6
- Ты ведь не собирался его выкидывать, правда? - недоверчиво спросил я Быка, когда, спустившись на улицу, мы сели в мою машину.
Я все еще не пришел в себя, и мои пальцы на руле слегка подрагивали.
- Ну, вот еще! - хмыкнул Бык. - Размечтался. А как потом получать с него? Если бы мы всех в окошко выбрасывали, на что б тогда жили? Да кому он, ваше, нужен, кабан толстый?! Так, попугали маленько.
- А если бы он не согласился подписывать?
- Как это не согласился? - вскинулся Бык. - А куда бы он делся?
- Допустим, он уперся. Ты бы выбросил его вниз?
- Намертво, что ли, уперся? - уточнил Бык, подозрительно покосившись на меня.
- Намертво, - настойчиво подтвердил я. - Ни в какую.
Бык вздохнул, шмыгнул носом и почесал за ухом.
- Ну тогда пришлось бы запускать, - проговорил он виновато. - А ты в мое положение войди. Тут пацаны, там человек. Еще этот коммерсант, кто дорогу этому Величке делал. Родственник, кстати, мой. Мне же неудобно перед ними.
- И сколько он был тебе должен?
- Сказать тебе как есть, так ты смеяться будешь, - лукаво покосился на меня Бык. - Ты меня до Дома молодежи подбрось, лады? У меня там еще одна тема есть.
- Так сколько? - не отставал я.
- Ох, - вздохнул Бык. - Ну, на круг если брать, то двадцать три косаря. Баксов, само собой.
- Ты хочешь сказать, что готов был убить человека за двадцать три тысячи долларов? - ахнул я.
- Кто это мне столько даст-то? - поморщился Бык.- Наших там только половина. Коммерсантам-то тоже надо отдать. Это сколько, значит, выходит? Двенадцать, да? А, нет! Одиннадцать с половиной! У меня как в аптеке. Копейка к копейке!
Довольный тем, что сумел разобраться в сложных математических подсчетах, он потер руки.
- Убить человека за десятку?! Я не верил своим ушам.
- Ну че ты какие слова говоришь! - заворчал Бык. - Убить! Кто его убивал-то? Кстати, чтоб ты знал, и за меньшие бабки убивают. Но так уж, если мы за то базарим, то я это чисто для себя делаю. Я так живу, в натуре. Мне так нормально. Вот, прикинь, сидит тут такой боров, сам крысятничает, всех посылает, бабок у него тьма. Че ему какой-то барыга деревенский? Да он его, знаешь, где видел?
Бык сообщил мне, где, по его мнению, боров вроде Величко видел деревенского коммерсанта. Признаюсь, я бы в том месте коммерсанта и вовсе не разглядел.
- Он тут, понял, аж вице-губернатор. Понты колотит! А у барыги родственник один есть. Юра Бык такой. И этому Быку как раз к вам надо в Уральск, по одной там теме. Он думает своей кукушкой: дай, думает, заеду. Заодно вопрос порешаю. Чисто по-родственному. Жалко мне, что ли? Ну, так, для себя, чтоб справедливость была. Напряг там кое-кого с Автозавода. Они этому Величке звякнули. Он губы раскатал. Ждет. А тут Юра Бык входит. Здрасьте! А вот и я! Небось, не ждали ни фига?
Вообще-то Бык употребил слово, рифмовавшееся точнее.
- Я, ваше, такого личного мнения держусь, - нравоучительно заключил он, - что сукой быть не надо. А все там эти вопросы надо чисто по-хорошему решать.
- Ты считаешь, что решал с ним по-хорошему? - саркастически осведомился я.
- А че, по-плохому, что ль? - без тени сомнения отозвался Бык. - Ну, помяли его маленько, вот беда! Мы же ему горячий утюг в зад не засовывали! А че, не могли, что ль? Да запросто! Ты, видать, не знаешь, какие дела некоторые творят! Подумаешь, повисел вниз башкой, мозги проветрил. Оно, между прочим, для позвоночника полезно. Мне врач один говорил. Хирург, - прибавил он, видимо, для убедительности.
- А все, кстати, Плохиш, чертила крученый, - оседлал он любимого конька. - Шнырь междудолбанный! Мы же его здесь поставили, заместо Синего-покойника. А он, видишь, перекрутился. В начальники залез! Я, кстати, всегда говорил, что он - барыга! Вот кого надо было на глушняк ставить! Не послушали вы с человеком меня. А теперь он этого Величку грузить по понятиям не может. И тот барыга, и этот. Оба коммерсы. Вот и приходится мне за ним хвосты подбирать.
Он опустил окно в машине и сплюнул на дорогу. Он терпеть не мог Плохиша и при каждом удобном случае давал выход своей неприязни.
- Вы, кстати, там эту свою фигню с мусорами уладили? - вспомнил он.
- Улаживаем, - осторожно ответил я.
- Да все путем будет, думаю, - отмахнулся Бык. - С вашими-то бабками! Да и губернатор за вас, я так слышал! Главное, чтобы эта байда нашим общим делам не в помеху. Ну все, доехали, кажись!
- А ты часом не в "Золотую ниву"? - догадался я.
- Да так, - уклонился от ответа Бык. - Я тут поблизости.
- Слушай, а кто за ними стоит? - спросил я напрямую. - Не сами же по себе они такую бурную деятельность развили?
- Да я-то откуда знаю! - он пожал плечами. - Нашел кого спросить! Я вон все больше по таким вопросам. Дорога там. Асфальт-шмасфальт. А кто у них мебель двигает, я без понятия.
- Знаешь! - не сдавался я. - Они же тачками торгуют, значит, через вас в Нижнеуральске работают! Ты всех в криминале знаешь!
- Ну вот зачем тебе это? Занимаются люди своим делом, тебя не трогают!
- Там Гозданкера сын всем руководит...
- Да он с папашей своим сто лет не виделся! - нетерпеливо прервал Бык. - У вас же с папашей война, а не с ним.
Значит, о семейных делах Владика был осведомлен.
- Он мне предложил поучаствовать в этом проекте...
- А ты что ответил? - в глазах Быка мелькнул интерес.
- Я еще не решил, - соврал я. - Условия довольно заманчивые.
- Ты че, офонарел! - вытаращился на меня Бык. - Ты же вроде всегда с головой дружил! Даже думать забудь! Там муть одна. Кинут и фамилию не спросят. И запомни, - внушительно добавил он, - там я тебе не помощник. Не моя тема. Там московские разруливают.
- Прокуратура? - подсказал я, вспомнив Косумова.
- Какая прокуратура, ты че?! - опешил Бык. - Жулики. Ну, воры законные. Догнал?
- Не догнал, - признался я.
- Ну, это же они только сами байки травят про себя, что там им жениться нельзя. Что коммерцией они не занимаются, - принялся объяснять Бык. - Что вор, он по жизни одиночка. Может, так раньше и было. А сейчас у них, как и везде. И крышуют, и семьи имеют. И в долях плавают. Короче, у нас, в Нижнеуральске, смотрящим - Арсен. Он из старых еще воров. Лет, считай, двадцать или больше оттянул. Он еще тех понятиев придерживается. А у вас, в Уральске, Парамона поставили. А Парамон - он кто по жизни? Блатной, что ли? Он же купил корону. Это же каждому лоху известно. У него только два года бакланку. Ты сам прикинь, это че? Пацанов смешить? Да у меня и то больше. Он и в армии служил, и пятое, десятое. Сам из братвы. Бригада здесь у него была. В Уральске. Сейчас он вроде для проформы отошел от наших делов. Но втихую там шустрит. За него еще Ваня Ломовой, покойник, впрягался. Грузинским ворам капусту возил. Чтоб Парамона короновали. Он же думал, что тот его против нас будет поддерживать. Ну, Ваню-то грохнули. А Парамон остался. А Арсен его не переваривает. Мы-то как бы маленько в стороне держимся, но так-то мы к Арсену ближе. Ас этой "Нивой" Парамон что-то маркитанит. Хотя ворам не положено таким заниматься. Ну, я там, конечно, всех подробностей не знаю, не лезу я, но че-то, само собой, до меня доходит. Короче, мы здесь только по своей части работаем. Выгнали им тачки, порешали вопросы, свое получили - и айда.
7
В восемь часов вечера Ефим Гозданкер принимал у себя начальника областной налоговой полиции генерала Лихачева. Вернее, не совсем у себя, поскольку встречаться в загородном особняке Гозданкера оба считали неосмотрительным. И потому их свидание проходило в одной из принадлежащих Гозданкеру квартир, располагавшейся в тихом престижном районе города, куда они приехали порознь: Гозданкер - заранее, а Лихачев - чуть припозднился.
Квартира была просторная, с красивой дорогой мебелью, но выглядела какой-то холодной, необжитой, поскольку большую часть времени пустовала. Конспиративный характер их встречи нравился обоим.
Долго прослужив в КГБ, генерал привык к казенным чужим квартирам с их легким запахом пыли и по-своему любил их. Они навевали ему воспоминания. В такие квартиры, только, конечно, попроще, он прежде приводил нужных людей и, случалось, женщин.
Скрытный Гозданкер вообще старался каждый свой шаг окружать таинственностью. В отличие от своего врага Храповицкого, он не выносил публичности. Каждое незапланированное упоминание в прессе заставляло его вздрагивать и искать чей-то умысел.
Они сидели за большим круглым обеденным столом из красного дерева друг напротив друга и пили чай, который Гозданкер заваривал сам. Причем не очень умело.
- Вы прочли документы, которые мне Покрышкин передал? - прыгающим шепотом спрашивал Гозданкер. - Он прямо в истерике был после их объяснения с Храповицким. Я этих бумаг от него несколько недель не мог их добиться. А тут он мне в один день их переслал. Допекли старика.
Гозданкер перебирал руками и говорил торопливо, немного суетясь.
- Читал, - ответил Лихачев. - Завтра их с собою в Москву беру. Покажу начальству. Вместе кое с какими документами, которые мы здесь нарыли.
Лихачев, напротив, произносил слова отрывисто и словно нехотя. Сейчас он не кривлялся и не ёрничал. Наоборот, держался отстраненно и свысока. Он чувствовал в Гозданкере не то нетерпение, не то страх перед ним, Лихачевым. Словом, какую-то слабость. И умышленно давил на него высокомерием.
- По-моему, это бомба, - поспешно вставил Гозданкер, заглядывая в глаза генералу и стараясь предугадать его реакцию.
- Бомба-то бомба, - проворчал генерал. - Да только без взрывателя.
Не спрашивая у Гозданкера разрешения, он достал сигареты и закурил.
- Почему же без взрывателя? - забеспокоился Гозданкер. - Там очень серьезные преступления вскрываются. Разве не так?
Прежде чем ответить, генерал покосился на него, отпил чаю и стряхнул пепел в изящное фарфоровое блюдце. Гозданкер не нравился Лихачеву. В нем не было надежности. А вот неряшливость была. Кстати, про преступления Храповицкрго Гозданкер и вовсе упомянул зря.
Поступки генерала вообще определялись странной смесью цинического своеволия и идеологических принципов. Работа в КГБ, организации, которой когда-то было позволено все, выработала в нем убеждение, что никакого закона на самом деле не существует. По большому счету, ему было не так уж важно, преступник Храповицкий или нет. За неуплату налогов в России можно было сажать любого. И в президентской администрации, и в правительстве, как было хорошо известно Лихачеву, основную часть зарплаты выдавали в конвертах. Хотя зарплата эта составляла сотую часть доходов тамошних чиновников.
Важно было то, что, по убеждению Лихачева, Храповицкий являлся законченым негодяем. И подлежал наказанию. Гозданкера, кстати, Лихачев тоже считал негодяем. Как и губернатора. Но Гозданкер был все-таки не таким бесстыдным и вызывающим. Природная трусость заставляла его таиться.
- По этим документам Покрышкина надо первого арестовывать, - усмехнувшись, сказал наконец генерал. - Там его подпись есть. А Храповицкого подписи, между прочим, нет. Улавливаете разницу? За Храповицкого его люди бумажки подмахивали. С этим делом, Ефим Соломонович, мы еще ох как намучимся! Очень оно замороченное, это дело.
- Вам ли говорить, Валентин Сергеевич? - льстиво заметил Гозданкер. - Вы и не с такими делами разбирались.
- А я с ним уже разобрался, - невозмутимо отозвался генерал. - Как воровали, сколько воровали. Все знаю. Только ведь я не суд. А меру наказания ему суд будет определять. Тут доказательства нужны. А их как раз и не хватает.
- Как же так? - удивился Гозданкер.
- А так, - наставительно ответил генерал. - Допустим, компания Храповицкого перечисляла деньги другим фирмам. Законным, заметьте себе, фирмам. На основании договоров. За определенные работы. Что эти работы не выполнялись, это наши с вами догадки. Но согласно документам - все делалось как надо. Акты приемки - передачи, отчеты, ведомости, платежные поручения - все в порядке. Дальше. Эти законные фирмы перечисляют деньги третьим, обналичивающим. Тоже по договорам. Обратите внимание, не просто так. Обналичивающие фирмы мы не найдем. Их не существует. Вы это лучше меня знаете, поскольку ваш собственный банк такие фирмы десятками создает.
- Это неправда! - поспешно возразил Гозданкер, завозившись.
- Правда, - отмахнулся Лихачев. - Уж мы-то с вами можем вещи своими именами называть. Так что даже если мы и докажем факт преступления, - например сокрытия налогов или мошенничества, то получается, что преступление это совершено неустановленными лицами. И Храповицкий выходит сухим из воды.
- Что же делать? - всплеснул руками Гозданкер.
- Единственный наш выход, - продолжал генерал, - это доказать, что между всеми директорами Храповицкого существовал преступный сговор. И руководил их действиями непосредственно он. И все участники шайки получали от этого выгоду. То есть что был корыстный умысел. А для этого его директора должны дать на него показания.
- Так, значит, трясти их надо. Директоров-то, - подсказывал Гозданкер. Он даже постучал ложкой по блюдцу, показывая, как надо трясти. Раздался мелкий мелодичный звук. - Чтобы они его выдали.
- Директора его сейчас показаний не дадут, - рассудительно возразил генерал. - Они уверены, что он выкрутится. И их всех вытащит. Они еще опасность не ощутили. Не почуяли. Слишком самодовольные.
- Неужели ни один не сдаст? - недоверчиво посмотрел на генерала Гозданкер. - Так не бывает!
- Один нам не поможет! - отрезал генерал. - Храповицкий скажет: оговор. Прямых улик нет! Никто не видел, как он наличные брал. Нет тому свидетелей. А тот, кто сдаст, еще потом подумает да отопрется. Сменит показания. Прямо в суде. А адвокат будет убеждать, что на подзащитного оказывали давление. Нет, это не вариант. - Генерал помолчал. - Трудное дело, - прибавил он, выпуская кольцо дыма.
Вид у него был такой, словно все это его, Лихачева, особенно не касалось.
- А если самого Храповицкого, а? - свистящим шепотом предложил Гозданкер. - Если самого Храповицкого в камеру сунуть? Он же из себя падишаха корчит. А тут все сразу увидят, что никакой он не великий. Обычный жулик! Испуг, растерянность! Тут вы этих директоров и накроете!
Он старался не показать, как ужасно ему этого хотелось, но заблестевшие враз глаза выдавали его с головой. Тема ареста Храповицкого была для него особой. Генерал взглянул на него и неприязненно улыбнулся.
- Шутите? - отозвался он холодно. - Да меня завтра же за это с должности снимут! За что я его закрою? На каких основаниях? Это же Храповицкий! Главный промышленник губернии. Образцовый руководитель! Флагман индустрии! Мы только пальцем пошевелили, а какой переполох поднялся! Ну, подумаешь, обыск им устроили? Кого не обыскивали? Вас, что ли? А газеты только об этом и пишут, прокуратура протесты вносит! Все первые люди мне телефоны обрывают! Что ты творишь? Опомнись! Чего я только не выслушал. Про грубый наезд! Про передел собственности! Угрозы, шантаж. Это вы здесь сидите тише воды, ниже травы. А воюю-то я!
Генерал посмотрел на Гозданкера так, что тот невольно съежился.
- Все изъятое барахло все равно придется возвращать, - уже спокойнее закончил генерал. - Молитесь, чтобы мои специалисты успели к тому времени коды на их компьютерах взломать! Нет, Ефим Соломонович. Храповицкого арестовывать - чистое самоубийство!
Гозданкер пожевал бороду.
- Но Сырцова-то можно же арестовать? - с надеждой спросил он. - Вы же сами говорили...
- Вот Сырцова как раз и можно, - не стал спорить генерал. - И еще кое-кого можно. Даже нужно. У нас на них добра хватает. Но рано. Слишком рано.
Он покачал головой.
- Не дозрел еще Сырцов. На него сейчас давить надо. Не прямо. А исподволь. Каждый день. Чтобы он себя в петле почувствовал. Чтобы понял, что нет другого спасения, как только Храповицкого сдать. Тут, Ефим Соломонович, тонкий подход нужен. Он же слабый, Сырцов. Психованный. Я давно за ним наблюдаю. Вокруг него надо создать такую атмосферу, специфическую. Слухи распространить, утечку информации организовать. Дескать, под тебя одного копают. Тобой интересуются. А его пока не вызывать. Чтобы он начал нервничать. Ждать. Бояться. Почему же всех дергают, а его, Сырцова, нет? Что они там задумали? И с Храповицким их надо разлучать. Надо внушить ему, что Храповицкий его не защитит. Что он его бросит. Паровозом сделает. Свою шкуру будет спасать. А отвечать будет Сырцов. А когда Сырцов задыхаться начнет, с ума сходить от неизвестности, тут-то его и надо арестовывать! И грубо так. Топорно. Ломать его через колено.
Генерал воодушевился, глаза его заблестели. Его голос зазвучал иначе, почти весело. Чувствовалось, что нарисованная им картина его вдохновляет.
- А когда Сырцов поймет, что он никто, когда ощутит, что его, такого важного Сырцова, почти что мэра, размажут как слякоть и не заметят, - вот тогда он не выдержит. Заплачет. Запоет. А мы его жалеть станем. Будем обещать, что отделается он условным наказанием. А может, и вообще ему ничего не будет. Статью, дескать, попробуем переквалифицировать. И он все расскажет. Все абсолютно. Чего не было, вспомнит. Всех сдаст.
- Но вы уже начали... работать в этом направлении? - робко спросил Гозданкер.
- Начал, - кивнул генерал. - Сегодня Решетова допрашивал. Слил кое-что, как бы ненароком. Подразнил. Разные темы обозначил. Неглупый, кстати, парень. Дерзкий. Посмотрю, как в камере себя будет вести.
- А вы и его хотите арестовывать? - с любопытством осведомился Гозданкер.
- А я их всех арестую, - ответил генерал без колебаний. - Всех до единого. До суда, может, всю толпу и не доведу. Это уже другая история. Но Храповицкого на зону отправлю.
Эти слова Лихачева были для Гозданкера музыкой. Он даже немного зажмурился от удовольствия.
- Тут еще один вопрос есть, - вкрадчиво начал Гозданкер. - В отношении вашего гонорара...
- Какого гонорара? - осведомился генерал надменно. Выражение его лица сразу снова стало неприступным.
Гозданкер слегка струхнул.
- Мне в Москве дали понять, что ваши труды... то есть расходы, - забормотал он. - Я имею в виду все, что с этим связано, - он окончательно запутался. - Короче, я же кое-что уже отдавал. Авансом, так сказать...
- Вы о чем говорите? - уставился на него генерал так, что Гозданкер заерзал.
- Я... об авансе, - пролепетал Гозданкер. - Я готов еще часть...
- Какую еще часть! - отрубил генерал. - Вы понимаете, чем я рискую? Вы полагаете, что Храповицкий ягненок беспомощный? Что он защищаться не будет?
- Я... конечно... да, - заторопился Гозданкер, пытаясь его успокоить.
- Завтра вы передадите моему человеку все, - велел генерал тоном, не терпящим возражений. - Все, что оговорено. И прошу вас больше со мной эту тему не поднимать.
- Хорошо, - с трудом выдавил из себя Гозданкер.
То, что Гозданкер упомянул про деньги как-то скользко, словно собирался экономить, генерала разозлило не на шутку. Он решил его попугать, чтобы придать больше весомости всему происходящему.
- И последнее, - прибавил генерал. - Учитывая характер нашего друга, господина Храповицкого, советую принять должные меры по охране вашей семьи.
- Семьи? - испуганно ахнул Гозданкер. - Вы что же, думаете...