Грейс Оркотт на цыпочках поднялась по истертым ступеням, и в нос ей ударил запах кислого пива, смешанный с запахом дешевой дезинфекции. Грейс оглянулась на сопровождавших ее троих мужчин. Один из них нажал кнопку звонка, и запретная дверь тут же отворилась. За порогом стоял низкорослый суетливый мужчина с копной рыжих волос.
- Входите, входите, - пригласил он. - Вас четверо? Хорошо: все в сборе. Меня зовут Арт Сегунда, - бодренько представился рыжий, вводя гостей в на удивление чистый кабинет. - Я здешний руководитель и лучший друг Оскара. Сейчас я вам его покажу. Начнем прямо с этого.
- А кто он такой? - спросила Грейс Оркотт.
- Оскар - не кто, а что. Однако первым делом хочу вас предупредить: наша контора засекречена. Занимаемся мы тем же, чем испокон веку занимались все кандидаты - слежкой за делегатами. Точнее, сбором сведений о них. Вся разница в том, что вместо картотеки у нас Оскар.
Роджер Аббот кивнул лысой головой и широким взмахом руки указал на собравшихся.
- Все останется между нами, Арт, - пообещал он. - Давай, показывай, что у тебя там.
Сегунда провел гостей в соседнюю комнату, где стояла машина, возле которой суетился молодой человек в футболке.
- Знакомьтесь, это мистер Уаймер, выпускник Калифорнийского технологического и мой студент. А вот Оскар! Мистер Уаймер помогает мне общаться с ним. Оскар - лучший в мире портативный компьютер, хранящий в своей памяти нужную нам информацию и выдающий ее в режиме семьдесят строк печатного текста в минуту.
- Очень интересно, - проговорил один из гостей. - Только зачем он нужен тут, на съезде?
- Зачем? А вот зачем. Какие сведения содержатся в обычной картотеке? Что собой представляет эта картотека? Коробку из-под башмаков, набитую бумажками. А на бумажках написано, как зовут делегатов, где они работают, кому симпатизируют, больше ничего. Оскар же знает о каждом выборщике буквально все: адрес, вероисповедание, семейное положение, работа, банковский счет, лучшие друзья, вкусы и симпатии, мнение о кандидатах, взгляды на жизнь. Вот, например, в пятницу мистер Аббот просил выяснить, сколько делегатов имеют доход менее десяти тысяч в год. Мы ответили ему мгновенно: триста семьдесят шесть человек. Обычный показатель для республиканского съезда. Зачем, кстати, вам были нужны эти сведения?
- Для выработки налоговой программы, - быстро ответил Аббот.
- Могли бы обойтись и без машины, - произнес кто-то из гостей.
- Допускаю, - согласился Сегунда. - Но вот вчера нам подкинули задачку потруднее: сколько делегатов представляют районы, где размещены заводы "Юнифордж" и другие ракетостроительные предприятия? Через час ответ был готов.
- А где вы взяли входные данные? - спросил кто-то.
- Ума не приложу. Наверное, фирма предоставила. Карл Флейшер прислал их с одним из своих парней. Интересно другое: как только мы выдали имена всех делегатов из этих районов, Карл запросил на них дополнительные сведения - место работы, счет в банке, друзья и так далее. Видимо, это нужно, чтобы подъехать к делегатам, но сие меня уже не касается. Я всего лишь смотритель при Оскаре.
Грейс Оркотт сделала шаг вперед и внимательно оглядела компьютер.
- Покажите его в деле, - попросила она. - Но только вопросы должны быть такими, чтобы я могла проверить ответы.
- Пожалуйста, - согласился Сегунда. - Ваше имя?
- Грейс Оркотт, из Техаса.
- Стойте, стойте! - вмешался Аббот. - Арт, оставь эту затею. Часть сведений, хранящихся в памяти машины, имеет конфиденциальный характер и не подлежит использованию…
- Ничего страшного, - возразил Сегунда, которому не терпелось похвастаться способностями своего электронного питомца. - Мы просто затребуем распечатку, а читать не будем. Подарим миссис Оркотт на память.
Через несколько секунд послышалось стрекотание печатающего устройства, и Сегунда вручил Грейс карточку. Та пробежала ее глазами и запихнула в сумочку.
- Все точно, - сказала она. - И досконально.
Роджер Аббот предложил расходиться поодиночке, чтобы не привлекать внимания. Вернувшись в отель, Грейс уселась в баре и стала поджидать дочь. Она рассеянно вытащила из сумки листок и поднесла его к глазам. На карточке было напечатано:
"Оркотт, Грейс: Лаймен-бульвар, 8365, Даллас. Замужем.
Годовой доход - 38 000 долларов, сбережения - 15 000 долларов, займы - 4300 долларов.
Муж - генеральный подрядчик.
Дети: 1. Кэтрин, род. 29 февр. 1948.
2. Джордж-младший, род. 4 мая 1950, ум. 8 мая 1950".
- Не нравится мне это, - пробормотала потрясенная Грейс. - Ох, как не нравится. Надо будет поговорить с Флейшером. При первой же возможности. Тут пахнет гнусностью…
Оби О’Коннел и Карл Флейшер нетерпеливо и бесцельно кружили по фойе отеля "Моррисон". Оба ждали конца закрытого заседания делегации Уилкокса и встретились близ фонтанчика с питьевой водой. Когда стало известно, что Пенсильвания намерена выдвинуть в кандидаты своего губернатора и держать голоса до последнего момента, Флейшер проглотил одну из своих известных всем газетчикам пилюль, оглядел сквозь не менее знаменитые дымчатые очки пухлое потное лицо О’Коннела и с улыбкой сказал:
- Не везет нам, Оби. Ну да всех к себе не перетянешь, верно?
О’Коннел ответил лишь равнодушным взглядом, мысленно послав по адресу губернатора Пенсильвании крепкое словцо.
- Мы ничего не потеряли, - неуверенно проговорил он. - В четверг Пенсильвания будет с нами, ты отлично знаешь этих самоуверенных парней, убежденных, что именно они выводят в короли простых смертных.
Флейшер приблизил губы к уху О’Коннела и зашептал:
- Оби, правда ли, что Манчестер не собирается прикрывать "Дафну"? Ходят такие слухи…
- Чарли этого не говорил, - ответил Оби, чувствуя, что его план начал работать. - Мало ли чего болтают на съезде?
Флейшер увлек своего противника подальше в угол.
- Слушай, Оби, давай заключим сделку, а? Ты знаешь, что от Миссисипи приехало две делегации. Одна - за твоего парня, вторая - за Робертса. У штата тринадцать голосов, которые висят в воздухе, потому что мандатная комиссия никак не может решить, какую из делегаций регистрировать. Назревает всеобщее обсуждение. Обе делегации поливают друг дружку грязью, намекают на полученные взятки, посулы и прочее. В мандатной комиссии покатываются со смеху, глядя на их перепалку, но решить ничего не могут.
- Что ты задумал? - спросил О’Коннел.
- Давай поделим Миссисипи.
- Каким образом? Голосования по фракциям не бывает, Карл.
- Если вопрос вынесут в зал, ты проиграл, Оби.
- А почему не ты?
- Давай посмотрим правде в глаза. Твое поражение обернется ощутимым ударом. Мое - так, царапина.
О’Коннел еще вчера знал, что его противник прав: Робертс споро шел в гору, и Оби уже сам начинал подумывать о сделке, однако колебался, зная, что, если калифорнийцы заговорят первыми, ему будет легче торговаться.
- Ладно, - согласился он. - Бери пятерых.
- Издеваешься? Будь умницей, Оби: твой спасательный пояс теряет воздух, как шарик со свистулькой.
- Чего ты хочешь?
- Чтобы пятерых взял ты, - деловито ответил Флейшер. - А мы подберем оставшуюся восьмерку. И запомни: если этот вопрос вылезет на всеобщее обсуждение, ты потеряешь все тринадцать голосов. Этот удар станет первым шагом к поражению.
- Я не согласен, - сказал Оби, не двигаясь с места.
- Слушай, - зашептал Флейшер, - хочешь одну вещь по секрету? Бин уже снял вас с крючка, и вы теперь у нас в долгу. Мы готовили рекламный листок, который поднял бы вас на воздух, но не пустили его в ход. Робертс запретил.
- Это говорит лишь о том, что он не одобряет твоих грязных трюков, - спокойно сказал Оконнел.
- Не об этом речь. Подумай, что будет, если я шепну, кому надо, и эти листовки хлынут сюда дождем.
- Ты шантажист, Карл, - беззлобно проговорил Оби. - Ну да ладно: шесть - вам, семь - нам. Это, конечно, чересчур великодушно с нашей стороны…
- Наоборот, Оби, семь - нам.
Принять такие условия было бы опасно психологически, и О’Коннел знал это. Но не принять - опасно вдвойне. На всеобщем обсуждении наверняка будет решено, что у сторонников Робертса больше оснований представлять штат, и это повлечет огромный урон. Проигрыш в мандатной комиссии равносилен смерти.
- Ладно, - Оби протянул руку. - Будь по-твоему. Только пусть мне скостят налоги за то, что я занимаюсь благотворительностью.
- Давай позвоним председателю комиссии, - предложил Флейшер.
- Придется. Видит бог, без моего подтверждения он не поверит, что тебе так пофартило.
Через час ЮПИ сообщило, что места в делегации Миссисипи поделены и большинство досталось Робертсу. В заявлении агентства одновременно подчеркивалось, что министр финансов получил новый ощутимый удар в виде отказа делегации штата Пенсильвания поддержать его кандидатуру.
Зал "Мак-Кормик Плейс" был набит битком и продолжал поглощать все новые порции прибывающих. Набережная оказалась на протяжении нескольких кварталов запружена автобусами и такси. В зале уже сидело или стояло около пятнадцати тысяч человек, а народ все валил и валил.
Над секциями делегатов стлался табачный дым, поднимавшийся к креслам для зрителей. В проходах толпились зеваки. Над партером покачивалась огромная подвесная платформа с телекамерами и операторами, на полу, по обе стороны главного помоста, расположились газетчики.
Арчи дю Пейдж облокотился о перила, за которыми в ложе для почетных гостей сидела Кей.
- Привет, Арчи! Впечатляет, правда? - воскликнула она.
- Ничего тут сегодня не будет, кроме пустой болтовни, - ответил он. - Давай встретимся после заседания.
Она кивнула, и агент по связям о прессой нырнул в толпу, расталкивая людей локтями. Он направлялся к группе из двух дюжин делегатов, с которыми, согласно указаниям О’Коннела, должен был встретиться сегодня вечером.
Роджер Аббот стоял возле знамен штата Массачусетс и спорил с одним из делегатов. Карл Флейшер сидел в кресле на помосте, изучая листок бумаги, а по другую сторону Оби О’Коннел шептал что-то в трубку телефона, который связывал его с десятком функционеров, работавших внизу, в зале.
В центральном проходе Гас Мэгуайр с повязкой официального курьера на рукаве свежеотутюженного пиджака с серьезным видом беседовал с каким-то мужчиной, сдвигаясь под нажимом толпы то в одну, то в другую сторону.
Ровно в восемь часов миллионы людей заняли места у телевизоров, по залу "Мак-Кормик Плейс" разнесся громкий призыв очистить проходы, который, впрочем, не возымел никакого действия, хотя его повторяли каждые полминуты. Люди продолжали сновать туда-сюда, гул голосов не стихал.
Джозеф Терьюн, председатель национального республиканского комитета, взобрался на трибуну. Седая грива волос и словно высеченное из камня лицо делали его похожим на капитана застигнутого бурей корабля. Стук председательского молотка тоже остался без внимания. Терьюн смирился и, решившись, заговорил речитативом в свой микрофон:
- Тридцатый республиканский конвент объявляется открытым. Партия Линкольна, Теодора Рузвельта, Эйзенхауэра и Стюарта собрались сегодня здесь, чтобы назвать имя следующего президента Соединенных Штатов!
Традиционное предсказание исхода ноябрьских выборов было встречено ревом одобрения. О’Коннел и Флейшер, откинувшись на спинки кресел, обменивались усмешками, а процедура тем временем пошла своим чередом. Пропели национальный гимн, чикагский архиепископ сказал речь, с молитвой и прочими мелкими ритуалами было в интересах телезрителей покончено довольно быстро. Карл Флейшер встал и направился в буфет, где его облепили десятка три газетчиков, горевших нетерпением узнать подробности сделки с делегатами от Миссисипи.
В центре зала, возле канзасского знамени, Гас Мэгуайр присел на корточки рядом с Роджером Абботом, изучавшим какой-то список.
- Девять из каждого десятка - членов профсоюза у нас в кармане, - сказал он. - Я уже говорил со всеми и выяснил, что теперь Чарли им не по нутру.
- Как Дэвидсон? - зашептал Аббот, дергая кадыком. - Акционеров тут куда больше, чем членов профсоюза.
- У него порядок. Два крупных банка уже поддают жару. Мы можем победить, Роджер.
- Да, если не будем спать до самого четверга - последнего дня конвента.
Джейк Манчестер снял ноги с журнального столика, встал и выключил телевизор. Пэтси тряхнула соломенными волосами.
- Зачем ты это сделал?
- Сегодня там больше ничего не будет. Как только поиссякнет пыл этих великих ораторов, все разбредутся по гостиницам.
- У тебя неприятности, Джейк?
- С чего ты взяла?
- Ты не произнес и двух десятков слов с тех пор, как вернулся домой.
- Мы же слушали ослиные крики этого типа Терьюна.
- Жаль, не дождались комментариев обозревателей: могли бы узнать, как дела у нашего старика. Он не слишком горячится, как ты считаешь?
- А чего ты ждала? Видишь, сколько людей не согласно с ним.
- И ты тоже?
- Я этого не говорил. Просто он не царь, чтобы издавать указы. Тут надо брать в расчет все: рабочие места, инвестиции, оборонный потенциал…
- Опять двадцать пять! Он же сказал, что у нас вполне достаточно бомб и ракет. Чего ты еще хочешь?
- Его соперник Робертс в тысячу раз умнее, когда утверждает, что такие вопросы должны решаться в Вашингтоне, а не в римском цирке.
- Джейк! - Пэтси поставила свой стакан и отодвинулась в угол кушетки. - У нас еще демократия. Всякий политический лидер обязан вслух высказывать свои мысли.
Манчестер-младший молча допил коктейль и принес с кухни новый стакан.
- Да что стряслось, Джейк, скажи наконец! Дуган учинил тебе разнос?
Джеймс Дуган был заместителем управляющего Национальным коммерческим банком Брэдбери и ведал кадрами.
- Разнос? - переспросил Джейк. - Нет, хуже. Он пригласил меня к себе, угостил сигарой, а потом завел речь об отце и его взглядах на проект "Дафна". Хотел узнать, что я об этом думаю.
- И что ты ему сказал?
- То же, что и тебе. А он заявил, что Брэдбери манипулирует акциями "Юнифордж" на сумму двести миллионов долларов.
- И все?
- Нет. Завел песню об ответственности банка перед вкладчиками, о необходимости следить за политикой и о том, что высоко ценит мои родственные отношения с ведущим кандидатом.
- Это мягко говоря, - вставила Пэтси.
- Пытался выяснить мои личные настроения. Деликатно, разумеется.
- А ты?
- А я сказал, что не обязан во всем соглашаться со стариком только потому, что он мой отец.
- Ты не хочешь, чтобы он стал президентом?
- Не в этом дело… - Джейк посмотрел на жену и, увидев, что собираются тучи, торопливо заговорил, словно надеясь убежать от грозы: - Видишь ли, Дуган спрашивал, не знаю ли я, часом, делегатов, которые…
- Которые что?
- Черт возьми, Пэтси!
- Которые могут переметнуться к Робертсу, так?
- Нет… Но если Дуган прав… Если заказы на ракеты так много значат для нашего банка…
- Словом, ты обещал позвонить своим знакомым делегатам.
- Ничего подобного! Я только сказал, что знаю лично всего одного делегата и не собираюсь ему звонить…
- Полагаю, речь шла о Джиме Стэделе, так?
- О нем. Но Дуган не просил меня звонить, не спрашивал фамилию делегата. Он просто посетовал, что отец слишком рано заговорил о сокращении военного бюджета…
- Джейк, я впервые в жизни слышу такую омерзительную историю, - возмутилась Пэтси. - Неужели ты не размахнулся и не двинул в нос своему Дугану?
- Да за что?
- Господи, Джейк, мы оба знаем, куда он гнул. В кого ты превращаешься? Твой босс практически предлагает тебе идти против родного отца, а ты… согласился!
- Это ложь!
- Это святая правда, а в какие слова она облечена, не имеет значения. Ты… ты!
- Что, по-твоему, я должен был сделать? Уйти с работы?
- А хоть бы и так!
- Ишь ты, какая смелая, пока сидишь на диване со стаканом коктейля в руке!
- Помолчи! Сам-то каков? Сколько ты в себя влил для храбрости, прежде чем решился рассказать мне все это? И что за мужа мне бог послал…
- Да послушай же!
- Не смей орать! - взвилась Пэтси. - Иди, звони своему Стэделу. Скажи ему, пусть голосует за Робертса и конец света!
Плача, она вскочила и убежала в спальню. Джейк слышал, как хлопнула дверь и повернулся ключ.
Он часа два просидел на маленьком балконе, нависавшем прямо над водами залива. Сумерки превратились в ночь, с океана приполз туман, стало сыро и холодно. Джейк вернулся в комнату и поднял трубку желтого телефона.
- Соедините меня с Чикаго. Мне нужен мистер Джеймс Стэдел, делегат республиканской партии на конвенте. Его можно найти в отеле, где остановилась делегация Массачусетса.
Выйдя из машины раньше Манчестера, Арчи увидел их первым. Он двинулся к группе, на ходу бросив через плечо:
- Не стоит вам болтаться тут, босс.
Вдоль фасада отеля расхаживало человек двадцать с транспарантами на груди. "Голосуйте за разоружение!", "К чертям "Дафну"!", "Сначала - Человечество, Робертс - потом!", "Не дадим распять род людской на ядер-ном кресте!" - было начертано на плакатах. Маленькие дети, мальчик и девочка, размахивали флагами США и ООН.
Манчестер вылез из машины, и тут же защелкали камеры двух фотографов, спешивших запечатлеть выражение невольной растерянности на лице кандидата.
- Быстрее! - прошипел Арчи, прикрывая Манчестера собой и проталкиваясь к подъезду. На ходу он едва заметно кивнул полицейскому, и тот со знанием дела оттеснил манифестантов от входа.
- Боже мой, откуда взялась эта толпа? - пробормотал Манчестер в лифте.
- Надо было входить через заднюю дверь, - сказал Арчи. - Эти самодеятельные пацифисты только вредят своими воплями.
Они молча вошли в номер. Утро вторника не принесло ничего хорошего, а до голосования оставалось меньше сорока восьми часов. Манчестер сорвал пиджак, швырнул его в кресло и, красный от ярости, принялся мерить шагами комнату.
- Босс, через две минуты прибудут делегаты от Пенсильвании, - напомнил Арчи, и Манчестер занял позицию у двери, готовый приветствовать входящих. Гости не заставили себя ждать. Пожимая им руки, кандидат с удовольствием отметил, что помнит имя и фамилию почти каждого.
- Доброе утро, миссис Поттер, - проговорил он, завидев профессора филадельфийского колледжа, пожилую негритянку, с которой прежде встречался лишь однажды. Элен Поттер горячо пожала руку кандидата.
- Стойте на своем, господин министр, - бросила она, проходя в номер. - Ваша правота несомненна.
Наконец Манчестер с горем пополам разместил делегатов. Арчи уныло отметил про себя, что дополнительных стульев почти не понадобилось: из 128 членов делегации штата пришло всего 45. Губернатор Уилкокс, как и ожидалось, не явился. Делегация провозгласила его возможным кандидатом от Пенсильвании, и теперь, чтобы встретиться с ним, надо было самому ехать в отель "Моррисон". Однако правая рука Уилкокса, спикер конгресса штага Джозеф Рорбо, на встречу пришел. Когда Манчестер выступил на середину комнаты, Рорбо сделал равнодушное лицо и уставился на кандидата пустыми глазами.
Министр финансов оглядел гостей и заговорил о том же, о чем и раньше, смутно надеясь хотя бы на сей раз добиться понимания.