- Откуда в его шайке приличные люди? Об этом и речи быть не может! - кипятился губернатор, забыв о своих недавних комплиментарных высказываниях в адрес кремлевского руководства. - Вор на воре! Сплошные негодяи! Тот же Березовский один чего стоит. А остальные - еще хуже! Они все скомпрометировали себя в глазах народа. Навсегда! Навсегда! - Он сверху вниз рубанул воздух ладонью. - Искать надо на стороне. Среди тех, кто не запятнал себя близостью к этой олигархической камарилье. Получается, что или генерал Лебедь, или я! Но ведь это должен быть человек с опытом управления регионами. Человек состоявшийся. Который знает Россию. И чье появление на большой политической арене будет встречено с пониманием. То есть Лебедь здесь не проходит. Он идиот. Солдафон. Кто остается?
- Ну, так-то, бесспорно, - согласился Вася, пряча глаза и теребя бородку. - Так-то, конечно, кроме вас некому... Главное, чтобы Ельцин это понял.
Вася терпеть не мог политических проектов, считая их пустой тратой денег. Но конфликтов он старался избегать. Видя горячность губернатора, он хотел ему поддакнуть, но вместо этого лишь раззадорил.
- А я, кстати, не только о себе говорю! - непоследовательно воскликнул Лисецкий в порыве не свойственной ему скромности. - Возможно, среди губернаторского корпуса есть и другие достойные руководители. Просто я их не знаю.
Пономарь, не привыкший к странностям губернатора, по-прежнему смотрел на него во все глаза, словно до конца не верил, что тот говорит всерьез. Виктор прятал усмешку. Сырцов был испуган, а Плохиш явно не знал, как себя вести, чтобы по неосторожности не брякнуть лишнего и еще раз не нарваться.
И лишь Храповицкий сохранял невозмутимую заинтересованность в разговоре.
7
- Такой проект потребует больших денег! - произнес Храповицкий, словно размышляя вслух.
Его черные глаза на секунду азартно блеснули. Мне показалось, что у него начал возникать какой-то план. И реплику насчет денег он явно подал неспроста. Что-то очень смелое созревало в его голове. Но пока я его замыслов не угадывал.
- Если действовать с умом, то не так уж много! - живо возразил Лисецкий. - Я уже считал! Я, может, и без Березовского обойдусь! А то чего он ждет? Цену себе набивает? Зачем он вообще нужен? Да я на одном его разоблачении больше очков наберу. Надо создавать свою партию! Собственную партию! Чтобы она гремела по всей стране! Я даже название придумал. "Российские регионы"! Звучит, да? И влиять на президента будет гораздо легче. Я же готов дать ему все гарантии. Сохранить весь его бизнес и бизнес его семьи. Россия богатейшая страна. Тут на всех хватит. Чего жадничать! Но вступить в эту игру надо безошибочно. Ярко! Чтобы все ахнули!
Он снова разошелся и говорил с прежним воодушевлением.
- И сколько, по вашим расчетам, нужно на партию? - деловито поинтересовался Храповицкий.
- Для начала миллионов тридцать, не больше, - небрежно ответил Лисецкий, словно дело шло о покупке пачки сигарет. - Ну, сорок от силы!
- Серьезные деньги, - заметил Храповицкий, потирая подбородок.
Теперь я готов был поклясться, что план у него сформировался и принял отчетливые очертания. Он загонял Лисецкого в ловушку.
- А вот и нет! - возразил губернатор, вновь раздражаясь. - Миллионов по десять дадите вы с Ефимом. Это уже двадцать.
Вася и Виктор разом опасливо переглянулись, явно не готовые к подобным инвестициям в будущее страны. Это не ускользнуло от внимания губернатора.
- Ну, не дадите вы, я в другом месте найду! - пообещал он с угрозой.
- Я-то дам! - успокаивающе улыбнулся Храповицкий. Я заметил, что он сказал "я", а не "мы", подчеркивая тем самым свое право на принятие решений вопреки мнению партнеров. - А вот за Ефима я бы не поручился.
- А я его и спрашивать не буду! - отрезал Лисецкий. - Просто возьму и все! Банк чей? И бизнес чей? Пусть знает свое место! Глупо, конечно, из своих же денег оплачивать собственные выборы, - ворчливо заметил он. - Но в крайнем случае я пойду и на это. Потому что уверен в победе. Миллионов десять в бюджете найдем. Еще с запасом получится. Пару мне вон Александр Сергеевич подкинет, - он неожиданно повернулся к Пономарю. - Так ведь, Александр Сергеевич?
В этом заключалась одна из поразительных особенностей Лисецкого. Он виделся с Пономарем не больше трех раз в жизни, да и то мельком, на многолюдных мероприятиях. Но в нужную минуту он с легкостью вспомнил его имя и даже отчество, словно они были давно знакомы.
Пономарь заерзал, сглотнул, но мужественно кивнул, видимо, решив, что обещание - это еще не деньги.
- Это хорошее вложение, - одобрил губернатор. - Дальновидное. Сторицей окупится. А потом надо в Москве разговаривать. С "Русской нефтью", например. Они же являются акционерами нашего "Потенциала". У них пятнадцать процентов. Они хотят развиваться в нашей области.
"Русская нефть" была одной из крупнейших в стране нефтяных компаний, владеющая в нашем регионе большим нефтеперерабатывающим заводом, который они купили еще до того, как Храповицкий возглавил наш холдинг. По сравнению с ними мы со всем нашим бизнесом были жалкими кустарями, и честолюбивого Храповицкого любое упоминание о "Русской нефти" приводило в бешенство. Тем более что войти в наш регион они могли, только существенно потеснив нас. Обозначая эту угрозу, да еще намекая на свою помощь "Русской нефти", губернатор, конечно же, нас шантажировал. И делал это довольно грубо.
Однако ни один мускул на лице Храповицкого не дрогнул.
- В "Русской нефти" серьезные ребята, - согласился он. - Я давно за ними слежу.
Губернатор бросил на него испытующий взгляд.
- Рад, что ты меня поддерживаешь, - заметил он со скрытой иронией.
- Конечно, поддерживаю, - все так же невозмутимо кивнул Храповицкий. - Но вопрос такой важности не терпит приблизительности. Тут осечка недопустима. Действовать можно лишь наверняка. Поэтому лучше всего было бы обойтись своими силами. И своими деньгами. Москва вообще далековато. И тамошние олигархи смотрят на нас, как на чукчей. Я как человек практичный попытался бы добыть все необходимые средства на нашей территории. И начал бы без Москвы. Москвой я бы закончил. Вы правильно сказали, что когда изменится ваш масштаб, они сами приползут. Тогда им уже можно будет ставить другие условия. Выгодные для вас, а не для них.
- Боюсь, без Москвы мы не обойдемся, - вздохнул Лисецкий. - Хотелось бы, но нет... Вряд ли. Не потянем. Есть у нас, конечно, еще Автозавод. Но отношения с ними, сам знаешь, какие...
- Зачем Автозавод? - пожал плечами Храповицкий. - Есть еще "Трансгаз". Вы же только час назад говорили, что Покрышкину пора на пенсию. Значит, надо помочь человеку.
Это было неожиданно и дерзко. Капкан для губернатора захлопнулся. Я оторопел. Амбиции шефа я знал лучше всех остальных, но замахиваться на "Уральсктрансгаз" с его стороны было почти так же фантастично, как Лисецкому рваться в президенты страны.
"Уральсктрансгаз" был огромной организацией, в которой, если мне не изменяла память, работало около двадцати пяти тысяч человек. В нашей области находилась лишь ее головная компания. И еще несколько дочерних подразделений располагались в соседних губерниях. По своим оборотам эта мощная государственная структура могла легко соперничать с "Русской нефтью", а может быть, и превосходила ее. Точных цифр я не знал. Но, в отличие от нефтяников, которые из-за низких цен на нефть вынуждены были останавливать добычу и замораживать скважины, газовики купались в деньгах. Черномырдин, бывший руководитель "Газпрома", в состав которого входил "Уральсктрансгаз", был недавно назначен премьер-министром. После чего влияние газового лобби сделалось безграничным.
Боковым зрением я увидел, как Пономарь хмыкнул не то скептически, не то с одобрением. Виктор и Вася замерли, вдавившись в подушки дивана.
Теперь план Храповицкого стал ясен всем. Он давал понять губернатору, что для осуществления грандиозного политического замысла необходимо срочно менять Покрышкина на него, Храповицкого. Причем делал это так, словно он, Храповицкий, не особенно-то и хотел. Словно это было нужно одному Лисецкому.
Лисецкий совершенно растерялся. Он уже догадался, что попался в расставленную Храповицким сеть, но было поздно. Некоторое время он сидел, изумленно хлопая глазами, как будто смысл, заключенный в словах Храповицкого, от него ускользал.
Он понимал, что все мы напряженно ждали его реакции, и, кажется, впервые за весь вечер утратил присущую ему самонадеянность.
- Не знаю даже, что сказать тебе, Володя, - промямлил он наконец. - Газпром не согласовывает со мной назначение региональных руководителей. Вот если бы речь шла об энергетике, я бы еще мог повлиять...
- Вы на все можете повлиять, - уверенно заявил Храповицкий. - Вы - губернатор крупнейшего в России региона. Вас знают в Москве. К вам прислушиваются. Вам есть что предложить взамен. Впрочем, - словно спохватился он, - решать, конечно, вам.
- Не знаю, - повторил Лисецкий. Он как-то сразу угас и сник. - К тому же Покрышкин мне друг...
- Сами же нас учили, что в политике нет друзей, - напомнил Храповицкий. И решив, что дальше Лисецкого дожимать не стоит, легко рассмеялся, обращая все сказанное в необязательную болтовню. - Да Бог с ним, с Покрышкиным. Давайте лучше выпьем за ваше будущее. За то, чтобы все ваши замыслы исполнились.
Он принялся разливать коньяк. Все с облегчением задвигались.
8
- Давно у тебя возникла эта идея насчет Покрышкина? - спросил я у Храповицкого, когда мы на заднем сиденье его машины часов в одиннадцать возвращались домой.
Прежде чем ответить, он достал из сумки тонкую короткую сигару и тщательно ее раскурил. После отъезда Лисецкого он сразу переменился. Пил мало, не терзал больше Пахом Пахомыча, был молчалив, а вскоре и вовсе решил уехать. Очевидно, президентские планы губернатора, впервые высказанные с такое открытостью, потрясли его так же, как и всех нас.
Но если остальные после отъезда Лисецкого лишь качали головой и перешептывались о том, что Лисецкого нужно срочно отговаривать, спасать и лечить, пока еще не поздно, то Храповицкий, с его железной хваткой, наверняка обдумывал, какую практическую пользу можно извлечь из замыслов губернатора.
- Да уж порядком, - рассеянно отозвался он. - Все ждал повода с Егоркой поговорить. Вот наконец получилось.
- Чего же ты от меня таился? - упрекнул я. - Мог бы и поделиться.
- А разве с тобой уже можно что-то обсуждать? - парировал он. - Спасибо, буду знать.
Я проглотил это, отлично зная, что именно он имеет в виду. В общем-то, у него были основания для сарказма. Последние несколько месяцев, прошедших после гибели Ирины Хасановой, я действительно был тяжел. Вряд ли я бы его услышал.
Особенно невыносимо было вначале. Я забывал есть и совсем не мог спать. Внутри все мучительно болело, и я поминутно смотрел на часы, чтобы увидеть, сколько я уже сумел протянуть. Это продолжалось сутками, день за днем, неделя за неделей. Я похудел килограммов на шесть. Случайно ловя в зеркале свое отражение, я отшатывался, не сразу понимая, что это изможденное существо со сжатыми губами и воспаленными глазами и есть я.
Я существовал в каком-то дурном, надрывном угаре. Обкурившись анашой до потери пульса, я до утра таскался по ночным клубам, затевал нелепые скандалы с незнакомой бандитской братвой, нарывался на неприятности и ввязывался в драки. Несколько раз меня волоком вытаскивала милиция и моя охрана.
Домой один я возвращаться не мог. Обложившись с двух сторон незнакомыми девицами, я неподвижно лежал на кровати, сжав зубы, и, проваливаясь во времени, тупо таращился в потолок, ожидая рассвета. Я не запоминал имен тех, с кем спал, и не спрашивал телефонов. Днем, на работе, я был раздражителен, взвинчен, плохо соображал и неадекватно реагировал на окружающих. Храповицкий отправлял меня в отпуск, но я почему-то отказывался. Должно быть, просто из упрямства.
Однажды ночью, в августе, уже отпустив охрану, я вдруг зачем-то сорвался на машине в Нижнеуральск. На мокром от дождя шоссе, ничего не видя перед собой, я на скорости вылетел в кювет и врезался в дерево. Отделался сломанными ребрами, сотрясением мозга, синяками и ссадинами. После этого эпизода у нас с Храповицким состоялся серьезный мужской разговор, в ходе которого мы обменялись нелестными характеристиками и послали друг друга по далеким адресам.
Я сознавал, что необходимо взять себя в руки. Я пытался. Я брал. То и дело призывал себя встряхнуться, придумывал сам себе дела и поручения. Но тот азарт, с которым я работал прежде, куда-то испарился. Похоже, навсегда. Все казалось мне ненужным и безразличным. Я словно бесцельно брел в тумане.
- Зачем тебе "Трансгаз"? - поинтересовался я. - Неужели тебе еще не надоело воевать? Чего тебе еще не хватает?
Вопрос пришелся ему не по вкусу.
- Всего! - резко отозвался он. - Мне всегда всего мало. В том числе и денег, если ты на это намекаешь. Но дело не в них. Я должен двигаться вперед. Это смысл моей жизни. Я же с ума схожу от скуки, когда хоть на секунду останавливаюсь! Как ты этого не понимаешь?! Я задыхаюсь в нашей конторе. Здесь я хозяин. Все отстроено, все понятно. Я знаю, что случится завтра и через год. Я путаюсь под ногами у собственных подчиненных. Мешаю им работать. Мне нужно что-то новое. Другое. Новые цели. Новые проекты.
В темноте он повернул ко мне свое обострившееся лицо с заблестевшими глазами.
- Я не могу без этого! - проговорил он почти просительно, словно признавался в каком-то проступке. - Я обязан к чему-то стремиться. Приказывать, подчиняться. Чего-то добиваться, кого-то побеждать, переигрывать. Это непреодолимый инстинкт. Он сильнее меня. Что-то военное, наверное.
- Или хищное, - предположил я.
- Или хищное, - согласился он, пожимая плечами. И добавил после паузы: - Разве у тебя самого внутри иначе устроено?
- Честно?
- Конечно, честно. Как же еще?
Грузный "мерседес" Храповицкого плавно катил по неосвещенной дороге, ведущей из кемпинга в город. За нами вереницей двигались машины охраны. Редкие встречные автомобили слепили нас фарами дальнего света. Темнота за тонированными стеклами казалась сплошной и черной. В кабине звучал какой-то металлический рок. Храповицкого это взбадривало. Меня утомляло.
- Если честно, то я устал жить, - признался я. - Надоело. Не хочу.
Он выпрямился как на пружинах.
- Офонарел? - рявкнул он. - Терпеть не могу эти слюнявые разговоры! Вены резать собрался? Раздолбай хренов! Или, может, пулю в лоб пустишь?
Он нарочно говорил грубо, не скрывая издевки.
- Надеюсь, это как-нибудь само собой разрешится, - ответил я примирительно. - Без моих усилий.
- Самолет разобьется? - фыркнул он. Я промолчал.
Он презрительно скривился.
- Нельзя так раскисать из-за бабы! - опять завелся он. - Это все трусость. Мужик должен бороться. Женщины, конечно, часть нашей жизни. Но всего лишь часть. И не самая главная.
- Это не из-за женщины, - вяло возразил я. - Это из-за жизни. Ты знаешь, для чего живешь. А я нет. Поэтому мне и неохота.
- Дурак ты! - решительно сообщил он. - Ты просто застоялся. Как и я. Хищники не могут в клетке. Они болеют и подыхают. Зато теперь мы вышли на охоту. У нас есть за что бороться.
- За "Уральсктрансгаз"? - я невольно улыбнулся. Эти любимые Храповицким истории из жизни дикой природы я знал наизусть. Они меня не вдохновляли.
- Чего ты ухмыляешься! - вскипел он. - "Трансгаз" - это отличная поляна! К тому же задача конкретная. Ясная. Есть идея. Есть цель. Продумали стратегию действий, рассчитали ресурсы. И - вперед. Не то что эта фигня, которую Егорка нес!
- Кстати, как тебе его фантазии?
- Да бред какой-то! - безнадежно махнул он рукой. - Неглупый же вроде бы человек. Среди губернаторов таких, как он, еще поискать надо. Огромный регион. Дел невпроворот. Деньги под ногами валяются - только собирай. А он сидит и какие-то сказки выдумывает. И сам в них верит. Березовский его поддержит! Ельцин назначит! Я бы даже от Николаши такую ахинею слушать не стал. Правду говорят, что все политики больные люди. Отравлены властью, как наркотиком.
Он осуждающе покачал головой. В известной степени его сентенция была справедлива и в отношении него самого. Легче всего мы подмечаем в других свои собственные слабости.
- Хотя этот его приступ безумия нам сейчас очень даже на руку, - прибавил он уже другим тоном. - Если я все рассчитал правильно, то он постепенно загорится. Будет из кожи лезть, чтобы меня на "Трансгаз" назначили. В другое время он бы не повелся.
- Ты думаешь, он повелся? - осведомился я с сомнением.
- Если не повелся, то поведется! - уверенно усмехнулся Храповицкий. - Уж я его знаю.
- Кстати, а тебе не жалко Покрышкина? Сидит себе человек в своем кабинете, зла нам не делает. А мы его свалить хотим.
- Покрышкина? - удивленно переспросил Храповицкий. - А чего его жалеть? Кретин он - редкий, работать не умеет. В принципе, я против него ничего не имею. Я бы его не трогал. Но объективно он нам мешает. А сам не уходит. Тут ведь, как в известной рекламе про шоколадный батончик: "Съел - и порядок".
Однако как в рекламе про шоколадный батончик у нас не получилось. Впоследствии я часто вспоминал этот вечер, когда началась интрига с "Трансгазом", которая, как думалось, должна была вознести нас к новым вершинам богатства и власти. И которая вместо этого превратила нас из друзей во врагов, безжалостно расшвыряв в разные стороны: кого - за границу, кого- на тюремные нары, а кого - под пули наемных убийц.
И, мысленно возвращаясь к тому, что было тогда сказано, я до сих пор не могу понять, почему суждено было сбыться именно словам Лисецкого о предательстве? Пустым, обидным и неприличным? Почему многие другие утверждения, сделанные им, Храповицким или мной, казалось бы, умные и проницательные, были с такой легкостью опровергнуты жизнью? Неужели в этой уничижительной оценке человеческой природы и содержалась главная и оскорбительная правда? О нем, Лисецком. И обо всех нас?
ГЛАВА ВТОРАЯ
1
Тема "Уральсктрансгаза" и Покрышкина не получила своего развития в последующие дни. Губернатор и Храповицкий регулярно продолжали встречаться по работе и в свободное время, но ни один из них не возвращался к начатому разговору. Оба были заядлыми охотниками и умели сидеть в засаде. У каждого из них имелись свои соображения.
В основе расчетов Храповицкого были деньги. Он ставил на жадность губернатора, который на сегодняшний день не получал с "Трансгаза" ни копейки. По мнению Храповицкого, Лисецкий не мог удержаться от соблазна и не попробовать прибрать к рукам такую махину. Момент, с точки зрения Храповицкого, был выбран чрезвычайно благоприятный: Лисецкому предстояли повторные выборы, а значит, позарез нужны были средства.