Мельник оглядел себя, будто голубь, когда охорашивается, и небрежно бросил:
- Это всякий может сказать.
- Тогда смотри, - сказал Румцайс. Ухватил он мельничное колесо за спицы и остановил мельницу. - Вот. И пока не вернёшь Команеку пшеницу, не смелешь ни зёрнышка.
Мельник выслушал его и насмешливо заметил:
- Ты отпустишь это колесо.
- Не отпущу.
- А вот и отпустишь, - повторил мельник, кликнул кого-то, и на галерею вышла его дочь.
Девушка, выращенная на белых булочках да румяных яблочках, была очень хороша собой. Она оперлась о столб и улыбнулась Румцайсу. И ещё раз улыбнулась. Улыбалась и улыбалась. Румцайс попробовал отвести глаза в сторону, да ничего не вышло, и он снова уставился на Мельникову дочку. Мельничное колесо вырвалось у него из рук, и Румцайс вздохнул:
- Твоя взяла.
А Маня всё это время сидела у криницы возле пещеры и начищала тряпочкой медные гвоздики на подаренной шарманке. Вдруг из криницы выпрыгнул лягушонок и говорит:
- Поспеши с шарманкой на верхнюю мельницу!
- Что такое?
- Беги скорей!
Маня схватила шарманку и побежала. Прибежала на мельницу и всё увидала.
Так вот что вы задумали против моего Румцайса! - воскликнула Маня и завела шарманку - стала крутить ручку в обратную сторону.
Что тут началось! Всё пошло наоборот: мука из мешков посыпалась назад в жернова, превращаясь в зерно. И так мешок за мешком. Когда остался один мешок муки, Румцайс крикнул:
- Хватит, Маня!
Маня остановила шарманку, Румцайс взвалил полный мешок на спину, и они отнесли его на берег Команеку.
Мельник выбежал на галерею, грозил Румцайсу, стращал его, тряс мукой из рукавов:
- Ну, постой, Румцайс! Скоро твоим проделкам наступит конец! Прошёл слух, что его светлость князь пожаловался государю-императору в Вену и император на тебя осерчал!
Но Румцайс до того смеялся, вспоминая про случившееся на мельнице, что прослушал эту угрозу.
Как Циписек родился
В один прекрасный день Маня вышла из пещеры и говорит:
- Румцайс, у нас родился сынок, мы назовём его Циписек.
- В честь такого светлого события я дам салют из пистолета! - воскликнул обрадованный Румцайс.
Зарядил он пистолет жёлудем и так грохнул, что гром выстрела донёсся до самого города Ичина.
- А теперь я погляжу на нашего сыночка.
Циписек лежал в колыбельке, выдолбленной из еловой колоды - ель ведь мягче дуба и к тому же приятнее на ощупь. Под головкой у него была подушечка из мха, а накрыт он был лопуховым листом.
- Знаешь, Маня, я сошью ему ботиночки, - решил Румцайс.
Маня спросила, в своём ли он уме.
- Ведь Циписек раньше, чем через год, не начнёт ходить.
- Этот парень пойдёт через неделю, если считать от воскресенья, гордо возразил Румцайс.
- Похвалялась синица море спалить, - улыбнулась Маня и пошла в лес к пчёлам, попросить у них воска натирать Циписека после купанья.
А Румцайс принялся шить ботиночки. Он не забыл своего прежнего сапожницкого ремесла, быстро и ловко сшил их из молодой грабовой коры и украсил яркими пёрышками сойки.
Надел он ботиночки Циписеку, заботливо накрыл его лопуховым листом и пошёл поискать кленовой коры на курточку и буковой - на штанишки.
Ходил он, ходил от дерева к дереву и всё не мог найти подходящей. Он углубился далеко в лес и вдруг услышал, что Маня зовёт его:
- Где ты там с Циписеком гуляешь? Положи его назад в колыбельку!
Румцайс побежал к пещере и на бегу крикнул ей:
- Я бы рад положить Циписека назад, да только не уносил я его!
Маня подняла лопуховый лист в пустой колыбельке, перевернула его, повернула так и эдак и заплакала:
- Видно, его ястреб утащил. Или лисица. А может, барсук приходил. Или ворона украла.
Румцайс молча сидел на пне и заряжал пистолет самым крепким жёлудем, какой нашёлся у него в кармане.
- Кто его взял, тот его и вернёт.
Зарядил он пистолет, прижал бороду, чтоб уши ему не закрывала, и прислушался - не плачет ли где Циписек в лесу.
Справа жужжали пчёлы и посапывал барсук, слева цокали оленьи копытца и топали заячьи лапки. Сзади ничего не было слышно - так тихо там ходили лисы. Над головой шуршали крыльями ястребы и вороны, но так беззаботно, что сразу было ясно: у вороны и у ястреба совесть чиста. Всё это слышал Румцайс левым ухом. Правым ухом он услышал, как далеко за порубкой кто-то щёлкает орешки.
- Многое я слышу, - произнёс он. - Но всё это не наш Циписек.
Погладил он ласково Маню по щеке и лёгким разбойничьим шагом стал вдоль и поперёк прочесывать Ржаголецкий лес, Циписека искать. Острым взглядом проглядывал он каждый тёмный уголок. Нигде ничего. Слышно только, как за лесосекой кто-то щёлкает орешки. Румцайс перешёл через просеку и углубился в сосняк. Вдруг на голову ему упала скорлупа от ореха. Смотрит Румцайс: в дупле сосны сидит белка с тремя бельчатами. И Циписек с ними, разгрызает орехи и кормит белку и бельчат.
Румцайс пригладил брови и нацелил на белку пистолет, заряженный жёлудем.
- Так это ты украла нашего Циписека!
- Я? - удивилась белка. - Он сам пришёл. Прибежал по дорожке и взобрался к нам сюда.
Залез Румцайс на дерево и убедился, что белка сказала правду: у Циписека на его первых ботиночках подошва почти совсем была сношена.
- Он пришёл сам, - повторила белка. - Я-то уж устала чистить орехи, вот Циписек и взялся мне помогать.
Румцайса охватила такая гордость за Циписека, что ему пришлось трижды выстрелить из пистолета.
Первый выстрел - чтоб Маня знала: Циписек нашёлся.
Второй - чтоб Маня догадалась: Циписек сносил первые ботиночки.
А третий раз он выстрелил просто так, от радости.
Как стало ясно, что у Циписека доброе сердце
На другой же день Румцайс сшил Циписеку крепкие башмачки, уже не из коры, а из ласочьей кожи. Обул он их Циписеку и говорит:
- Хватит тебе лежать в колыбельке, будешь мне помогать.
Маня на скорую руку сшила Циписеку кленовую курточку и буковые штанишки. На голову надела ему сосновую шляпку с живыми цветами. И послали его в лес, чтоб он там огляделся малость. Разбойничьего сыночка за ручку не водят, он всё сам делает.
Когда Циписек затерялся среди деревьев. Румцайс сказал Мане:
- Жди его дома, а я схожу в Ичин.
Пришёл Румцайс в Ичин и услышал на базарной площади ужасный крик. Стоит у фонтана посреди площади смотритель княжеских прудов, рыбник Котя, и кричит на лудильщика Гамишека, что тот у него из пруда украл карпа.
- …Огромного карпа, толстого, будто бочонок! - кричал Котя, покраснев, как малина.
- Не брал я его! - отпирался Гамишек, и тоже довольно громко.
Румцайс задумался и спрашивает у Коти:
- Не шуми, а лучше объясни, сколько у тебя осталось к пруду карпов без того, что, как ты говоришь, выловил Гамишек?
- Почём я знаю? - разоряется Котя.
- С чего же ты взял, что одного тебе не хватает? - заметил Румцайс и собрался идти дальше.
Только это Котю не успокоило, а ещё больше раззадорило - как это, мол, его, рыбника, разбойник судит!
- Отдавай карпа назад!
От их крика под арками галереи, окружавшей городскую площадь, стоял страшный гул.
А Циписек меж тем дошёл до лесного озера, где хозяйничал водяной Ольховничек.
Водяной как раз сидел на своей вербе и уже издалека закричал Циписеку:
- Ты небось румцайсовский! Ну весь в папу, живой портрет!
А Циписек на это:
- А ты кто?
- Не узнаёшь водяного? - удивился Ольховничек.
- Как я узнаю водяного, если я никогда ещё не видел даже озера!
- А озеро вот оно, - показал Ольховничек, обошёл вокруг камышей и снова забрался на вербу и уселся там с грустным видом.
Циписек, глядя на него, покачал головой:
- Отчего ты такой невесёлый?
- Потому что я ничего, кроме озера, в жизни не видел, - вздохнул Ольховничек. - Сижу тут на вербе и смотрю на воду.
- Что ж ты нигде не бываешь? - поинтересовался Циписек.
- Если сюртучок мой высохнет, мне конец, - объяснил Ольховничек.
Чтобы отвлечься от грустных мыслей, он перекувырнулся через голову, превратился в карпа и начал плавать и нырять в озере.
Циписек хлопнул сосновой шляпой о колено и говорит:
- Я придумал, как сделать, пойдём со мной, повидаешь свет.
Зачерпнул он полную шляпу воды из пруда, посадил в неё Ольховничка, обернувшегося карпом, и пошёл с ним по дороге. Они смотрели вокруг и дивились. Водяной - что телеги ездят без вёсел, что у козы нет плавников, а собака лает одинаково - как возле озера, так и у дома. Циписека и подавно всё удивляло. Наконец Ольховничек говорит:
- А теперь пошли в Ичин.
Пошли они, откуда слышали бой башенных часов, и вышли прямо на базарную площадь. Рыбник Котя всё ещё ругался, приставал к Гамишеку и напоследок пригрозил: Не вернёшь мне карпа - высекут тебя розгами!
Румцайс, стоявший чуть поодаль, услыхал это и сказал:
- Если ты, Котя, не уймёшься, я всажу в тебя желудёвый заряд из пистолета, в то место, на котором сидишь!
Тут подходит к ним со шляпой в руках Циписек, а в шляпе плещется карп. Плавники - как два веера, хвост развевается знаменем, не карп - красавец.
Рыбник Котя - цап его и держит, а глазами на Румцайса, Гамишека и Циписека мечет молнии.
- Не знаю, как вы меж собой столковались, мошенники, только это тот самый мой карп. Я его взял и не отпущу.
Помчался он с карпом прямо к княжескому пруду и пустил его в воду. Сказывают, карп высунул морду из воды и говорит Коте:
- Зайди завтра к князю, он тебя похвалит.
Сказывают ещё, что этот карп ночью увёл всю рыбу из княжеского пруда в речку Цидлину.
И последнее, что сказывают, так это, что рыбник Котя наслаждался княжеской похвалой в ичинской каталажке целых четыре недели.
Как Циписек караулил шляпу и трость старосты
Когда Циписек подрос, он захотел пойти повидать свет. Маня только вздохнула - сынок такой непоседа:
- Смотри, пусть тебе повезёт на службе у людей.
И Циписек отправился. Он обошёл стороной ичинский замок, и тут его окликнули со двора бургомистра, мол, им как раз нужен такой мальчик - носить за бургомистром шляпу и трость.
- Что ж, пойду к вам служить, - согласился Циписек, подумав про себя, что с бургомистром он везде побывает и многое узнает.
Но ичинский бургомистр Гумпал целыми днями сидел в кресле и смотрел на лиловый камушек на цепочке от часов, что висела у него на животе. Наглядевшись досыта, он вынимал из кармашка жилетки часы. На циферблате часов красовался алый тюльпан, а если нажать пружинку, часы играли песенку. Часовщик Семерад из мастерской у башенных ворот не раз говорил, что такие часы он ни за какие деньги не взялся бы чинить.
Вот уже третья неделя, как Циписек стоял за креслом бургомистра Гумпала. Бургомистр смотрел на лиловый камень, нажимал пружинку и слушал, как играют часы. При этом он охал от натуги и приговаривал:
- До чего же я устал!
В один прекрасный день бургомистр за обедом объелся пирогами с маком и заснул посреди песенки. Тут крышка у часов отскочила, из них вышел крошечный человечек и звенящим голоском пожаловался:
- Вот наказанье-то - без конца играть этому бездельнику! Пройдусь-ка я немного, руки-ноги расправлю, а то затекли.
И человечек из часов стал разгуливать по жилету бургомистра. Вдруг из сеней как дунуло сквозняком, подхватило человечка и унесло.
У Циписека от страха сначала ноги словно в пол вросли, потом он бросился искать человечка из часов по всей горнице, да не нашёл.
Заскрипело кресло. Гумпал проснулся и нажал пружину в часах. А часы не заиграли.
- Это ты их испортил! - набросился бургомистр на Циписека.
- Я не трогал их! - честно признался Циписек. - Это человечек, который в них играет, вышел погулять, а его ветром унесло.
- Рассказывай мне! - махнул рукой бургомистр, и от такого напряжения с него пролился пот на пол.
Прибежала бургомистерша, увидела на полу под бургомистром лужу, рассердилась и прогнала бургомистра во двор. Циписек принёс ему туда трость и шляпу.
- Короче говоря, - зевнул рассерженный Гумпал и поудобнее улёгся под грушевым деревом, - если ты, Циписек, не приведёшь мне человечка из часов, пока я буду спать, куплю дудку, поставлю тебя в угол и ты вместо него будешь играть мне песенку.
Бургомистр заснул, а Циписек стал искать человечка по всему саду, но не нашёл его и не дозвался. В конце концов он сорвал зелёный листик и соком смородины нарисовал на нём несколько знаков. По-разбойничьи это значило:
Я ДОЛЖЕН СТОЯТЬ В УГЛУ У СТАРОСТЫ И ЕЩЁ ИГРАТЬ ЕМУ НА ДУДКЕ.
Кликнул он голубя, тот взял листочек в клюв и полетел с ним в Ржаголецкий лес.
Румцайс прочёл послание и говорит:
- Циписек пишет, что его обижают в Ичине.
Погладил он Маню, чтоб она не расстраивалась, и отправился прямо в город. По пути он узнал от воробьёв, что Циписеку досталось за пропавшего человечка из часов. А Циписек ни в чём не виноват.
- И вот стоит теперь Циписек где-то в углу с дудкой. Для сына разбойника это стыдно и недопустимо, - объяснил Румцайс. - Помогите мне прежде всего найти человечка из часов.
Воробьи искали, искали по-воробьиному, да ничего не нашли. Румцайс встал на цыпочки и громким голосом позвал из Ржагольца быстрых лесных пеночек. Пеночки сразу же нашли человечка. Он стоял перед витриной лавки часовщика Семерада и разглядывал выставленные в ней часы.
Румцайс сдул человечка себе в ладонь и поспешил с ним к бургомистру. Отдал ему человечка и получил за него Циписека.
- Я тебе, бургомистр, кое-что добавлю.
Встал Румцайс потвёрже на ноги, опершись на пятки, набрал побольше воздуха и свистнул разбойничьим свистом.
Из Ржагольца примчались семь шершней, каждый величиной с птицу. Шершней Румцайс запустил старосте в шляпу. С тех пор, как только бургомистра Гумпала одолевала лень, шершни начинали во всю жужжать.
Управившись с этими делами, Румцайс взял Циписека за руку и повёл домой, выговаривая ему:
- Ты ещё маленький. Прежде чем я пущу тебя свет повидать, придётся тебе подрасти.
Как Циписек служил у генерала
Циписек побыл дома ещё несколько недель, чтоб побольше подрасти, и когда дорос головой до сучка на дверном косяке, сказал:
- Пойду-ка ещё свет повидать.
Маня подвела его к стеблю цветка жёлтого коровяка:
- Уж и не знаю, отпускать ли мне тебя. Посмотри, даже цветок выше тебя.
Услышал это Румцайс и засмеялся.
- Оставь его, Маня. Кто ходил два раза свет повидать, тому и третий раз не миновать.
Дело в том, что Циписек ещё и у князя служил, да не угодил вздорному вельможе.
И Циписек отправился. Обошёл он стороной княжеский замок, обошёл дом бургомистра, вышел на утоптанную лужайку за городом и остановился. Смотрит: кругом солдат видимо-невидимо. Солдаты маршируют с барабанами, трубят в трубы, а потом зарядили пушки и дали залп.
Посреди лужайки - палатка. В палатке живёт генерал. У генерала синие штаны, белый мундир, а на шляпе - петушиное перо. Генерал то и дело выходит из палатки и кричит солдатам:
- Ах, как я рад, что вы трубите, стреляете и барабаните!
Прокричит, уйдёт в палатку и на все четыре стороны
посылает лазутчиков - узнать, идёт ли на них неприятель от Бондарева или от Копытова. Но никто не мог сказать ему ничего толкового.
И генерал в неведении крутил свою блестящую золотую пуговицу то в одну, то в другую сторону.
- Где мне взять ловкача, который разведает вражеские планы и донесёт мне, что там у них происходит?
И генерал вздыхал так, что перо на шляпе трепетало.
Тут подошёл к нему Циписек:
- Я сослужу вам эту службу.
Генерал даже пальцами прищёлкнул.
- А знаешь, пожалуй, и испробую тебя.
Завёл он Циписека в палатку, стал чертить белым мелом по чёрной доске и объяснять:
- Вот здесь река, а за ней лес. А вот здесь в долине расположилось вражеское войско. Посреди долины стоит палатка с маршальским флажком наверху. В палатке ты увидишь стол. В том столе есть ящик, набитый всякими бумагами. В одной из бумаг должно быть написано, с какой стороны пойдёт на нас неприятель с маршалом во главе - от Бондарева или от Копытова. Ты сбегай туда и всё разузнай.
Генерал договорил, пригладил ладонью перо на шляпе, и Циписек тронулся в путь.
- Куда идёшь, малыш? - окликали его солдаты.
- Куда посылает меня ваш генерал, - отвечал Циписек, и солдаты пропускали его.
Генерал объяснил, что прежде всего Циписеку надо переправиться через реку. Он тихонько прошёл лесом и очутился в долине, где расположилось неприятельское войско. Циписек был такой маленький, что прошмыгнул на глазах у вражеских солдат незамеченным и подошёл к палатке, на которой развевался флажок. Заглянул он в неё и увидел маршала с индюшиным пером на кивере. Маршал стоял у стола, держа в руке бумагу. Читая её, он всё время качал головой и вздыхал.
"Наверняка это тот самый тайный приказ, в котором написано, откуда придёт войско на Ичин", - догадался Циписек.
Он подкрался поближе, и, когда маршал положил бумагу на стол, Циписек незаметно взял её и помчался с ней назад в Ичин.
- Вот этот тайный приказ! - воскликнул он и протянул бумагу генералу.
Генерал первым делом велел дать салют из пушки в честь Циписека, затем расправил бумагу и, прежде чем прочитать её, проговорил:
- Ну, ну, интересно, откуда они двинутся - от Бондарева или от Копытова?
Однако, прочитав бумагу, он громко выругался, словно гром загремел, а потом расстроился:
- Всё пропало. - И затопал на Циписека ногами: - Ты что это мне принёс?
А в бумаге вот что было написано:
2 фунта мяса на суп на 3 крейцера зелени полфунта лапши и пачку соли
- И это вам военный секрет? - возмутился генерал. - Да это жена велела маршалу купить на обед, а он, видно, забыл, потому и вздыхал так.
Когда Румцайс с Маней узнали от соек, что натворил Циписек, Румцайс отправился к генералу.
- Чтобы Ичин избежал беды, я выстрелю жёлудем и собью с маршала индюшечье перо, вот он и передумает выступать против нашего города.
- Куда же ты будешь стрелять, если неизвестно, у Копытова маршал сейчас или, наоборот, у Бондарева?
Поправила дело Маня. Она наварила супа и отнесла его жене маршала. И маршалица через курьера велела передать маршалу:
- Оставь войну, хватит играть с огнём, иди обедать.
Они пообедали, потом маршал прилёг вздремнуть, а тут и ужин подоспел. После ужина все легли спать, утром встали, позавтракали, то да сё, и подоспело время обедать. До войны никак не доходило.
На этот раз не пришло войско в Ичин ни от Копытова, ни от Бондарева.