- Пусть наскучит, - согласилась я. - На свете есть два типа людей: несчастные, которые живут хорошо, и счастливые, которые живут плохо.
Гелий перебил:
- Ен ла мондон венис нова сенто…
- Значит, - продолжала я, - то, что хорошо - это плохо, а то, что плохо - это хорошо.
- Тра ла мондон ирас форто воко…
- Поэтому, когда мне скучно, - это хорошо…
В конце концов Гелий не выдержал, захлопнул книгу и поинтересовался:
- Зачем ты выворачиваешь наизнанку мои истины?
- Хочу посмотреть, что они представляют собой изнутри, - сострила я. - Понимаешь ты или нет, что мне кроме тебя никто ничего подобного не расскажет? Жалко тебе, что ли?
- Ох и навязалась ты на мою голову, - ответил он и пошел сдавать книжку.
Потом он спрашивал:
- Ты знаешь закон: как хочешь, чтобы поступали с тобой, поступай с другими?
- Слышала.
- Как, по-твоему, он действует? Приведи пример.
- Ты говоришь кому-то: "Привет", - предположила я. - Он отвечает: "Привет". А если ты обзываешь его, слышишь: "Сам такой".
- Ладно, - кивнул Гелий. - Теперь скажи, когда человек относится к тебе с презреньем, это чувствуется? Если он вообще ничего не говорит?
- Ну… пожалуй, чувствуется, - согласилась я. - А почему так?
- Потому что мысли и эмоции материальны, - заявил Гелий. - И ты ощущаешь их и воспринимаешь. Некоторые умеют делать это очень хорошо. Я говорю о телепатах. Только мысли состоят из особой материи, более тонкой.
- И что же дальше?
- Мысли окружают человека, создают ему оболочку. А одноименные мысли притягиваются. Это значит, что в жизни человек чаще встречается со сходными ему людьми: злой - со злыми, добрый - с добрыми, веселый - с веселыми.
- Но я встречаюсь с разными людьми, - возразила я.
- Правильно. Я сказал: "чаще", я не говорил: "всегда". Кроме того, мыслеформы еще и летают в пространстве сами по себе. Допустим, ты человек добрый. Добрые мысли, пролетая мимо, притягиваются к тебе твоими добрыми мыслями: чем их больше, тем больше силы притяжения. А злые мысли на тебе не оседают, поскольку у тебя злых мыслей почти что нет и сила их ничтожна. Вот и получается, что, не создавая своих злых мыслей, человек защищен и от чужих. Вот помнишь, я говорил тебе о горе? Горе - тоже отрицательная мыслематерия; создавая горе, ты вредишь не только себе, но и другим, когда твои мысли отлетают от тебя и становятся самостоятельными.
- Гелий… скажи, куда ты опять направляешься? - обеспокоилась я, когда он свернул в какой-то переулок.
- В детдом. Нас же приглашали, разве ты не помнишь?
Дети, завидев Гелия, завизжали и бросились навстречу. Кто-то завопил:
- Анна Ванна! Они пришли!
- Ребята весь день вас ждали, - смеясь, сказала воспитательница.
- Давайте снова в индейцев играть! - радовались те.
- Лучше я вам сказку расскажу, - решил Гелий.
- Про что?
- А вот слушайте. - Гелий встал между двумя скамеечками, и дети расселись на них. - В одном лесу…
- Около станции Полетаево? - перебил его тонкий мальчик в очках, подпрыгнув на скамейке.
- Нет, - ответил Гелий, - на две станции ближе, возле поселка Каменского. Так вот, в этом лесу жил-был ежик. Конечно, там жил не один только ежик, но еще много других зверей. А самым главным в лесу был филин - старая и мудрая птица. Филина все слушались и уважали. Поэтому ежик всегда очень завидовал филину.
Вообще-то ежик был добродушный и веселый, поэтому его зависти никто не замечал. А она сидела в нем внутри, спрятавшись до поры до времени.
Ежик любил всем помогать. Однажды он спас маленькую птицу от змеи. А птичка оказалась феей этого леса. Она сказала: "За то, что ты спас меня, я выполню любое твое желание". Ежик очень обрадовался и закричал: "Я хочу, чтобы меня уважали и слушались, как Филина!" Тогда фея ответила: "Когда ты вырастешь и станешь умным, так и случится".
Юля вдруг сказала, прерывая сказку:
- Он не захотел ждать и учиться.
- Верно, - согласился Гелий. - Упрямый ежик топнул ногой и сказал: "Нет! Я хочу этого сейчас! Сделай меня повелителем леса!"
"Глупый ежик, - ответила фея, - ты же еще так мало знаешь".
"Пусть! - рассердился он. - Ты же обещала исполнить любое желание!" Фея вздохнула, но ей ничего не оставалось делать, ведь она обещала. И ежик стал повелителем леса.
- А куда делся филин? - спросил кто-то.
- Филин ушел на пенсию, - сказал Гелий.
- Какая же у него была пенсия? - поинтересовался тонкий мальчик.
- Восемь мышей в неделю, - ответил Гелий. - Так вот, повелителем стал ежик, и все ходили к нему за советом, но он ничего не знал, и от его советов в лесу началась сплошная неразбериха.
- А почему его не переизбрали? - удивился очкарик.
- Потому что колдовство было очень сильное, - объяснил Гелий. - Ежик хотел сделать, как лучше: он запретил змеям есть птиц и их яйца, тогда змеи стали умирать с голоду, а птиц стало ужасно много. Ежик велел птицам есть кровожадных пауков; но, когда исчезли пауки, развелось огромное количество мух и комаров, а птицы, наевшись пауков, стали болеть от их ядовитой слюны. Короче, все шло наперекосяк.
Когда Ежик увидел, что он натворил, он заплакал и позвал фею. "Верни все, что было!" - просил он. "Не могу, - ответила фея. - Разрушить всегда легче, чем создать. Для того, чтобы все стало по-прежнему, понадобятся еще долгие годы. Филин снова станет править и будет исправлять все твои ошибки".
"А что станет со мной?" - спросил ежик. "Решать зверям", - ответила фея.
- Его в тюрьму посадили, - предположил кто-то.
- Или из леса изгнали, - добавил другой.
- Его простили, - шепнула Юля. - Он же глупый был и не виноватый.
- Ты что! - возразила другая девочка. - После всего, что он сделал!
- Ну и пусть, - еще тише проговорила Юля. - Он хороший был.
- Условный срок дали, - определил тонкий мальчик.
И тогда все наперебой закричали:
- Что с ним сделали? Что?
- Его простили, - ответил Гелий, - но ему было очень стыдно, и он сам ушел из леса.
- И его больше никто не видел? - жалобно спросила одна девочка в наступившей тишине. Вместо ответа Гелий взял свой чемодан и достал оттуда что-то маленькое и шевелящееся.
- Вот он! - радостно завопил очкарик, и все принялись ежика брать и осторожно гладить по не таким уж и колючим иголкам. А Гелий начал объяснять, как этого ежа кормить, и особенно - как его любить, чтоб при этом не замучить.
Почему-то среди ребят снова не было Юли. Она стояла возле загородки и размазывала по щекам слезы.
- Чего же ты плачешь? - спросила я.
- А я плохо живу, - ответила она. - Я хочу, чтоб у меня свой собственный ежик был! Тебе этого не понять, потому что ты не бездомная! - и ушла.
Гелий нахмурился и пошел о чем-то поговорить с воспитательницей.
Когда мы возвращались, я вспоминала сказку и ребят, и мне вдруг стало смешно.
- Гелий, а что бы ты попросил на месте ежика?
- Я? Я бы ее, пожалуй, хорошенечко отчитал.
- Кого? - удивилась я.
- Фею. За недальновидность.
Глава 5. Сам себе послушник
Я встала пораньше, боясь, чтоб Гелий опять не сбежал. Но его уже не было. А чемодан стоял.
Чего он везде таскается со своим чемоданом? Что там еще есть, кроме ежиков? Мне было страсть как любопытно, неужели все необходимое для жизни может влезать в такой маленький чемодан? В общем, так вышло, что я его вертела, вертела, а потом он вдруг открылся.
В чемодане лежали ручка, бумага, расческа, зубная щетка, какая-то одежда и несколько толстых исписанных тетрадей. Я подумала, что это, может быть, выдержки из любимых книг. И заглянула внутрь.
"Сам себе послушник… Нужно заставить тело подчиняться мне. Оно гениально сработано, и все только и занимаются тем, что разрушают этот прекрасный инструмент. Но моя программа получить/отдать должна быть выполнена. Увы, пока что мне удается лишь получать".
Оказывается, это был дневник. Я положила тетрадку на место и закрыла чемодан.
Я же не знала, что это дневник!
И какой странный, совсем неясно, о чем речь! Заставить тело подчиняться… страсти какие. Чье тело, интересно знать? Тело - инструмент, наверное, это какой-нибудь прибор физический… Гениально сработанное тело - кто его сработал? И что за программу Гелий выполняет? Получает энергию из Космоса. Нигде не живет. Все успевает. Крайне подозрительно.
Из-за всего этого я опоздала в школу.
- Махнем завтра на карьеры? - подскочили ко мне на переменке Галка с Женькой.
- Давайте, - ответила я. - А Гелия с собой захватить можно?
- Захватить-то можно, - сказал Женька, - но как ты его понесешь? Или ты захват особый знаешь?
Женька вечно дурачился.
На этот раз у Гелия не было работы на дому. Он сразу сказал, как только я появилась во дворе:
- Пошли в детдом. Я договорился с воспитательницей, чтоб она разрешила сегодня взять с собой Юльку.
- Куда взять? - не поняла я.
- Куда, куда! Ты не заметила, что она везде выставляет напоказ свою "бездомность"? Я ее хочу отучить ныть.
В этот момент, воодушевленный какой-то своей идеей, он стал смешным, как совсем маленький мальчишка. Это потому, подумала я, что дети часто бывают такими, а взрослые обычно вялые, холодно-расчетливые или, на крайний случай, деятельные, но тоже скорей не оживленные, а просто задерганные.
Короче, мы отправились за Юлей. Мы шли, а мне понемногу стало стыдно, а потом очень стыдно, а потом я остановилась.
- Ты чего? - спросил Гелий.
- Я залезла в твой чемодан, - угрюмо сказала я.
- Так, - кивнул он. - И?
- И в твой дневник. В свое оправдание мне сказать нечего.
- Ну, а мне тем более, - сказал Гелий. - И?
- Прости.
- Что еще остается, - ответил он. - Ты мне не веришь, что ли?
- Да нет, ты не думай, я всего три строчки только… мне очень хотелось узнать, что у тебя в чемодане.
- Спросила бы, я бы тебе дал все что хочешь, - грустно сказал он. - Идем, надо успеть.
Некоторое время мы шли молча.
- Гелий…
- Ну?
- Что такое программа получить-отдать?
- Это в смысле сначала учишься чему-то, потом это дальше в мир отдаешь, - нехотя ответил он. - Ведь не ради себя одного совершенствуешься, а для всех.
- А почему ты назвал тело инструментом? Это про что? И как его все разрушают?
- Инструментом… Вот я уже рассказывал тебе, что верю в жизнь после смерти. Дух воплощается на Земле или где-нибудь еще много раз. Сейчас мой дух использует мое тело, чтобы общаться здесь и совершенствоваться. А разрушают наше тело неправильное питание, например, или неправильный образ жизни.
- Ты подразумеваешь всяких алкокуриков? - уточнила я.
- Алкоголь, наркотики - о них вообще речь не идет, - возразил Гелий. - Это азбучная истина. Я говорю, например, о пирожках с мясом. Уже тысячи исследований доказали, что мясо организму ни к чему, а мы его все едим. А режим дня? Сколько людей, особенно молодежь, ложатся спать уже после полуночи, а утром еле встают. Почему не посмотреть на солнце, которое всем живым существам отсчитывает биологические часы? Нет, надо идти наперекор природе, ломать, коверкать и перегружать свой собственный организм!
- Тише, тише! Слушай, так что ж ты вчера ел у нас макароны по-флотски, если мясо вредно?
- Потому что мне не приходится выбирать, - ответил он. - Но когда-нибудь я, наверное, перестану бродяжничать, и тогда заживу, как говорится, по-человечески…
- Когда? - сразу же полюбопытствовала я.
Гелий пожал плечами.
В детдоме он показал ребятам фокусы, попускал пузыри, а потом спросил у Юли, хочет ли она покататься на аттракционах. Та изъявила бурное согласие, и мы отправились в детский парк.
Гелий покупал билеты на все подряд аттракционы, и в ответ на мое напоминание о том, что средства у него далеко не лишние, он только сказал:
- Деньги мои, куда хочу, туда трачу.
Юля каталась вверх, вниз, влево, вправо и по спирали, пока ей не наскучило. За это время я, сопровождая ее, уже еле держалась на ногах.
- Пойдем отсюда, - попросила Юля. - Мне тут надоело.
- Мне нужно зайти в кое-какое место по пути обратно, - сказал Гелий. - Вы не составите мне компанию?
Разумеется, мы согласились. Гелий привел нас в интернат для детей-инвалидов. Он собирался написать в газету статью об этом заведении. О безногом мальчике, который писал музыку, о девочке с параличом, которая рисовала картины единственной функционирующей рукой, о другой девочке, горбатой и глухонемой, которая шила мягкие и добрые игрушки… Всем им было не больше десяти.
- Это несчастная девочка, - представил им Гелий Юлю, - у нее нет родителей.
Ребята подходили к ней или подкатывались на тележках и утешали. Когда к ней приблизилась, неумело протягивая вперед изогнутую ручку, хромая девочка лет четырех, она вдруг повернулась и выбежала на улицу.
Мы нашли Юлю в палисаднике.
- Что же ты убежала? - спросил Гелий.
- Меня напугала хромая, - ответила она.
- А-а, это та девочка, которая лепит из глины? У нее такие добрые глаза… Постой, где это ты поцарапалась?
- Я… пыталась ходить на одной ноге, - не сразу сказала Юля. - И наткнулась на куст. Это очень неудобно - так ходить, - она немного помолчала и добавила:
- Почему они меня жалеют? Им живется хуже, чем мне. У них нет рук, нет ног…
- Ну и что же, что нет, - возразил он. - Они умеют радоваться тому, что у них есть. А ты не умеешь.
Она сердито глядела на Гелия и молчала.
- Идем, - я погладила ее по голове. А она прижалась ко мне и сказала:
- Ну можно… ну можно ты хотя бы понарошку будешь мне мама? Ну хотя бы вечером по воскресеньям? Можно?
Гелий за ее спиной предостерегающе замотал головой и замахал руками. Но я сказала:
- Можно. По воскресеньям утром обязательно, а в другие дни как получится. Только ты накрепко помни, что понарошку, потому что мне лет мало и мне тебя ни по какому закону не отдадут.
- Я понимаю, мама, - шепнула она. И больше уже не отцеплялась от моей ладони.
Пока я объяснялась в детдоме с воспитательницей, Гелий ждал за оградой. Я вышла, и он сказал, еле сдерживаясь:
- Мамаша, вы бы хоть предупреждали! Ты вообще представляешь, что тут произойдет, если ты в какое-нибудь воскресенье не явишься? Это вообще… я не знаю что такое! Ты бы хоть… ты бы хоть со мной сначала посоветовалась!
Какое любопытное заявление!..
- А почему я должна с тобой советоваться? - улыбнулась я.
- Нипочему! Маленькая ты еще для мамы! Тебя саму еще воспитывать и воспитывать.
- Может быть. Но когда я буду большая, мне будет некогда, - ответила я.
Глава 6. Один на один
Я люблю, когда мы вместе ходим на карьеры. Павел берет гитару, и мы разговариваем, поем песни, просто молчим, слушая тишину… Да чего там объяснять - все, наверное, знают, как хорошо бывает посидеть в лесу с друзьями.
Гелий согласился пойти с нами. Выглядел он в тот день неважно: был какой-то хмурый и неразговорчивый.
- Что стряслось? - спросила я.
- Если ты хочешь совершенствоваться, нельзя себе потакать, - сказал он. - Но иногда бывает очень трудно выявить, в чем заключается это потакание. Например, когда человек нарочно не ложится спать в новогоднюю ночь, хотя ему хочется спать, и когда человек засыпает днем, если ему хочется спать, - все это потакание. Вот, допустим, я хочу спать. Что мне делать? Какое решение правильное?
- Лучше вечером ложись пораньше, - посоветовала я.
- Да это я ассоциации высказываю, - возразил он. - У меня другая проблема.
- Хмуриться и говорить о проблемах - наверняка потакание себе, - пожала плечами я.
- Ладно, - кивнул он и принялся улыбаться: сначала пластилиновой улыбкой, а потом и на самом деле забыл о своих дилеммах.
На квартире у Галки нас уже ждали остальные, и мы все вместе отправились в лес.
- У нас завтра открытый урок по химии, - делился Женька.
- А у нас с Павкой контрольная по геометрии! - Райка сморщила нос. - Терпеть ее не могу!
- Но ведь мы изучаем необходимую для всех базу, - возразил Павел.
- Необходимую! - передразнила Райка. - Это уж точно, не обойдешь, не объедешь! Пирамида и производная от ее сечения. Кроме того, я еще хожу на лекции по комплексным числам.
- А зачем? - изумился Женька.
- Зачем-зачем, - сказала она. - Тем, кто ходит на лекции, делают всякие поблажки и к доске вызывают реже, разве не знаешь?
Гелий усмехнулся. Все поглядели на него, но он больше ничего не произнес.
Когда мы пришли на наше обычное место и расселись, Гелий сказал:
- Вот насчет лекций по комплексным числам и прочего. Мне однажды в поезде вопрос задали, вроде теста, он мне сейчас вспомнился. Представь, говорят, что тебе осталось три года до смерти, от которой никак не спастись. Как ты будешь жить? Вот вы бы что ответили?
- Я бы так просто не сдалась, - первая сказала Галка. - Я бы ходила по врачам, искала возможности выжить…
- Твоя смерть, как я сказал, неизбежна, никто тебя не спасет, - перебил Гелий.
- Фу, я не хочу на такие темы думать, - сказала тогда Галка.
- Нет ничего противнее, чем знать, когда ты умрешь, - высказал свое мнение Женька. - Неизбежность - хуже всего. Я, наверное, месяц рыдал и жалел себя, а потом бы… а потом бы разозлился, бросил школу и пошел бы делать, что я люблю! Я бы занимался танцами и выступал, вот бы что я делал!
- А я бы ни дня не рыдала, а сразу стала бы жить в свое удовольствие, - начала Райка. - В школу бы тоже не ходила и не училась, а только ела бы мороженое, плясала на дискотеках и развлекалась на всех аттракционах Луна-парка.
- А ты, Павел? - спросил Гелий. Павлик поправил очки на переносице и сказал:
- Три года! Для науки маловато. Надо успеть хоть как-то оставить след. Помогать людям и всякое такое.
- Ладно, - кивнул Гелий. - Это хорошо. А что ты скажешь, Ольга?
- Составила бы список целей, - ответила я. - И выбрала бы самые важные.
А про себя подумала: "И вообще, это зависит от того, чем будешь ты эти три года заниматься".
- Так вот, мне тогда сказали: чтобы жить без противоречий с собой, надо жить так, как бы ты жил за три года до смерти, - заявил Гелий. - Правда, Райка думает только о себе, и мне это не симпатично… но, тем не менее, живи она так, она была бы довольна. Только я подозреваю, что ей бы это вскоре надоело. Я вчера Юльку катал, катал на аттракционах, так она сама оттуда запросилась.
- Какую Юльку? - сразу заинтересовалась Райка.
- Неважно, - сказала я. - Гелий, а ты бы сам что делал? Если б три года?
- Я не знаю, - грустно ответил он. - Павлик, дай, что ли, гитару…
И запел что-то незнакомое, мне запомнилось только:
"Степь - это тихие песни костров,
Степь - затаенные птиц голоса,
Это дыханье свободных ветров,
Степь - это ночи большие глаза…"
- Сам сочинил, - утвердительно спросил под конец Павлик. Гелий кивнул.
- Здорово, - улыбнулась Райка. - А еще?