6
- Зачем тебе "Русская нефть", Вован? - обиженно гудел Иван Вихров. - Я из-за тебя две встречи перенес, а ты меня на евреев променял. И на кого, главное дело? На Марика Либермана. Все равно от него кроме дешевых разводов ничего не дождешься.
Иван был почти копией своего отца: маленький, толстенький курносый и шумный. Разве что его кудри были гуще, а глаза - живее, с блеском. Держался он, впрочем, без родительского апломба, шокируя собеседника своими простецкими, разбитными ухватками.
- Иван, ты пойми, мне губернатор велел с ним встретиться, - упрашивал Храповицкий. - Ну, как я с ним потом объясняться буду?
Они с Иваном уже успели опрокинуть по паре рюмок, и Вихров привычной рукой наливал по третьей. Кабинет Ивана Вихрова и размерами и обстановкой тоже мало чем отличался от кабинета его отца. Даже фотографии на стенах были теми же: Вихров-старший с Черномырдиным. Он же с президентом.
Иван возглавлял крупнейшую в стране независимую газодобывающую компанию, которая, несмотря на всю свою независимость, занимала несколько этажей в одном из зданий, принадлежащем "Газпрому". Мне подумалось, что мебель для вихровских кабинетов закупалась централизованно. Причем что-то мне подсказывало, что никак не на средства компании сына.
- Я и так уже к ним опоздал, - продолжал оправдываться Храповицкий.
- Вот и пошли их подальше! - с готовностью подхватил Иван Вихров без всякого к нему сочувствия. - Давай я этому Либерману сейчас позвоню! А то больно он хитромудрый. Нефтяник нашелся! Венеролог, кстати, по образованию. Шесть лет назад всякую шпану от триппера лечил, а теперь хочет всю нефть под себя подгрести и в Штаты отвалить. Попал в нужное время под струю, вот и присосался. Он и у тебя будет что-нибудь отжимать, помяни мое слово! Послушай друга, пошли его подальше. Скажи ему: вот тебе, Марик, а не русская нефть!
Вихров сделал неприличный жест.
- Иван, ну как я могу его послать? - взмолился Храповицкий. - Это тебя здесь все боятся! А я по сравнению с Либерманом - нищета безлошадная. Он - большой человек...
- Кто? - возмущенно перебил Вихров. - Марик? Да он пройдоха! Ты знаешь, чем он занимался в советское время? Ну, кроме того, что в мужских трусах ковырялся? Билетами спекулировал на вокзале. Вместе с Гусинским. Помнишь, тогда билеты на поезд было не достать? Вот их целая шайка была, крутились возле касс. Я тебе про него такого расскажу, уши завянут. Я же их всех насквозь вижу: и Гуся, и Марика, и Березу, и Смоленского. Там кроме понта - ничего за душой нет. Тьфу! Ну, давай, Вован, за твое назначение! - Иван поднял рюмку и проглотил ее залпом, по-гусарски.
- Андрюха! - вдруг возмущенно закричал он. - А ты, подлец, почему не пьешь? Вован, ты кого ко мне привел?! Нет, брат, я тебе не Либерман. У меня даже трезвенники напиваются!
Храповицкий бросил на меня быстрый взгляд, в котором я прочитал приказ подыграть. Я смущенно закашлялся.
- Зашился я, - объявил я, изображая неловкость. - Дурной, когда выпью. Ко всем цепляюсь. Отмечали с ребятами летом одно событие. Кабак разнесли к чертовой матери. С милицией подрались. Я с тех пор капли в рот не беру.
- Вот это наш человек! - захохотал Вихров. - Это Другое дело. Хорошо хоть понимаешь свои недостатки, - он наставительно погрозил мне пальцем. - Ну, раз так, то терпи. Я, кстати, меру всегда знаю. Сейчас еше по одной кинем - и все. Мне сегодня к немцам на переговоры ехать. По строительству газопровода. А они народ ушлый, с ними нужно ухо востро держать, враз облапошат. Тебе, кстати, папаня про государственные задачи пластинку заводил?
- Было немного, - осторожно усмехнулся Храповицкий, сохраняя, однако, должную почтительность к старшему Вихрову.
- Вот слушать этого не могу! - с досадой пожаловался Иван. - Он даже со мной эту херню порет. Верит во все, представляешь? По моему разумению, вся эта шарага вообще скоро закончится. Вот победят коммунисты на выборах и опять начнут все в государственную собственность забирать. Папаня-то думает, что он высидит. Вроде таких специалистов, как он, по всей стране раз-два и обчелся. Только зря он так считает. Всех под одну гребенку заметут, специалист ты или там Либерман. Они ему не простят, что он из партии вышел и Ельцина поддерживал. Нет, иногда он, конечно, соображает, что к чему, ты не думай. Особенно если ему растолковать. Он даже разок пытался к Ельцину подкатиться насчет приватизации "Газпрома". Но в администрации все на уши встали. Пришлось отложить. Сами, небось, зубы точат. Так что нам с тобой, Вован, надо о будущем думать. Правильно говорю?
Храповицкий энергично затряс головой, выражая готовность думать о будущем.
- А у меня на тебя виды! - морща лоб и становясь серьезным, заговорил Вихров. - Башковитых ребят вроде тебя в Москве днем с огнем не сыщешь. Жулья всякого тут полно. А толковых - нету. Годик еще тебе надо посидеть там, в вашей Звездокваковке. Мы пока под тебя пару других регионов сольем. А потом я хочу тебя сюда забрать. В столицу. И на базе твоего подразделения начнем создавать еще одну независимую добывающую компанию. Приватизируем ее, конечно. И будем выводить миллиардов на пятьдесят кубов в год, по добыче. Возбуждает, а? Вставляет? То-то! Ведь время нынче какое? Надо рвать, что дают. А то все эти "Русские нефти" и прочие Смоленские тоже не дремлют. Что мы не заберем, то Березовский отгрызет. А мне нельзя, чтобы только одна наша фамилия светилась. Вихровская. Надо других людей подтягивать. Кстати, я слышал краем уха, у тебя там проблемы какие-то? С налоговой? Нет?
Он спросил невзначай, как бы между прочим, но по тому, как настороженно сверкнули его глаза, я вдруг понял, что он был совсем не так прост, как представлялся.
- Да ерунда, - поморщился Храповицкий. - Интриги конкурентов.
- Смотри, - строго покосился на него Иван. - Нам тут скандалов не надо. Мы с властями живем в мире и согласии. По-келейному. Они нам помогают, мы им. Если что, лучше сразу признайся, чтобы в зародыше задавить. У меня с Калошиным хорошие отношения. Ему только пальцем шевельнуть - и все решится.
- Надеюсь, не понадобится на такой уровень выходить, - вяло отозвался Храповицкий.
Он явно чувствовал себя неуютно оттого, что Иван был в курсе наших неприятностей.
- Как хочешь, - Иван пожал плечами. - Если передумаешь, скажи. Время-то еще есть. Я все равно к вам на этот конкурс собираюсь на следующей неделе.
7
"Русская нефть" еще не успела построить себе высотку наподобие газпромовской, и ее офисы размещались в выкупленном здании бывшего научного института в центре Москвы. И коридоры, и приемные, и лестницы здесь были не в пример скромнее. Да и сам дух тут был иным. Вместо имперского размаха - практицизм и деловитость.
Мы попали сюда с получасовым опозданием, однако Либерман принял нас сразу, в своем кабинете, который размерами существенно уступал вихровским, да и рабочему месту Храповицкого. Храповицкий начал было извиняться, но тот его прервал.
- Да брось, Володя, - отмахнулся он, с самого начала дружески обращаясь к шефу на "ты". - Бизнес есть бизнес, я все понимаю. Ты же не водку пил.
Храповицкий пристыженно потупил глаза, подозрительно блестевшие от выпитого.
- Нас Вихров задержал, - пробормотал он. - Я пытался к тебе в приемную дозвониться, предупредить, что опаздываем, не получилось.
Про Вихрова он, конечно, упомянул специально. И, по-моему, зря. Ни одному начальнику не нравится, когда им пренебрегают ради другого. К тому же, судя по тем характеристикам, которые давал Либерману Иван, отношения между "Газпромом" и "Русской нефтью" были отнюдь не идиллические.
Либерман сморщил нос.
- Ну, раз сам Вихров задержал, то какие могут быть извинения! - он развел руками. - Кстати, как у него дела? Говорят, его после президентских выборов в отставку отправляют?
- То есть как в отставку? - всполошился Храповицкий. - Я ничего об этом не слышал.
- Да нам-то с тобой какая разница?! - невинно заметил Либерман. - Детей нам с ним не крестить, денег он нам не должен.
Храповицкий помрачнел и нахмурился. Либерман улыбался и говорил небрежно, как будто просто болтал, не вкладывая в свои слова никакого особого значения. Но я почему-то готов был спорить, что и про водку, и про деньги он упомянул не случайно. Мне показалось, что он был отлично осведомлен не только о взятке, которую давал Храповицкий за свое назначение, но и о том, где и как мы провели последний час. И хотя я понятия не имел, откуда он мог это знать, я был уверен, что он нарочно поддразнивал Храповицкого.
Храповицкий этого, кажется, не замечал. Присущая ему природная осторожность притупилась. Он был слишком окрылен нарисованными ему Иваном перспективами и к тому же не совсем трезв.
- У вас-то что с выборами? - продолжал свои расспросы Либерман. - Победит наш Егорушка?
- Конечно, победит, - без тени сомнения отозвался Храповицкий. - С нашей поддержкой - сто процентов.
- Там, говорят, еще мэр ваш собирается баллотироваться?
- Забудь про него, - коротко ответил Храповицкий.
- Уже забыл, - кивнул Либерман, словно только и ждал, когда Храповицкий развеет его сомнения.
Его готовность соглашаться с категоричными суждениями Храповицкого меня еще больше насторожила. А его подчеркнутый демократизм мне и вовсе не нравился. В современной России демократы выражают свое возмущение в очередях за зарплатами, а не возглавляют огромные нефтяные компании. По-моему, Храповицкий его недооценивал.
- Кстати, у меня к тебе дело, - важно начал Храповицкий, закидывая ногу на ногу.
Либерман сделал серьезное лицо и подался вперед, показывая, что он весь обратился во внимание.
- Вопрос заключается в следующем, - продолжал Храповицкий. - Наша губерния не входит в сферу ваших насущных интересов...
Либерман вопросительно поднял брови, и Храповицкий поправился:
- Я имею в виду, что для вашего бизнеса - это сущий пустяк. У вас там нефтеперерабатывающий завод и пара мелких производств.
- И еще кое-что, - негромко вставил Либерман. Храповицкий пропустил его реплику между ушей.
- А у меня почти весь бизнес сосредоточен в нашей губернии, - гнул он свое. - Получается, что мы с вами конкурируем.
- Что вовсе не мешает нам быть союзниками, - снопа вставил Либерман.
- Мне хотелось бы, чтобы мы стали друзьями, - возразил Храповицкий. - Почему бы вам не продать мне ваш завод? Миллионов, скажем, за семь?
О намерении приобрести завод я слышал впервые. Он был крупным, но со всем своим изношенным оборудованием он вряд ли стоил больше шести. Это было не Деловое предложение, а политическое. Храповицкий в бизнесе обычно торговался с предельной жесткостью и отжимал все, что только можно.
Сейчас, резко завышая цену, Храповицкий, по сути, ввинчивал "Русской нефти" взятку в надежде выключить ее из своей игры с Гозданкером. Это была недурная попытка. При том условии, что "Русская нефть" была готова удовольствоваться одним миллионом.
Либерман задумчиво почесал переносицу.
- Интересное предложение, - произнес он. - Очень интересное.
И вновь в его словах мне послышалась скрытая ирония. Возможно, я становился слишком подозрительным.
- Так ты предлагаешь нам свернуть свой бизнес в Уральске? - уточнил Либерман. - Признаюсь, мы не думали об этом. Более того, политика холдинга заключается в расширении своего присутствия в регионах. Но, учитывая все обстоятельства нашей дружбы с Лисецким и наших с тобой взаимоотношений... Да, тут есть над чем подумать...
А вот это уже была точно издевка. У них пока еще не было никаких взаимоотношений с Храповицким, кроме скрыто-враждебных. И его дружба с Лисецким основывалась на холодном расчете, а не на нежных чувствах.
- Это хорошая цена, - нажимал Храповицкий. - И я готов...
Мы не узнали, к чему он готов. У него зазвонил мобильник. Помня о предостерегающей табличке в приемной Вихрова, я покосился на шефа в надежде, что он просто отключит телефон, но Храповицкий уже ответил.
С минуту он слушал то, что ему говорили. Вдруг его лицо вытянулось.
- Что? - севшим голосом спросил он. - Я не понял. Пока его собеседник повторял ему сказанное, рука
Храповицкого бесцельно шарила по столу, словно в поисках точки опоры.
- Ясно, - хрипло сказал он. - Спасибо. Я сейчас на переговорах, перезвоню позже.
Он положил трубку и посмотрел на Либермана стеклянным невидящим взглядом.
- Какие-то проблемы? - участливо спросил Либерман.
- Да, - ответил Храповицкий. - То есть нет. Прошу прошения...
- За что? - удивился Либерман. - Я надеюсь, ничего серьезного? Если нужно помочь, то я могу попробовать...
- Нет, - твердо возразил Храповицкий. - Не надо. Я сам справлюсь.
Но по его лицу было видно, что он уже не справился.
- Так вот о заводе... - рассеянно проговорил Храповицкий, пытаясь сосредоточиться.
Либерман взглянул на него как-то странно. Не то с любопытством, не то с сочувствием. Наверное, так любознательный ученый смотрит на своего более молодого увлекающегося коллегу после демонстрации провалившегося эксперимента.
- Очень интересное предложение, - повторил он. - Дай мне пару недель, чтобы его обсудить с шефом. Я сам тебя найду.
- Спасибо, - сказал Храповицкий, поднимаясь. - Нам нужно ехать. То есть лететь. У нас самолет...
Он был не похож сам на себя.
- Что произошло? - накинулся я на него, едва мы вышли из кабинета Либермана.
- Пахом Пахомыча арестовали, - сдавленно произнес Храповицкий. - Виктор звонил. Жена Пахомыча в истерике. Похоже, там все в истерике.
У меня сжалось сердце. Все эти дни, с того момента, как мы начали войну с Гозданкером, я непрерывно жил ожиданием чего-то подобного. Я вдруг вспомнил слова Либермана о двух неделях, необходимых ему для принятия решения. И неожиданно они приобрели для меня новый смысл. В две недели он собирался с нами покончить. Больше ему не требовалось.
Я не стал говорить об этом Храповицкому. Он все равно бы мне не поверил.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
1
Всю дорогу в аэропорт, сидя на заднем сиденье "мерседеса", Храповицкий и я обрывали телефоны нашим друзьям в Уральске, пытаясь выяснить, что же именно произошло, пока нас не было. Но получаемые сведения были на редкость противоречивыми и лишь еще более запутывали.
- Пистолет?! - кричал в трубку Храповицкий. - Какой пистолет?! Откуда у этого дурня пистолет? Кто ему выдал? Как незарегистрированный? А Савицкий знал? При чем тут дело об убийстве?
- Виктор говорит, что у Пахом Пахомыча нашли какой-то левый пистолет, проходящий по делу об убийстве! - недоуменно выдохнул Храповицкий, глядя на меня враз ввалившимися глазами. - На нем отпечатки его пальцев.
- Бред какой-то! - обескураженно пробормотал я. - Зачем Пахомычу пистолет? Он и с ружьем-то еле управляется.
Между тем история с пистолетом и впрямь получилась совершенно нелепая, вполне в духе Пахом Пахомыча. Правда, финал у нее был отнюдь не фарсовый.
В то самое время, когда мы приземлялись в Москве, у Пахом Пахомыча начался очередной допрос в налоговой полиции. Однако допрос на сей раз продолжался всего несколько минут и ограничился уточнением его паспортных данных, которые Пахомыч прежде ухитрился напутать.
Потом ему был предъявлен ордер на проведение следственных действий, или, проще говоря, на обыск. В сопровождении заранее припасенных понятых и трех сотрудников налоговой полиции, одна из которых была женщиной, его повезли в его собственную квартиру.
Сын Пахом Пахомыча, двенадцатилетний подросток, по счастью, был в это время в школе. Зато его жена, толстая, самоуверенная, крикливая дама по имени Соня, была в наличии и зачем-то мыла голову. Узнав о цели визита, она схватилась за сердце, обозвала незваных гостей "фашистами", обвинила в нарушении частной жизни, призвала на их головы проклятье и бросилась звонить Храповицкому. Но его телефон не отвечал, и тогда Соня подняла на ноги Виктора и Васю.
Вася переполошился и помчался в УВД области к кому-то из своих знакомых, зато Виктор, не растерявшись, выслал на квартиру Пахом Пахомыча одного из наших юристов. Юрист, в свою очередь, прихватил по дороге известного уральского адвоката по фамилии Немтышкин, услугами которого мы обычно пользовались. Полицейские тем временем приступили к обыску.
Из последующего рассказа очевидцев можно было понять, что сам Пахом Пахомыч был парализован ужасом, а потому стоял, забившись в угол, угрюмо топорщил усы, и если его о чем-то спрашивали, то лишь нечленораздельно кудахтал. В отличие от него, Соня, несмотря на пошатнувшееся здоровье и нарушенную частную жизнь, не утратила самообладания и не отставала от полицейских ни на шаг, путалась под ногами, отказывалась открывать ящики шкафов и принималась то плакать, то браниться. Как потом с восхищением отметил Немтышкин, даже он не смог бы лучше нее организовать процесс надзора за обыском.
И Немтышкина и юриста несколько удивило, что обыск в квартире проводился весьма небрежно. Сотрудники налоговой полиции не рылись в вещах, не потрошили книги и демонстрировали полную удовлетворенность самым поверхностным осмотром. Это обстоятельство несколько усыпило бдительность наших законников. Они решили, что полицейские просто хотят надавить на Пахом Пахомыча и опосредованно - на Храповицкого. Что следственные действия проводятся формально и ничего конкретного на самом деле не ищут. Как вскоре выяснилось, думали они так совершенно напрасно.
Первая неприятность приключилась, когда по просьбе полицейских Пахом Пахомыч начал трясущимися руками выкладывать содержимое своей спортивной сумки, с которой он каждый вечер исправно отправлялся на тренировку в наш зал. Как он, во всяком случае, уверял Соню. До зала он, конечно же, никогда не доходил, поскольку к любым спортивным занятиям питал сугубое отвращение. В сумке были обнаружены восемь тысяч долларов и пачка презервативов.
Соня, которая после прибытия юриста и Немтышкина вплоть до этого момента передвигалась по квартире, шаркая ногами и ведомая ими под руки, завизжала как ужаленная. В пароксизме ярости, забыв про больное сердце, она бросилась на Пахомыча, который испуганно юркнул в ванную и заперся там на задвижку.
- Проходимец! - кричала она, барабаня кулаками по двери. - Откуда у тебя деньги? Зачем тебе презервативы? Я же таблетки пью!
- Это оговор! - в ответ кричал из-за двери Пахом Пахомыч, припоминая заученные инструкции наших юристов. - Я в первый раз это вижу. Ко мне обратились с просьбой незнакомые люди!
После того как общими усилиями разбушевавшуюся супругу удалось слегка утихомирить, обыск быстро свернули, и вся компания поехала за город. На участок, где Пахом Пахомыч только-только завершил строительство нового дома. Мебели в доме еще не было, если не считать одной подвальной комнаты, где располагалась пара старых диванов с вылезшими пружинами да облезлая тумбочка с электрическим чайником и грязной чашкой. По словам Пахом Пахомыча, здесь ночевали строители, когда они задерживались допоздна.
Бросив беглый взгляд на убогую обстановку, полицейские попросили открыть тумбочку. Там под грудой глянцевых журналов лежало несколько фотографий, на которых Пахом Пахомыч был запечатлен на побережье Красного моря, на пляже, в обнимку с одной из своих продавщиц. Оба при этом были в купальных костюмах и счастливо улыбались.