что мы к нему до войны на фургон цеплялись.
- Не гнал я вас, ребята, верно?
- Когда гнали, а когда и нет.
- Очень редко гнал, - задумался, как будто это сейчас значение имело.
- Вообще-то редко, - говорим.
Он оживился:
- Катались на моей лошадке, будь здоров.
- А нас за фургоном и не видно было, - говорю, - вы и гнать-то не могли.
- Так что же вы думаете, я вас не чувствовал? Я вас прекрасно чувствовал. Эх, если бы сейчас я на фургоне ездил, не гнал бы вас совсем, ребята… Катались бы, сколько вашей душе угодно.
- Да мы на вас не обижаемся, - сказал Вовка.
- Да мы и забыли, - сказал я.
- Но я-то не забыл. - Он долго хвалил свою лошадь, расписывал её достоинства, извинялся перед нами, что не давал нам кататься, не мог отделаться от воспоминаний.
Я думал о патронах.
- Играть-то будешь? - спросил Павел.
- Не, - сказал я.
- Чего ж садился?
- Патроны хотел у вас спросить.
- С ума все посходили, - сказал он, - какой раз спрашивают у меня патроны!
- Мы первый раз у вас спрашиваем.
- Просили вроде вас.
- Нет, нет, мы не просили.
Он вздохнул.
- Полюбуйтесь, что сделали со мной патроны. Малейшей тряски не могу переносить по булыжной мостовой, прощай, моя лошадка…
- Так это же немецкие, - сказал я. - Фашистские патроны нам не нужны, правда, Вовка?
- Нам нужны отечественные, - сказал Вовка.
Он качал головой и собирал шашки.
Вовка тянул меня за рукав, и мы с Павлом попрощались.
- Зря у него спрашивали, - сказал Вовка.
- У всех надо спрашивать, - сказал я. - У всех подряд. Иначе наше оружие заржавеет. Отечественные патроны мы из-под земли выкопаем.
- Пуля - дура! - сказал мне вслед Павел. - Погибнешь без войны от своих патронов.
- Не бойтесь, не погибну! - отвечал я, поднимаясь по лестнице.
Дома вытащили карабин, каски в ряд расставили, пощёлкали затвором, эх, нам бы патроны!
Я вынул звёздочку из бархатной коробки, и Вовка не мог поверить, что я её сам сделал.
- Приедет с войны мой папа, - сказал я мечтательно, - снимет свою гимнастёрку и повесит на стул. А я незаметно приколю ему звёздочку. Станет он надевать гимнастёрку, увидит звёздочку и глазам своим не поверит…
- А у моего отца два ордена Красного Знамени, - сказал Вовка, - мой папа лётчик.
Я знал, что отец его лётчик, но про ордена не слышал.
- Редкий у тебя папаша, - позавидовал я.
- Он ещё получит, - сказал Вовка. - Он только начал самолёты сбивать. Ему сейчас новую машину дали. А та у него старая была, вся в дырках. Папаню в ней поранило, но всё равно машину посадил. Мой папа Героя Советского Союза тоже получит. Раз у него новая машина. - Поразительно он верил в своего отца. Как бы угадывая мои мысли, он сказал: - А если его собьют случайно, он на парашюте спустится. Он может лететь, лететь, а парашют не раскрывать. Перед самой землёй раскрыть. Знаешь, как этот прыжок называется? Затяжной называется.
- А мой папа капитан, - сказал я и спрятал звёздочку.
- А мой папа старший лейтенант.
Старший лейтенант, а два ордена Красного Знамени. Но зато капитан…
Зазвонил телефон.
- Есть патрон! - шептал в трубку Толик. - Новый патрон!
- Откуда?
- Потом объясню.
- Жми сюда! Сразу! Мы ждём!
- Куда?
- Ты куда звонишь?
- Аа-а… Понял.
Не очень-то сообразительный, звонит сюда, а куда идти - не знает. Посадили его со мной за парту вместо Вовки, а он нам патрон достал, замечательно получается! Откуда он его достал? Я же говорил, у каждого надо спрашивать.
Примчался Толик, красный, запыхался. Папаша у него раньше сторожем работал. На каком-то складе. Сейчас он на войне. Винтовку он сдал, конечно, а патрон в ящике остался. Открыл Толик ящик случайно, а там патрончик валяется.
- А что вы мне взамен дадите? - спрашивает Толик.
- Каску, - говорю. - Немецкую каску с фашистским знаком. Вещь стоящая, наденешь на голову - настоящий фриц. Поглядишь в зеркало - себя ни за что не узнаешь. Вылитый фашист. Точь-в-точь. Редкая вещь.
- На кой нужна мне ваша каска, - обиделся Толик, - зачем мне её на голову надевать?
- Вещь-то стоящая, согласись. Только в школьном музее и есть, а у тебя своя собственная. Может, тебе ещё рубашку в придачу дать? Могу повязку дежурного предложить. Ходи где хочешь во время тревоги, загоняй всех в бомбоубежище, на!
- Не надо мне ничего, - сказал Толик и вынул патрон из кармана.
- Друг ты наш, Толик, бесценный друг, выручил ты нас, Толик!
- На испытания оставайся, - сказал Вовка, - официально оставайся, а хочешь - неофициально, как тебе удобней.
- Да мне всё равно, - сказал Толик.
- Как почётный гость оставайся, пальнуть дадим, можешь не беспокоиться. Папаше твоему салют устроим. Молодец он, патрон оставил. Ржавело бы наше оружие до лучших времён, если б не твой папаша. Сначала испытание устроим, а потом фрицам праздничек устроим. Из их же оружия, представляешь, нашим патроном праздничек устроим!
Толик крутил головой во все стороны.
- Неужели вы серьёзно здесь стрелять собрались? Не в каждой квартире стреляют…
- А у меня стреляют, - сказал я гордо.
- Пригласили тебя на испытание, помалкивай, - сказал Вовка, - человек свою квартиру не жалеет, в стрельбище превращает, а ты ещё не доволен.
- Очень доволен, но моя мама стрельбу в квартире ни за что бы не разрешила.
- Опять ты нас учишь? А его мама разрешает.
- Во какая мама! - восхитился Толик. - А соседи переполох не устроят?
- Всего один выстрел, опомниться не успеют, не собираемся же мы палить до утра.
- А мне пальнуть дадите?
- Дадим ему, Вовка?
- Дадим, - сказал Вовка.
- Дадим, - сказал я.
- Не опасно? - спросил Толик, разглядывая карабин.
- Да не бойся ты, гляди! - Я отвёл затвор и вложил патрон в патронник. - Видал? - Щёлкнул затвором. - Ну? Только нажать. И - огонь! Всё нормально. Не дрейфь.
- Как же его в руках держать? - сказал Толик. - Приклада нет. Вдруг в руках разорвёт? Дал я вам патрон, сами и стреляйте, шутники нашлись.
- Он дело говорит, - сказал я, - откуда мы знаем, разорвёт или не разорвёт?
- По-моему не разорвёт, - сказал Вовка.
- А если разорвёт?
- Ну, тогда… - сказал Вовка, - тогда разорвёт.
- Мудрый у нас Вовка, - сказал я, - всё рассудил.
- У меня есть идея, - сказал Толик. - Давайте карабин укрепим на стуле. К спусковому крючку верёвочку привяжем. А дёргать будем все вместе, на расстоянии.
Верно ведь сообразил. Дёрнем за верёвочку - не разорвёт, можно в будущем без верёвочек.
- Друг-то наш соображает, а мы его ругаем.
- Сорвите с балкона бельевую верёвку, - командовал я, - привяжите карабин к стулу, чтобы не шатался. Тащите ящик с кошкиным песком, а теперь прижмите карабин ящиком. Укрепляйте карабин, не спешите, времени у нас хватает. Готовьтесь к бою. Утюг возьмите, придавите тумбочкой. Двигайте сундук, кладите сверху побольше. Эх, и расколотим мы эти проклятые каски в пух и прах!
Каски установили на чемоданах.
- А если пуля срикошетит? - заволновался Толик.
- Дадим тебе самый конец верёвки, - сказал Вовка, - стой на улице и дёргай. Только следи, чтобы прохожие ногами не наступали.
- Неужели вы всерьёз думаете, что каски пробить можно? Зачем же каски надевают в таком случае?
- Дураки, поэтому и надевают, - сказал Вовка, - видел каски в школьном музее - все с дырками.
- В музее осколками пробиты, - сказал Толик, - неужели не заметили? Спорим, каска выдержит!
- Ладно, хватит, - сказал я, - посмотрим, выдержит или не выдержит?
- Я всё-таки за дверь выйду, - сказал Толик, - на всякий случай из коридора буду дёргать.
- Залезь в шкаф и оттуда дёргай, - сказал Вовка.
- Ничего себе команда собралась, - сказал я, - три мушкетёра, один в шкаф, а другой куда? Вместе будем дёргать. Тоже мне артиллеристы, противно смотреть на такую команду!
- Во-первых, я никуда не собираюсь… - обиделся Вовка.
- Вот и хорошо, что не собираешься! Огонь по Берлину!
Мы дёрнули. Выстрел не вышел.
Я заорал:
- Одна у нас дорога - на Берлин! Идут в атаку танки! Подпустить их! Пусть ещё подойдут! Идут танки! Вы поняли? Танки идут!!!
- Да поняли мы, - сказал Толик, - ну; танки, ну и что?
- …колонны машин приближаются! Так… так… придвигаются… давайте, давайте… ближе, гады… ещё… так, ещё…
- Скоро они наконец придвинутся? - спросил Вовка. - Лично я целюсь в самолёт, который пикирует на отца.
- Пока не стрелять! - орал я.
- Мы пришли сюда стрелять! - торопился Вовка. Возможно, самолёт уже пикировал на его отца, но танки ещё не совсем подошли.
- Спокойненько…
- Чего спокойненько? - не выдержал Вовка. - Давай дёргать!
- Спокойненько, фашисты придвигаются, ползут! - Каски я принимал за танки, входя в раж всё больше и больше. - Подпускайте их ближе!
- Давно уже подпустили, - сказал Толик.
- Не бойтесь! Пусть идут! Пусть, пусть они идут! - Я прыгал и орал.
- Пусть они идут, а мы в таком случае пойдём домой, - сказал Толик.
- Стоять на месте! - надрывался я. - Ни в коем случае не отступать!
- Никто и не думает отступать, - сказал Вовка, - хватит тебе кривляться.
- Огонь! - крикнул я, и мы задёргали за свою верёвочку, но выстрела опять не получилось.
Мы дёргали и дёргали.
- Танки горят! - вопил я. - Колонна остановилась!
- Чего это они у тебя горят, если выстрела не было? - сказал Толик.
- Горит колонна! - Нисколько я его не слушал, колонна сейчас горела, фашистская колонна пылала, вот что было важно! Должна же она в конце концов гореть.
Толик щупал каски, повторяя, что это не танки. Вовка уверял, что сбил самолёт, каждый нёс своё и размахивал руками; шуму больше, чем на войне.
- За сбитый стервятник, - сказал я, - за спасение своего отца… - и повесил на грудь Вовке геройскую звёздочку.
Он походил по комнате со звездой Героя, такой молодой и прославленный, звёздочка покачивалась и поблёскивала, а он вышагивал довольный, гордый, будто и в самом деле Герой.
- Теперь мне, - сказал я.
Награждались по очереди, ведь звёздочка была одна. И Вовка снял нехотя свою награду за подбитый самолёт и повесил мне за разгром танковой колонны.
- А мне? - спросил Толик.
- А тебе за что? - сказал Вовка.
- Дёргал с вами вместе - значит, и мне полагается.
- Куда же ты стрелял?
- По каскам.
- Он стрелял по каскам! - засмеялся Вовка. - И за это ему полагается звёздочка? Да кто же получает такую награду за стрельбу по каскам, ты в своём уме?
- А вы куда стреляли? - разволновался Толик. - Не по каскам?
- В самолёт я стрелял, в "мессершмитт"! Сбил его. А он танки подбил. Петя подбил танковую колонну, пока ты каски колошматил.
- Несправедливо поступаете! - взвыл Толик. - Вместе мы дёргали, не выдумывайте чего не было!
- Ну, сколько ты фрицев уничтожил? - подсказывал я. - Ты бил по пехоте? Ведь верно, ты бил по пехоте?
- По каскам, а не по пехоте, - таращил глаза Толик.
- Ну и ничего тебе не полагается, - сказал Вовка. - Неужели ты не можешь сказать, что бил по пехоте? Как же мы тебя награждать можем, если ты такое заявляешь? Да за это тебя надо с войны выгнать, раз ты по каскам шпаришь, а не по фрицам.
Но Толик таращил глаза и не понимал. Не мог он понять, бедный Толик, что не имеем мы морального права награждать его таким званием за стрельбу по каскам.
- Сговорились и выдумали каких-то фрицев, - обиделся он.
- И ты выдумай, - обрадовался я, решив, что теперь-то он понял, в чём дело.
- Выдумывайте сами, - сказал он обиженно.
- Пальнём-ка ещё, - предложил я.
- Я не хочу, - сказал Толик.
- Вот за это мы тебя не любим, - сказал Вовка, - вечно увиливаешь, какой ты Герой.
- А если буду - наградите?
- Торгуется, как на базаре, - сказал Вовка, - да ну его. Герои не ради наград совершают свои подвиги, пора бы знать.
- Я вам патрон дал, а вы…
- Где это слыхано, чтобы за патрон званием Героя награждали?
Он вдруг надулся, стал красный.
- И не надо! Всё у вас ненастоящее, и звёздочка у вас ненастоящая, а у меня патрон настоящий!
- Ты звёздочку не тронь, - сказал я. - Не наша это звёздочка. Ничья. Не Вовкина и не моя.
- Чья же это звёздочка? - таращил глаза Толик.
- Не твоего ума дело, - сказал я и спрятал звёздочку в коробку.
- Вот народ, ну и народ! - замахал Толик руками. - С таким народом лучше не связываться.
- Мы народ отчаянный, - сказал я, - с нами лучше не связываться.
- Ну и оставайтесь, - обиделся Толик, собираясь уходить.
- А патрон-то остался? - крикнул я, и Толик тоже остался.
Я вынул патрон из карабина, но Вовка у меня его выхватил.
- Тяжёленький… - сказал он, подбрасывая патрон на ладони.
- А вдруг он холостой, - сказал я, - мало ли что тяжёленький. Может, он учебный или ещё какой.
Попробовали вытащить пулю, но нам не удавалось.
- Минуточку, - сказал я, - давайте-ка его сюда. Мы его сейчас проверим.
- Ты куда? - крикнул Вовка. Но я уже был в кухне. Положил патрон на железную подставку. Зажёг газ. Ничего с ним не случалось. Лежал себе и грелся, и я перевернул его, чтоб он погрелся с другой стороны, а остриё пули направил на чайник. Пусть в чайник, не в меня.
Сел на стул возле плиты.
- Чего ты там делаешь? - закричал Вовка.
Я смотрел на патрон. Ничего я не делаю, сами-то они чего там делают. Подсунул нам Толик холостой патрон, без всякого сомнения. Не может боевой патрон так спокойно на подставке жариться.
Звал меня Вовка. Они там чему-то смеялись, а я смотрел на патрон.
Как вдруг дверь стала медленно открываться, от ветра что ли, и я бросился её закрыть.
Вошёл Павел. В это время раздался грохот, а потом звон в ушах, и будто зазвенели вдалеке колокольчики. Настоящий взрыв!
Влетели Вовка с Толиком, Павла даже не заметили.
- Бабахнуло… - сказал я.
Они бросились осматривать стены. На железной подставке порядочная вмятина. Стены в дырках - гильза в куски разорвана. Кругом осколки гильзы.