- Я бывший моряк.
- Кстати, я не знаю, друг мой, как вас зовут.
- Называйте меня Смит… Бад Смит. Этого достаточно?
- Вполне! - весело сказал Линкольн. - Я не знаю ни одного Бада Смита во всех соседних графствах.
- Я приезжий, - сказал пешеход.
Совместный путь занял не больше получаса. Уже стемнело, когда путники услышали собачий лай и увидели на горизонте бревенчатые дома городка Клинтон с сизым дымом, валящим из высоких труб. Здесь, как и в каждом западном городке, имелась двухэтажная гостиница с баром, около которой стояло до десятка фермерских повозок, двуколок и шарабанов. Несколько лошадей было привязано к столбам возле навеса. В сияющих розовым светом окнах мелькали тени людей в цилиндрах.
- Мне кажется, что я вижу судью Дэвиса, - сказал Линкольн.
- Отчего бы нет? - кисло промолвил Смит. - Здесь подлинный слёт судейских, вроде вороньей свадьбы.
- Вероятно, так, - сказал Линкольн. - Все светила восьмого судебного округа встречаются под этой вывеской. Завтра начнётся выездная сессия суда. Итак, мистер Смит, вперёд, под вывеску Чарли Тэррента! Как видите, здесь написано: "Чарли рад любому гостю, если он в состоянии заплатить за ночлег".
- А я что, не в состоянии? - сказал Смит. - За кого вы меня принимаете?
…Судья Дэвис был толст. Нос у него свисал грушей, а щёки были похожи на два больших помидора. Из-под опухших, обветренных век глядели на любого встречного два проницательных серых глаза и словно говорили: "Я тебя, любезный, вижу насквозь, и не думай, что я рохля только потому, что я толстый".
Он расположился у огня в большом зале гостиницы, положив ноги на каминную решётку. Вокруг очага на лавках сидело человек десять адвокатов - кто тёр нос, кто похлопывал рукой об руку. Позади всех, как башня старинного форта, возвышался Линкольн, с руками, засунутыми в карманы. Он рассказывал восторженно:
- Представьте себе, человек сидит в Вашингтоне и постукивает ключиком, а за много миль, в Ба́лтиморе, другой человек слышит этот стук и записывает слова. Ни одной минуты промедления! И всё это делает электрическая искра!
- Вы большой любитель науки, Линкольн, - сказал судья Дэвис, пытаясь разглядеть носки своих сапог из-за грузного живота, - но это уже не свежая новость. У меня есть родственник в Балтиморе, школьный учитель. Три года назад он утверждал, что "по астрономическим данным" из этого телеграфного аппарата ничего не выйдет. Когда мимо его дома начали тянуть проволоку по столбам, он присоединился к толпе зевак. Кто-то сказал ему: "Ну что, дядя, твоим предсказаниям грош цена. Видишь, тянут телеграфную проволоку!" - "Ну, знаете, - сказал учитель, - я рассмотрел этот вопрос со всех сторон с большой тщательностью и вниманием и теперь могу определённо сказать, что маленькие пакеты эта проволока ещё дотащит, а большие тяжёлые узлы не дойдут!.."
Раздался смех.
- Ну, знаете, - обиженно сказал Линкольн, - всё-таки у меня есть преимущество перед вами, господа. - Я услышал про эту штуку с электричеством впервые в жизни и получил удовольствие, а для вас, образованных людей, это уже не свежая новость.
- Не прибедняйтесь, Линкольн, - благодушно заметил Дэвис, - всем известно, что вы возите с собой в седельном мешке "Геометрию" Евкли́да и читаете её в промежутке между двумя заседаниями суда. А вот у меня с детства не было времени понять, почему сумма квадратов катетов равна квадрату гипотенузы.
- Геометрия помогает соображать, сэр, - ответил Линкольн.
- И ораторствовать перед избирателями, - неожиданно вмешался лопоухий человек с жирным красным лицом, примостившийся в отдельном кресле сбоку очага. - Я читал ваше "обращение к народу Иллинойса". Вы, кажется, упорно желаете, чтобы общественные земли попали в руки фермеров по самой дешёвой цене?
- Не скрою, сэр, что таково моё твёрдое желание, - сказал Линкольн.
- Имейте в виду, что я не буду за вас голосовать!
- Позвольте вас спросить, сэр, - сказал Линкольн, повернувшись всем корпусом к лопоухому, - вы занимаетесь скупкой и перепродажей земли?
- Вы угадали, мистер Линкольн, - важно отвечал лопоухий.
- Тогда понятно, почему вы настроены против меня. Ваша душа обитает в кармане.
- Где именно находится моя душа, вас не касается, сэр, - проговорил лопоухий. - Я не желаю видеть в конгрессе ораторов, которые настроены против деловых людей.
- Я не настроен против деловых людей, которые приносят пользу, - отвечал Линкольн, - но я решительно против спекулянтов.
- Очень приятно слышать, - торжественно сказал лопоухий. - В таком случае, я буду голосовать за ваших противников!
- Это напоминает мне одного итальянского бандита, который собирался ограбить почту, - сказал Линкольн, - и, перед тем как это сделать, обратился с молитвой к своему святому: "Помоги мне, дорогой святой Мартин, в моём трудном деле и попроси бога, чтоб он даровал мне успех. Но если ты этого не сделаешь, имей в виду, что я-то сам не святой, а самый настоящий бандит и сумею показать тебе, подлецу, где рак зимуют!"
- Не понимаю ваших остроумных сравнений, - сказал лопоухий.
- В этом я нисколько не виноват, - вежливо отвечал Линкольн и под общий смех адвокатов отошёл от очага.
- Ишь ты, - сказал лопоухий, закидывая ногу на ногу, - ведь он, пожалуй, считает себя гением. Этакий "честный парень" из простых, да ещё оратор и член законодательного собрания Иллинойса! Видали мы таких! Небось в бога не верит… А много ли дел он выиграл в суде?
- По моим сведениям, - невозмутимо сказал судья Дэвис, - за последние два года из двадцати четырёх дел он выиграл семнадцать.
- Вот как! - проворчал лопоухий. - Но думаю, что дело молодого Моффета он провалит.
- Дело Моффета? - переспросил кто-то из адвокатов. - Это который обвиняется в убийстве землемера?
- Да, - со вздохом сказал Дэвис. - И действительно, надо быть семи пядей во лбу, чтоб выступать защитником в таком деле. Этот молодой Моффет запутался в долгах да ещё потерял половину своей земли, потому что у него не было документов "на право владения". К нему приехал землемер проводить новую границу, и этот землемер без вести исчез!
- Откуда известно, что землемера убили? - спросил один из адвокатов.
- Есть косвенные улики. В доме Моффета нашли двустволку, в которой не хватало одного патрона. На снегу след, как будто тащили что-то тяжёлое, а на берегу реки нашли один башмак убитого да ещё на льду следы крови.
- На льду? Так он утопил труп в замёрзшей реке?
- Ничего не стоит утопить тело в проруби, - сказал Дэвис.
- Прескверное дело, - заметил тот же адвокат.
- Да, Моффету угрожает виселица.
- Сколько Линкольн берёт за такое дело?
- Кажется, он ведёт дело бесплатно, - сказал судья.
- Вот видите, набивает себе репутацию святоши, - вставил лопоухий.
- Вряд ли, - сказал Дэвис. - У него и так хорошая репутация.
- Ещё бы! Женился на девице из самой почтенной семьи. Отец этой Мэри Тодд, кажется, был сенатором?
- Не знаю, - отвечал Дэвис.
- Купил себе дом в Спрингфилде и выставил вывеску золотыми буквами. Видать, что не все дела он ведёт бесплатно!
- Вы как будто личный враг мистера Линкольна? - спросил Дэвис.
- Нет! Я просто не люблю этих "честных парней", которые делают деньги быстрее нашего брата. Да ещё называют предприимчивых людей спекулянтами! И вообще, да будет вам известно, судья Дэвис, что я не люблю книжников с "идеями"! Я предпочитаю обыкновенных граждан, которые верят в бога и не берут денег в долг.
- Это ваше дело, - сухо ответил Дэвис и повернулся к окну.
Снег запорошил всё окно. С трудом можно было разобрать радужно мерцающие фонари у подъезда гостиницы и морды лошадей, мерно жующих овёс в мешках, подвешенных за шею.
- Чарли, - сказал Дэвис, - я надеюсь, что вы найдёте места в конюшне и для наших лошадок?
- Не беспокойтесь, сэр, - ответил из-за высокой стойки широкоплечий гигант, хозяин гостиницы, - у меня всегда всё готово для судейских. Ваша комната наверху, седьмой номер. Извините, комната на двоих.
- С кем вы меня поместили?
- С мистером Линкольном, сэр.
- Человек не может заснуть, пока он не согрелся, - объявил судья Дэвис, тщетно пытаясь дотянуться фланелевым шарфом до пальцев своей правой ноги.
- Вы всегда растираете на ночь ноги? - спросил Линкольн.
- Обычно это делает мой негр Дже́ксон, - сказал судья.
- Если хотите, судья, я заменю вам негра.
- Спасибо, не стоит, мистер Линкольн. Я вовсе не так толст, как вам кажется. Мой живот увеличился за этот год не больше чем на полдюйма.
- Весь вопрос в том, насколько он увеличился за предыдущий год, - проговорил Линкольн, роясь в своём седельном мешке.
- Ничего особенного. Не следует беспокоиться за мой живот. На вашем месте, я подумал бы о деле Моффета.
- Я думаю об этом деле почти непрерывно, - сказал Линкольн.
Дэвис посмотрел на него и покачал головой.
- Обвинитель Ли́ндер очень серьёзный противник, - сказал судья, - и, насколько я знаю, улики собраны с большой тщательностью. Соседи слышали ночью ружейный выстрел. Моффет человек вспыльчивый. Он уже раз угрожал ружьём землемеру Ярборо на глазах у всех. А этот башмак убитого возле реки?
- Не понимаю, зачем понадобилось Моффету снимать с убитого башмаки, перед тем как сунуть тело в прорубь, - откликнулся Линкольн, не отрываясь от седельного мешка, - и при этом почему он снял только один башмак?
- Возможно, что этот башмак слетел случайно.
- Это очень странно, мистер Дэвис. Но самое главное, что у нас нет объекта преступления.
- Вы имеете в виду…
- Я имею в виду тело убитого, мой друг Дэвис. Где оно?
- Реку нельзя обследовать по-настоящему. Она покрыта льдом. А следы крови?
- Ах, сэр, вы хотите, чтоб я раскрыл вам все материалы защиты?
- Нет, конечно, я не настаиваю. Но это трудное дело. Вы были на месте преступления?
- Был. Это место меня мало интересует.
- А что вас интересует?
- Сэр, меня интересует положение со скупкой земель спекулянтами в этом районе.
Дэвис надул обе щеки и выпустил воздух с шумом, как лопнувший воздушный шар.
- Вы занимаетесь не делом Моффета, а политическими вопросами, - сказал он, - несомненно, что это поможет вам выступать на митингах. Но вряд ли это поможет вам на завтрашнем процессе.
- Думаю, поможет, - хладнокровно ответил Линкольн.
- Приговор судьи зависит от решения присяжных.
- Я это хорошо знаю.
Дэвис помолчал и, пыхтя, занялся своими ногами. Линкольн смотрел на него из-за свечи прищурившись.
- Держу три против одного за то, что вы не дотянетесь до большого пальца, - сказал он.
- Вы плохо изучили геометрию, Линкольн. Кстати, где вы пропадали целый месяц?
- Я был в родных местах.
- В родных местах? Говорят, что вы купили сто шестьдесят акров земли для вашей мачехи?
- Да, Дэвис, я это сделал уже давно. Это только слабая отплата за всю любовь и преданность доброй женщины. Сара Буш заменила мне мать.
- Вы объездили все западные графства. Вы собираете голоса для будущих выборов в конгресс?
Лицо Линкольна помрачнело.
- Я посетил могилу, на которой сейчас ещё можно разобрать надпись: "Здесь покоится прах Нэнси Линкольн". Когда-то там шумел дикий лес. Сейчас рядом шумит проезжая дорога.
- О да, - сдержанно сказал Дэвис, - а могилы моих родителей и вовсе исчезли. Такова эта страна.
- Я искал старых друзей. Кто уехал, кто постарел, а кого и вовсе нет. На обратном пути меня охватила такая тоска, что я написал стихи.
Судья приподнялся на локте:
- Вы? Стихи?
- Да, мой друг Дэвис, Авраам Линкольн написал стихи! И даже думает их напечатать в газете!
- Знаете, это забавно, - сказал Дэвис. - И можно познакомиться с этим поэтическим произведением?
Линкольн порылся в седельной сумке, вытащил оттуда порядком потрёпанный том "Геометрии" Евклида и вытянул из книги листок.
- Послушайте, Дэвис, - сказал он. -
Лет двадцать минуло с тех пор,
Как я оставил их,
Леса, поля, отроги гор,
Товарищей моих.
А время, как лесной пожар,
Несётся по стране,
Кто молод был, тот нынче стар,
А кто сгорел в огне!
- Гм, для адвоката не так уж плохо, - сказал Дэвис.
Линкольн посмотрел на него внимательно, вздохнул и спрятал листок в книгу.
- Спасибо, старина, - сказал он, - вы очень точно выразились. Я не буду печатать этих стихов.
Дэвис расхохотался.
- Извините меня, Линкольн, - сказал он, - вы не поэт, но у вас есть замечательный дар. Я с удовольствием слушаю ваши речи на суде. Ваши противники могли бы поучиться у вас.
- Вы считаете меня искусным оратором? В древности говорили: "Оратором становятся, поэтом рождаются".
- Друг мой, - сказал Дэвис, - вы родились человеком.
- Вот так заслуга!
- Да, это заслуга, - серьёзно продолжал судья. - Вы говорите так, как говорят простые люди. И простые люди слушают вас.
- Вы имеете в виду присяжных?
- Нет, присяжные обычно любят пышное красноречие. Я имею в виду публику.
- Какое значение может иметь публика для беспристрастного судьи?
- Очень большое, - сказал Дэвис. - Эти люди гораздо лучше чувствуют, кто прав, кто виноват, чем самые умные судьи. Они внимательно слушают вас, потому что вы такой же, как они, простой человек. Когда я смотрю на публику, я вижу, что вы её убедили. Честное слово, мне это не всегда удаётся!
- Спасибо, Дэвис, - сказал Линкольн, - вы выдали мне диплом отличного адвоката.
- Нет, мой друг, не адвоката. Большого человека.
Линкольн ещё раз внимательно посмотрел на грузную фигуру Дэвиса, который всё ещё пытался дотянуться правой рукой до своих ступней.
- Дэвис, - сказал Линкольн, - вы имеете в виду выборы в конгресс?
- Ах, что такое конгресс! - рассеянно отвечал Дэвис.
- Может быть, вы имеете в виду мой рост?
- Ну уж! - сказал Дэвис. - При чём тут рост? Я имею в виду ваше будущее.
- Вы удивительно похожи на мою мачеху Сару Буш, - проговорил Линкольн, перебирая свои бумаги. - Она до сих пор уверена, что я буду губернатором.
- Не вижу ничего особенного в том, чтобы стать губернатором, мой друг. Вы заметили нынче лопоухого господина из Нью-Йорка, который занял лучшее место у очага? Он смертельно боится честных людей. Он предпочитает жуликов.
- Да он сам жулик! - добродушно заметил Авраам Линкольн.
- А вы честный человек, и эти господа из Нью-Йорка наделают вам ещё немало неприятностей. Остерегайтесь их!
- Боже мой, Дэвис! Послушать вас, так получается, что мне угрожает чуть ли не выстрел из-за угла!
- Я не пророк, мой дорогой Линкольн, - сказал Дэвис, размахивая фланелевым шарфом, - но я могу напомнить вам гербы европейских владык, на которых написаны разные гордые слова, вроде: "Бог и моё право", "Берегись моей руки", "Бог с нами", и тому подобное. Если б у вас был герб, то на нём следовало бы написать четыре слова: "Честность, правда, добрая воля". Вы человек доброй воли! Будьте осторожны!
- Нельзя быть слишком осторожным, - серьёзно сказал Линкольн, - когда идёшь по правильному пути. Но я очень благодарен вам за совет.
Дэвису наконец удалось подтянуть живот и добраться шарфом до пальцев ног. Судья так увлёкся своей победой, что замолчал и несколько минут тщательно растирал ступни. Линкольн углубился в бумаги. Затем судья отбросил шарф и натянул на себя одеяло.
- Ну вот, - сказал он удовлетворённо, - теперь они, кажется, потеплели. Говорю вам, человек не может заснуть, пока он не согрелся…
- Ах! - сказал Линкольн.
- Что такое?
Линкольн не отвечал. Он замер над небольшим прямоугольным кусочком картона.
- Гасите свечу, - раздражённо сказал Дэвис. - Что за манера рассматривать по ночам какие-то старые портреты! Это кто-нибудь из друзей вашего детства?
- Нет, - сказал Линкольн, - это покойный Ярборо.
- Человек, убитый Моффетом? Где вы раздобыли его портрет?
- Его раздобыл мой компаньон Хэрндон. Честное слово, этот Хэрндон толковый парень!
- Да зачем вам портрет Ярборо, если оригинал уже давно на том свете?
- Пригодится в деле. Спокойной ночи, мистер Дэвис!
И Линкольн задул свечу.
Судья Дэвис через несколько минут уже спал, сладко и равномерно посвистывая носом. Метель усиливалась. Окна вздрагивали под напором снега и ветра. В печной трубе раздавался унылый звук, похожий на завывание волка. Линкольн вдруг решительно откинул одеяло и стал одеваться. Через несколько минут он прошёл по коридору и разбудил слугу, который спал, пододвинув под голову ящик с сапожными щётками.
- Где остановился мистер Смит? - спросил адвокат.
Слуга растерянно заморгал веками.
- Это маленький сердитый господин с палкой? В десятом номере, сэр. Под самой лестницей.
- А кто с ним в комнате?
- О, сэр, он уплатил за двоих и потребовал, чтоб его поместили одного.
- А Чарли ещё уверяет, что у него в гостинице нет мест, - сокрушённо сказал Линкольн. - Так, значит, под лестницей? Благодарю вас.
Он спустился по лестнице и постучал в дверь десятого номера.
- Кого это дьявол посылает ко мне в середине ночи? - послышался голос Смита из-за двери.
- По-моему, не дьявол, а ангел-хранитель меня к вам послал, мистер Смит. Это я, Авраам Линкольн.
Смит помолчал и открыл дверь.
Здание суда в Клинтоне - большой, кирпичный дом с каменными наличниками на окнах - с утра было битком набито людьми. Разбиралось нашумевшее дело Моффета.
Обвинитель Линдер произнёс почти часовую речь. Он подвёл итог всем обстоятельствам дела. Молодой Моффет, по его словам, был человеком без чести и совести. Он взял в долг у своего соседа Тойнби восемьсот долларов, не зная, как их вернуть. Он присвоил себе шестьдесят акров земли, которые, как выяснилось, принадлежат по праву тому же Тойнби. Пользуясь добротой и уступчивостью своих соседей, он вёл хозяйство на чужой земле и на чужие деньги. Когда его разоблачили власти штата Иллинойс, он застрелил землемера Ярборо, отца троих детей, и утопил тело в проруби…
Линкольн сидел, скорчившись, в кресле. Его длинные ноги были скрещены, руки засунуты в карманы, голова с жёсткими, взъерошенными волосами была опущена на грудь, на лбу резко обозначились морщины. Его тяжёлый подбородок выглядел ещё длиннее, чем обычно. Иногда он поднимал голову, шептал два-три слова своему помощнику и снова как будто засыпал.
- Посмотрите на обвиняемого! - воскликнул Линдер. - На суде, где решается вопрос о его жизни, он сидит и небрежно перелистывает страницы законов окровавленными руками убийцы! У него лицо убийцы, самоуверенность убийцы, хватка убийцы…
Линкольн поднял голову. Лицо его засветилось улыбкой.
- Минуточку, уважаемый коллега! - произнёс он спокойно. - Тот, на кого вы указываете, - мой помощник, адвокат-защитник мистер Ро́зетт. Обвиняемый сидит дальше. Это вон тот юноша с симпатичным лицом.
В публике пронёсся смех. Судья Дэвис угрожающе застучал молотком. Линдер побагровел и стал лихорадочно пить воду.