…Штирлиц притормозил возле станции метро "Адольф Гитлер Платц", обошел свой пыльный "хорьх", подумал, что машину надо срочно помыть, иначе полицейские немедленно сообщат по цепи (номер его машины служебный; каждое сочетание букв отдано тому или иному рейхсминистерству, так легче следить за передвижением на улицах; спецсообщение о поездках бонз "среднего калибра" каждый день исследовалось особым сектором дорожной полиции, а затем донесение о тех маршрутах служебных машин, которые казались нестандартными, отправлялось в гестапо).
Опустив в телефонный аппарат две монетки по десять пфеннигов, Штирлиц подумал: "Но ведь, позвонив Борману первым, я сразу же восстановлю против себя Мюллера. Как он ликовал, когда говорил мне: "Видите, Штирлиц, как легко я вас перевербовал - десять минут, и все в порядке!" Не надо мне сбрасывать его со счета. В том, что мне предстоит сейчас, все-таки именно он будет стоять под номером "один"… Я должен позвонить его Шольцу и сказать, чтобы он доложил шефу о моем возвращении, назначил время аудиенции, ибо у меня есть чрезвычайно важная информация… А уж после этого я позвоню Борману… Молодец, Штирлиц, ты вовремя внес крайне важную коррективу. А говорят, что от перестановки мест слагаемых сумма не меняется… Дудки, еще как меняется… Но я все же не зря отталкивал от себя тот проклятый вопрос, который мучает меня с той минуты, когда парень в баре передал мне приказ вернуться в рейх… Ну да, конечно, не приказ, просьбу, ясное дело… Я боюсь задать себе этот вопрос: "Почему я должен вернуться?" Может быть, в Швейцарии, читая наши русские газеты, я просто-напросто не смог понять, что дома знают куда как больше о том, что может произойти в рейхе, чем знаю я, сидящий здесь? Но что? Что же?!"
…Встретившись с Борманом - как и в прошлый раз, в его машине возле Музея природоведения, - Штирлиц в какой-то мере понял, отчего Москве было выгодно его возвращение…
3. "ДА, ИМЕННО ТАК - Я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ВАС ПОДОЗРЕВАЮ…"
- Здравствуйте, Штирлиц, необыкновенно рад вас видеть. Садитесь, - сказал Мюллер, и быстрая продольная гримаса свела его левую щеку. - Хотите выпить моей домашней водки?
- Хочу.
- А попробовать настоящего магдебургского сала?
- Тем более.
Мюллер достал из холодильника, вмонтированного в книжный стеллаж, запотевшую бутылку баварского "айнциана", деревянную досочку с тонко порезанным бело-розовым салом, банку консервированных мидий, поставил все это на маленький столик в своей комнате отдыха и сказал:
- Если не можете не курить - курите.
- Спасибо. - Штирлиц усмехнулся.
Мюллер быстро глянул на него:
- Чему смеетесь?
- Памяти… Я когда-то читал книгу еврейского писателя Шолом Алейхема… У него там была занятная строка: "Если нельзя, но очень хочется, то можно".
- Замечательно, - сказал Мюллер и поднял свою рюмку. - За ваше благополучное возвращение, за то, что вы блистательно выполнили свой долг, и за ваши филологические способности.
Штирлиц выпил, закусил салом - оно действительно было отменным, - поинтересовался:
- А почему "филологические способности"?
- Потому что мне знакомы списки всех тех евреев, книги которых издавались в Германии. Шолом Алейхема среди них не было. Его издавали только в России.
- Верно. И еще его трижды издавал Галлимар в Париже.
- Да черт с ним, с этим Алейхемом, я бы не отказался сейчас обнаружить среди своей родни какого-нибудь еврея, вскорости это очень сгодится, когда сюда понаедут жидочки из Америки, а Сталин пришлет своим наместником Илью Эренбурга… Ладно, рассказывайте о беседе с Борманом… Вы не писали ее?
- Нет. И впредь этого делать не стану.
- Почему?
- Потому что после моей первой с ним встречи он и так переменил свое отношение к вам… Вы же были у него после того, как я рассказал ему о вашей безграничной преданности?
- Он уведомил вас об этом?
Штирлиц пожал плечами:
- А кто еще мог меня об этом уведомить?
- Ваш шеф и мой друг Шелленберг, например…
- Мой шеф и ваш друг Шелленберг, видимо, отдаст меня в руки имперского народного суда за то, что я способствовал изменническим переговорам пастора Шлага с англо-американцами…
- А кого представляет Шлаг? Разве за ним кто-то стоит? Он связан с нами? Или с партией? Он был и остался изменником, Шелленберг знал, кого отправлять в Берн… Меня, во всяком случае, Шелленберг пока еще не просил заняться вами - в качестве "пособника врагов"…
- Попросит.
- Вы сказали об этом Борману?
- Конечно.
- Как он отреагировал?
- Сказал, что подумает… Но мне показалось, что вы заранее обсудили с ним возможность такого рода…
Мюллер налил еще в рюмки, посмотрел свою на свет, покачал головою:
- Какого черта всех нас потянуло в политику, Штирлиц?
- Какие мы политики? Шпионы…
- Истинными политиками на этом свете являются именно шпионы: они знают две стороны медали, то есть абсолютную правду, а политики извиваются, словно змеи, дабы отчеканить орла и решку на одной стороне, что, согласитесь, невозможно.
- Именно поэтому их работа будет потребна во все века, как-никак иллюзия, а люди на нее падки…
- Борман действительно попросил меня обеспечить вашу безопасность, вы снова угадали… Спалось в Швейцарии хорошо?
- Так же, как здесь.
- Но там нет бомбежек, тишина…
- А я не реагирую на бомбежки.
- Вы фаталист?
- Вы до чего угодно доведете, - вздохнул Штирлиц.
- Это - да, умеем, - согласился Мюллер добродушно. - Ну, выкладывайте, о чем он говорил?
- О том, что Шелленберг, видимо, продолжает свое дело в Швейцарии и готовит новое, в Стокгольме.
- И вам, как специалисту по срывам переговоров, поручено войти в эти комбинации Шелленберга?
- Да.
- Но ни Борман, ни вы не знаете, как это можно сделать?
- Именно так.
- И Мюллер-гестапо, добрый старый папа-Мюллер, должен помочь вам в этом?
- Должен.
- А как он это сделает? Что он, семи пядей во лбу? Я не знаю, как подкрасться к вашему шефу. Я ломаю голову второй день и ничего не могу придумать. Давайте выкладывайте ваши соображения, Штирлиц, вы умный и хитрый… Смело говорите все, что взбредет на ум, я стану вас корректировать…
- Группенфюрер, если уж вы не знаете как, то я, даже со всей моей хитростью, вообще ничего не придумаю…
- Штирлиц, я не люблю кокетства… Да вы и не умеете кокетничать, слишком для этого умны… Расскажите мне весь ход операции по Вольфу… С самого начала… Англичане не так уж были неправы, когда решили - в судебных разбирательствах - жить по закону аналогии. Я слушаю…
Штирлиц понял: началась проверка. "Он хочет послушать, как я буду излагать ему свою версию всего дела… А он станет перепроверять ее, основываясь на донесениях агентуры, расшифровке моих телефонных разговоров, рапортах службы наблюдения… Сейчас он должен подняться и отойти к шкафу или куда-то еще, где у него есть кнопка включения записи… Вряд ли он решится на то, чтобы, сидя напротив меня, шарить рукою в кармане по рычажкам диктофона, он слишком большой профессионал, он рассчитывает контрагента заранее…"
Мюллер, однако, не встал с кресла, он просто-напросто пододвинул к себе маленький пульт, лежавший на столе, нажал кнопку и сказал:
- Я запишу вас, потом послушаем вместе, если какой-то узел будет непонятен, вернемся к нему и проанализируем заново. Согласны?
- Конечно, - ответил Штирлиц и снова, в который уже раз, подивился этому человеку, его совершенно особенной логике. - Итак, мне была поручена работа с пастором, которого Шелленберг, видимо, уже давно держал в уме для прикрытия Вольфа - в случае, если переговоры с Даллесом окончатся неудачей или же сведения о них дойдут до фюрера… Я работал со Шлагом не без интереса: это достойный человек, у него своя позиция, он бесстрашен, готов на все, лишь бы немцы получили мир как можно раньше… У Шлага довольно широкие связи среди движения пацифистов, имя его известно Ватикану, с экс-канцлером Брюнингом его связывает давняя дружба… По легенде он должен был вступить в контакт с Даллесом, назвав имена ряда достойных людей в переговорах о мире, ибо он - по словам агентов Даллеса - не имеет в рейхе опоры на те реальные силы, которые смогут удержать в стране порядок и не позволить Германии сделаться поживой для русских - в полной мере, а не так, как было решено в Ялте. От Брюнинга к Шлагу поступили данные, что Даллес начал переговоры с обергруппенфюрером Вольфом. Но и это не все: Шлаг - и это самое главное, с чем я к вам приехал, я не сказал об этом Борману, цените мою верность - высчитал, что операция Вольфа планировалась не только вашим другом и моим шефом, но и весьма серьезными силами в генеральном штабе и министерстве иностранных дел…
- Факты? - закашлявшись, спросил Мюллер.
Штирлиц понял, что тот специально закашлялся, не хочет, чтобы его голос присутствовал на пленке, кашель меняет голос до неузнаваемости, однако, отметил Штирлиц, на его пассаж про генштаб и дипломатов Мюллер клюнул, сразу же потребовал факты. "Ну что ж, я дам тебе факты, только плохо, что я не рассказал об этой моей идее пастору, они, я думаю, станут сейчас к нему подкрадываться… Надо сделать все, чтобы Мюллер, именно Мюллер, поручил мне поездку в Швейцарию. Я должен так повести себя во время допроса, а это допрос, ясное дело, чтобы оставить нечто такое на донышке, что сделалось бы совершенно необходимым Мюллеру… Нужен крючок, только б не переторопить дело, только б повести мне, только б разбудить в этом уставшем человеке фантазию… А как ее разбудишь? Интересом, личным интересом, он умный, он понимает, что думать сейчас надо только о себе самом, все проиграно. Но ведь и он заложник у Гитлера. Они все заложники, трусливые, маленькие заложники в руках больного, трясущегося маньяка… Вот ужас-то! Отчего такое возможно? Верно говорят: "не сотвори себе кумира". Они думали, что кумир приведет их к мировому могуществу, положит им под ноги человечество… Малая интеллигентность, отсутствие подлинного знания всегда рождают доктрины именно такого рода, а ведь учиться не все любят, детей же просто принуждают читать историю, штудировать иностранные языки… Доктрина национал-социализма рассчитана на лентяев, на тех, кто больше всего любит спортивные игры, развлекательные программы по радио и кружку пива вечером, после того как отсидел работу…"
- Факты любопытны, - сказал Штирлиц. - Хотя Шлаг мне далеко не все открывает - он многое держит в резерве, для торга, - но строй его логики в данном случае абсолютен. Вот его схема: почему Вольф был смещен в конце прошлого года с поста начальника личного штаба рейхсфюрера? Ведь это - крах, падение, нет?
Штирлиц посмотрел на Мюллера, ожидая ответа; тот молчал. Штирлиц, явственно представив, как медленно и шершаво тянется пленка в диктофоне, насмешливо спросил:
- Группенфюрер, вы не хотите, чтобы ваш голос был на одной пленке с моим?
Мюллер молча кивнул.
- Хорошо, я понял. Слово "Группенфюрер", которое я только что произнес, легко уберется, пленка, видимо, шведская, хорошо склеивается, рывка при прослушивании не будет… Продолжаю… Так называемое "падение" Вольфа было первой фазой операции, задуманной здесь, в Берлине, в этом здании… Следующей фазой было подключение генерального штаба, который обязан был дать согласие на назначение Вольфа заместителем командующего группой войск в Северной Италии. Армия - за подписью генерал-полковника Гудериана - дала такого рода согласие. Нормы протокола требовали, чтобы факт приезда Вольфа в Италию был обговорен по дипломатическим каналам с правительством Муссолини. Переписка по этому вопросу хранится в архиве министерства иностранных дел. Черный мундир СС, наш с вами, столь тенденциозный, Вольф ловко сменил на зеленый френч - военный человек, каста служивых, во все времена генералы враждующих армий время от времени садились за стол переговоров… И произошло все это еще накануне нашего наступления против союзников в Арденнах. Значит, комбинация действительно готовилась загодя? Более того, Шлаг считает, что, когда Шелленберг арестовывал Канариса, один на один, без свидетелей, адмирал, видимо, отдал ему такие связи, которые обеспечили Вольфу вполне надежный контакт с Даллесом, и, если бы не моя… нет, скажем, наша с вами работа по пастору, переговоры наверняка могли бы закончиться полным успехом… Вы просили меня изложить факты; я изложил вам строй логического размышления пастора - это, если хотите, факты. Их только нужно тщательно проверить: кто конкретно готовил в штабе вермахта приказ о Вольфе для Гудериана? Шелленберг наверняка действовал через свои личные связи, а возможно, и через наиболее доверенную агентуру в армии. Ближе всех к Гудериану стоит Гелен. Его работа смыкается с той деятельностью, которой занимается второе подразделение Шелленберга. Может быть, он, Гелен?
Мюллер выключил запись, приблизился к Штирлицу, спросил:
- Имя Гелена вам назвал Шлаг?
- Нет.
- У вас есть какие-либо причины считать Гелена близким человеком Шелленберга?
- Нет… Допуск.
- Хитрите?
- Открыт как дитя.
Мюллер вдруг испугался; страх был неожиданным, ибо - в который уже раз! - он ловил себя на том, что Штирлиц словно бы читает его мысли, таинственным образом осведомлен о его поступках и наперед знает то, что он тайно от всех задумал. Раньше, до того еще как он получил данные о связях Штирлица с секретной службой, скорее всего русской, которые ныне позволяли расстрелять его здесь, в кабинете, такого рода угадывание занимало группенфюрера, но теперь он ощутил ужас оттого, что - впервые в жизни - осознал свою малость и трагическую безнадежность положения, в котором оказался из-за проклятого австрийского психа.
"А если сейчас спросить о его контактах с русскими в лоб? - подумал Мюллер. - Он дрогнет. Я увижу воочию его страх, и мне не будет так ужасно, как стало только что. Нет, - сказал он себе, - ты не имеешь на это права. Штирлиц - твоя козырная карта, и ты разыграешь ее так, чтобы побить ею любого туза. Но игра предстоит кровавая, и, если он поймет меня, почувствует, что я знаю что-то, но молчу, будет невосполнимый проигрыш".
- Ну хорошо, это любопытно - с Геленом, спасибо, Штирлиц. Вы оговорили связь с пастором?
- Да.
- Двустороннюю?
- Да.
- Отдадите мне его адрес?
- Конечно.
- Теперь вот что… Пограничная стража сообщила, что вы пересекали границу не один, но с дамой. Это верно?
- Нет. Неверно. Я перевез через границу не только фрау Кирштайн, но и двух ее детей.
- Кто она?
- Беженка. Ее муж работал у нас на заводах Круппа, специалист по часовой технике, швейцарец… Погиб… Она стояла на дороге, только что кончился налет варваров…
- Каков возраст детей?
- Грудные… Я, увы, плохо разбираюсь в их возрасте… Они очень пищали…
- Где она вышла в Швейцарии?
- В Берне.
- Возле отеля?
- Да.
- Название?
- "Золотая корона"…
Мюллер пожал плечами:
- Почему республиканская Швейцария так любит королевские названия, связанные с атрибутами тиранической власти?
- Я думаю, у нас вскорости названия всех отелей станут, наоборот, избыточно республиканскими… Каждый с обостренным интересом относится к тому, чего лишен сам.
- Хм, вероятно. В Берлине наверняка появятся отели "Русский двор", "Калинка" и "Самовар"…
- А в Мюнхене "Уолдорф Астория" и "Пансильвания", - добавил Штирлиц.
Мюллер кивнул, потянулся устало, спросил:
- А кого вы искали в пансионате "Вирджиния"?
- Вы следили за мной в Швейцарии?
- Я прикрывал вас.
- В таком случае отвечаю: в "Вирджинии" я искал профессора, который контактировал с пастором.
- Почему пастор сам не пошел в "Вирджинию"?
- Потому что я инструктировал его о мерах безопасности. Профессор… я запамятовал его имя… не пришел к пастору на встречу… Весьма информированный человек, представлял какую-то группу в рейхе, глубоко законспирированную… Отчего-то покончил с собой…
Мюллер достал из кармана френча - ленивым, медленным жестом - маленький листочек, положил на стол перед Штирлицем:
- Именно он притащил на нашу конспиративную квартиру эту шифровку. Помните, я показывал ее вам, когда мне пришлось посадить вас в камеру? Любопытно, не правда ли? Шифр точно такой же, как у радистки, очаровательной молодой мамы…
"Если он заставит меня писать левой рукой, будет плохо, - подумал Штирлиц, разглядывая свою шифровку. - Надо заранее подготовить себя к этому. Провал? Случай? Или он ведет игру? Но Борман вряд ли стал бы говорить со мной так, как говорил, сообщи ему Мюллер о своих подозрениях".
- Вы подозреваете меня, группенфюрер?
- В определенной мере.
- И какова эта мера?
- Я подозреваю вас в том, что вы начали свою игру. Эдакая, знаете ли, "минивольфиада"… А почему бы и нет? По-человечески я могу вас понять - в нашем государстве "национальной общности" каждый сейчас думает только о себе.
- А если я действительно веду такую игру? - медленно спросил Штирлиц. - Если я скажу вам, что я играю свою партию, не очень-то полагаясь даже на вас, хотя ваш план уйти в тот миг, когда здесь будет грохотать канонада союзников, представляется мне оптимальным. Ведь вы до сих пор не сказали мне: с кем мы станем уходить? Куда именно? Каким образом? Вы хотите быть хозяином предприятия, но я в ваше предприятие вкладываю не деньги, а жизнь. Поэтому я так трепетно и аккуратно вел себя с пастором.
- И так лихо упрятали куда-то его сестру с ублюдками, что бедный Айсман чуть не повесился? Где она?
- В Швеции.
- Не лгите.
- Тогда не спрашивайте.
- Но если я найду ее, пастор примет меня в вашу компанию?
- Он примет вас в компанию, если вы санкционируете мою с ним работу. Продолжение работы, так точнее.
- В чем она будет заключаться?
- В том, чтобы он, Шлаг, сделался фигурой, представляющей реальные силы в рейхе. Он, а не Шелленберг.
- Вы полагаете, что Даллес решится менять шило на мыло? Думаете, мое имя для него более заманчиво, чем имя Вольфа? Меня никто не вводил в комбинацию, как Вольфа, - ни Гиммлер, ни генеральный штаб, ни дипломаты… Я - фигура устрашения, дураку ясно.
- Но вы в силах организовать такие материалы на людей в штабе армии, что выломаете им руки и понудите их согласиться войти в наше дело… А с ними Даллес сядет за стол, невзирая на досадную неудачу с Вольфом.
- Когда у вас назначена встреча с Шелленбергом?