Загнав "альфу" на парковку возле центра здоровья, Керр велел Фарго и Мелани оставаться в машине. Сам он вкратце рассказал группе Ленгтона о штурме и велел пробираться на место взрыва. Он попросил Ленгтона, если возможно, забрать из автобуса аппаратуру Фарго и ехать в Скотленд-Ярд. Вернувшись в машину к Мелани и Фарго, он проехал к внешней границе оцепления. Джастина он увидел в толпе пострадавших; всех вели к машинам скорой помощи, стоявшим на Хоу-стрит. Джастин, с рюкзаком за спиной, держал за руку маленького мальчика. Одновременно он пытался успокоить мать ребенка, у которой началась истерика.
Керр помог ему довести подопечных до медиков, а потом спросил:
- Ты как?
- Отлично.
- Не валяй дурака. Кому сейчас отлично?
Вернувшись на работу, Керр попросил Ленгтона отвести Джастина к врачу, а Мелани и Фарго развезти по домам на служебных машинах. Ленгтон молчал, но смотрел на него в упор. Керр понимал: его заместитель вспоминает все события сегодняшнего утра.
- Ну, а ты, Джон? - спросил Ленгтон. - Сам-то как?
- Нормально. У меня осталось еще одно дело.
Керр позвонил командиру "троянцев". Как только худшие подозрения подтвердились, Керр вместе с ним поехал к вдове Джима Галлахера. Галлахер совсем недавно купил в Кройдоне половину красивого дома на две семьи с тремя спальнями. От предыдущего брака у Галлахера осталась дочь, которая училась в начальной школе. Второй раз он женился год и месяц назад; его жена была молодой симпатичной мусульманкой. Она только что родила сына. Нандита Галлахер была дочерью богатых иммигрантов, принадлежащих к одной из высших каст; ее родители переехали в Лондон из Нью-Дели. Так как Керр был немного знаком с Нандитой, он рассказал ей о последних минутах жизни ее мужа и о его подвиге. Она слушала довольно хладнокровно до тех пор, пока ей не сообщили, что от него ничего не осталось - нечего опознавать. Тогда она закричала, что террористы украли у ее мужа душу.
После таких трагедий детективы, у которых еще бурлит кровь, расслабляются по-разному. Те, кто помоложе и не обременены семьей, склонны держаться вместе. Они идут в пивную или возвращаются на работу. Закаленные в битвах ветераны спешат домой, к супругам и детям. В такие дни хочется подольше побыть с родными и близкими.
Джон Керр принадлежал к меньшинству. Обычно общительный экстраверт, в себя он предпочитал приходить в одиночестве. Он приехал домой в начале пятого. В его излингтонской квартире на верхнем этаже викторианского особняка, переделанного в многоквартирный дом, было две спальни и балкон, выходящий на Аппер-стрит. Оттуда открывался великолепный вид на местный рынок. Керр полюбил свой дом с первого взгляда. Выглядел он не так роскошно, как новостройки на набережной Темзы, но дом обладал особой атмосферой. Кроме того, Керру нравились высокие потолки и резные карнизы. Обстановка была вполне современной, декор не бросался в глаза. Керр почти ничего не поменял с тех пор, как переехал сюда три года назад.
Он никак не мог отделаться от запаха дыма, пыли и горелого мяса. Понимая, что скоро наступит реакция, он налил себе полный стакан бренди и открыл застекленную дверь на балкон. Сгущались сумерки; моросил дождь. Вдыхая полной грудью прохладный воздух, Керр думал об убитых и раненых. То, что осталось от четырех террористов, двух "троянцев" и водителя полицейского фургона, развезли в морги по всему Лондону. Кроме них, погибли четверо жильцов дома - их убило осколками стекла.
Он не сомневался, что мог предотвратить трагедию, и это наполнило его печалью.
Керр понимал, что гибель товарищей и невинных людей сильно действует на всех. Непосредственная реакция у каждого бывает разной. Но через несколько часов все его коллеги испытают острое желание поскорее вернуться к работе и постараться сгладить последствия трагедии. Обычно Керр не поощрял подобное рвение. Он знал, что родственники в такие дни чувствуют себя обделенными. Они ведь не способны ни понять до конца, ни утешить своих любимых. За последние сутки они все пережили настоящий ад. Особенно досталось Мелани. Сейчас ей лучше всего побыть с мужем и двумя маленькими детьми. Но, хотя они с Ленгтоном распустили всех по домам и велели отдыхать, Керр не сомневался: скоро Мелани примчится на работу, как и Алан Фарго, Джастин и остальные.
Войдя в спальню, он разделся, бросил одежду в корзину для грязного белья, отбросил рваную куртку и направился в ванную. Он долго стоял под душем. Потом, надев махровый халат, упал на диван и включил круглосуточный новостной канал "Скай-ньюс". Он хотел узнать подробности. Почти сразу же экран заполнила жирная физиономия Дерека Финча, координатора Контртеррористического отдела. Финч играл двойную роль. В его обязанность входила организация контртеррористических мероприятий. В то же время, считаясь главой СО-15, он был начальником Полы Уэзеролл. В то время как подчиненные Уэзеролл, "рабочие лошадки", добывали ценные сведения о тех, кого подозревали в экстремистской деятельности, огромный отряд детективов под руководством Финча расследовал преступления террористов. После того как эксперты осматривали места терактов, после допроса заключенных и поимки их сообщников в Великобритании и за границей детективы Финча должны были связать воедино все звенья одной цепи. Далее они вместе с юристами из Службы уголовного преследования готовили дела для передачи в суд. В задачу Уэзеролл входило предотвращение терактов. Если разведка не справлялась со своими обязанностями и теракты все же совершались, подчиненные Финча должны были собрать все улики и отыскать сообщников, пусть даже они находились в самых отдаленных уголках земного шара.
Керр застал Финча в разгар его пылкой речи. Он зачитывал куски из последнего отчета МИ-5:
- Все указывает на то, что нам грозит серьезная опасность дальнейших неизбежных терактов. Вопрос заключается не в том, намерены ли наши враги атаковать, а в том, когда они предпримут следующую атаку. Прошу граждан не паниковать, но не терять бдительности и сообщать обо всех подозрительных лицах и фактах…
Керр выключил звук и стал проверять почту на своем смартфоне "Блэкберри". Все сообщения были так или иначе связаны с терактами. Встревоженные родители Керра написали ему из Майами-Саут-Бич, посмотрев утренний выпуск новостей на канале Эн-би-си. Пришла эсэмэска от Робин, матери Габи. Робин, как всегда, писала лаконично: "Габи волнуется подтверди что ты ок". Керр немного обрадовался: все-таки дочери небезразлично, что с ним. Габи теперь живет в Лондоне; она поступила в Королевскую академию музыки. Снимает квартиру с двумя своими сокурсницами. Сейчас на пару дней она летела к Робин в Рим. Керр очень переживал из-за отчуждения дочери, начавшегося пять лет назад. Габи всегда была доброй и чуткой девочкой, живо интересовалась политикой и защищала бедных и притесняемых. Так ее воспитывали Робин и сам Керр.
Иногда Керру казалось, что близость с дочерью умерла вместе с тем парнем, которого он задушил в туалете на станции "Грин-парк" в июне 2005 года. После всего, когда он нашел Габи и все ей рассказал, у нее произошел нервный срыв. Она кричала, что ненавидит его хладнокровное насилие даже больше, чем бомбу того парня.
- Зачем, зачем ты убил его? Ты такой же проклятый ханжа, как и все остальные! А я так хотела, чтобы ты был не такой, как все! - рыдала она, уткнувшись ему в грудь.
Очутившись в безопасности, в римской квартире матери, Габи больше трех недель не отвечала на его звонки. Во вторник, 26 июля, через пять дней после того, как застрелили Жуана Карлоса де Менезеса, она, наконец, подошла к телефону, но только для того, чтобы обвинить его. Он не сумел предотвратить убийство невинного человека.
Почти два года Габи отказывалась ночевать у него, хотя Керр всегда на всякий случай прибирал в гостевой спальне - вдруг приедет. В последнее время она иногда ночевала у него, но отец и дочь вели себя настороженно. Они разговаривали холодно, как супруги, которые не расходятся ради детей. Время от времени Габи, выпив бокал вина, оттаивала и принималась пылко спорить с ним. Она уверяла, что во всем мире большинство подавляет меньшинство. Керр соглашался с дочерью - не только потому, что хотел ее задобрить, но и потому, что искренне верил в ее правоту.
Потом что-то в ней надломилось. За последние два года она как-то очерствела. Керр знал, что дочь стала активисткой в паре политических группировок, которые выступали за мир на Ближнем Востоке, но говорить с ним на такие темы Габи упорно отказывалась.
Донна, личный помощник Уэзеролл, тоже прислала ему письмо по электронной почте. Она весь день пыталась с ним связаться. Донна предупреждала, что по его душу приходили "тихушники". И Билл Ритчи волновался за его группу. Керр позвонил Фарго и Мелани. Оба наотрез отказались ехать в больницу и настояли на том, что на следующий день выйдут на работу.
- Чувствую себя паршиво; мне нужно чем-то себя занять, - сказала Мелани, совершенно не сонная и энергичная. Она как будто забыла о том, что еще сегодня была жертвой похищения.
Вдруг Керр почувствовал, что больше не может. Десять часов без перерыва он провел в состоянии повышенной боевой готовности: дрался, мчался по улицам, защищал своих и ожесточенно спорил с начальством. Керр старался держать себя в форме и по вечерам бегал трусцой по улицам своего квартала, но сейчас мышцы ныли после драки с похитителями Мелани, а сердце болело от ужасного сознания потери.
Вспомнив, как повела себя Уэзеролл, он, кроме того, осознал, насколько шатко и уязвимо его положение. Он позвонил Ритчи; тот подошел не сразу. Услышав скованный голос Билла, Керр догадался, что тот, вероятно, занят тысячей дел одновременно. Он рассказал о том, как они съездили к вдове Галлахера, и заверил, что с Фарго, Мелани и Джастином все в порядке.
- Представляю, как тебя сейчас рвут на части, - добавил он, изображая беззаботность.
- Пусть запишут свои показания. Убедись, что они совпадают, - парировал Ритчи, - и твои, кстати, тоже.
- Я еду на работу.
- Нет. На сегодня с тебя достаточно. Мой телефон скоро расплавится - мне все время звонят из Хакни.
- Так вот почему ты так злишься!
- Ринувшись спасать Мелани, ты подверг ваши жизни ненужному риску!
- Если бы я ее не освободил, она, возможно, до сих пор сидела бы у террористов. Или умерла.
- Джон, я больше не могу с тобой разговаривать. Посмотри телевизор. Напейся, ложись спать пораньше… делай что хочешь.
- Мы должны сегодня встретиться и все обсудить. Я имею в виду ту хрень, которую несла наша начальница.
- Завтра обсудим.
- При Лоре Миллс ничего подобного не было.
- Миллс не имела дела с клиентами вроде Джибрила.
- Я правильно сделал, что не подчинился ее приказу. Джибрил мог привести нас к подпольной лаборатории! Ты все прекрасно понимаешь, Билл. Ты ведь говорил Уэзеролл практически то же самое!
- Джон… Прекрати.
- Мы могли бы довести его до самой квартиры и спокойно взять всех, не потеряв никого из наших. Из-за того, что случилось, мне по-настоящему плохо. А тебе, Билл? Правда рано или поздно выплывет на поверхность.
Керр продолжал давить, но чем дольше он настаивал, тем больше ожесточался Ритчи.
- Поживем - увидим. - Вот и все, что удалось выжать из него Керру.
Когда Ритчи наконец бросил трубку, Керр заварил черный кофе и сделал себе омлет с ветчиной и сыром, любимое дежурное блюдо еще с холостяцких времен. Потом он оделся и поехал на работу.
Глава 12
Четверг, 13 сентября, 18.45, Найтсбридж
Голос, при звуках которого сотни людей дрожали от ужаса, был низким и бархатистым. Его обладатель, улыбаясь и прищурив глаза, выдвинул свое требование с таким видом, будто оказывал своей собеседнице большую любезность.
- Как, еще одна виза в обход обычных процедур? - переспросила она. - Нет, Гарольд, ничего не получится. Ты и сам понимаешь, что я больше не могу этого сделать. Слишком рискованно.
Обладатель бархатистого голоса стряхнул нитку с лацкана пиджака.
- Милая моя, это не просьба. Всем нам приходится делать то, что нам не нравится.
Он говорил звучно и неторопливо, со вкусом подбирая слова. Его уверенные интонации выдавали человека, привыкшего наслаждаться жизнью на вершине социальной пирамиды. Он совсем не рисовался. Когда Гарольд что-то приказывал, его собеседники понимали: сопротивление бесполезно. Стоило взглянуть ему в глаза, и все понимали: за ними лежит нечто тверже гранита. Оба были одеты безупречно: он в темном костюме, она - в черном коктейльном платье с низким вырезом. Подол высоко задирался, когда она закидывала ногу на ногу. Они сидели в одинаковых коричневых кожаных креслах в отдельном кабинете рядом с прихожей роскошного найтсбриджского особняка и ждали, когда придут другие гости Гарольда. Пока в доме царила тишина, лишь тикали старинные дорожные часы на каминной полке. На подлокотниках их кресел, на стеклянных полосках, были насыпаны дорожки высококачественного кокаина.
- Ты же обещал, что после Джибрила меня оставят в покое!
- Это последнее задание… на некоторое время. Дорогая моя, речь идет всего об одной студенческой визе!
- Кто он?
- "Спящий". Он уедет на север и заляжет на дно. И будет спать до тех пор, пока не придет время его разбудить. - Он протянул ей полоску бумаги. - Как бы там ни было, наши турецкие хозяева приказывают, а мы им подчиняемся.
Женщина, приближавшаяся к пятидесятилетнему юбилею, была заместителем министра внутренних дел. По возрасту она была лет на десять, а то и больше, моложе Гарольда. Крепкая, короткопалая, со стрижкой боб, она ухитрялась смягчать свой суровый взгляд, когда выступала по телевидению. В Найтсбридж она приехала прямо с работы в темном деловом костюме и переоделась в одной из спален. После приема ей придется вернуться в министерство; необходимо как-то урегулировать кризис после терактов. И эта женщина, занимавшая высокий пост и добившаяся успеха в жизни, не отодвинулась, когда Гарольд наклонился к ней и фамильярно сунул полоску бумаги в вырез ее платья.
- Ему велели посетить наше посольство в Исламабаде в следующий вторник, в десять часов утра по местному времени.
Женщина переложила бумагу в потайной кармашек на молнии в своей сумке.
- Слишком мало времени. Поднимется тревога.
- Он вылетит ночным рейсом в воскресенье; прибудет в Хитроу. Через Дубай.
- Гарольд, я не могу.
- Милая моя, ни у кого из нас нет выбора, так что тебе придется что-нибудь придумать.
Загрохотали отодвигаемые засовы; турки-помощники открывали парадную дверь. Гарольд машинально посмотрел на часы: без двенадцати семь. Он всегда был пунктуальным хозяином.
- Вы, политики, обожаете что-нибудь придумывать… Стараетесь ради своих нянь и любовников, верно? Особенно когда вам кажется, что вы можете выйти сухими из воды!
Большие напольные часы в холле, которые спешили ровно на десять минут, пробили час; мужчина и женщина воспользовались минутами ожидания и принялись втягивать кокаин через свернутые в трубочку банкноты.
- Ты ведь знаешь, все можно очень легко отследить!
- Расслабься. Вспомни о муже и детях. О том, что для тебя по-настоящему важно.
Из холла послышался смех; явились первые гости - ранние пташки.
- На листке, который я тебе дал, есть еще одна фамилия. Это государственный служащий, который позвонит тебе по прямому номеру по совершенно другому делу.
- И тогда мы получим девочку? Таковы условия, да? - спросила женщина.
Гарольд встал, зашел ей за спину и заглянул в вырез платья.
- Нашу английскую розу привезут в субботу. И ты, милая моя, сможешь расслабиться… А сейчас нам пора. Некоторые гости уже пришли, - негромко проговорил он, водя кончиками пальцев по ее шее и подбородку, отчего волосы у нее на затылке встали дыбом.
Выгнув шею, она заглянула ему в глаза и раздвинула ноги; платье задралось еще выше, открыв кружевные чулки и пухлую белую плоть над ними.
- Хватит говорить о делах, Гарольд, - попросила она. - Разогрей меня, пожалуйста.
Он улыбнулся. Так она реагировала всякий раз, когда их хозяева требовали от нее профессиональных услуг. Ее почти детская просьба, как всегда, возбудила его. Кокаин подействовал, и она вдруг показалась ему желанной. Нагнувшись, он сунул руку ей за вырез платья и обхватил ладонью грудь. Руки у него были сильные, как будто принадлежали гораздо более молодому человеку. Он возбуждал ее соски, пока ей не стало больно; но она не вскрикнула и не отстранилась, а, наоборот, обхватила его руку своей, побуждая его продолжать.
Без двух минут семь один из турок-помощников улыбнулся и кивнул, застав двух пожилых любовников в одном кресле. Их губы слились в поцелуе; рука мужчины скользнула между ног женщины. Но ровно в семь, когда они вышли к гостям, они выглядели респектабельными, словно супруги, только что вернувшиеся из церкви. Гарольд был застегнут на все пуговицы; его спутница прикрыла вырез шелковым шарфом.
Пятница, 14 сентября, 09.40 по местному времени, Стамбул (Турция)
Тридцатипятилетний мультимиллионер Абдул Малик, турецкий предприниматель и правоверный мусульманин, сидел в своем современном офисе в центре Стамбула. Красивый и уважаемый, он любил дорогие костюмы, сшитые на заказ, и выполненные также на заказ туфли. Одежда и обувь отражали его высокое положение в турецком обществе. Малик обладал исключительным умом, гибкостью и деловым чутьем. В его банке "Малик Файнэнс Хаус" отмывались миллионы долларов - так называемые "исламские капиталы", вывезенные из США Саудовской Аравией и другими государствами Персидского залива после событий 11 сентября 2001 года. Деньги часто доставлялись в Турцию просто в чемоданах и дорожных сумках. С помощью своей второй компании, "Малик холдингс", Абдул Малик вкладывал деньги в автомобильную промышленность, бензин, электронику, строительство, торговые центры и любые другие отрасли, приносившие стабильный доход. Кроме того, суннит Абдул Малик славился своей выдающейся добродетельностью.
Он был ревностным сторонником правящей в Турции Партии справедливости и развития, АКП, которую часто обвиняли в скрытом пособничестве экстремистам, пустившим глубокие корни в религиозных турецких общинах, и в связях с запрещенными исламистскими группировками. После победы АКП на выборах 2007 года Малик от всей души молился, чтобы партия укрепила свою программу прочными религиозными ценностями. До этого момента в обществе боялись реального столкновения между АКП и "государством в государстве" в лице армии, органов правосудия и спецслужб, что Малик бы только приветствовал. Он верил, что новое правительство, выполняя волю Аллаха, должно вернуть страну на праведный путь. Он с огорчением наблюдал за тем, как Турция спешит по пути неверных, по материалистическому пути, в погоне за дьяволом. К его ужасу, родная страна, которую он когда-то так любил, оказалась не лучше развращенных и безбожных государств Европейского союза, куда Турция так отчаянно стремилась вступить.