- Смеяться нечего, - поддержал сына Кремень, - его всему можно обучить. Разве забыли, как наш Громобой помогал людям Беловолосого заминировать подходы к мосту у католического монастыря?
Когда всех плененных животных свели в одно место - на поляну вблизи ручья, охотники приступили к постройке загона для них. Однако люди успели только свалить несколько стволов, как между деревьями показался запыхавшийся от бега младший брат Большого Ветра - гонец из деревни.
- Что случилось? - окружили его охотники.
- Чинь Данг сидит у старейшины в доме и дожидается Кремня. Важное дело у них для него…
Большой Ветер и Кремень молча переглянулись.
- Что ж, пошли, сынок, вместе, - сказал Кремень Олененку и, кивнув Большому Ветру, добавил: - Если сам не возвращусь, сына пришлю.
КОГДА ПАНТЕРА ПРИХОДИТ В ГОСТИ К ОЛЕНЮ
Старик Муй - старейшина селения мыонгов Светлые Родники - знал, что, если пантера приходит к оленю с подарками, едва ли у нее добрые намерения. К чему, в самом деле, баодаевский офицер Чинь Данг, по прозванию Криволапый Шакал, принес ему сегодня два куска разноцветной ткани и коробку душистого чужеземного табака?
Худое, скуластое лицо старейшины, покрытое густой сеткой морщин, было непроницаемо, но сердце билось тревожно. Произнося слова приветствия, Муй внимательно всматривался в лицо гостя узкими, слезящимися глазами. Что нужно ему?
Много, очень много лет знал старейшина Чинь Данга и его старшего брата, Чинь Вана, - помещика из селения Долга. О братьях в селении говорили, что хорошего дела за ними не найдется, а плохое без них не обойдется. За последние годы Чини особенно возвысились. Оба усердно прислуживали чужеземцам, и те покровительствовали им. А ведь известно, что белые даром ничего не дают!
В комнату неслышно вошла младшая дочь Муя. Девушка была в яркой саронге на шее, красиво гармонируя с матовой кожей, блестело стеклянное ожерелье, в ушах такие же серьги, на запястьях рук и ног - медные браслеты. Молчаливо поклонившись гостю, девушка поставила перед ним кувшин, наглухо замазанный глиной, откупорила его, влила в него из двух буйволовых рогов воду и сунула внутрь две длинные с металлическими наконечниками бамбуковые трубки. Засыпанный неделю назад в сосуд специально приготовленный сладкий рис, растворенный сейчас водой, давал приятное на вкус вино.
Муй уже успел расспросить Чинь Данга, как этого требовал долг гостеприимства, о его здоровье, благополучии семьи и теперь, поглядывая на маленькое, остро вытянутое лицо, ждал, когда гость заговорит. Но баодаевец не спешил. Громко причмокивая, он неторопливо сосал через трубку рисовое вино.
Между тем Муй продолжал думать над тем, что привело к нему Чинь Данга и почему его солдаты окружили мирное селение охотников и никого из него не выпускают.
Скорее всего, решил он про себя, баодаевец опять явился за молодыми, крепкими мыонгами, чтобы чинить дороги, валить лес, возить камень.
Ведь не проходит недели, чтобы чужеземцы не забирали людей на работы. Из-за этого и жить становится невыносимо: все.приходит в запустение, некому охотиться, некому выжигать лес, готовить новые поля под посевы риса и маниоки.
Старейшина тяжело вздохнул. Придет ли когда-нибудь этому конец? Если французам и баодаевцам нужна еда, они приходят, когда им заблагорассудится, в селение и хватают кур, свиней, забирают корзины с рисом и пшеном. Им требуются солдаты - они разлучают мыонгов с родителями, женами п детьми. Чужеземцам нужны рабочие - они сгоняют здоровых мужчин, женщин, подростков на перевозку камней, ремонт дорог. А сколько угнанных французами мыонгов не вернулось домой! Сопротивляться чужеземцам?… И отец Муя, и дед его, помнится, говорили, что это так же бессмысленно, как пытаться выловить отражение луны из речной воды…
Когда-то белые не осмеливались приходить в их горы. Мыонги п другие охотничьи племена были хозяевами этих меси" Но впоследствии здесь появились солдаты-чужеземцы, за ними - миссионеры, которые старались убедить охотников в том, что их старые боги никуда не годны, и навязывали им свою веру. Все это можно было еще стерпеть, если бы белые не стали вводить в горах свои порядки: жечь и грабить, разорять поля и насильно угонять людей на плантации.
Чего только не делали жители гор и лесов, чтобы обезопасить себя от чужеземцев: и глубокими рвами окружали селения, и расставляли на тропах, ведущих в горы, деревянные фигуры своих самых грозных богов, и даже переселялись целыми племенами в более отдаленные глухие места. Пробовали сопротивляться белым при помощи фитильных ружей и отравленных стрел. Но французские солдаты сжигали после этого целые деревни. Эти люди жестоки, коварны, хитры и расчетливы.
Жаловаться на них? Но кому, если они хозяева и на их стороне сила?
И все же такие охотники, как Кремень, Большой Ветер и молодежь, которая в последние годы больше слушает их, чем даже его, старейшину племени, считают, что против белых насильников нужно по-прежнему бороться…
Размышления Муя были прерваны вошедшим солдатом. Даже не взглянув в сторону хозяина дома, он наклонился к Чипь Дангу и что-то зашептал.
- Уже поздно. Скажи Лу, что останемся на ночь в селении, - бросил ему Чинь Данг. - Пусть костры подготовит. Иди!
Муй недоумевающе взглянул на гостя. Это не ускользнуло от быстрого, как у рыси, взгляда баодаевца. Он привстал с циновки и, чуть припадая на левую ногу, зашагал по мягко прогибающемуся под ногами бамбуковому полу.
- Старейшина, - сказал баодаевец, - наверно, не догадывается, зачем я пожаловал к нему?
Муй вопросительно взглянул на гостя.
Чинь Данг обнажил в улыбке свои черные от жевания бетеля зубы.
- Мне нужен проводник. Я слышал, что твой охотник Кремень лучше всех знает джунгли. Верно это?
Муй молча кивнул головой.
- Я жду, что скажет старейшина.
Старик, словно для того, чтобы выиграть время,' стал откашливаться.
- В джунгли сейчас опасно идти, - уклончиво па-чал он. - Пришельцев на каждом шагу там подстерегает смерть. Пусть Чинь Данг подумает об этом.
- Каких пришельцев?
- Тех, кто не живет в джунглях.
В глазах Чинь Данга блеснули злые искорки.
- Ты стал многословен, как старуха. Зови-ка лучше Кремня! Я с ним скорее договорюсь о деле.
- Я пошлю за ним, но уважаемый Чинь Данг не знает этого охотника. Не пойдет он проводником.
- Зови! Французы хорошо заплатят ему.
- Кремень тверд…
Чинь Данг пренебрежительно махнул рукой:
- Огонь и железо гнет… А ты, старик, если только добра желаешь своим соплеменникам, прикажи ему идти с нами. Запомни мои слова!…
Прошло немного времени, и в проеме дверей внезапно возникла широкоплечая, жилистая фигура охотника. Отвесив поклон Мую, он тихо сказал:
- Ты звал меня, отец? Я явился.
- Присаживайся к нам, Кремень. Послушай, что скажет тебе Чинь Данг.
Но мыонг, чуть приблизившись к столу, продолжал выжидающе стоять.
- Садись рядом со мной, Кремень, - приветливо улыбнулся ему баодаевец и, указывая на коробку с бетелем, добавил: - Хозяин угощает нас.
Бери! Шуя бетель, поверяешь друг другу сердечные тайны!
Кремень присел и, отказавшись от бетеля, закурил.
- Какие у охотника тайны! - уклончиво сказал он.- Одни только и мысли у него, чтобы дичь подбить и семью накормить… Так ведь, отец?
Муй в знак согласия молча наклонил голову.
Вытащив из тростниковой коробки сочный, острый на вкус, светло-зеленый лист бетеля, гость положил на него кусочек кислого плода арековой пальмы, капнул сверху гашеной известью из бамбуковой трубки и, свернув, сунул жвачку в рот.
На лице Чинь Данга появилось выражение благодушия, в уголках губ запузырился красный, как кровь, сок. Прищурив глаза, он жевал, не спуская глаз с охотника.
Он много слышал о его смелости и охотничьем искусстве, но видел его впервые. У Кремня было открытое, мужественное лицо, каждая черточка которого дышала спокойствием, силой и упорством. Он был одет в черные холщовые штаны, куртку, сшитую из выдубленных кусков древесной коры, с открытым воротом, затейливо обшитым цветными нитками. Волосы его были коротко подстрижены. Мускулистую шею охотника охватывало ожерелье из зубов тигра.
- Кремень, - доверительно сказал Чинь Данг, положив руку на плечо охотника, - меня прислали за тобой из Донг-Тоа. Ты должен нам помочь в одном деле. И мы тебе очень хорошо заплатим.
- А что это за дело? - насторожился мыонг.
Чинь Данг испытующе уставился на Кремня:
- Ты должен будешь проводить нас к озеру Черного Дракона, но только с юга…
От баодаевца не ускользнуло, что при этих словах что-то дрогнуло на лице охотника. Но он тут же овладел собой и вопросительно взглянул широко посаженными глазами на старейшину. Старик, казалось, дремал, опустив голову на грудь.
- Мы очень хорошо вознаградим тебя за услугу, - повторил Чинь Данг. - Если захочешь - пиастрами, а пожелаешь - солью, табаком, рисом. Ну, как?
Кремень неторопливо повернул к гостю неподвижное лицо и тихо, но твердо произнес:
- Я не пойду к озеру Черного Дракона.
- Подумай, прежде чем ответить! - В голосе гостя прозвучали жесткие нотки. - Почему не пойдешь?
- У каждого охотника своя тропа. У озера Черного Дракона Кремню не на кого охотиться, Чинь Данг!
- Ты знаешь меня? - удивился гость.
- Тебя многие знают! - Кремень прямо взглянул в глаза баодаевцу.
- Ну что ж, - усмехнулся Чинь Данг, - пожалуй, это даже лучше. Не придется тебе рассказывать, что я умею делать. Может быть, все-таки согласишься, Кремень?
Но мыопг отрицательно покачал головой:
- Незачем мне идти к озеру Черного Дракона. И тебе не советую, Чинь Данг!
Баодаевец вдруг резко поднялся и, прихрамывая, зашагал по комнате.
Лицо его нахмурилось, глаза сузились, как у рыси перед прыжком.
- А что ты скажешь, если Чинь Данг нарушит спокойствие и благополучие твоей семьи и всего селения мыонгов?
При этих словах вздрогнул, словно внезапно проснулся, старый Муй. Он тревожным взглядом окинул беседующих и тихо, но твердо проговорил:
- Ты пойдешь проводником, Кремепь! Разве тебе не дорого благополучие твоих соплеменников?
Опустив голову на грудь, охотник долго молчал. Баодаевец и старейшина попыхивали трубками и выжидающе глядели на него. Когда охотник наконец поднял голову, на лице его ничего нельзя было прочесть. Он посмотрел долгим взглядом в глаза Мую и произнес:
- Согласен. Но вы мне заплатите!…
Баодаевский офицер вскочил, не в силах сдержать радости, и положил руку на плечо охотника:
- Вот это хорошо! Мы заплатим! Мы не обидим тебя, Кремень!
Кремень молча поклонился.
Когда охотник ушел, старик сказал:
- То, что Чинь Данг просил, сделано. Не прикажешь пи ты теперь увести своих солдат? Ведь люди не могут выйти из селения.
- Я приказал ничего не трогать в домах мыонгов.
Разве этого мало? - спросил баодаевец. - Завтра вместе с Кремнем мы уйдем отсюда.
Муй чуть наклонил голову.
- Но я еще не все сказал, старейшина, - продолжал Чинь Данг. - На дни похода ты мне дашь еще сорок носильщиков. Поклажу через лес потащат…
- Подумай, о чем ты говоришь, Чинь Данг! - взмолился Муй. - Разве забыл про те двадцать человек, которых взял из нашего селения? Ведь больше года прошло, а они не возвратились… Родители, дети, жены плачут по ним, как по мертвым. А может быть, они и мертвы? А ты опять новых требуешь…
- Остановись, Муй! - грубо прервал старейшину Чинь Данг. - Ты стареешь и становишься не в меру болтлив. Разве тебе неясно, что я сказал?
Сорок здоровых парней!
- Сорок мыонгов! Пожалей нас!… - Старый Муй воздел руки к небу.
Сорок мыонгов! Половину из них заранее можно считать мертвыми. Они не возвратятся, так как чужеземцы очень жестоко обращаются с ними, не считают их за людей. А тех, кто выдержит трудную дорогу, чужеземцы все равно заберут к себе и зачислят в солдаты. Но что делать? Что он, Муй, может сделать?!
Расхаживая по комнате, Чинь Даиг еще о чем-то говорил, но старик не слышал его. Он думал о том, что, будь у него сейчас в руках сила молодости, он бросился бы на этого человека с рысьими глазами и с наслаждением задушил его.
Олененок нетерпеливо поджидал отца на краю поселка. Увидав мальчика, Кремень огляделся по сторонам к тихо сказал ему:
- Сейчас же незаметно выскользни из селения и спустись в долину.
Помнишь, где живет старик Мин?
- Помню, отец.
- Скажешь ему только: "Змеи ползут к озеру Черного Дракона с юга".
Кремень наклонился к уху мальчика и что-то быстро зашептал. А когда тот уже уходил, тихо добавил:
- Не знаю, когда мы встретимся, сын, но запомни: пока меня не будет, слушайся во всем Большого Ветра, как отца.
НОЧНЫЕ ГОСТИ
Железный Бамбук проснулся среди ночи от неясных, идущих со стороны двора шорохов. Как бы ни набегался мальчик за день, сон его всегда был чуток. "Не четвероногий ли это вор крадется за поросенком или курами?" - подумал он и стал прислушиваться.
Вот ветер зашуршал но кровле дома и напомнил Железному Бамбуку, что уже давно пора нарезать свежих листьев пальмы, чтобы вместе с отцом заново перекрыть крышу. Мать давно с укором напоминала им об этом: "В доме двое мужчин, а крышу привести в порядок некому. Что ж, если тебе не стыдно перед соседями, я сама это сделаю, когда приеду". Но отец только рассмеялся и сказал: "Не сердись, мать, к твоему приезду крыша обязательно будет зеленой!" Только выполнит ли он свое обещание, если в последнее время ему и поесть некогда?
Вдруг у самых дверей явственно послышались шаги и кто-то тихо постучал - четыре раза через равные промежутки времени. Свои! Отец Железного Бамбука вскочил с постели и бесшумно открыл легкую бамбуковую дверь.
- Ванг! - обрадованно шепнул он. - Входи, брат.
- Кто ж еще притащится в такую тьму, помоги нам руки и ноги! - послышалось со двора. - Только я пе один. Погляди, кто со мной!
- Тан, зажигай огонь! - обратился к сыну Нгуен.
Отец, пожалуй, был единственным чоловеком, который звал мальчика по имени. Даже мать называла его не иначе, как Железный Бамбук, - кличка, которую он получил, когда был тяжело болен '.
Вспыхнул светильник - скрученный из хлопка фитилек, плавающий в плошке с бобовым маслом. И в его желтоватом свете можно было хорошо разглядеть вошедших.
Это были бродячий кузнец Ши и любимец ребят Ванг, коренастый, с широким загорелым лицом; под густыми, сурово сдвинутыми бровями светились ласковые, проницательные глаза.
- Здравствуй, сынок! - Ванг дружески обнял мальчика и, заговорщически подмигнув ему, шепотом спросил: - Воюешь, помоги нам руки и ноги?
Железный Бамбук смущенно улыбнулся и кивнул в сторону отца:
- Не дает воевать, дядя Ванг.
- Как бы не так, - сказал Нгуен. - Они тут с приятелями без меня такое дело сделали! Поругать бы, по правде, следовало, да пришлось похвалить…
И Нгуен, не в силах побороть отцовскую гордость за сына, подробно рассказал Вангу о спасении приготовленного для партизан риса.
- Вот это партизаны! - восторгались гости. - Натянули нос французам!
- Что же это мы, отец, гостей разговорами угощаем? - солидно проговорил Железный Бамбук, почувствовав себя взрослым после такой похвалы.
- Верно, сынок. Раздуй-ка огонь да приготовь нам рису и чаю. А мы пока поговорим о делах.
Железный Бамбук присел у очага - несколько сложенных в ряд на земляном полу камней - и стал складывать пирамиду из заранее высушенных для костра щепок.
- Долго к нам пробирался, брат?- спросил Нгуен, усаживаясь рядом с гостем и раскрыв перед ним коробку с табаком.
- Собак ищеек много бродит сейчас вокруг наших деревень, - усмехнулся Ванг, закуривая. - Кто же из них, помоги нам руки и ноги, меня в лицо не знает? Пришлось полдня в зарослях отсиживаться.
Насквозь промок…
- Сейчас согреешься, поедим и чаю попьем… Потом и отоспишься.
- Спасибо, брат. От еды и чая не откажусь, а прежде чем поспать, дело надо решить…
- За едой расскажешь и о деле.
На камнях весело запылал огонь.
Гость огляделся. В доме, казалось, ничего не изменилось со времени его последнего посещения.
У западной стены по-прежнему лежали аккуратно свернутые циновки и одеяла. Ближе ко входу стояла большая глиняная корчага с водой и несколько длинных бамбуковых ведер. В углу висела на крепких витых шнурках полочка - алтарь предков; на ней стояла глиняная чашка, наполненная пеплом от сгоревших поминальных свечей, лежал свиток бумаги с записанными в нем именами умерших предков и близких деревенского кузнеца. Ванг знал, что последним в этот список был занесен младший брат Нгуена - Сон, взорвавший склад боеприпасов врагов. В дни поминовения умерших Нгуен, обращаясь к покойным душам, первым теперь называл пе далекого прадеда, а младшего брата, Сона, отдавшего молодую жизнь за счастье родины.
Как и раньше, под алтарем на грубо сколоченном столике стояла домашняя утварь: глиняные чашки и кувшины, знакомый чайник с нарисованными на нем аистами, тарелки, несколько фарфоровых ложек и палочки для еды.
Под стропилами крыши висело несколько мешочков с рисом, тщательно обернутых листьями веерной пальмы, связки сушеного лука, чеснока и красного перца.
Железный Бамбук между тем уже подвесил к металлической треноге над огнем черный закопченный котелок с водой для чая, после этого он промыл в деревянной бадейке рис, отыскал в темном углу выдолбленную тыкву, наполненную солью…
Занятый приготовлением еды, мальчик старался ничего не пропустить из того, о чем беседовали взрослые. Время от времени украдкой он бросал на гостя восхищенные взгляды. Все, что касалось этого человека, всегда привлекало внимание Железного Бамбука, нередко служило темой его бесед со своими сверстниками.
Еще отец рассказывал Железному Бамбуку о том, что Ванг с первых дней оккупации французами района Желтой Протоки со всей семьей - женой и четырьмя сыновьями - ушел в джунгли к Беловолосому. Два старших сына впоследствии стали командирами отрядов, третий погиб, а четвертый - самый молодой - работал в партизанском лагере по ремонту оружия.
Нашлось дело и для жены Ванга в полевом госпитале. Что касается самого Ванга, то он чаще выполнял отдельные важные поручения Беловолосого, главным образом по обеспечению партизан боеприпасами и продовольствием. Если рисом и овощами тайком снабжало народных мстителей само население, то с боеприпасами обстояло сложнее. Их приходилось силой, а иногда и хитростью добывать у врага.
Так, однажды Ванг с товарищем в ожидании темноты лежали в зарослях у дороги. Вблизи внезапно остановилась военная, доверху наполненная ящиками автомашина, у которой что-то разладилось в двигателе. Пока водитель устранял повреждение, четверо солдат охраны, спасаясь от зноя, заползли под кузов в тень.
Судя по разговору, который они вели между собой, в машину были погружены боеприпасы. Мгновенно у Ванга созрело дерзкое решение: обезоружить охрану и увезти боеприпасы.