- Реформы в Болгарии идут блестяще. Джеффри удалось реабилитироваться после провала в России в девяносто втором. Экономический подъем за прошлый год составил почти десять процентов. Иностранных инвестиций привлечено почти на двадцать миллиардов долларов. Я ведь в Москву приехал из Софии. Город не узнать. Порядок, изобилие. Относительное, конечно. Такого краха, как на прошедших парламентских выборах, коммунисты не терпели никогда. И главное, появился класс не богатых, но зажиточных людей.
Я вспомнил, что Сакс со своей командой прибыл в Болгарию в качестве советника правительства в момент, когда страна находилась на пороге социального катаклизма. Хлеб выдавали по карточкам, в столице были перебои с подачей электроэнергии. Страсти населения бурлили и были готовы вылиться в массовые беспорядки, на армию у правительства надежды не было. Ожегшись на России, Сакс выдвинул жесткие условия, которые правительство Болгарии было вынуждено принять.
- Что ж вы не сделали все это в России? - спросил я.
- Мы пытались, - сказал Брук, разливая по бокалам сухое вино, - но встретили такое сопротивление, что сразу же поняли, что ничего, как это по-русски, путного из этого дела не получится. Пришлось срочно уезжать, чтобы хоть как-то сохранить реноме.
- А в чем причина?
- Видишь ли, если честно, то в России начался процесс перераспределения собственности и накопления капитала. Мы ведь экономисты. Мы не учли русскую психологию. Этот процесс невозможно контролировать демократическим путем. Люди есть люди. Когда масса государственных людей получает доступ к собственности и источникам получения доходов, то они больше ничем не хотят заниматься и не позволят что-то изменять. Мы показывали Гайдану все подводные камни.
- И что же?
- Молчал, как рыба, и тут же переводил разговор на другую тему. Должен сказать, что, не знаю, как в Европе, но у нас в Америке очень благосклонно смотрели на этот процесс. Сейчас это может, как это вы говорите, дать эхо.
- Аукнуться.
- Да, да. Аукнуться. Мы это слишком поздно поняли.
- А в чем опасность для США?
- В огромном количестве денег в Америке, принадлежащих русским, и огромном количестве долларов в России. Пока существовала прежняя система, опасности не было. Сейчас же новая власть берет эти капиталы под контроль. Мы имеем такую информацию. У вас теперь оружие против Америки гораздо более страшное, чем атомная бомба. Представь, что все доллары, которые сейчас в России, вы кинете в США. Коллапс доллара. Финансовый хаос. Или, наоборот, начнете переводить деньги русских из США обратно в Россию. Сбои банковской системы США в этом случае спрогнозировать трудно. То же с Европой. Только в Англии сейчас русских денег где-то около шестидесяти миллиардов долларов. А если они в один день уйдут из Англии? Много банков будет на грани банкротства.
"В ЭТИХ МЕСТАХ С БАНДОЙ ИВАНА СОЛОВЬЕВА СРАЖАЛСЯ ЮНЫЙ КОМАНДИР ПОЛКА ОСОБОГО НАЗНАЧЕНИЯ АРКАДИЙ ГАЙДАР.
ЗДЕСЬ ЖЕ БЛАГОДАРЯ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ СВОБОДЕ, В ДАРОВАНИИ КОТОРОЙ АКТИВНО УЧАСТВОВАЛ ЕГО ВНУК ЕГОР, ПОЯВИЛИСЬ НОВЫЕ, НЕСРАВНЕННО БОЛЕЕ ЖЕСТОКИЕ БАНДЫ. ХАКАСИЯ БЫЛА КОЛОНИЕЙ СОЮЗНОГО ЦЕНТРА, МОСКОВСКИХ МИНИСТЕРСТВ И ВЕДОМСТВ. СЕГОДНЯ ХАКАСИЯ - ВСЕ ТА ЖЕ КОЛОНИЯ, ТОЛЬКО МЕТРОПОЛИЯ СМЕСТИЛАСЬ В ЛОНДОН И ИЗРАИЛЬ, В ОСОБНЯКИ АЛЮМИНИЕВЫХ КОРОЛЕЙ, БЛАГОДАРЯ ВНЕДРЕННОЙ ИМИ ПРИ ПОДДЕРЖКЕ РОССИЙСКОГО РУКОВОДСТВА СХЕМЕ ТОЛЛИНГА (ПЕРЕРАБОТКИ ЗАВОЗНОГО СЫРЬЯ).
САНКЦИОНИРОВАВШЕЙ УТЕЧКУ ЗА РУБЕЖ ВСЕХ ДОХОДОВ АЛЮМИНИЕВЫХ ГИГАНТОВ ЗА ВЫЧЕТОМ РАСХОДОВ НА ПЕРЕРАБОТКУ СЫРЬЯ".
"Известия", 6 марта 1997 г.
- Послушай, Дик, а сколько всего российских денег на Западе сейчас? - спросил я.
- Этого тебе никто не скажет. Слитком много в офшорных банках. В неофшорных странах, по нашим расчетам, где-то около восьмисот миллиардов долларов.
Я присвистнул:
- Ну и ну. Наша пресса оценивала эти суммы в восемьдесят - сто миллиардов.
- Вы многого не знаете. Дело в том, что трансферт начался КПСС. Это одна часть. Ну, а при демократах качали, как вы говорите, "в два насоса".
- Но вы же можете воспрепятствовать валютной интервенции. Или откачке денег обратно в Россию.
- Это невозможно. Мы слишком поздно поняли, чем диктатура в вашей стране грозит нам. Поэтому, видимо, правительства Запада так и не прореагировали на приход диктатора. Слишком были напуганы русской мафией.
- Что ты будешь делать здесь, в Москве? - перевел я разговор на другую тему.
- Писать монографию. "Развитие российской экономики в условиях диктатуры". Кстати, экономика в России пошла в гору. Мы ожидаем, что западные инвестиции в этом году перевалят за пятьдесят миллиардов долларов. Ты будешь тесно соприкасаться с этим процессом. Я рассчитываю на твою помощь.
По дороге в офис я размышлял о том, что сообщил мне Брук. Это в целом подтверждало то, о чем говорил Николай Иванович. Правительство в период правления Ельцина не решало, что и как сделать со страной, которой оно якобы управляло. Значит, был кто-то другой.
"НАПОМНЮ, ЧТО США ИЗ СВОЕГО КРИЗИСА ВЫБРАЛИСЬ ПРЕЖДЕ ВСЕГО БЛАГОДАРЯ ЖЕСТКИМ "АНТИТРЕСТОВСКИМ" ЗАКОНАМ (ЗА ВЗДУВАНИЕ ЦЕН МОНОПОЛИСТАМИ ПО ЭТИМ ЗАКОНАМ ГЛАВЫ ТРЕСТОВ МОГЛИ НАДОЛГО СЕСТЬ В ТЮРЬМУ).
НАШИ ЭКОНОМИСТЫ, КОНЕЧНО, ЗНАЮТ ПРО ЭТОТ ОПЫТ, НО КТО ЖЕ ИЗ НАС В СИЛАХ НАКИНУТЬ УЗДУ НА ОБНАГЛЕВШИЕ МОНОПОЛИИ, КОТОРЫЕ ПРИ СНОГСШИБАТЕЛЬНОЙ ДЕШЕВИЗНЕ РАБОЧЕЙ СИЛЫ (ГЛАВНЫЙ КОМПОНЕНТ СЕБЕСТОИМОСТИ ВО ВСЕМ МИРЕ) СВОИ ВНУТРЕННИЕ ЦЕНЫ НА ПРОДУКЦИЮ И УСЛУГИ НАЗНАЧАЮТ В ПОЛТОРА-ДВА РАЗА ВЫШЕ МИРОВЫХ? НИКТО. ЭКОНОМИЧЕСКИЕ КЛАНЫ И МОНОПОЛИИ НЕ ПО ЗУБАМ ВСЕМ ВЕТВЯМ НАШЕЙ ВЛАСТИ".
А. Нуйкин.
"Вечерняя Москва", 10 марта 1897 г.
В принципе, тогда уже было всем ясно, что настоящие правители - это выросшие, как грибы, словно по взмаху волшебной палочки, в начале девяностых годов финансовые олигархии. Но финансовая олигархия - это, в первую очередь, конкретные люди, которые решают, какой закон ввести, какой заблокировать, кого назначить, кого снять, а кого убить. И эти люди также появились как по взмаху волшебной палочки, и не случайно. Их кто-то подбирал, причем тщательно. Всем ясно, что эту систему мог сломать только диктатор и только жесткими методами, не оглядываясь на потери.
Внезапно я почувствовал боль в затылке, затем легкую слабость, и тут же дал по тормозам, потому что с тротуара наперерез моей машине шли два мужика. Сначала мне показалось, что они "под газом", потому что, оказавшись в нескольких сантиметрах от передка машины, они как бараны уставились на капот, явно не понимая, что это такое. Я вышел наружу.
- Вам что, жить надоело?
Удивление не сходило с их физиономий. Наконец, взгляд принял осмысленное выражение. Один растерянно развел руками.
- Прости, браток. Сам не понимаю, как это получилось.
Нет, они были трезвы. Выматерив их для очистки совести, я сел в машину и поехал дальше. Головная боль прошла также внезапно, как и появилась. Однако, какое-то тревожное чувство не покидало меня. Ощущение опасности. Я утроил внимание и сбавил скорость. Выезжая на Тверскую, я увидел автомобильную аварию, каких не видел ни разу в жизни. Машин двадцать, вцепились друг в друга намертво. Гаишники, машины скорой помощи, толпа зевак. На въезде гаишник жезлом направлял все машины налево. Проехав еще метров триста, я увидел еще одну аварию. Меньшего масштаба, но тоже производившую впечатление. До офиса я добирался почти час, хотя езды от "Метрополя" до моей работы было от силы минут пятнадцать.
Марина сидела за компьютером с лицом зеленоватого цвета.
- Что с тобой?
- Не знаю. Сердце что-то заломило.
- Давно?
- Минут сорок назад. Уже проходит. По-моему, магнитная буря сегодня. Уже человек пять заходили, и все таблетки от головной боли просили.
"Странно", - подумал я, но вслух ничего высказывать не стал и прошел в свой кабинет. Вельзевул бросился ко мне с радостным визгом. Рассеянно погладив пса, я сел на диван и погрузился в дремоту, из которой меня вывел Яков.
- Не спи, замерзнешь. И вообще, спать на работе в присутствии подчиненного есть признак дурного тона.
- Мы сегодня с тобой едем в клуб "Деловые люди". Начало в семь тридцать, так что домой не уезжай.
Винер понимающе кивнул лобастой головой и, раскрыв кейс, достал видеокассету.
- Порнуха? - осведомился я.
- Что-то вроде того. Неделю назад инквизиторам удалось изъять Монахова. Здесь запись допроса.
- Кто такой Монахов?
- Один из участников убийства Игоря Талькова. Занимался рэкетом артистов до и после убийства, а год назад исчез. Оперативно-технический отдел обнаружил его в Ташкенте. Пасли около месяца, а неделю назад он заявился в Питер. Там его и взяли без шума и пыли.
- Что-нибудь интересное сообщил?
- Есть кое-что.
Яков подошел к селектору: "Мариша, прелесть моя, завари, пожалуйста, два кофе. Только покрепче, а то нашего шефа разморило после сытного обеда".
Прихлебывая кофе, я с интересом просматривал запись. Допрос вели два незнакомых мне инквизитора, и проходил он не в крохотной камере, наподобие тех, где Псы Иисуса Христа "готовили" к новой жизни своих духовных пациентов к покаянию, а в большой комнате, напоминающей залу средневекового замка.
На стене, противоположной входу, висело огромное распятие. Слева от него располагалась деревянная конструкция на колесиках. То ли виселица, то ли дыба, а может быть и то, и другое. Длинный низкий столик, на котором были разложены железные маски, какие-то щипчики, длинные толстые иглы, похожие на шампуры, тисочки, кожаные плети с металлическими шариками на конце, железная кастрюля с металлическим поясом. Возле кастрюли стояла клетка, в которой бегала из угла в угол огромная серая крыса.
Справа стоял длинный прямоугольный очаг, сложенный из красного кирпича наподобие ванны. Сверху он был накрыт железной решеткой.
- Это что, пыточная? - спросил я.
- Ну да. Кстати, некоторым инструментам несколько веков. Они достались институту из запасников бывшего музея религии и атеизма, что помещался в Казанском соборе.
- А зачем пытать? Ведь есть препарат. Вколол и все.
- Все препараты, и наш в том числе, имеют один недостаток. Они парализуют волю, вследствие чего допрашиваемый абсолютно правдиво отвечает на все вопросы. Но только на вопросы. Сам он ничего не скажет. Когда нужно узнать что-нибудь конкретное, скажем, номера счетов, это годится. А если дело сложное и запутанное, как здесь, например, нужно, чтобы он выложил все, что знает и о чем не догадывается. А не только отвечал на вопросы.
- Как так?
- А вот так. Вколи ему сейчас препарат и задавай вопросы. Ну и что? Он искренне ответит: "Нет, не убивал". Ты спрашиваешь: "Кто убивал?" Он также искренне отвечает: "Не знаю". Все. Ты в тупике. Он никогда ничего не вспомнит, и у него нет огромной заинтересованности удовлетворить твое любопытство. А когда он борется за существование, аффект, в состоянии которого он находится под психологическим воздействием, заставит его рассказывать такие вещи, о которых ты никогда не догадаешься его спросить.
- Ты когда-нибудь присутствовал при пытках?
Винер брезгливо поморщился:
- Это не моя специальность. Я - психолог-аналитик. Моя задача - выявить модель подсознания объекта и построить модель поведения того, кто будет с ним работать.
Я сконцентрировал внимание на экране.
Инквизиторы сели за стол спиной к распятию. Они были в черных мантиях с белыми крестами на груди и в черных масках. Дверь отворилась, и два здоровенных мужика в красных рубахах с закатанными рукавами, в красных масках с узкими прорезями для глаз и в длинных клеенчатых фартуках вкатили деревянное кресло на колесиках, в котором сидел абсолютно голый мужик лет сорока. Его руки были намертво прижаты к подлокотникам железными обручами.
Лицо Монахова было жалким и растерянным, как у школьника, которого на контрольной поймали со шпаргалкой. Мужики, видимо, палачи Святой Инквизиции, подкатили преступника к столу, за которым восседали инквизиторы, после чего один начал хлопотать возле печи, а второй, поднявшись по лесенке к перекладине дыбы, перекинул через нее веревку с петлей, конец которой был намотан на катушку лебедки. Перекинув петлю, он несколько раз провернул рукоятку лебедки, и петля поползла вверх. В печи заполыхал огонь, и палач разложил на решетке инструменты.
Монахов, которого камера показывала крупным планом, смотрел на все эти приготовления с выпученными глазами.
- Итак, господин Монахов, - ласково сказал один из инквизиторов, - вы отказались давать показания следователю, вследствие чего были переданы нам.
- Вы что, сумасшедшие? - спросил Монахов сиплым голосом.
- Мы комиссары Тайного трибунала Святой Инквизиции Российской. Нам обычно рассказывают все, как на исповеди. Кстати, мы имеем духовный сан, и вы можете исповедоваться у нас, если пожелаете.
- Вы что, будете меня пытать? - эти слова он произнес свистящим шепотом, затем забился в истерике и завопил:
- Я ничего не знаю! Я никого не убивал!
Инквизиторы терпеливо ждали конца истерики, но Монахов не успокаивался. Тогда один из комиссаров повернул голову к палачам, которые, сложив руки на груди, бесстрастно наблюдали за происходящим, и показал им два пальца. Те взяли по плети, и подошли к своей жертве сзади. Один нагнулся и что-то сделал с креслом. Спинка откинулась. Размахнувшись, палачи по одному разу стегнули Монахова по голой спине. Тот мгновенно затих.
- Не надо кричать, - все тем же ласковым голосом продолжал инквизитор. - Во-первых, вас никто не услышит, а во-вторых, мы желаем вам добра. Посмотрите на эти инструменты. Сначала вас подвесят на вот этой дыбе и дадут десять ударов плетьми. Затем по телу пройдутся раскаленными иглами. Затем зажмут пальцы вон в те тиски. Потом наденут на лицо вон ту раскаленную маску. Затем к животу прикрепят вон ту кастрюлю с крысой и…
- Не надо, - завопил "несчастный грешник", - я расскажу все, что знаю.
- Конечно, не надо. Мы вас слушаем. Расскажите все, не опуская детали, что связано с убийством Игоря Талькова. Облегчите душу.
- Дайте воды.
Инквизитор кивнул палачам. Один из них налил из графина воды в железную кружку и дал жертве напиться, после чего тот заговорил прерывающимся голосом.
- Я действительно не убивал Талькова. В 89-м я сколотил бригаду, которая занималась… Ну, словом, мы стригли артистов. В сентябре 91-го меня задержали сотрудники КГБ. Допрашивали на частной квартире.
- Сколько их было? - перебил рассказ инквизитор.
- Двое.
- Вы их помните в лицо?
- Еще бы.
- Продолжайте.
- Они выложили передо мной кучу доказательств, свидетельствовавших о том, что я главарь банды вымогателей. В том числе и заявления артистов, которых мы стригли. Набегало где-то лет на шесть. Исходя из приводившихся фактов, я понял, что они меня пасли всего месяц. И еще сразу же понял, что им что-то от меня надо. Так и получилось. Мне предложили убить Талькова. Обещали, что последствий не будет. В противном случае грозили передать все материалы в суд и позаботиться о том, чтобы с зоны я не вернулся.
Я сказал, что просто не смогу убить человека. Психологически не смогу. Они к этому отнеслись с пониманием и согласились на то, чтобы я просто спровоцировал драку с Тальковым. Остальное, мол, их дело. После этого меня отпустили.
В тот вечер, шестого октября, в концертном комплексе "Юбилейный" Тальков должен был закрывать концерт. Это очень важно для любого певца, и администраторы не жалеют денег на взятки. Моя певичка, ну, у которой я охранником числился, должна была петь перед Тальковым. Предпоследней. Она находилась в своей уборной. Я вышел на пять минут на улицу. Мне билеты на самолет в Москву подвезли. Возвращаюсь, прямо возле ее двери подходит ко мне один из типов, что меня допрашивали. Тот, что помоложе. И так это, проходя, бросил: "Приготовься". Я, как сейчас помню, меня аж в пот бросило. Понял, что Талькова сейчас будут убивать.
Захожу в уборную, а мне певичка говорит, что приходил главреж и сказал, что концерт будет закрывать она, а не Тальков. Так радостно сообщила. Я тогда еще подумал: "Дура ты, дура". Ну, а дальше все как во сне. Прибежал Тальков, с ним несколько человек. Мои ребята тоже подошли. Тальков был в бешенстве. Мы сцепились, из газовых пистолетов палить начали. Отрицать не буду, драку я спровоцировал, потому что тот тип как из-под земли появился. Мы как из газонов стрельбу открыли, все глаза прикрывают. Тут, слышу, боевой выстрел, и Тальков на полу. А на груди кровавое пятно расползается. Всех словно парализовало. Ну, а я сразу деру. Два дня прятался у приятеля. По телевизору узнал, что меня убийцей Талькова объявили. А на третий день они меня нашли. Велели идти в милицию и убийство отрицать. Сказали, что все в порядке будет. И еще велели сказать, что выстрел администратор Талькова сделал. Гарантировали, что я отмазан буду, если все сделаю, как они говорят.
Он помолчал, а потом добавил:
- Это все, что я могу рассказать.
- Вы видели, кто стрелял? - спросил инквизитор.
Монахов помялся, а потом, словно решившись, сказал: "Да, тот тип стрелял".
- Вы его после этого встречали?
- Да. Потому и в Ташкент смылся.
- Где, когда?
- Вроде бы случайно. Год назад. Еду по Тверской. Нагоняет меня черный "мерс", а тип этот рядом с водителем. Повернулся, посмотрел на меня и кто-то водиле сказал. "Мерс" сразу же отстал и за мной пристроился. Я в зеркало смотрю, а тип этот по мобильному телефону говорит. Ну, я домой уже не вернулся, а поездом в ту же ночь и уехал.
Монахов умоляющими глазами смотрел на инквизиторов. Те закивали головами. Один из них сказал: "Мы вам верим. Несколько дней проведете здесь. Будете просматривать фотографии, пока не найдете этих двух своих знакомцев. После этого Тайный трибунал Святой Инквизиции решит вашу судьбу".
Запись кончилась. Несколько минут мы молчали. Затем Яков спросил:
- Что думаешь?
- А не мог Монахов солгать?
- Нет, он сказал правду. Инквизиторы на следующий же день все проверили с помощью препарата. Расхождений нет.
- Его заставили обвинить в убийстве администратора Талькова. Какова его судьба?
- Шлафман через три месяца после смерти Талькова эмигрировал в Израиль. Со стороны властей никаких препятствий не было, хотя в прокуратуре, которая вела следствие, все свидетели почему-то утверждали, что стрелял именно он. Из нагана Монахова, который тот якобы обронил в драке. Официально же следствие объявило его убийцей только в апреле. А выехал он в феврале.
- А нельзя допросить и свидетелей и Шлафмана?
Вместо ответа Винер раскрыл кейс и протянул мне бумагу.
"Гавриилу.