- Они и придут к нам, - возразил я упрямо. - Это только начало.
- Да брось, не выдумывай! - отмахнулся Виктор. - С такой ерунды не начинают.
- Нас же предупреждали, что весной Гозданкер нырял в Москву, - напомнил я. - В "Русской нефти" крутился. Пытался через них на налоговую выйти.
- А потом с "Русской нефтью" встречался Лисецкий и дал им отбой, - поморщился Храповицкий, недовольный моим упорством. - Да когда это вообще было! Ты еще вспомни, как Зимний дворец брали! С тех пор все тысячу раз переменилось. Лихачев-то поумнее Пахомыча будет. Кто его назначал? Губернатор. И переназначать будет тоже губернатор. А губернатор - это кто? Это мы! Мы же не сами по себе работаем. Лихачеву на нас лезть - все равно что против ветра плевать. Гозданкер нас ненавидит, согласен. Но он сейчас затаился. Будет выжидать удобного случая. Губернаторских выборов, например. Чего-то в этом роде. В открытую он сегодня не попрет. Не в том он ныне положении. Да и с Лихачевым мы вроде до сих пор ладили. Нет, тут какое-то недоразумение. Сырцов негромко кашлянул.
- Я согласен с Андреем, - вдруг заявил он каким-то неестественно тонким голосом. И повторил уже громче: - Это неспроста. Я сейчас немного со стороны всю картину вижу, поскольку в другом месте сижу. И чувствую, как вокруг нас напряжение нарастает. Может быть, вам это незаметно. А я-то с разными людьми общаюсь. Все только и говорят, что о нас. Свалим мы Покрышкина или нет? Что нам подстроит Гозданкер? Что с нами сделают, если Лисецкий на выборах провалится?
Он выглядел очень встревоженным.
- Вот ты ерунды наслушался! - фыркнул Виктор. - Чувствуется, делать тебе в мэрии нечего! К чему эта паника?
Сырцов смутился.
- Я не паникую, - начал оправдываться он. - Просто дополнительные меры никогда не помешают.
- О чем ты говоришь, какие меры? - принялся снисходительно уговаривать его Храповицкий. - У одного из наших директоров, не самого важного, идет проверка. Обычная история. В глазах налоговых служб он просто мелкий коммерсант. Что мне, к губернатору бежать по этому поводу? В Москву лететь? В президентскую администрацию? Разве что утопить Пахом Пахомыча в канализации? - он подмигнул нам. - А что? Хороший план. Концы в воду.
- Так всегда, - мрачно пробубнил Пахом Пахомыч. - Я за вас горой стою, а вы в ответ палец о палец не хотите ударить. Конечно, - прибавил он с горечью. - Если я вам всего лишь мелкий коммерсант...
- Да ладно, - перебил его Храповицкий. - Не переживай. Коммерсант все-таки лучше обезьяны. Что-нибудь придумаем. Завтра поговорю с генералом.
- Может быть, мне с ним повидаться? - предложил я. - Мы с ним когда-то неплохо ладили.
Несколько лет назад, когда Лихачев, уйдя из КГБ, возглавил налоговую полицию, он остро нуждался в информации и поддержке прессы. За этим он обратился ко мне, ведь я тогда был независимым издателем двух дерзких и популярных газет. Причем генерал приехал ко мне сам. Тронутый таким проявлением демократизма, я обещал ему помочь, и одно время мы довольно часто встречались, обмениваясь сплетнями.
С началом моей работы у Храповицкого наши чаепития сошли на нет, но мы виделись на официальных мероприятиях и общались как старинные приятели, у которых есть общий секрет. Так было вплоть до последних событий.
- Да не надо, - отмахнулся Храповицкий. - Я сам все решу.
На этом мы и расстались.
Но на следующий день переговорить с генералом Лихачевым Храповицкому не удалось - по причине того, что следующий день был воскресенье, и тревожить генерала по таким пустякам представлялось неудобным. А в понедельник шеф вновь улетел в Москву с губернатором. И налоговые проверки у Пахом Пахомыча продолжились.
6
Ефим Гозданкер, между прочим, отнюдь не собирался дожидаться удобного случая. Он упорно трудился над его созданием. И в Москве бывал не реже Лисецкого и Храповицкого. Правда, ездил он все чаще поездом. Чтобы случайно не столкнуться со своими врагами в самолете. Да и билеты поездом туда и обратно выходили долларов на сто дешевле. Гозданкер не считал себя прижимистым человеком. Но швыряться деньгами не любил.
Еще в начале весны им была достигнута договоренность с главой областной налоговой полиции генерал-лейтенантом Лихачевым о том, что последний постарается доставить Храповицкому пару неприятных минут. Которые, при удачном стечении обстоятельств, могли перерасти в несколько отвратительных месяцев. О заключении кого-то под стражу речь поначалу не шла, но штрафы, проверки и суды включались в стоимость. Гозданкер отдал аванс, и все лето люди Лихачева собирали информацию о разнообразной деятельности Храповицкого и его компаний.
Однако, когда настала пора решительных действий, Лихачев вдруг дрогнул. Ссылаясь на то, что за Храповицким стоит сам губернатор и послушная Лисецкому областная прокуратура, он отказывался производить полномасштабный разгром, предлагая заменить его разовыми акциями против отдельных вражеских фирм. Что совершенно не устраивало Гозданкера, жаждавшего, как любил он мысленно повторять, "тотального уничтожения" противника.
Для такого залпа Лихачеву требовалась команда из Москвы. И не просто команда, а недвусмысленный приказ атаковать, с гарантиями прикрыть его, Лихачева, если события будут развиваться по неблагоприятному для него сценарию. Самостоятельно выходить с инициативой к руководству он не желал, полагая, что это послужит явным доказательством полученного им коммерческого заказа.
Гозданкер же в высших эшелонах налоговой полиции никого не знал, вопреки им самим распускаемым слухам. Зато он был хорошо знаком с руководством "Русской нефти". А руководство "Русской нефти", в свою очередь, находилось в прекрасных отношениях с начальством налоговой полиции. Ибо нельзя же качать русскую нефть на Запад и не работать рука об руку с налоговыми органами.
С "Русской нефтью" Гозданкера в свое время познакомил Лисецкий. Он сотрудничал с москвичами по обычной схеме: давал им налоговые льготы в области и получал за это откаты. Года три назад Лисецкий сумел навязать "Русской нефти" пятнадцать процентов акций "Потенциала" и представил Гозданкера в качестве управляющего банком.
Работой провинциального банка столичные акционеры не очень интересовались, однако Гозданкер, всегда рассчитывавший на несколько ходов вперед, постарался продолжить и укрепить ни к чему не обязывающее знакомство. Он регулярно наезжал в "Русскую нефть", поздравлял владельцев с днями рождения и праздниками, возил небольшие, приличествующие случаю подарки.
Понемногу к нему привыкли, и он принялся осторожно нашептывать на Лисецкого, к которому в "Русской нефти" всегда относились с некоторой опаской, вызванной политическими амбициями и жадностью уральского губернатора. То и другое порой вынуждало Лисецкого к опрометчивым поступкам. Как, например, дружба губернатора с Храповицким, чьи аппетиты не внушали симпатии московскому гиганту, желавшему доминировать в региональном нефтяном бизнесе.
Взявшись натравливать "Русскую нефть" на Храповицкого, Гозданкер неприметно для себя все более распалялся и становился кровожаднее. Теперь он желал Храповицкому не только финансовых потерь. Он мечтал о его разорении, позоре и тюрьме.
И вот Ефим Гозданкер сидел в роскошном каминном зале старинного особняка в центре Москвы и нетерпеливо ожидал вице-президента "Русской нефти" Марка Либермана. Особняк, или, вернее, дворец, принадлежавший некогда графу Разумовскому, был куплен "Русской нефтью" специально для проведения приемов и недавно отреставрирован. Архитекторы и строители потратили немало сил и денег, чтобы вернуть ему тот вид, который он имел в восемнадцатом веке. Высокие потолки в лепнине и фресках, мозаика, широкие мраморные лестницы, позолоченная бронза и картины на стенах соседствовали с необходимыми усовершенствованиями, соответствовавшими новым задачам здания. Сегодня длинная анфилада залов выглядела пустынной. Гозданкер был единственным гостем и в своем мятом костюме и болтавшемся на груди галстуке смотрелся весьма несуразно посреди этого старорусского барского великолепия. Толстые голые ангелы взирали на него с потолка осуждающе.
В камине уютно горел огонь, негромко лилась из динамиков классическая музыка, но Гозданкер испытывал лишь все нараставшую тревогу. Встречу Либерман назначил на восемь вечера, коротко пообещав по телефону сообщить Гозданкеру кое-что интересное. Голос у него был интригующим. Гозданкер прибыл в семь сорок пять. Но Либерман задерживался. В половине девятого его все еще не было.
Гозданкер беспокойно ворочался в глубоком кресле и то и дело поглядывал на часы. К нему уже дважды бесшумно проскальзывал вышколенный официант, дабы узнать, не нужно ли чего Гозданкеру. Гозданкеру ничего не было нужно. Кроме головы Храповицкого. Этого официант предоставить ему не мог. Это было по силам только Либерману. Но тот все не шел.
7
Наконец раздались легкие шаги, и Марк Либерман вошел или, точнее, впорхнул в зал. Это был улыбчивый худощавый человек, довольно изящный, с умным еврейским лицом. Его живые карие глаза постоянно перебегали с предмета на предмет, словно оценивая все, что он видел, или проверяя на прочность. Одевался Либерман на американский лад, то есть подчеркнуто просто: в черные костюмы и рубашки-поло с расстегнутой верхней пуговицей. На руке носил номерной "брегет", очень дорогой, но неброский. Когда он шутил, а шутил он часто, кончик его крупного носа слегка подрагивал.
Как и большинство российских олигархов, он был еще молод, ему не исполнилось и сорока. Когда-то, после института, он был комсомольским активистом. На комсомольской работе подружился с будущим владельцем "Русской нефти". Вдвоем они организовали свой первый кооператив и, сменив агитаторскую деятельность на коммерческую, взялись торговать женскими колготками, которые производили в Подмосковье и выдавали за импортные. Сейчас журнал "Форбс" полагал, что Либерман стоит семьсот миллионов долларов, но вполне возможно, что журналу "Форбс" было известно о Либермане далеко не все.
Впрочем, в этом и состояла отличительная особенность Либермана, занимавшегося в "Российской нефти" связями с общественностью. Его знала вся Москва, министры и журналисты были с ним на "ты" и запросто называли Мариком. Первые охотно обедали с ним в ресторанах, вторые, при любой оказии, бросались звонить ему, чтобы получить неофициальный комментарий. Но если бы вы вдруг спросили, есть ли у него любовница, какой вид спорта ему нравится, какой кухне он отдает предпочтение, никто не сумел бы ответить. О том, что происходит у него в голове, знал только он сам.
Гозданкер вскочил, и, спотыкаясь, кинулся ему навстречу.
- Ну, как дела? - с надеждой спросил он, сжимая тонкую руку Либермана двумя руками.
Его, конечно же, в первую очередь волновали новости относительно Храповицкого и налоговой полиции. Но Либерман сделал вид, что этого не понял.
- Да какие дела в нашей деревне! - сокрушенно развел руками Либерман. - Сорок минут в пробке стоял. В Москву же президент Международного Валютного Фонда прибыл. Так в центре от усердия все движение перекрыли. Я вот думаю, может, мне опять в коммунистическую партию вступить, а? Я ведь когда-то состоял. Начну бороться за социальную справедливость. Как в прежние времена. Против чиновничьих привилегий.
- Тебя сейчас из-за фамилии не примут, - с трудом поддерживая шутливый тон, отозвался Гозданкер. - Уж очень вызывающая.
- Вот так всегда! - вздохнул Либерман. - Мы коммунизм придумали, а нас теперь в коммунистическую партию не принимают. Придется менять фамилию. Буду хоть Жидоморов. А что? Красивая русская фамилия. Марк Жидоморов. Очень душевно. Кстати, не много вас на Руси развелось-то? - подозрительно покосился он на Гозданкера и наморщил нос. - Гозданкеров-то? И все богатые. Нам, Жидоморовым, очень обидно на вас смотреть.
Гозданкер уважительно осклабился, показывая, что оценил юмор.
- Может быть, пообедаем? - предложил Либерман, увлекая Гозданкера в соседний зал, где располагался ресторан. - А то ты с дороги, наверное, проголодался?
Гозданкер был не голоден, но спорить не решился. Они сели за стол, и Либерман, не заглядывая в меню, продиктовал официанту заказ, вежливо консультируясь с Гозданкером по поводу его кулинарных пристрастий.
- Звонил мне, кстати, наш Егорушка, - заговорил Либерман, когда официант отошел. Егорушкой он ласково называл Лисецкого. - Просил тебе привет передать.
- Надеюсь, ты ему не сказал, что я здесь? - всполошился Гозданкер.
- Да как же я такое от губернатора скрою? - испуганно округлил глаза Либерман. - А ну как он узнает? Он же в отместку разболтает всем, что никакой я не Жидоморов. А самый что ни на есть Либерман. И меня из-за тебя из коммунистической партии выгонят! Куда ж я потом денусь?
Ефим догадался, что он опять шутит, и через силу улыбнулся.
- Просто так звонил? - поинтересовался он.
- Лисецкий-то? - переспросил Либерман, расправляя на коленях салфетку. - Да не совсем. Он просто так не звонит. Занятой человек. Не то что я, разгильдяй, - Либерман вновь вздохнул. - Просил с Храповицким встретиться.
Последнюю фразу он произнес нарочито буднично. Гозданкер переменился в лице.
- Ты серьезно? - спросил он, надеясь, что его собеседник опять разыгрывает его.
- Конечно, серьезно, - подтвердил Либерман. - Причем Егорушка был очень настойчив. Дескать, умный человек этот Храповицкий. Серьезный бизнесмен, перспективный парень. Надо начинать с ним совместные проекты. Опереться на него в регионе. Минут десять ему дифирамбы пел. Видно, много с него денег взял.
- Ты будешь с ним встречаться? - пролепетал Гозданкер холодея.
- Отчего же не встретиться с таким интересным человеком? - пожал плечами Либерман. - Другое дело, как на него опираться? Если Егорушка его уже обобрал, а нам ничего не оставил? Но повидаться надо. Сам губернатор просил. Это вы там губернаторов в грош не ставите. А мы здесь люди тихие, робкие.
- С Храповицким нельзя встречаться, - торопливо возразил Гозданкер. - Он мерзавец каких мало. - И забывшись, мстительно прибавил: - Его уничтожать надо! Сажать! Лет на пять!
Либерман покосился на официанта, расставлявшего блюда и старательно делавшего вид, что не слышит их разговора, и покачал головой.
- Ух, какой ты недобрый! - заметил он, принимаясь за еду. - Так уж сразу и сажать. В тюрьме, Ефим, плохо. Скучно там. Девушки туда не приходят. И денег много не заработаешь. Ты же вот не хочешь в тюрьму?
- Не хочу! - решительно замотал головой Гозданкер.
- Вот видишь, - наставительно протянул Либерман. - И Храповицкий тоже не хочет. Он хочет командовать "Трансгазом". Уважаю за полет фантазии.
- Но ты же этого не допустишь! - простонал Гозданкер.
- А что я поделаю? - пожал плечами Либерман. - Я уж и так ради тебя на все иду. Был сегодня в налоговой полиции. Битый час просидел у Матрехина. Пытался убедить его что-нибудь предпринять. Даже жениться на нем обещал. Хотя я, между прочим, семейный, человек. Детей имею.
Он огорченно покачал головой, словно скорбя о том, к каким безднам падения подталкивал его Гозданкер. Тот ждал затаив дыхание. Матрехин возглавлял федеральную налоговую полицию. От его слова зависело все.
Либерман покончил с первым блюдом и аккуратно положил приборы на тарелку. Продолжать он явно не спешил. Гозданкер не выдержал:
- Так будет уголовное дело или нет? - он аж подался вперед и, толкнув стол, едва не опрокинул бокалы. - Обещал он посадить Храповицкого или нет?
- Опять ты за свое! - с укором проговорил Либерман, забавляясь его нетерпением. - Ну скажи, за что сажать такого достойного человека?
- Если Храповицкого не закрыть, то нет смысла и начинать! - горячился Ефим. - Это ваш единственный шанс заполучить его компанию. Единственный! Вы сможете диктовать условия. Лисецкий перед вами на коленях ползать будет!
Гозданкер раскраснелся и размахивал руками. Либерман откинулся в кресле и закатил глаза под потолок.
- Компания Храповицкого! - насмешливо повторил он. - Производственный монстр Уральска. Штопаный презерватив, образно выражаясь. Миллионов двадцать годовой прибыли, да и то я сомневаюсь, при нынешних ценах. Знаешь, сколько у нас таких компаний?
Гозданкер судорожно сглотнул. Несерьезный тон Либермана его пугал. Ефим боялся, что в последнюю минуту тот возьмет да и передумает.
- Там больше денег! Гораздо больше! - бросился доказывать он, в надежде повлиять на Либермана финансовыми доводами.
Но тот только отмахнулся.
- Да Бог с ними, с деньгами, - равнодушно заметил он. - Есть они у Храповицкого, я за него только рад. Много ли мне надо? На кружку пива я у тебя займу. На воблу я себе сам заработаю.
У Гозданкера оборвалось сердце. Он побледнел. Либерман бросил на него сочувственный взгляд и прибавил уже мягче:
- Ладно, давай по существу. К сожалению, Ефим, не все так бескорыстны, как я. Другим придется платить. Ты понимаешь, о чем я?
Гозданкер поспешно затряс головой.
- Конечно, - подтвердил он. У него пересохло в горле. - Мы же еще весной разговаривали.
Либерман кивком подозвал официанта и попросил сигары. Когда ему принесли коробку, он долго выбирал сигару и придирчиво нюхал. Потом, раскурив, пару раз затянулся и одобрительно хмыкнул.
Все это время Гозданкер сидел молча, вцепившись пальцами в ручки кресла так, что побелели костяшки. Он ждал продолжения речи Либермана как приговора и боялся неосторожным словом вспугнуть его и напортить.
- Тогда слушай внимательно, - заговорил Либерман, становясь серьезным. - Участие в этом деле Матрехина обойдется тебе в два с половиной миллиона.
У Гозданкера дернулся глаз, но он сдержался.
- Которые ты передашь ему через меня частями, - невозмутимо продолжал Либерман, словно не заметив. - Половину сразу и половину потом, когда твоего Храповицкого... - он запнулся, недоговорив. И поправился: - Когда все будет понятно.
- Я могу хоть завтра, - выпалил Гозданкер.
- Вот завтра и отдашь, - мягко согласился Либерман. - С вашим местным генералом разберешься сам. Тут тебе помощь не нужна. Только прошу тебя, не жадничай, - он предостерегающе помахал в воздухе сигарой.
Мотанием головы и сдавленным мычанием Гозданкер изъявил полную готовность к проявлениям щедрости. Либерман помолчал.
- Других расходов я еще не считал, - задумчиво признался он. - Да это сейчас и бесполезно.
- А будут и другие? - вырвалось у Гозданкера с испугом.