- И я того же мнения.
- Какой? - спросил Гуэйн.
- Деньги промышленников, - ответил Имбер.
- Скорее всего, - буркнул Каббин.
- Но вы не уверены? - спросил Имбер.
- Что значит не уверен? - взвился Каббин. - Я чертовски в этом уверен!
- Нет, насколько вам известно, это деньги, собранные вашими друзьями, - Имбер повернулся к Гуэйну. - Тебе без разницы, откуда взялись эти деньги, так?
Гуэйн пожал плечами.
- Я их только трачу, но я не хочу, чтобы Уолтер Пенри или этот нацист в шинели указывали мне, как я должен их потратить.
- Насчет Питера вы ошибаетесь, - усмехнулся Каббин. - Он у нас либерал.
- Я не собираюсь с вами спорить, Дон. Но сразу хочу сказать, что подчиняться приказам Пенри или Мэджари не буду.
- А деньги их возьмешь? - спросил Имбер.
Гуэйн пожал плечами.
- А если это будет предложение или идея, а не приказ? - добавил Келли.
- Если это предложение или идея дельные, мне плевать, кто их высказал.
- Так вот, - продолжил Келли, - из нашей первой встречи с этими ребятами я понял, что недостатка в идеях и предложениях не будет, - он посмотрел на отца. - А не прослушать ли им пленку, чиф?
Каббин кивнул.
- Да, пусть прослушают. Потом они поймут, что Пенри нам просто необходим. Что без него нам надо сразу выбрасывать белый флаг. Включи магнитофон, Келли.
Келли Каббин подошел к столику, на котором стоял портативный магнитофон "сони", который привезли вскорости после их возвращения из "Хилтона". Нажал кнопку, и гостиную наполнил звук работающего ксерокса.
Каббин наблюдал, как мрачнели лица Гуэйна и Имбера. Наверное, им не приходилось играть в столь жесткие игры. А это всего лишь начало. Дальше-то будет куда хуже, потому что Сэмми жаждал победы, а поражение оборачивалось для него полным крахом. Господи, да когда же он последний раз так страстно чего-то хотел? Наверное, лишь в Питтсбурге, когда его так и подмывало прыгнуть в автобус, который увез бы его в Голливуд. Чего-то хотелось и потом, но все его желания удовлетворялись куда с большей легкостью. "Да, хочется переизбраться в последний раз, - думал он, - но не убиваться же мне из-за поражения. А может, оно будет и к лучшему. Для меня и Сэйди. С Сэйди надо бы объясниться. Сказать ей, что после выборов все наладится. Господи, Каббин, хорошенькую ты заварил кашу".
Пленка закончилась. Гуэйн и Имбер сидели мрачнее тучи. На губах Каббина играла циничная улыбка.
- Удивлен? - спросил он Имбера, когда тот наконец поднял на него глаза.
Имбер кивнул.
- И что вы намерены делать?
- Во вторник встречусь с Барнеттом.
- Что вы ему скажете?
- После того, как заткну эту пленку ему в глотку?
- Да.
- Не знаю. Но думаю, мне будет что сказать.
Имбер повернулся к Гуэйну.
- Скажи ему об этом.
- О чем? - переспросил Каббин.
- Телеграфные агентства хотят услышать ваш ответ на требование Сэмми.
- А что Сэмми потребовал?
- Сегодня он провел в Вашингтоне пресс-конференцию.
- И что?
- Потребовал, чтобы вы ушли в отставку.
Каббин фыркнул.
- Господи, я уж подумал, он сказал что-то важное.
Глава 19
Актовый зал в школе Калумет-Сити с трудом вместил две тысячи семьсот одиннадцать человек, членов профсоюза, их жен и подружек, пожелавших заплатить один доллар и поучаствовать в лотерее, единственным призом которой была новенькая яхта с фибергласовым корпусом стоимостью шесть тысяч четыреста девяносто девять долларов. Яхта на специальной тележке красовалась в данный момент на сцене, рядом с сине-белым флагом штата.
Дональд Каббин прибыл в школу на черном "олдсмобиле". Фред Мур сидел за рулем, Дон - рядом с ним, а Оскар Имбер, Чарлз Гуэйн и Келли Каббин расположились на заднем сиденье. По звонку Фреда Мура чикагская полиция предоставила патрульную машину. От отеля "Шератон-Блэкстоун" до Калумет-Сити она ехала впереди, поблескивая включенным "маячком", а за квартал до школы включила сирену, дабы все знали о прибытии важной персоны.
Пока функционеры местного отделения профсоюза приветствовали Каббина, Фред Мур подошел к патрульной машине. Протянул руку сидящему за рулем копу.
- Спасибо, парни.
Коп почувствовал ладонью сложенные купюры и улыбнулся.
- Всегда готовы помочь, мистер Мур, - скосив глаза, увидел, что Мур сунул ему две двадцатки. - Если хотите, мы можем покрутиться вокруг. На случай, что понадобимся вам.
- Да нет, дорогу назад мы найдем и сами, - ответил Мур.
- Спасибо вам.
- Пустяки.
Отойдя от машины, Мур записал в блокноте: "Полицейский эскорт, 75 долларов". А затем присоединился к Каббину и обступившим его профсоюзным функционерам.
- Вы чертовски хорошо выглядите, - уже в четвертый раз говорил Каббину президент местного отделения.
- А чувствую себя еще лучше, Гарри, намного лучше. Народу собралось много?
- Полный зал. Ни одного свободного места.
- Каков распорядок?
- Вы у нас главная звезда, как я и говорил. Других выступающих не будет, я только представлю вас. Разумеется, мы должны отдать должное традициям, а потому парень, который в свое время пел с Фредом Уэрингом, исполнит с нами "Звездно-полосатый флаг", потом я представлю вас и вы произнесете речь.
- И когда он пел с Уэрингом? - спросил Каббин.
- Я думаю, в сороковом или сорок первом.
- А чем он занимается теперь?
- Преподает музыку в школе и поет за похоронах и свадьбах. Я думаю, ему за шестьдесят, но поет он по-прежнему здорово.
Через боковую дверь и по коридору Каббина провели за сцену. Местные функционеры пытались держаться как можно ближе к президенту профсоюза.
Войдя в зал, Гуэйн увидел, что все три национальные телекомпании уже подготовили к работе необходимое оборудование. Рядом со сценой стояли три журналиста. Гуэйн направился к ним.
- Добро пожаловать в Калумет-Сити, господа.
- Мы все дрожим от нетерпения, - сказал репортер Си-би-эс, когда Гуэйн пожимал ему руку.
Затем он обменялся рукопожатием с его коллегами из Эй-би-си и Эн-би-си.
- Я думал, ты в Гватемале или еще Бог знает где, - улыбнулся он репортеру Эй-би-си.
- А там я уже побывал, а теперь в наказание меня послали сюда. Экземпляр речи у тебя есть?
- Держите, - Гуэйн раздал каждому по два экземпляра. - Самые яркие места отмечены на полях, на случай, что вам не захочется читать все.
- Кто ему пишет речи? - полюбопытствовал репортер Эн-би-си.
- Речи Дон пишет сам. Сидит всю ночь и скрипит гусиным пером по пергаменту. Я думал, вы это знаете.
- Как-то запамятовал, - ответил репортер Эн-би-си, проглядывая текст речи. - Где ответ Сэмми?
- В речи нет ничего. Он, возможно, скажет об этом в самом начале.
- Он говорит что-нибудь еще?
- Да, упоминает о том, сколь славно потрудился он для профсоюза.
- А Сэмми он где-нибудь приложил? - спросил репортер Эй-би-си.
- Страница пять. Кажется, он назвал его человеком, "который хронически не способен что-либо решать".
От телерепортеров Гуэйн двинулся к столику, за которым сидело пять человек. На их лицах читалась откровенная скука. Представители прессы, сразу понял Гуэйн.
В маленькой гримерной за сценой Дональд Каббин расчесывал серебристые волосы. Он был в темно-синем костюме, в синем, в белый горошек, галстуке-бабочке и белой рубашке. Днем он поспал два часа, а потом парикмахер отеля побрил его и сделал массаж. Выглядел он отдохнувшим, розовощеким, трезвым. Так оно практически и было. Каббин отвернулся от зеркала.
- Как я выгляжу? - спросил он сына и Фреда Мура.
- Отлично, - ответил Мур. - Вы просто великолепны, Дон.
- Келли?
- Высший класс.
- Где моя речь?
- Держи, - Келли протянул отцу десятистраничную речь, напечатанную на специальной машинке особо крупным шрифтом.
Каббин пробежал взглядом первую страницу, затем все остальные. Поднял глаза к потолку, губы его зашевелились. Потом он кивнул, похоже, себе, и повернулся к Фреду Муру.
- Знаешь, Фред, я бы пропустил глоточек на дорожку, - и посмотрел на Келли, дабы понять, как воспринимает сын его желание.
Келли улыбнулся.
- Тебе незачем оглядываться на меня.
- Ты меня смущаешь, - Каббин потянулся к бутылке "Выдержанного", которую уже достал Мур.
- Я не опекун моего отца.
- Рад это слышать. Я-то уже начал думать, ему таковой необходим, - глотнув бербона, Каббин вернул бутылку Муру.
В дверь постучали.
Фред Мур открыл ее лишь после того, как бутылка исчезла в кармане. Вошел президент местного отделения. Чувствовалось, что он нервничает.
- Мы готовы, Дон.
- Тогда в путь, - Каббин шагнул к двери.
- Вы выйдете следом за мной, мы сядем на сцене посередине, а остальные по бокам.
За дверью гримерной толпилось человек десять, все в черных костюмах, белых рубашках и галстуках. Функционеры местного отделения профсоюза.
Потом все построились в колонну, президент отделения встал первым, Каббин - ему в затылок, и двинулись к сцене. Встретили их жидкие аплодисменты. Сели они на складные стулья, расставленные у зеленого задника под белым транспарантом с надписью:
"ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, ПРЕЗИДЕНТ КАББИН".
- Ты спустишься в зал? - спросил Келли Мура.
- Нет, останусь здесь. Вдруг я понадоблюсь Дону.
Келли кивнул и зашагал в глубь кулис. Когда он занял свое место в первом ряду, между Гуэйном и Имбером, молодой методистский священник уже помолился за благополучие всех присутствующих в зале, а также их руководителей на государственном уровне. Потом секретарь-казначей местного отделения представил свою двенадцатилетнюю племянницу, которая прочитала клятву верности, повторенную залом. И наконец, ведомые учителем музыки, которому аккомпанировала жена, все спели "Звездно-полосатый флаг". Каббин отметил, что старику особенно удаются высокие ноты.
После того, как президент местного отделения представил Каббина, тот легко вскочил, приветственно помахав залу рукой. Ему ответили аплодисменты. Когда они стихли, Каббин постоял, наклонив голову, не глядя в зал.
Стоял он не меньше минуты, в свете юпитеров серебром блестели его волосы. Медленно поднял он голову и оглядел собравшихся.
А заговорил словно шепотом, но таким, что он долетел до самого последнего ряда. И голос его переполняли презрение и горечь.
- Они говорят, что я должен оставить мою работу и уйти.
Он помолчал, затем повторил ту же фразу громче, вложив в нее еще больше презрения.
- Они говорят, что я должен оставить мою работу и уйти.
Вновь пауза, затем взрыв.
- Уйти, черт побери! Я только начал борьбу!
Некоторых словно сорвало с мест, и они громкими криками приветствовали Каббина. Остальные молотили кулаками по подлокотникам, предвкушая отличное зрелище.
- Будь я проклят, - выдохнул Гуэйн. - Что это? Неужели он всегда способен на такое?
- Я думаю, у него это получается подсознательно, - ответил Келли.
Дональд Каббин говорил пятнадцать минут, и речь его двадцать один раз прерывалась аплодисментами. Когда он закончил, зал, стоя, устроил ему настоящую овацию. Всем понравилась не только сама речь, но ее краткость. Зрители пребывали в столь хорошем настроении, что практически никто не высказал претензий к исходу лотереи: катер стоимостью в шесть тысяч четыреста девяносто девять долларов выиграл муж сестры секретаря-казначея местного отделения профсоюза.
Глава 20
Десятого сентября, в воскресенье, в вашингтонском районе Кливленд-Парк, Сэмми Морз Хэнкс сидел на кухне своего дома, пил кофе и читал комиксы Мерилин, которой днем раньше исполнилось шесть лет.
Комиксы он читал дочери потому, что его отец никогда не читал их ему. Когда он умер десять лет тому назад, Хэнкс не поехал на похороны. Иногда он думал, что обязательно поехал бы, если бы в детстве отец читал ему комиксы. Но его отец всегда занимался только самим собой, не обращая внимания на потребности сына.
Сэмюэль Морз Хэнкс-старший всю жизнь учил европейской и американской истории сыновей и дочерей тех, кто работал на заводах и фабриках Шенектади, когда эти заводы и фабрики только открылись. Вскоре после приезда в город он встретил девушку, такую же уродливую, как и он, и быстро предложил ей выйти за него замуж, главным образом потому, что она работала в библиотеке. Сэмюэль Морз Хэнкс-младший, родившийся в тысяча девятьсот тридцать третьем году, унаследовал от отца выступающий вперед подбородок и вислый нос, а от матери - угристую кожу.
Мать потеряла работу в библиотеке, как только вышла замуж, потому что тамошнее начальство нанимало только незамужних. Она вроде бы и удивилась, когда ее уволили, хотя на самом деле заранее знала, что так оно и будет. Впрочем, знала она и другое: никто, кроме Сэмюэля Морза Хэнкса-старшего, не предложит ей выйти за него.
А вот Сэмюэлю-младшему детство запомнилось злостью. Он постоянно злился, потому что его родители были бедны, уродливы и редко говорили с ним, да, пожалуй, и друг с другом. И он мог привлечь к себе внимание лишь одним способом: забившись в припадке. Этим он и пользовался, сначала редко, потом все чаще и чаще, результат не оправдал его ожиданий. Чем чаще он бился в припадке, тем меньше внимания обращали на него родители, а в конце концов стали полностью игнорировать его, как игнорировали друг друга.
До того, как Сэмми исполнилось пятнадцать, его мать более-менее поддерживала связь с реальностью. То есть иногда прибиралась по дому и даже готовила еду, хотя могла подать завтрак в половине седьмого вечера, а обед в семь утра. Она уже совершенно не замечала припадков сына, хотя тот, в основном по привычке, частенько бился головой об пол.
В день, когда Сэмми исполнилось пятнадцать лет, он вернулся домой, чтобы найти мать застывшей в кресле. Сидела она абсолютно голая, уставившись в одну точку. Что она там видела, не узнал никто.
- Что с тобой? - спросил Сэмми.
Мать не ответила, и Сэмми учинил припадок, один из лучших, растянувшийся на целых пять минут. Но мать даже не мигнула. Поэтому он взял одеяло с кровати родителей, накрыл мать, нашел ее кошелек, вытащил из него восемьдесят семь центов, все, что было, и пошел в кино.
Вернулся он вечером. Мать, накрытая одеялом, сидела в той же позе. Отец слушал радио. Оно было его единственным развлечением с тридцать третьего года.
- Что с ней? - спросил Сэмми.
- Не знаю, - ответил отец.
- Может, вызвать доктора?
- Она оклемается.
Сэмми пожал плечами, съел сэндвич с ореховым маслом и лег спать. Утром мать сидела точно так же, что и вечером, только на полу под ее стулом образовалась большая лужа мочи.
- Она нассала на пол, - сообщил он отцу.
Старший Хэнкс только пожал плечами.
- Придет в себя, вымоет пол.
Придя из школы, Сэмми нашел дома одного отца.
- Где мать? - спросил он.
- Ее увезли.
- Куда?
- В сумасшедший дом. Она в ступоре. Доктор сказал, интересный случай.
- Когда она вернется?
- Не знаю, - ответил его отец. - Возможно, никогда. А ты против?
- Нет. А ты?
- Нет. Я не против.
Три недели спустя Сэмми Хэнкс проснулся после полуночи от того, что отец пытался забраться к нему под одеяло.
- Какого черта? - возмутился он.
- Лежи тихо, больно тебе не будет.
- Что значит лежи тихо?
- Повернись на живот и лежи тихо. Тебе понравится.
Сэмми Хэнкс не знал, как ему быть, а потому закатил припадок. Это, однако, не помешало его отцу закончить начатое. Потом он захихикал и сказал Сэмми:
- Премного тебе благодарен.
К пяти тридцати утра Сэмми-младший собрал вещи. Пять минут спустя прокрался в родительскую спальню и украл кошелек отца, в котором оказалось девять долларов. Больше он никогда не видел ни отца, ни мать, но, стоило кому-то упомянуть в разговоре его отца, у Сэмми тут же случался припадок. С этим он ничего не мог поделать.
Двадцать четыре года и четыре месяца спустя Сэмми Хэнкс сидел на кухне со своей изящной белокурой женой и изящной белокурой дочуркой, полный решимости дать им то, чего не получил он от собственного отца.
Сибил Дэвис Хэнкс вышла замуж за Сэмми после того, как Дональд Каббин взял его секретарем-казначеем. Хэнкс женился на Сибил, потому что он ее боготворил, имел хорошо оплачиваемую работу, да и подошло время выходить замуж. С Сэмми она никогда не скучала. И еще, его уродливость еще более подчеркивала ее красоту. Сэмми женился на Сибил еще и потому, что в ней не было ничего от его матери.
Сэмми Хэнкс положил на стол комиксы и потрепал дочь по белокурой головке.
- Вот и все, дорогая. Почему бы тебе не поиграть на улице?
- Мне нельзя играть на улице.
- Нельзя?
- Нет.
- А где же тебе можно играть?
- Во дворе. И ты это знаешь, папочка.
- Полагаю, ты права. Ладно, почему бы тебе не поиграть во дворе?
Этот диалог повторялся не один раз и нравился как отцу, так и дочери. Ему также нравилось смотреть, как она играет, одна, или с соседскими детьми, или с воображаемыми друзьями. Мерилин всегда представляла воображаемых друзей своему отцу, зная, что он отнесется к ним с должным уважением.
- Мы должны купить ей собаку, - Сэмми проводил дочь взглядом. - Большую.
- Сенбернара или дога? - спросила Сибил.
- Самую большую. Ирландского волкодава.
- Ты хочешь купить волкодава ей или себе?
Сэмми Хэнкс улыбнулся жене.
- Наверное, себе.
- У тебя никогда не было собаки?
Улыбка исчезла.
- Нет. Ни собаки, ни кошки.
Сибил уловила опасные признаки и резко сменила тему. О детстве Сэмми они говорили дважды, и оба раза разговор заканчивался его припадком. Первый раз она невзначай спросила о его родителях. Второй раз сделала это специально, чтобы увидеть, что произойдет, а когда увидела, более их не упоминала. Наоборот, старалась заботиться о Сэмми, как о ребенке, потому что ему это нравилось.
- Когда тебе уезжать?
- В аэропорту я должен быть в три, так что выезжать надо в час сорок.
- Кто едет с тобой?
- Только Микки Делла.
- Он действительно мастер своего дела?
- Да, лучше тех, кто работает на Каббина.
- Мне следовало бы позвонить ей.
- Кому?
- Сэйди.
- С чего это тебе ей звонить?
- Потому что она моя подруга.
- Была подруга.
- Если вы с Доном грызетесь, как две собаки, почему мы должны вести себя точно так же?
- Так ты собираешься позвонить ей и поплакаться, какие ужасные у вас мужья? Знаешь, Сибил, похоже, мне придется учить тебя ненависти.
- Я не испытываю ненависти к Сэйди.
- А пора бы.
- И ты не испытываешь ненависти к Дону.
- Не испытываю?
- Нет.
- Я хочу занять его место, так что я обязан ненавидеть его. Так все гораздо проще.
- Мы так хорошо проводили время.
- Кто, ты и Сэйди?
- Мы вчетвером.