- А можно мне эти документы увидеть?
Гозданкер постарался, чтобы его голос звучал предельно небрежно, даже равнодушно, но все же он предательски дрогнул.
Покрышкин беспокойно завозился. Он не горел желанием бросаться в омут с головой. Он и без того наговорил много лишнего и зашел слишком далеко. Пора было чуть притормозить. Сейчас, когда Гозданкер усвоил тему, можно было приступить к наиболее важной для него, Покрышкина, части. А именно - к торгам по поводу условий выдачи злополучных бумаг. Его бульдожьи глаза настороженно забегали, оплывшая грудь заколыхалась.
- Документы-то найти я попробую, - принялся вилять он. - Не знаю только, что получится. Да и дело уж больно деликатное. Ты пойми меня правильно, Ефим Соломонович, тут ведь главное ошибок не натворить. А то знаешь, как бывает. Захочешь доброе дело сделать. Государству помочь. И сам же пропадешь через свою доброту. Согласен со мной?
Про себя Гозданкер усмехнулся. У старой гвардии было чему поучиться. Два крупных руководителя в течение года лихо обворовывали "Уральсктрансгаз" и пилили прибыль. Потом один из сообщников решил избавиться от другого и усесться в его кресло. За это другой пытается упечь его за решетку.
До этих пор Гозданкеру все было ясно. Он лишь не понимал, почему это называется "добротой" и "помощью государству". Разумеется, в кругу новых бизнесменов, к которому принадлежал Гозданкер, при обсуждении подобных схем тоже избегали слов вроде "украсть" и "разграбить". Но все же выражались проще.
- Вам виднее, - заметил Гозданкер уклончиво. Ответ Покрышкина не удовлетворил.
- Ты ведь, говорят, Ефим Соломонович, дружишь с Лихачевым-то? - спросил он напрямую.
Лихачев был начальником областной налоговой полиции, и знающие люди считали, что именно его пытается задействовать Гозданкер в качестве главной ударной силы в войне против Храповицкого.
- Да разве ж это дружба, Иван Трофимович! - сокрушенно улыбнулся Гозданкер. - Он с меня налоги стрижет, я ему за это спасибо говорю.
Он заметил, как вытянулось лицо Покрышкина, и, чуть выждав, прибавил:
- Но отношения у нас с ним, действительно, неплохие.
Дыхание Покрышкина сделалось сиплым.
- Давай мы сделаем так, Ефим Соломонович, - отрывисто пролаял он. - Я попробую у себя какие-нибудь бумажки отыскать. По этой ерунде с Храповицким. А ты там, у Лихачева, почву прощупаешь. Как будто от себя. Осторожно так. Чтоб, знаешь, не вышло чего.
Сейчас все встало на свои места. Покрышкин требовал гарантий того, что когда налоговая полиция займется Храповицким, то его, Покрышкина, не тронут. В противном случае предоставлять доказательства он не собирался. Ибо садиться Покрышкину казалось не с руки. Даже на пару с Храповицким. А если принять во внимание, что при таких объемах "ерунды", по выражению Покрышкина, сроки их участникам грозили отнюдь не малые, то престарелый начальник "Уральсктрансгаза" вполне мог и не дождаться свободы.
Вообще-то судьба Покрышкина Гозданкера не волновала. Но деваться ему было некуда. Безопасность Покрышкина прилагалась в комплекте с компроматом на Храповицкого. Как томатный соус - к сосиске.
- Я поговорю, - пообещал Гозданкер, поднимаясь. - Найдем выход. Дело-то ведь одно делаем, Иван Трофимович. Общее. О Родине заботимся.
И довольный результатом встречи и тем, что сумел сформулировать фразу в духе своего собеседника, Гозданкер заговорщицки пожал тому руку и вышел.
3
Первые три недели столичных поездок выдались для Лисецкого и Храповицкого на редкость изнурительными. А для последнего еще и затратными. Лисецкий в качестве главы крупнейшего в России региона был вхож и в правительство, и в президентскую администрацию. Но необходимой для таких дел доверительности с нужными людьми у него не было. Капризный президент менял свое окружение так часто, что вновь назначенные чиновники еще не успевали осмотреться, как их уже отправляли в отставку.
Приходилось общаться с сомнительной публикой, готовой за деньги решать любые вопросы, бессовестно хваставшей своими связями, ломившей несуразные цены, кормившей бесконечными обещаниями и не дававшей никаких гарантий.
Между тем реально назначить Храповицкого на место Покрышкина могли лишь двое: бывший глава "Газпрома" Черномырдин и нынешний руководитель Роман Вихров. Протаптывать тропинку к Черномырдину было трудно и довольно рискованно. В кресле премьер-министра он был недосягаем и такой мелочью не занимался. Кроме того, если он действительно когда-то дружил с Покрышкиным, то мог с ходу отказать. И вернуться к теме стало бы невозможно. Она была бы закрыта навсегда.
В этом смысле Вихров выглядел предпочтительнее. Формально для такого решения ему не требовалось ничьих разрешений. Он все мог сделать сам, а Черномырдина, если потребуется, поставить в известность задним числом, преподнеся дело в нужном свете. Но в кремлевских кругах он считался самодуром и хамом. Возглавив главную монополию страны, он стелился перед президентом и Черномырдиным, зато со всеми остальными разговаривал через губу или через своих помощников, что, по большому, счету, не составляло разницы.
Вихрову уже перевалило за шестьдесят. Хотя сидел он настолько прочно, насколько прочно можно было сидеть при непредсказуемом Ельцине, мысли о будущем его порой беспокоили. Как и вся кремлевская верхушка, включая семью больного президента, будущее он связывал не с опостылевшей Россией, а с отъездом на Запад. Сорокалетний сын Вихрова Иван с помощью отца азартно отгрызал от "Газпрома" самые сладкие куски и, учреждая в оффшорах одну фирму за другой, переводил бывшую государственную собственность в частную.
Нравом Иван пошел в родителя, впрочем, отцовской осмотрительностью не отличался. Жил он ярко. Содержал пару скандальных любовниц, мнивших себя звездами эстрады, устраивал пьяные дебоши в лучших европейских отелях, топил на морских курортах яхты, арендованные по баснословной цене, и давил бронированным "мерседесом" зазевавшихся на московских улицах прохожих. Короче, имея под рукой около миллиарда долларов, в которые иностранные эксперты оценивали состояние Вихровых, нажитое непосильным трудом за четыре последних года, Иван предоставлял любящему предку расхлебывать последствия своей активной жизненной позиции. Через него-то Лисецкий с Храповицким и попытались подобраться к Вихрову-старшему.
Общие знакомые в Москве отыскались, Храповицкий был представлен Ивану Вихрову, и процесс сближения пошел по-русски стремительно. Они пару раз душевно посидели в ресторанах на Рублевке и с толпой зажигательных шлюх из московских модельных агентств слетали чартером на выходные в Карловы Вары, где у Вихровых был собственный отель и казино. Платил за все это, само собой, Храповицкий. На правах младшего товарища он должен был доказывать свою состоятельность и чувствовать при этом благодарность за оказанную ему честь общения.
4
Подробному отчету о проделанной шефом работе мы внимали в начале октября, поздно ночью, в субботу. Он только что прилетел из Москвы, по дороге из аэропорта завез домой губернатора и сразу направился к нам. Собраться на сей раз нам было велено не в кабинете шефа, а в нашем спортивном комплексе, где имелась так называемая зона отдыха с барной стойкой, диванами, креслами и бильярдным столом. Кстати, еще полгода назад подобный ночной вызов, да еще в выходные, и Виктор, и Вася сочли бы наглостью со стороны Храповицкого. Но сейчас, когда он готовился к переходу в новое качество, его главенство никто не оспаривал. Кроме означенных лиц и меня, присутствовал еще и Паша Сырцов, которого Храповицкий в последнее время часто приглашал на внутренние совещания.
Выглядел Храповицкий измотанным и осунувшимся. Даже его блестящие черные глаза несколько потускнели. Неделя беспробудного пьянства давала о себе знать замедленной речью и не свойственной ему заторможенностью движений. Его светло-бежевый замшевый пиджак безобразили неряшливые разводы. У мятой шелковой рубашки была оторвана верхняя стразовая пуговица.
Несмотря на то, что в комплексе стояла надежная защита от прослушивания, Храповицкий понижал голос каждый раз, когда упоминал известное имя. А цифры розданных взяток и вовсе писал на клочке бумаги и молча показывал нам. Впрочем, возможно, он делал это не столько из конспирации, сколько для того, чтобы придать важности своему рассказу.
- На сколько мы уже попали? - по-деловому осведомился Виктор, когда Храповицкий закончил. Он полулежал на широком диване, подперев голову рукой, и грыз орехи. Храповицкого он слушал внимательно и порой даже переставал жевать.
- Не знаю, - устало помотал головой Храповицкий. - Не считал еще. Думаю, где-то так...
Он черкнул на листке "200-300", убедился, что мы прочитали, и тут же его порвал.
- Это - в норме, - одобрительно кивнул Виктор.
- Ни фига себе в норме! - скептически отозвался Вася, поднимая голову. До этого он полировал ногти какой-то новой пилкой с золотой ручкой. - "Бентли" пропили - и нормально!
- Не одному же тебе тачки пропивать! - довольно резко парировал Храповицкий.
Вася сразу надулся и вернулся к совершенствованию своих ногтей. Упрек в пристрастии к алкоголю он счел несправедливым. Поскольку три дня назад он зачем-то бросил пить. Трезвый Вася был скучен, мрачен, осуждал излишества и вообще смотрел на мир с пессимизмом.
- А сколько ты вообще планируешь на это потратить? - заинтересованно продолжал расспрашивать Виктор.
- От меня, что ли, зависит! - хмыкнул Храповицкий. - Цену за входной билет нам будет Вэ устанавливать! - Дабы славное имя Ивана Вихрова не звучало всуе, он называл его либо "мой новый друг", либо "Вэ", по первой букве его фамилии. - Надеюсь, пятеркой отделаемся.
- Пятеркой?! - подскочил Вася. От неожиданности и возмущения он выронил пилку на пол, но не заметил этого. - Пять миллионов долларов?!
- Тише! - зашипел Храповицкий. - Ты что разорался? Но Вася не унимался.
- Вы что, рехнулись! - шумел он. - Да за что?!
- Ты знаешь, сколько с "Уральсктрансгаза" можно в один год взять? - раздраженно повернулся к нему Виктор. - Какие там пять миллионов!
Он тоже уже забыл о конспирации.
- Вася, ты лучше сиди и молчи, - в тон Виктору нетерпеливо посоветовал Храповицкий.
Но Вася заартачился.
- Как это молчи! - кипятился он. - Пять миллионов долларов! А если тебя не назначат?
- Значит, залетим! - огрызнулся Виктор.
- А я не согласен! - вдруг объявил Вася. Он поднялся и важно вскинул подбородок. - Я, между прочим, такой же партнер, как и вы!
Храповицкий и Виктор переглянулись. Ни тот, ни другой в глубине души не считали Васю партнером. Скорее, привычной обузой. Да и сам Вася не позволял себе подобного тона. Это было что-то новое.
- Значит, так, - решил Храповицкий. - Ставим на голосование. Кто "за"?
Виктор и он сам подняли руки. Мы с Сырцовым партнерами не были и права голоса не имели. Иначе мы бы их тоже поддержали. Тут не о чем было спорить.
- Подавляющее большинство, - подытожил Храповицкий. - Переходим к следующему вопросу.
- Нет, постой! - не унимался Вася, оставшийся в гордом одиночестве. - Это сговор! Вас двое - я один. Вы так что угодно можете подтасовать. Я лично - категорически против. На кой черт нам этот "Трансгаз"? И без того с Гозданкером вот-вот драка начнется! А тут еще кто-нибудь добавится! Покрышкин, например. Да мало ли у нас врагов! А если не получится? Тут не пятью миллионами пахнет! Тут башку себе можно сломать!
- Тебе-то какая разница? - усмехнулся Виктор. - Что ты с башкой, что без башки. Никто и не заметит.
- Пошел ты! - бросил ему Вася и вновь обратился к Храповицкому. - Я не меньше вас о бизнесе думаю. И меня интересует, кто здесь останется, если ты на "Трансгаз" уйдешь? Кто?
- Виктор, конечно, - ответил Храповицкий ни секунды не колеблясь.
- А вот хрен вам! - заявил Вася злобно. - Хренище! Вот такой! - Он показал, какого именно размера должен быть хренище. Вышло довольно много. После чего сел в кресло, выпрямил спину, сложил руки на груди и с непримиримым видом уточнил: - В зад!
Робкий Сырцов даже вздрогнул и зачесался. Ему не приходилось слышать, чтобы кто-то обращался к Храповицкому с подобным напутствием. Обычно шефу желали здоровья и процветания.
Между тем все дело было именно в этом. Разумеется, не в хрене и даже не в заде, а в том, кто займет место Храповицкого после того как он перейдет в "Уральсктрансгаз", если подобное назначение вообще состоится. Виктор был, по сути, единственной кандидатурой. Хотя, если говорить о руководстве большим предприятием, отнюдь не лучшей. Но Вася был бы еще хуже. А хуже Васи - только потоп. Все это понимали, включая Васю. Но смириться с этим было выше его сил.
Поэтому Вася, четыре года поддерживавший Храповицкого во всех его начинаниях, сделался в данном вопросе его главным оппонентом. А Виктор, у которого еще недавно доходило с шефом до резни, горячо одобрял его идею захвата "Трансгаза".
- Ну, хочешь, сам здесь оставайся, - насмешливо предложил Виктор. - Будешь генеральным директором. Или даже президентом. Я в начальники не рвусь.
Собственно, это не было правдой. В начальники рвался как раз Виктор. А Вася - нет. Вернее, Вася не хотел командовать холдингом. У него были дела поважнее. Тачки, телки, ногти в конце концов. Но Вася хотел командовать Виктором.
Неизвестно, чем бы закончилась эта перепалка, если бы к нам вдруг не ворвался Пахом Пахомыч. Расхристанный и всклокоченный.
5
- Вот ты где! - с порога набросился он на Храповицкого. - А я возле твоего дома два часа караулил. В машине сидел. Меня же Олеська твоя внутрь не пустила. Сказала, ты запрещаешь ей мужчин в твое отсутствие принимать! Второй день тебя ищу, между прочим! У тебя телефон, что ли, отключен?!
Храповицкий с трудом сдержался.
- Извини, Пахом Пахомыч, - с издевкой ответил он. - Впредь постараюсь докладывать тебе о своих передвижениях.
То, что Пахом Пахомыч по глупости разбалтывал тайны уклада интимной жизни Храповицкого, шефа явно взбесило. Свой гарем он содержал с восточным деспотизмом, но никогда в этом не признавался.
Пахом Пахомыч не заметил допущенной бестактности. Не обращая на остальных никакого внимания, он с протянутой для приветствия рукой направился прямо к Храповицкому, оставляя на светлом пушистом ковре грязные следы от своих перемазанных башмаков.
- А ты с нами не хочешь поздороваться? - насмешливо осведомился Виктор.
Пахом Пахомыч рассеянно посмотрел на нас, небрежно бросил "здрассьте" и снова отвернулся. В присутствии Храповицкого других людей для него не существовало.
- Вы тут отдыхаете, - продолжал он, адресуясь непосредственно к шефу, - а у меня, между прочим...
Про отдых ему упоминать не следовало. Это была вторая оплошность подряд. Даже такому шуту, как Пахом Пахомыч, следовало бы знать, что Храповицкий никогда не отдыхал. Предполагалось, что даже по ночам он не спал. Просто лежал с закрытыми глазами и думал о работе.
Он тут же взорвался, не дав Пахом Пахомычу договорить.
- Сними ботинки, кретин! - рявкнул он. Агрессивный тон разом слетел с Пахом Пахомыча. Он опешил и съежился.
- Что? - испуганно пробормотал он. - В каком смысле?
- Сними ботинки, урод! - сквозь зубы повторил Храповицкий. - А не то я тебя эту грязь языком вылизывать заставлю!
Видя, что Храповицкий в гневе, остальные сразу притихли. Пахом Пахомыч тут же шлепнулся на пол и торопливо принялся стаскивать ботинки. Оставшись в одних носках, он взял свою перепачканную обувь в руку. Но, засуетившись со страху, вместо того чтобы отнести их куда-нибудь в угол, опустил их прямо на низкий стол с вином и фруктами, возле которого мы сидели. Грязная жижа тут же растеклась по полированной поверхности и закапала на пол. Сырцов принялся вытирать ее белой салфеткой.
Храповицкий сорвался с места, схватил грубые грязные башмаки Пахом Пахомыча и с яростью запустил их в него, один за другим.
- Сука! - выкрикнул он в бешенстве. - Придурок долбанный!
Пахом Пахомыч сделал попытку увернуться, но успел только прикрыть голову руками и подставить тыл. Один ботинок с глухим чмоканьем ударил его в плечо, а другой в спину. Виктор захохотал.
- Че дерешься-то? - все еще втягивая голову, запричитал Пахом Пахомыч. - Родственник называется!
- Убью когда-нибудь этого идиота! - пообещал Храповицкий.
Впрочем, выпустив пар, накопившийся за последние Дни, он начал потихоньку остывать. Пахом Пахомыч мгновенно почувствовал перемену в его настроении.
- На меня и так налоговая наехала! - обиженно начал он перечислять свои невзгоды. - Бухгалтерша забеременела как назло! В декрет ушла и не появляется. А тут еще ботинками кидаются! Убить обещают! Я от вас к Плохишу уйду, если вы так со мной будете! Он давно меня зовет.
- Скажи уж честно, что не к Плохишу, а к обезьяне, - вставил Виктор. - Скучаешь, небось, по большой и чистой любви.
Все с облегчением засмеялись. Не потому что шутка была удачной, а потому что она разряжала напряжение.
- При чем тут обезьяна? Я вам про налоговую твержу, а вы даже слушать не хотите!
Видя, что Пахом Пахомыч чуть не плачет, Храповицкий сжалился и обреченно вздохнул.
- Ладно, рассказывай, что там у тебя приключилось.
- Налоговая проверка у меня, вот что! - приободрившись, заговорил Пахом Пахомыч. - Вчера днем заявились. В мой головной офис. Толпа целая. Часов пять в бумагах рылись, работать не давали. Документы изъяли по всем магазинам!
- Денег, что ли, не мог им дать? - усмехнулся Виктор. - Они, поди, за этим и пришли. Как будто первый раз с инспекцией дело имеешь.
- Да не инспекция, а полиция! - оскорбленно поправил Пахом Пахомыч. Видимо, то, что им заинтересовалась столь важная организация, при всем его смятении, придавало ему значимости в собственных глазах. - Они денег не берут.
- Это кто же тебе сказал? - состроил гримасу Виктор и покачал головой. - Вот, жмот, ей-богу.
- Да что там у тебя проверять-то? - недоумевал Вася. - Три бутылки водки, пять пачек сигарет? Что они вообще тебе сказали?
- Сказали, что по оперативной информации, - топорща усы, ответил Пахом Пахомыч. Васина оценка возглавляемого им бизнеса его задела. - А обороты у меня очень даже большие. Они, кстати, не товар проверяли, а бумаги! Говорят, все перетрясут. Все наши фирмы, какие на меня записаны. И турбазы и рестораны наши. А со мной вообще как с собакой обращались. Как будто я вор какой.
- Ну, то, что ты вор, у тебя, допустим, на роже написано, - рассудительно возразил Храповицкий. - Но все равно, как-то странно. Почему именно у тебя?
- Стукнул кто-нибудь, - пожал плечами Виктор. - Он же сам говорит, что бухгалтерша забеременела. Поди, от него же и залетела. А он за алименты удавится. Так ведь, Пахомыч? Вот она и донесла. Меньше надо баб брюхатить!
- Никого я не брюхатил! - взвился Пахом Пахомыч. - У меня и так дел полно.
- Это Гозданкер! - сказал я вслух. Все посмотрели на меня с удивлением.
- Это рука Гозданкера, - повторил я уверенно. - "Киев бомбили, нам объявили, что началася война". Так, кажется, в народной частушке пелось?
- Окстись, Андрей, - ахнул Храповицкий. - Кому нужен этот дуремар? - он кивнул в сторону Пахом Пахомыча. - Гозданкер прислал бы полицию к нам! Зачем ему время терять на такие боковые варианты?