- Это не выход, - отрезал Виктор. - Эта катавасия может затянуться. И очень надолго. Даже если мы сейчас задействуем тяжелую артиллерии и Лихачев получит приказ закончить балаган, то в одночасье он уголовное дело не закроет. Есть процедура. Формальности всякие. Минимум - три месяца. Лично я вообще на Москву никаких надежд не возглагаю. Все нужно решать здесь. С Лисецким, с прокурором, с судьями, не знаю, с кем еще. Надо подключать всех, кого только возможно. Раздавать капусту, тут уж нечего ее считать! Затягивать в переговоры. В конце концов, возможно, придется договариваться и с Лихачевым. Тут, правда, плохо, что он уже далеко зашел. Отступать ему трудно. Честь мундира, все такое. Пойми, я не спорю по поводу больницы для Сырцова, но это временный вариант. Точнее, вообще не вариант. Он ничего не меняет. Если они закусятся, они его прямо из палаты вытащут.
- Есть еще кое-что, о чем вам необходимо знать, - мешался я.
Сегодня в информационных выпусках я явно лидировал.
- Ты что, издеваешься? - взвился Храповицкий. - Что ты еще от нас скрыл?
Не отвечая на его упрек, я передал суть своего разговора с Кулаковым о разрешениях на стройплощадки, подписанных Сырцовым без ведома мэра.
- Сука! - выкрикнул Виктор и хлопнул кулаком по барной стойке. - Никогда ему не доверял!
- Это что же получается?! - вскинулся Вася, растерянно хлопая глазами. - Мы его туда назначили, а он воровал тайком от нас? Это же подлость!
Любое хищение, производимое тайком от него, Вася считал подлостью.
- Мразь! - ярился Виктор. - Тихушник долбанный! Поди, он и нас обкрадывал!
- То есть как нас? - окончательно переполошился Вася. - Это уж совсем... - Он захлебнулся, не найдя слов для описания подобной низости. - Но нас-то уж как же?..
Вася был потрясен.
- Мы обязаны его вызвать! Немедленно! - потребовал он.
- И что ты ему скажешь? - саркастически спросил Храповицкий. - Паша, верни нам наши деньги?
Мне показалось, что он злился не меньше партнеров, но держал себя в руках.
- Конечно! - горячился Вася. - Неужели мы смолчим?!
- Тварь! - повторил Виктор, но уже затихая, не так яростно.
Храповицкий утомленно посмотрел на Васю.
- Мы не можем его вызывать, - произнес он терпеливо. - Мы даже разговаривать с ним на эту тему не можем.
- Но почему? - недоумевал Вася. - Он будет у нас воровать, а мы будем с ним сюсюкать?
- Потому что мы все повязаны, - прошипел Виктор. - Он от нас зависит - мы от него. Чуть мы на него гавкнули, и он тут же побежит в налоговую, чтобы нас слить!
- Как это?!
- Ногами! - огрызнулся Виктор. - Или поедет. На машине, купленной на украденные у нас деньги!
- Виктор прав, - поддержал Храповицкий. Он по-прежнему говорил ровным тоном, что давалось ему нелегко. - Мы заложники ситуации. Поэтому, что бы мы ни испытывали к Паше, на какое-то время эмоции придется отложить. Андрей, я правильно понял, что Кулаков хочет, чтобы мы забрали Сырцова? Иначе он его попросту уволит. Так?
- Не совсем, - поправил я. - Уволит он его в любом случае. А брать его назад или нет, это уж наше дело. Кулакова оно не касается. Кстати, в нынешних обстоятельствах Паша не очень-то к нам и рвется.
Виктор с размаху плюхнулся на диван и сунул руки в карманы.
- С ним надо решать вопрос! - заявил он жестко.
- Что ты предлагаешь? - расстроенно осведомился Вася.
Чувствовалось, что мысль о невозможности вернуть назад деньги, которые он считал своими, ему непереносима.
- Есть только одно правильное решение.
- Какое? - Вася все еще не понимал.
В отличие от него, я сразу догадался, что имеет в виду Виктор. Но я молчал, потому что хотел увидеть реакцию Храповицкого.
- Какое, скажи? - не унимался Вася.
Не отвечая, Виктор поднялся с дивана, не спеша, вразвалку проследовал к бильярдному столу, установил один из шаров посредине и с силой, хлестко ударил по нему кием. Шар пулей влетел в лузу.
- Вот такое! - отрезал Виктор. И тут до Васи наконец дошло.
- Убийство? - в ужасе прошептал он. - Ты что, хочешь его... того... замочить?.. Насовсем?
Он даже выронил из пальцев четки и закашлялся. Виктор ответил ему спокойным твердым взглядом.
- А почему бы и нет? - спросил он с вызовом. - Что тебя смущает?
Вася не верил своим ушам.
- Убить Пашку? - пробормотал он. - Но ты же не всерьез, да? Ты же образно говоришь? Фигурально.
- Дурак ты, Вася! - презрительно бросил Виктор. - Человек нас ограбил. Предал. И за то, что он нас ограбил и предал, он же нас и ненавидит. Так всегда бывает. Больше всех мы ненавидим тех, кого предаем. От его показаний зависит судьба нашего дела. Всего бизнеса. Нас с тобой! Я предлагаю единственно возможное решение. Рациональное.
Последнее слово он подчеркнул, рассчитывая воздействовать им на Храповицкого, который всегда декларировал свою приверженность деловому подходу к запутанным проблемам.
Я не отрываясь смотрел на шефа. Он тянул с ответом и молчал, делая вид, что не замечает моего взгляда. Момент был переломным. От его слова зависело все: сохраняем ли мы в своих поступках хотя бы остатки морали, о которой Храповицкий так любил распространяться на переговорах, убеждая наших партнеров в необходимости работать именно с нами. Или переходим черту.
Вася налил себе виски, выпил и налил еще.
- Ты-то что сидишь! - вдруг выпалил он, обращаясь ко мне. Видимо, каким-то отчаянным инстинктом он чувствовал во мне союзника.
- Я не буду обсуждать подобных предложений! - отчеканил я. - Для меня они абсолютно неприемлемы.
- Это потому, что тебе нечего терять! - едко заметил Виктор. - Ни жены, ни денег! Гол как сокол!
- Ну, кое-что у него все-таки есть, - заступился за меня Храповицкий.
- Что у него есть? Что?! - кипятился Виктор.
- Честь, например, - не выдержал я. - Сущий пустяк, Витя. Но как тебе однажды сказал Ильич, ты этого не поймешь. На рынок, где ты свининой торговал, ее не завозили.
Виктор покраснел, но только отвернулся, считая ниже своего достоинства мне отвечать.
- То есть ты против? - обращаясь ко мне, хладнокровно уточнил Храповицкий.
- Я не стану в этом участвовать!
- Двое против, один за. Один воздержался, - подытожил Храповицкий невозмутимо. - Обсуждение откладывается.
- С каких это пор голос Решетова стал равняться нашему? - взвился Виктор. Он был так зол, что даже назвал меня по фамилии как постороннего. - Он не партнер!
- Он не партнер! - подтвердил Храповицкий. - И никогда им не будет. Но его голос всегда равнялся нашему. И ты сам об этом знаешь. Иначе зачем ты теряешь столько времени на споры с ним?
Виктор бросил на меня уничтожающий взгляд.
- Постараюсь это запомнить, - пообещал он сумрачно. - Только если Сырцов нас сдаст, то сядем мы, а не этот напарник.
Может быть, в этом и заключалось обаяние Храповицкого, за которое я прощал ему многое. Осадив меня в самолете и увидев, что я это стерпел, он сейчас выравнивал меня в правах не только с Виктором и Васей, но и с собой. И пусть это было сделано в минутном порыве, - такой порыв меня обязывал. Во всяком случае, так я считал.
Я загасил окурок в пепельнице, доломал себя, подошел к Виктору и протянул ему руку.
- Извини, - сказал я. - Я был не прав, когда тебя оскорбил. Больше этого не повторится. Даю слово.
Секунду Виктор колебался.
- Да пошел ты! - наконец проворчал он, пожимая мне руку. - Тоже мне дворянин нашелся! Честь у него! Я, между прочим, на дураков не обижаюсь.
- У всех дури хватает, - философски заметил Вася, не скрывавший своего облегчения оттого, что все завершилось мирно. И, вздохнув, самокритично добавил: - Даже у меня.
- Ну, ты уж на себя не наговаривай, - с улыбкой глядя на Васю, попросил Храповицкий.
5
В субботу с одиннадцати утра я засел в своем кабинете с толпой юристов и адвокатов, чтобы выработать генеральную линию по защите наших интересов вообще и освобождению Пахом Пахомыча в частности. Примерно к часу дня, плавая в клубах табачного дыма и охрипнув от бесплодных споров, я твердо усвоил два базовых принципа российского правосудия.
Первый заключался в том, что наша судебная система является совершенно независимой. В том смысле, что она никак не зависит от закона. И регулируется либо начальственными указаниями, либо размерами взяток. В практической перспективе это означало, что если Москва не возьмется вдруг нас душить, то худшее из того, что нам угрожает - это кратковременные аресты сотрудников. Тюрьмы и сумы можно было пока не опасаться. Поскольку денег и связей на месте у нас было, все-таки больше, чем у Гозданкера и Лихачева.
Согласно второму принципу, хорошим адвокатом считается не тот, кто забивает себе голову всякой процессуальной белибердой, а тот, у кого судьи не боятся брать наличность. С этой точки зрения, я был вполне недурным начинающим законником. То есть я ничего не понимал в юриспруденции, но пара-тройка прикормленных судей у меня имелась.
Придя к этим утешительным выводам, в час дня мы объявили перерыв, и моя секретарша Оксана послала дежурную машину за пивом и закуской для оголодавших сутяг. А в начале второго мне позвонил Сырцов.
- Я должен увидеть тебя немедленно, - свистящим шепотом сообщил он.
- Приезжай, - ответил я. - Я на службе.
Нам еще предстояло проработать техническую часть: иски и жалобы.
- Я не хочу встречаться там, - прошептал Сырцов. - За вашим зданием следят.
- Следят не за зданием, - машинально поправил я. - Следят за нами. Нет никакой разницы, где мы встретимся.
- Есть, - упорствовал Сырцов. - Давай встретимся в загородном парке. Через полчаса.
- Как я тебя узнаю? - спросил я, цитируя расхожую фразу из шпионских фильмов.
Но он был слишком испуган, чтобы отреагировать на юмор.
- Я буду у входа, - сообщил он и положил трубку. Оставив юристов под строгим присмотром Оксаны доказывать свое превосходство друг над другом и запретив им расходиться до моего возвращения, я отправился в загородный парк. Стоял холодный осенний день, дул порывистый, пронизывающий ветер. Накануне и ночью лил дождь, и все кругом было в грязи и лужах. Сырцов в теплом лыжном костюме уже дожидался меня, прячась за торговым ларьком не то от ветра, не то от преследования.
Я вылез из машины, ежась в своем легком пальто. Мы молча двинулись вглубь парка по аллее, засыпанной влажной пожухлой листвой. Сырцов шел, слегка подпрыгивая, и, погруженный в себя, безостановочно двигал нижней челюстью, как суслик. За нами, старательно обходя лужи, плелась моя охрана.
Прежде, когда Сырцов работал у нас, у него тоже была охрана, но, перейдя на службу в мэрию, он по требованию Кулакова был вынужден ограничиться одним водителем. Кулаков считал, что наличие телохранителей, или, как он выражался, "жлобов", компрометирует чиновника, нанося непоправимый вред репутации городских властей.
В парке было пусто и промозгло. Деревья под порывами ветра неприязненно качали голыми черными ветками. Унылый пейзаж несколько разнообразили уродливые статуи с отколотыми конечностями.
Кроме нас с Сырцовым здесь была еще пара пожилых идиотов, которые укрепляли здоровье, занимаясь в отдалении бегом трусцой. На головах у них были капюшоны, а на руках - перчатки. Статуи были одеты по-летнему.
- Не иначе как сотрудники Лихачева, - указывая на спортсменов, заметил я в надежде шуткой вывести Пашу из оцепенения.
- Ты думаешь? - вздрогнул он.
- Да нет, конечно, - поспешно ответил я, жалея о своих словах. - Такие же божий странники, как мы с тобой. Ветром гонимые.
Он подозрительно покосился на меня и вновь впал в тягостное молчание.
- У меня пропал аппетит, - сказал наконец Сырцов. И поскольку я не откликнулся на это сообщение, он прибавил:
- Я перестал спать ночами.
- Я вижу, - коротко отозвался я.
Следы бессонницы и впрямь отчетливо читались на его бледном лице с лихорадочно блестевшими глазами.
- Я не хочу садиться, - в отчаянии пробормотал Сырцов.
- Да тут и не сядешь, - возразил я. - Ни одной скамейки поблизости.
- Легко тебе острить! - заныл он. - Тебе-то ничего не угрожает! Ты же не подписывал документы.
- Документов не подписывал, - согласился я. - Но принимал деятельное участие в организации преступлений. Работал непосредственным помощником начальника шайки.
- За это не сажают, - вздохнул он с сожалением. Мне даже стало неловко и захотелось извиниться.
- Пахомыча закрыли не за документы, - попытался урезонить я его. - Они подсунули ему ствол. То же самое может произойти с любым из нас.
- Им наплевать на меня! - сказал он угрюмо. - Они думают только о себе.
- Кто они? Люди Лихачева?
Он не ответил. Схватив с земли длинную тонкую мокрую ветку, он принялся царапать ею по асфальту. Разумеется, он имел в виду партнеров. И, скорее всего, меня. Их пособника. Это было несправедливое утверждение. Но вряд ли бы ему стало легче, если бы я рассказал, что именно думает о нем Виктор.
- Они сдадут меня, как сдали Пахомыча, - добавил он упавшим голосом.
- Освобождением Пахомыча занимаюсь лично я, - ответил я, стараясь не раздражаться. - До конца недели я его вытащу.
- А если не получится? - недоверчиво осведомился он.
- Значит, мы его вытащим на следующей неделе, - уверенно ответил я. - Готов поспорить.
Внезапно Сырцов остановился и развернулся ко мне.
- Две недели в тюрьме! - выкрикнул он. - Ты представляешь, что это такое?!
- Нет, - сказал я. - Не представляю. Как и ты. Но даже если я напишу на имя Лихачева заявление посадить меня вместо тебя и Пахомыча, он все равно мою просьбу не выполнит.
- Я не переживу этого позора! - захлебывался он, не слушая меня. - Я не смогу! У меня жена и двое детей. Они в андийской школе учатся. На них будут пальцем показывать!
- Ты зря накручиваешь себя заранее, - проговорил я терпеливо. - Мы делаем все, чтобы тебя обезопасить. Храповицкий в первую очередь. Нам нужно только немного времени.
- Ты можешь гарантировать, что меня не арестуют?! - воскликнул он.
Этого я обещать не мог. Но и потворствовать его истерике я не собирался. Чем глубже он проваливался в свои страхи, тем больше глупостей мог натворить. Пора было приступать к процедуре его отрезвления.
- Я могу гарантировать тебе другое, - мягко сказал я. - Что я не побегу в налоговую рассказывать о том, как ты тайком от нас продавал стройплощадки. И не платил с этих сделок налоги. Хотя сумма, кажется, набежала приличная. Больше лимона, если не ошибаюсь.
Он остановился как вкопанный.
- Миллион? - ужаснулся он. - Откуда такие деньги? Ты что говоришь? Да я сроду таких сумм не видел!
- Я не сказал миллион, - поправил я. - Я сказал, больше миллиона. Примерно полтора-два.
- Я не продавал! Не продавал! - закричал он, брызгая слюной. - Это ложь! Вы все хотите от меня избавиться!
Я просто смотрел на него, ничего не отвечая. Он булькнул или всхлипнул, сглотнул и отвернулся.
- Допустим, я продавал, - вдруг торопливо пробормотал он. - Ну и что из этого? Так поступают все в мэрии. Да там и не было миллиона. Тем более двух. Гораздо меньше. К тому же меня, по сути, выкинули из бизнеса. Обо мне забыли. Хотя я лично сделал для Храповицкого больше, чем все остальные директора вместе взятые! А что я получил в результате? Что? Уголовную статью? Десять лет с конфискацией.
Ни одно из его заявлений не было правдой. Да и статью он еще не получил. Но, взвинченный и измученный, он был абсолютно глух к голосу рассудка.
- Если я начну перечислять, что именно ты получил, работая у Храповицкого, боюсь, я не успею закончить до вечера, - проговорил я сдержанно. - Кем ты был до него? Колхозным бухгалтером, если я не ошибаюсь. Сидел на окладе. Премии получал куриными тушками. Или комбикормом. Он сделал тебя богатым человеком. Сколько у тебя было на заграничных счетах в прошлом году? Миллионов пять-шесть? Больше? На скромную жизнь тебе уже хватало. Он назначил тебя заместителем мэра, где ты довольно энергично продолжил свое обогащение, уже не согласовывая это с ним. Или все это ты считаешь недостаточным?
- А теперь у меня все заберут! - выпалил он. - Они же конфискуют имущество! Доберутся до моих счетов. Да еще отправят в тюрьму! Уж лучше бы я был простым бухгалтером, но на свободе! Что будет делать моя семья? Она останется ни с чем. Я должен думать о ней. Я не хочу в камеру! Не хочу, понял?! - голос его сорвался. - И потом, потом, - с обидой спохватился он. - Почему это я был простым бухгалтером? К твоему сведению, я был главным бухгалтером. И разве моя голова ничего не стоит? Да меня сто раз приглашали в другие фирмы! И денег, кстати, предлагали не меньше. Я просто отказывался.
- Никто не отрицает твоих заслуг, - примирительно заметил я. - И никто от тебя не отрекается. Ты один из нас. На следующей неделе Храповицкий летит в президентскую администрацию. Возможно, тебе осталось потерпеть лишь несколько дней, и вся эта история закончится. Ложись в больницу. Запасайся справками. Мы заодно. Мы тебе поможем.
- Я не выдержу в тюрьме, - твердил он дрожащим голосом. - Мне нельзя. У меня язва желудка. Я два раза в год должен проходить обследование. Я и сейчас еле хожу. Если меня засунут в камеру, я все расскажу.
Теперь уже резко остановился я.
- Забудь об этом! - прикрикнул я на него, теряя самообладание. - Это не просто подлость. Это к тому же самоубийство. На сегодняшний день у них нет никаких улик! У них пустые руки, пойми ты это! Лихачев действует методами КГБ. Гонит волну. Он пытается тебя сломать. Но времена изменились. Сейчас это уже не проходит. Нужны доказательства. Факты.
- А финансовые документы?
- Финансовые документы свидетельствуют лишь о том, что деньги из твоей фирмы уходили в другую фирму. И все! За то, что происходило с ними в другой фирме, ты не несешь никакой ответственности. На той фирме не было таблички, что она обналичивающая. Это домыслы Лихачева. Ты не обязан был ее проверять. К тому же, вспомни, ты всего лишь учредитель. Учредитель! То есть по закону ты отвечаешь только долей своего уставного капитала. У тебя был директор, который вел всю хозяйственную деятельность. Ты не вникал в его операции...
- Но он же скажет, что выполнял мои приказы! - перебил он. - Он все будет валить на меня. Почему вы не ищете директора?
- Мы ищем, - соврал я. - Со вчерашнего вечера. Хотя, поверь, это не имеет такого уж значения. В конце концов, что бы он ни говорил, это всего лишь его слово против твоего.
- А составы с нефтью? - живо откликнулся он. - Которые пропали! Это же и дураку понятно, что воровство! Я и тогда был против этого! Это была идея Виктора!