- А где пуля? Куда пуля делась? - орал Вовка, ползая по полу.
- Не знаю, - сказал я. Колокольчики всё ещё звенели у меня в ушах.
- Не в тебе ли она сидит? - сказал Павел, и ребята стали щупать меня, осматривать.
Я так перепугался, что слова сказать не мог.
- Но где же она, где?
- Посмотрите в чайнике, - наконец сказал я, - нет ли её в чайнике?
- В чайнике нет.
- И дырки нету в чайнике?
Толик с Вовкой повертели его, осмотрели, пощупали - дырки нет, пули тоже нет.
- Может быть, она во мне? - сказал Павел.
Мы с ужасом смотрели на него. Вдруг он ранен… Сейчас упадёт…
Мы кинулись к нему, но Павел отстранил нас:
- Патроны ещё есть? Чувствовал - неладное затеяли, да так оно и вышло… - и стал осматривать квартиру.
Патронов у нас больше не было, и мы ему об этом сказали.
Павел вытащил затвор из карабина, положил в карман. Надел нам на головы каски. Каска съехала мне на глаза, но я не шелохнулся, и ребята застыли, стояла мёртвая тишина. Он постучал по каскам на наших головах - головы глухо зазвенели - и своей хромающей походкой пошёл от нас прочь с нашим затвором, не хотел он больше с нами говорить.
Я поплёлся за ним, а он даже не повернулся.
- Всё равно, если сунутся немцы, встретим их шквальным огнём! - заорал я в отчаянии, поняв, что нам уже не вернуть затвор, и не совсем понимая, каким образом откроем мы шквальный огонь. - В крайнем случае, подложим под дом мину и взорвёмся вместе с врагами!
В страхе попятились от двери старушки Добрушкины, как будто вот-вот должен произойти взрыв. Им-то что здесь надо?
Дверь так и осталась открытой, скрипела на ветру, - никто из нас не закрыл её.
- Что он мелет?! - закричали старушки. - Он хочет нас взорвать! Держите его и не отпускайте ни в коем случае!
- Пока всё обошлось, - успокоил их Павел.
- Но когда нас взорвут, будет поздно! - сказали старушки.
- Здорово ты был бледный, когда мы вбежали, - сказал Вовка, когда старушки ушли.
- Внезапно бахнул, - сказал я, - от внезапности.
- Но где же пуля?
- Нет, нет, во мне её нет… - пятился я.
- Интересно, - сказал Вовка.
Мы пересмотрели в кухне все углы, исследовали и передвинули в кухне всё, что было возможно, порылись в мусорном ведре, но пули нигде не было.
- Давайте-ка все отсюда, - сказал я ребятам. Они чуть в касках не ушли, до того разволновались. И я каску не снял. Мы вместе вдруг о касках вспомнили и сняли их почти одновременно.
- Сам звал, а сам гонишь, - обиделись ребята.
- Звал, звал… ну и звал… скоро мама придёт…
- Испортил всю квартиру, мама тебе покажет! - сказал Толик.
Я толкал их к двери, а они упирались.
Грозили нам костлявыми длинными пальцами старушки Добрушкины, заслонив проход на лестнице и не давая пройти Мирзоян. Выскочили братья Измайловы из своей квартиры.
- Уйдём-ка отсюда поскорей, - сказал Толик, - человека, раненного на войне, чуть не убили, это же страшно подумать!
- Твоим настоящим патроном! - подначил его Вовка.
- Да если бы я знал, - сказал Толик, - никогда бы… в жизни никогда бы таким дуракам патрон не принёс.
Он с силой захлопнул дверь. Оставшись один, я ощупал себя всего и долго вертелся перед зеркалом, вспоминая слова Павла "пуля дура".
Я вспомнил про газеты…
… В газетах сообщалось, что немцев остановили под Моздоком, а это значит: не придётся мне теперь ложиться у порога с карабином, не появятся фашисты в нашем городе, не удастся мне с врагом сразиться…
6. Огонь
- Уроки приготовлены? - спросил нас Павел. - Если у вас уроки приготовлены, прошу за мной!
Не собирается ли он нам вернуть затвор?
…Сначала мы ехали на трамвае и не знали, куда едем.
Потом шли немного пешком и до самого последнего момента не знали, куда идём.
Ему трудно было шагать, и мы его взяли под руки и без конца расспрашивали, а он молчал. С одной ногой вышагивать по кочкам - нешуточное дело, мы готовы были его на руках нести, если бы он только согласился. Раз он нас ведёт, значит, нужно идти за ним без всяких рассуждений. Таким загадочным мы его ещё никогда не видели.
- Ну вот и пришли, - сказал он, хотя мы и сейчас не понимали, где находимся. Кругом поле. Какая-то вышка. Сарайчик. Выходит из сарайчика одноглазый дядька, и они с Павлом обнимаются, как старые друзья.
- Ребята ещё не знают, куда попали, - говорит ему Павел.
- А попали вы, ребята, на самое настоящее стрельбище, - говорит дядька. - Хотите пострелять?
От удивления мы с Вовкой даже на месте закружились, но ничего особенного не заметили.
- А где винтовки? - спросил Вовка с недоверием.
- Займись сам с ними, Павел, - сказал одноглазый.
Павел вынес из сарайчика малокалиберки, и мы сразу потянулись к винтовкам, но он нас отстранил.
- Начнём с материальной части, - сказал Павел.
- А что это такое? - спросил Вовка.
- Начиная с материальной части, - сказал Павел, - мы узнаём, как устроена винтовка, как из неё целиться и стрелять.
Мы давно хотели стрелять, но материальная часть ещё только начиналась.
- Это ствол, - объяснил Павел, - а вовсе не дуло, как некоторые думают…
И я думал - дуло.
- …а это ложе.
Я думал - приклад.
- Войдём теперь в сарайчик, - сказал Павел.
Неужели стрелять в сарайчике?
- Протрём теперь затворы, - сказал Павел, - чтобы не было осечки.
Далеко до стрельбы, думал я.
- А теперь на линию огня, - сказал Павел.
Мы поплелись на линию огня.
- Лёжа с упором, для начала, - сказал Павел. - Ложись, ребята, нечего стесняться. - И он показал, что значит лёжа с упором.
- Заряжай, - сказал Павел и показал, как заряжать.
Мы зарядили.
- Не дышать, - сказал Павел и засмеялся.
Мы и так не дышали.
- Не моргай, - сказал мне Павел, - какой ты глаз закрыл?
- А какой надо закрыть?
- Левый, - сказал Павел.
- А он у меня не закрывается.
- Вот те на! - сказал Павел. - Как же так?
- У меня оба глаза сразу закрываются, сказал я.
- Так нельзя, - сказал он, - что же это такое?!
- Я только пальцем могу его закрыть, - сказал я.
- Палец должен быть на спусковом крючке, - сказал Павел.
- Попробую без пальца, - сказал я, - немножечко выходит…
- Старайся, старайся, - сказал Павел. - Выйдет. В таком деле не надо спешить.
- В каком деле? - спросил Вовка.
- Огонь! - сказал Павел.
Рядом палили из боевых винтовок, и я косился в их сторону. Левый глаз никак не закрывался, хотелось нажать на него пальцем, но я не целясь выстрелил. Зарядили по второму разу. И опять непослушный глаз не закрывался.
- Огонь!
И опять я беспорядочно пальнул.
В третий раз закрылся правый глаз - и то уже достижение.
- Это вам не дёргать за верёвочки, - сказал Павел. - Встать!
Спустили с вышки флаг, и все пошли к мишеням. Да стоило ли ходить, и так всё ясно. Какая-то надежда всё-таки имелась, и мы бесполезно, долго наши мишени рассматривали.
- Всё мимо, - сказал Павел, - в молочко.
- Куда? - не понял я.
- Намарал, - сказал Павел.
- И я намарал, - сказал Вовка, глупо улыбаясь.
- Оба намарали, - улыбнулся я так же глупо.
- Пора и домой, - зевнул Вовка.
С такими результатами стыдно домой возвращаться.
Но сколько бы сейчас мы ни стреляли, ничего ведь не изменится.
Для начала бы глаз закрывать научиться…
- А сейчас, ребята, - сказал Павел, - следует наше оружие смазать.
Когда
война-метелица
Придёт опять, -
Должны уметь мы целиться,
уметь стрелять, -
прочёл я на плакате в сарайчике.
- До стрельбы нам пока рановато, - сказал Павел, - в дальнейшем займёмся теорией, сами сделаем станок, я готов с вами повозиться.
- А сюда придём? - спросил я.
- Непременно придём.
Возьмём винтовки новые,
На штык флажки,
И с песнею
в стрелковые
Пойдём кружки! -
вспомнил я следующие строчки.
Обратно шли молча.
И ехали молча.
Так долго добирались и промахнулись…
Старались, целились, стреляли и… намарали…
7. Поручение
- Ты мне страшно нужен, - сказал мне управдом во дворе.
Никогда я ему не был нужен и вдруг нужен.
- Я тебя знаю, и ты меня знаешь, - сказал он, - достаточно ли мы друг друга за войну узнали?
- Достаточно, - сказал я.
- Безобразия твои не в счёт.
- Какие безобразия?
- Не стоит вспоминать.
- Не стоит так не стоит, тогда и говорить об этом не стоит.
- У меня к тебе поручение, - сказал он.
- Какое?
- Покрасить чердак.
Я думал, он шутит. Кому сейчас надо чердак красить, красоту там наводить?
- Очень нужно, - сказал он. - Особая противопожарная краска с известью имеется, два ведра достал.
- Внутри красить или снаружи?
- Конечно внутри, а не крышу. Смотри, крышу мне не покрась.
- А я и не собираюсь красить, - сказал я.
- Два ведра краски достал, - сказал он.
- Ну и что?
- А красить некому.
- А кисть есть?
- Всё есть. Рабочих рук нет. Сам бы красил, да времени нет. То сюда, то туда - целый день.
- Не беспокойтесь, крышу не покрашу, - согласился я.
- Чтобы известь в глаза не попала, смотри.
- Не беспокойтесь, не попадёт.
- Нужно срочно, - сказал он, - таков приказ.
- Сейчас и начну.
- А потом доложи.
Я покрасил, ему доложил. Он проверил, похвалил и говорит:
- Есть ещё один чердак, в другом доме, как ты на это смотришь?
- Нормально, - говорю, - а краска есть?
- Два ведра достал, - говорит, - не согласишься ли покрасить?
Я согласился.
- Потом доложишь, - говорит.
Покрасил я второй чердак и ему докладываю.
- Ты меня извини, - говорит, - но есть ещё чердак. Два ведра ещё есть. Нет рабочих. Вдруг ночью налёт? Останется этот чердак непокрашенным.
Я согласился.
- Неужели так красить понравилось?
- Кому это может понравиться, сами посудите. Но, если я выполняю поручение, должен же я его до конца выполнить.
- Один чердак остался в моём хозяйстве, - сказал управдом, - на завтра отнесём.
…Я вышагивал с кистью к своему последнему чердаку и наткнулся на братьев Измайловых.
- Даю вам поручение, - решил я сплавить им чердак, а самый старший, Рамис, сказал:
- Какое ещё поручение?
- Вы даже не знаете, какое поручение, - сказал я.
- А мы и знать не хотим, - сказал Рамис.
- Ну и оставайтесь.
- А ты куда? - спросили Измайловы.
- А я поручение выполняю.
- И я хочу поручение, - сказал младший, Рафис.
- Не дорос ещё, - сказал я, обозлённый, и малыш заплакал.
Надоели мне эти чердаки, по правде сказать, но нельзя же бросить поручение. Нешуточное дело - покрасить столько чердаков. Но выполнил я честно своё дело, замазал всё как есть до последнего местечка.
На чердак проникал слабый свет, освещая старинное кресло. Кто-то хотел от него избавиться и затащил сюда. Когда-то новое, красивое, богатое, сейчас оно стояло здесь в углу покосившееся и трухлявое. Шерсть или морская трава вылезала из дыр вместе с пружинами, и я в него усталый плюхнулся. Взвилась пыль столбом, и я чихнул.
…Налетели вражеские самолёты, пикировали с воем, бомбы сыпались с грохотом, но сейчас же отскакивали от чердаков и попадали обратно в самолёты. Горели, падали бомбардировщики, и страшно было на это смотреть.
- Он спит в кресле графини Потоцкой, - услышал я.
Мама с управдомом трясли меня за плечо, и я проснулся.
- Долго я тебя искала, - сказала мама.
- Осталось последнее поручение, - сказал управдом, - вынести кресло графини Потоцкой. Говорят, с семнадцатого года здесь стоит.
- Как интересно, - сказала мама, - что за Потоцкая?
- А чего тут интересного, - сказал управдом. - Может, её и не было. Вот сейчас мы его возьмём, вы мне поможете, и вынесем этот хлам.
И мы втроём взяли кресло и вынесли с чердака.
8. Старики
Один за другим, целым классом, протиснулись мы в комнату и встали рядышком вдоль стен.
- Принёс вам обещанные газеты, - сказал я, наконец собравшись с духом.
- Не забыл, - сказал старик, похлопывая меня. - Так это ты привёл ребят? Похвально.
- "Вся школа знает вашу фамилию, - прочла староста класса по бумажке, - и ещё мы рады сообщить, что у нас появилась дружина имени ваших сыновей…" А сейчас мы пришли делать у вас генеральную уборку…
- Спасибо вам, - сказал старик, - никак не ожидал…
- Всегда готовы, - сказали мы вразброд.
- Вы только не подумайте, - сказал Вовка, - что нас директор послал или завуч… мы сами от души.
- Ну что вы, - сказал старик, - как можно.
Старуха рассматривала фотографию в газете.
- А кто вам сказал, что нам необходима генеральная уборка? - спросил старик.
- Никто нам ничего не говорил, - сказал я, - мы сами догадались.
- Наш долг вам помочь, - сказал Толик.
- Ни в коем случае не можем мы уйти ни с чем, - разволновалась староста, - разрешите нам, пожалуйста, сделать у вас генеральную уборку.
- Они настоящие люди, - сказал старик, обращаясь к хозяйке. - Упорные, достойные ребята.
- Может быть, вам нужно что-нибудь другое? - спросил я.
- Ничего не нужно, - сказал старик, - садитесь все за стол, такая встреча! Я вижу ваши лица, что может быть прекрасней! - Он каждого брал под руку, подводил к столу и усаживал. - Столько молодёжи навестило стариков, ах, какие вы молодцы, что может быть лучше!
- Нет, нет, мы не согласны, - увернулась староста, - мы пришли работать, а не развлекаться, дедушка.
- Потом, потом, - упрашивал её хозяин.
- Но мы хотели бы начать, - твердила староста.
- Чего начать?
- Уборку.
- Не надо, не надо, - успокаивал её старик. Она ужасно раскраснелась, никак не могла сесть за стол, до того настроилась на работу.
- Неужели вам ничего не надо? - допытывался Толик. - Не может ведь такого быть, прямо не верится!
- Может быть, вам сходить в магазин? - спросил я.
- Как же я буду жить, если в магазин за меня станут ходить другие? - сказал старик.
- Ах, вот что мы забыли! - закричала староста. - Про керосин забыли!
- Какие вы милые дети! Не стоит о нас беспокоиться, - сказала хозяйка, разливая чай, - мы очень вам признательны за всё.
Хотелось старикам помочь, настоящая досада…
- Нам сейчас трудно помочь, - вздохнул старик.
- Нам ничего не трудно, - бойко заявила староста.
- Пейте, пейте, дети, - повторяла хозяйка.
Посредине стола лежала моя газета, развёрнутая на месте фотографии сыновей. И мать смотрела на эту фотографию не отрываясь. Я заметил, как трясутся её морщинистые щёки вместе с подбородком и трясутся её руки, с трудом удерживая чашку, а сама она сдерживается, чтобы не заплакать. Она закрыла лицо руками, старик увёл её в другую комнату, мы встали из-за стола.
- После этой заметки, - сказал старик, - от них не было вестей, а времени прошло порядочно.
- Мой папа тоже не писал, его сбивали, - сказал Вовка, - а потом как стал писать, только читать успевай.
Старик с нами вышел за порог, попрощался со всеми за руку.
- А ведь что же получается, ребята, - сказала на улице староста, - неизбежно им придётся после нас делать генеральную уборку. Наследили всем классом и выпили весь чай.
- Отстань ты со своей уборкой, - сказал Вовка, - при чём здесь чай, неужели ты не понимаешь, что у них тревожное состояние. Мы им больше нужны в миллион раз, чем генеральная уборка.
- Обсудим всё, наметим, - сказала староста, - и постараемся их чаще навещать всем отрядом.
- Можно навещать и в одиночку, - сказал я.
- Кто согласен в одиночку? - спросила староста.
- Все согласны, - сказали ребята.
9. В гостях
Хлеб по карточке на СЕГОДНЯ мы съели ПОЗАВЧЕРА, а хлеб на ЗАВТРА - ВЧЕРА. Дадут ли мне на ПОСЛЕЗАВТРА? В других магазинах и на завтра не дают. Нигде вперёд не дают, а здесь, в ларьке у пристани, на ПОСЛЕЗАВТРА.
На левой ладони вчерашний номер очереди, а на правой - сегодняшний. Пишут на ладони чернильным карандашом, чтобы очередь не потерять. Всё сейчас по карточкам. Только на рынке продукты без карточек у спекулянтов, да где у нас такие деньги. На хлеб можно вещи менять, да нам менять нечего. Давно всё поменяли.
- На послезавтра дают?
- Если бы не давали, не стояли бы, - отвечают из очереди.
- Везде стоят, - говорю.
- Какой у тебя номер?
Я показал.
- Где ж ты такие номера видел?
- Какие?
- Большие.
- Аа-а… значит, дают.
Подошла моя очередь, и хлеб кончился.
- Карточки не потерял? - беспокоится мама.
Страшное дело - карточки потерять. На месяц хлеба не увидим, не то что на послезавтра. Не такой уж я растяпа, чтобы карточки терять.
- Как-нибудь продержимся, - говорит мама, - а завтра нам хлеб дадут на ЗАВТРА.
- А что мы будем есть сегодня?
- Поедем в гости к тёте Сона, - сказала мама.
Сона Ханум, мамина подруга, жила в Бильгя. В селении Бильгя у тёти Сона огород, свой виноград и разные фруктовые деревья. Много овощей, а лепёшки они пекут сами. Я наелся и подумал: как жалко, что человек не может один раз наесться, чтобы потом долго не хотелось.
Сбегали к морю после обеда, но купаться не стали. У воды лежал мёртвый тюлень, раскрыв пасть. Зубы как у собаки. "Дяниз ит" зовут его здесь - "морская собака". Схватит за ногу морская собака, и не вылезешь. Мама часто приносила копчёную тюленину, и мы ее ели. Бывает же такое: ешь и не знаешь, что это морская собака.
- Да, не всегда здесь спокойно, - сказала тётя Сона, - в шторм волны доходят до дома. Иногда огород заливают. Даже тюленя выбросило.
Тётя Сона дала нам лепёшек и много зелени. Мы с мамой сытые, довольные, без конца благодарили, сели на хозяйскую арбу, сам хозяин взялся нас довезти до станции.
Но Боба не сел.
- Подарите мне бычка! - заорал он.
Хозяйский бычок замычал в ответ.
- Он просится ко мне, - закричал Боба, - отпустите его! Подарите мне его! Вы же видите, как он просится ко мне!
- Ах, как некрасиво, - сказала мама, - как нехорошо! Как стыдно! Нас угощали, надавали нам подарков, я не знаю, куда деться от стыда за своего сына!
- Ой, ой! - кричал Боба. - Дайте мне бычка! Я не поеду без бычка! Ни-ку-да я без него не поеду! Имейте в виду! О! О! Я для бабушки стараюсь!
- Для какой бабушки? - удивилась мама. - У нас и бабушки-то нет.
- Зачем ты говоришь, что у нас нет бабушки? - Боба вцепился в арбу. - Зачем ты так сказала? У всех есть бабушка!