– Я же не виноват, что молод, – запальчиво прервал он меня. На нас начали оглядываться. – Но я не ребенок. Что это было сегодня, Кей? Жалость? Благотворительность?
– Давай не будем обсуждать это здесь.
– Или, может, ты просто использовала меня?
– Я слишком стара для тебя. И не кричи, пожалуйста.
– Старые – моя мама, моя тетя. Старая – глухая вдова, что живет со мной по соседству. И ты становишься похожа на старуху, когда берешь снисходительный тон и ведешь себя как трусиха.
– Меня по-всякому называли, но трусихой – впервые.
– Ты – впечатлительная трусиха. – Он с жадностью осушил бокал, словно пытался загасить бушевавший внутри огонь. – Потому и держалась Бентона. С ним было спокойно.
– Не говори о том, чего не знаешь, – предупредила я и отодвинулась от стола.
– Не уходи, прошу тебя, – тихо сказал Талли, взяв меня за руку.
Я отдернула руку и зашагала к выходу из ресторана. Вслед мне раздался чей-то смешок, сопровождаемый комментарием, смысл которого был ясен без перевода: красивый молодой человек повздорил с увядающей любовницей.
Время близилось к половине десятого. Талли не стал догонять меня. Расстроенная, запыхавшаяся, я остановилась у входа в гостиницу. В Париже у меня оставалось еще одно дело, и я намеревалась заняться им в одиночку. Отчаяние притупило во мне страх – я поймала такси.
– Куда, мадам? – спросил таксист.
– На остров Сен-Луи.
Шины гремели по булыжнику как литавры, фонари по берегам Сены мерцали косяком золотых рыб. За мостом Луи-Филиппа я протерла запотевшее стекло: вокруг высились особняки семнадцатого века, некогда принадлежавшие высокородному дворянству. В освещенных окнах я успевала разглядеть книжные шкафы и картины, но людей нигде видно не было. Создавалось впечатление, будто живущие здесь богачи незримой стеной отгородились от ока простых смертных.
– Вы слышали о семье Шандонов? – спросила я водителя.
– Конечно. Показать, где они живут?
– Будьте так любезны.
Мы выехали на набережную Бетюн и покатили к восточной оконечности острова. Я порылась в сумке и достала пузырек с болеутоляющими таблетками.
Такси остановилось. Я поняла, что близко к дому Шандонов водитель подъезжать не желает.
– Там повернете направо, – проинструктировал он, – и сразу увидите дом с сернами на дверях. Серны – родовой герб Шандонов.
Особняк, в котором на протяжении нескольких веков жили Шандоны, представлял собой четырехэтажное здание со слуховыми окнами, трубами и "бычьим глазом" – круглым окном под крышей. Его потемневшие деревянные двери украшали искусные резные фигуры серн.
Я прошла с полквартала и оказалась на самой оконечности острова. Глядя на Сену, я представляла, как убийца купается здесь, поблескивая в свете луны длинными белесыми волосами. К реке с улицы вела каменная лестница. Я сняла колпачок с пузырька и высыпала таблетки на землю, потом осторожно спустилась по скользким ступенькам, наполнила пузырек холодной водой, закрыла его и вернулась к такси.
"Конкорд" вылетел из Парижа в одиннадцать часов утра и сел в Нью-Йорке в восемь сорок пять по местному времени, то есть раньше, чем мы поднялись в воздух во Франции. До дому я добралась уже после обеда. Погода портилась, синоптики предсказывали снег с дождем.
От Люси известий по-прежнему не было. В мое отсутствие она не звонила и дома не появлялась. Я решила, что она, возможно, в больнице, но, позвонив в ортопедическое отделение, узнала, что со вчерашнего дня Люси там не показывалась. Я запаниковала. Около десяти я села в машину и поехала в больницу.
У кровати Джо сидели мужчина и женщина – очевидно, родители. Голова Джо была в бинтах, нога – на вытяжке, но она не спала и, когда я вошла, сразу уставилась на меня.
– Мистер и миссис Сандерс? – обратилась я к ее родителям. – Я – доктор Скарпетта.
– Рад познакомиться. – Мистер Сандерс пожал мне руку.
– Мне хотелось бы побеседовать с больной наедине. Вы не возражаете? – спросила я.
– Нет, – ответила миссис Сандерс.
Едва я закрыла за ними дверь, глаза Джо наполнились слезами. Я наклонилась и поцеловала ее в щеку.
– Ты так всех нас напугала, – сказала я.
– Как Люси? – прошептала она.
– Не знаю. Я не знаю, где она. Твои родители сказали ей, что ты не желаешь ее видеть, и…
Джо затрясла головой.
– Я так и знала, – подавленным голосом сказала она. – Мне они сказали, что она не желает видеть меня, потому что очень расстроена из-за случившегося. Я им не поверила, но они не пустили ее ко мне, и она уехала.
– Она винит себя за то, что с тобой произошло, – объяснила я. – Велика вероятность, что пуля, угодившая в твою ногу, выпущена из ее пистолета.
– Пожалуйста, привезите ее ко мне. Прошу вас.
– Ты знаешь, где ее искать? В какой-нибудь гостинице? У подруги?
– Может быть, в Нью-Йорке, – предположила Джо. – В Гринич-Виллидж есть один бар. Называется "Рубифрут".
– Думаешь, она отправилась в Нью-Йорк?
– Хозяйку зовут Энн. Она раньше работала в полиции. – Голос Джо задрожал. – Не знаю, не знаю. Мне так страшно, когда она вдруг исчезает. Она сейчас ничего не соображает.
– Тебя на днях должны выписать, – сказала я с улыбкой. – Куда бы ты хотела перебраться?
– Домой я не хочу. Вы ведь найдете ее, да?
– Поедем ко мне? – спросила я.
– Мои родители – неплохие люди, – пробормотала она, погружаясь в медикаментозный сон. – Они не понимают. Думают…
Она заснула, не договорив фразы, и я вышла из палаты. Родители Джо ждали за дверью. Вид у них был измученный.
– Как она? – спросил мистер Сандерс.
– Не очень хорошо. Миссис Сандерс заплакала.
– Вы вправе поступать так, как считаете нужным, – начала я, – но, запрещая Люси видеться с Джо, вы только вредите своей дочери.
Сандерсы молчали.
– Я – тетя Люси, – объяснила я.
– Мы хотели как лучше, – сказал мистер Сандерс.
– Джо это понимает, – ответила я. – Она любит вас.
Они не попрощались со мной, но по дороге к лифту я чувствовала на себе их взгляды. Вернувшись домой, я сразу же позвонила в бар "Рубифрут" и попросила к телефону Люси.
– Она не в форме, – сообщила Энн, – но сейчас позову.
– Я видела Джо, – сказала я Люси, когда та взяла трубку.
– О, – только и произнесла она.
Я поняла, что моя племянница пьяна.
– Люси! Приезжай домой.
– А дальше что?
– Дальше мы перевезем Джо из больницы ко мне, и ты будешь выхаживать ее. Ясно?
Сон не шел. В три часа ночи я села в постели и стала сочинять письмо Талли, комкая листы один за другим. Ни один из вариантов меня не устраивал. Я не ожидала, что буду так сильно скучать по нему. Меня это пугало.
Скомкав очередной лист бумаги, я посмотрела на телефон, высчитывая в уме, который теперь час в Лионе. Я представила, как Талли, в элегантном костюме, занимается делами, разговаривает с кем-то по телефону, сидит на совещании, напрочь забыв обо мне. Я вспомнила его мускулистое тело, подарившее мне столько наслаждения. Интересно, где он научился искусству любви?
После утренней летучки Роуз доложила, что меня хотел видеть Лэрри Познер.
– Не знаю, даст ли тебе это что-нибудь, – заявил Познер, когда я переступила порог его лаборатории. – Взгляни в микроскоп. Это диатомеи с твоего неопознанного трупа.
Я приникла к окуляру, рассматривая микроорганизмы. Одни напоминали формой лодки, другие – цепи, зигзаги, ущербную луну.
Познер заменил предметное стекло.
– А это твой образец из Сены, – объяснил он. – Симбелла, мелозира, навикула, фрагилария. Самые обычные виды. Все пресноводные. Но интересно процентное соотношение данных видов. Пятьдесят один процент – мелозиры, пятнадцать – фрагиларии. Я не стал бы докучать тебе такими подробностями, но это соотношение наблюдается в обеих пробах. Я даже назвал бы пробы идентичными. Между тем в двух местах, отдаленных одно от другого всего на какие-нибудь три-четыре десятка метров, флора может различаться самым кардинальным образом.
Я с содроганием вспомнила берег острова Сен-Луи и рассказы о голом мужчине, купающемся под покровом темноты возле особняка Шандонов.
– Если это диатомеи с его одежды, значит, после купания в Сене он не принимает душ. – А какие диатомеи обнаружены на теле Ким Люонг?
– Флора иная, чем в Сене, – отвечал Познер. – Но почти та же, что в пробе воды из реки Джеймс, которую я взял неподалеку от твоего дома.
Мне в голову пришла странная мысль.
– Мертвое море, Иордан, – взволнованно произнесла я. – Считается, что эти водоемы чудодейственно исцеляют больных.
– Думаешь, он купается в реке в это время года? – изумился Познер. – Должно быть, сумасшедший.
– Гипертрихоз неизлечим, – сказала я.
– А что это такое?
– Очень редкая аномалия. Врожденная волосатость всего тела. Волосы могут достигать в длину десяти-пятнадцати сантиметров.
– Брр!
– Может, он решил, что, купаясь голым в Сене, избавится от своего недуга. А теперь пытается излечиться купаниями в реке Джеймс, – предположила я.
У себя в кабинете я застала Марино.
– Марино, – сказала я, – похоже, убийца ищет исцеления от своего уродства в купании в реках. Возможно, он и здесь остановился где-нибудь поблизости от реки Джеймс.
Марино задумался. Тут в кабинет влетел Филдинг.
– Мы еще не успели прибыть на место происшествия, а ты уже известил прессу! – набросился он на Марино.
– Эй, потише, успокойся. О чем это я известил прессу?
– О том, что убита Диана Брэй, – сообщил Филдинг. – Во всех новостях передают. Задержана подозреваемая. Детектив Андерсон.
Глава 10
Небо заволокли свинцовые тучи, начинался дождь. На узкой улице, где жила Диана Брэй, всюду мелькали репортеры. Их легковушек и фургонов с телеоборудованием было здесь втрое больше, чем полицейских автомобилей.
– Ближе не подобраться, – сказала я Марино.
Он схватил меня за руку: перед домом Брэй стоял темно-синий "форд-контур", а за ним – патрульная машина, в которой сидели двое полицейских и Андерсон. Она что-то быстро говорила сердитым, истеричным голосом. Слов я не слышала.
– Доктор Скарпетта? – ко мне направлялся телерепортер.
– Узнаешь нашу арендованную машину? – тихо спросил Марино, глядя на "форд" со знакомым нам номером RGG-7112. По его лицу стекали струйки дождя.
– Доктор Скарпетта, вы можете сказать… – кричали со всех сторон журналисты.
– Нет, – бросила я, взбегая на крыльцо.
Мы поднырнули под желтую ленту. Дверь перед нами распахнулась, и полицейский по фамилии Баттерфилд впустил нас в дом.
– Рад вас видеть, – поприветствовал он нас. Мы надели перчатки. Баттерфилд затворил дверь.
– Рассказывай, что здесь, – скомандовал Марино.
– Из таксофона кто-то позвонил на номер "911". Мы прибыли на место и обнаружили вот эту картину. Кто-то забил ее до смерти, – сообщил Баттерфилд.
– Что еще? – спросил Марино.
– Изнасилование и, по-видимому, ограбление. На полу – бумажник, но пустой. Сумочка тоже пустая.
– Черт, у нее ведь были немалые бабки, – заметил Марино, восхищенно рассматривая богатый интерьер.
– Ты еще ничего не видел, – сказал ему Баттерфилд. Брэй любила английский антиквариат. В гостиной взгляд приковывал массивный сервант черного дерева. Расшитые золотом шторы из тяжелого полотна были задернуты. На стенах ни единой картины. Убранство дома выдавало в Брэй холодную, властную натуру.
– Откуда у нее столько денег? – спросила я.
– Понятия не имею, – ответил Марино.
– В гараже – красный "ягуар", – вставил Баттерфилд. – Девяносто восьмого или девяносто девятого года. Даже не представляю, сколько такой может стоить.
– Примерно две твои годовые зарплаты, – сказал Марино.
Они обсуждали вкусы и богатство Брэй так, словно в доме не лежал ее изуродованный труп. В гостиной следов борьбы я не заметила. Кухня имела нежилой вид. Столы и плита блестели. В шкафах, кроме пачки кофе, никаких продуктов.
Марино открыл холодильник.
– Похоже, она вообще не готовила, – заключил он, осмотрев полупустые полки, на которых лежали небольшой пакетик молока, мандарины и пакет с сухим завтраком.
После он занялся мусорным ведром, в котором обнаружил разодранную коробку от пиццы, одну бутылку из-под вина и три из-под пива. Марино сложил обрывки чека.
– Одна пицца с колбасой и сыром, – пробормотал он. – Заказано вчера вечером в пять пятьдесят три.
Он еще порылся в ведре и нашел грязные салфетки, три недоеденных кусочка пиццы и штук пять окурков.
– Брэй не курила. Очевидно, вчера у нее были гости.
– Когда поступил сигнал? – спросила я.
– В девять ноль четыре. Где-то полтора часа назад. И, сдается мне, утром она кофе не варила.
– К утру она уже была мертва. Я на сто процентов уверен, – заявил Баттерфилд.
Мы направились в спальню, расположенную в глубине дома. У ее открытой двери мы остановились как вкопанные. Беленые стены, пол и потолок были густо забрызганы кровью. Большая кровать, почему-то без постельного белья, тоже была вся в крови.
Диана Брэй, избитая до неузнаваемости – я даже не смогла бы определить ее расу, – лежала на спине. На полу валялись содранные с нее зеленая атласная блузка и черный бюстгальтер. Подошвы ног и ладони были изжеваны, и на этот раз Оборотень даже не потрудился уничтожить следы зубов.
– Марино, дай, пожалуйста, фонарь.
Я нагнулась осмотреть залитый кровью пол и заметила возле кровати длинные белесые волосы. На теле Брэй они тоже были.
– Нам приказано никого не пускать на место происшествия до появления начальства, – подал голос один из находившихся в комнате полицейских.
– Какого начальства? – уточнил Марино.
– Должен прийти сам начальник департамента Харрис, – объяснил Баттерфилд.
– Сколько человек сюда заходило? – спросила я.
– Не знаю, – ответил один из полицейских.
– Значит, много, – сказала я. – Медлить нельзя. – Я вынула из чемоданчика тампоны и химический термометр.
– Здесь слишком много народу! – заявил Марино. – Купер, Дженкинс, идите займитесь чем-нибудь полезным.
Он ткнул большим пальцем в сторону двери. Купер с Дженкинсом уставились на него, один из них начал было что-то возражать.
– Не трудись, Дженкинс, – оборвал его Марино. – И дай мне свою рацию.
– Как же так… – запротестовал Дженкинс.
– Дай рацию, – повторил Марино. Дженкинс неохотно вручил ее Марино.
– Иди, – скомандовал тот.
– Капитан, я не могу уйти без рации.
– Я разрешаю.
Никто не посмел напомнить Марино о том, что он больше не детектив. Дженкинс с Купером торопливо удалились.
Я повернула тело Брэй на бок. Она уже полностью окоченела. Значит, смерть наступила как минимум шесть часов назад.
– Пришлите сюда детектива и криминалистов, – распорядился по рации Марино.
– Вас понял, "девятый", – отозвался диспетчер.
– Каким образом убийца проник в дом? – спросила я.
– Сейчас проверю окна и двери, – отозвался Марино.
– Продолговатые разрывы тканей, – констатировала я, ощупав раны Брэй. Всюду. Но вот чем они проделаны?
Из холла донеслись голоса.
– Надеюсь, это Хэм и Эглстон, – сказал Марино.
Те появились в дверях с большими чемоданами в руках и застыли на месте.
– Что здесь произошло? – наконец спросил Эглстон.
– Мы знаем не больше вашего, – ответил Марино. – Почему так долго ехали?
– Да нам только что сообщили, – объяснил Хэм. Эксперты раскрыли чемоданы и принялись устанавливать осветительную аппаратуру. Из рации, которую Марино конфисковал у Дженкинса, раздался его позывной.
– "Девятый" на связи, – отозвался он, чертыхнувшись.
– "Девятый", вас просят выйти.
– Не могу, – сказал Марино.
Хэм и Эглстон начали делать замеры, вооружившись лупами, как у ювелиров, поскольку некоторые брызги крови были совсем крохотными.
– Вас вызывают. Срочно, – опять протрещало из рации.
– Я занят, – ответил Марино диспетчеру.
Я догадывалась, кто его вызывает, и через минуту мои подозрения подтвердились – в проеме спальни выросла фигура начальника департамента полиции Родни Харриса.
– Капитан Марино, – сказал он суровым тоном, от которого многих бросило бы в дрожь, – вы осмелились ослушаться моего приказания?
– Да, сэр, – отозвался Марино, продолжая осматривать пол возле ванной.
Харрис, стиснув зубы, смотрел на кровать. Невысокий, с редеющими рыжими волосами, он не отличался внушительной статью.
– Что с ней случилось? – спросил он дрогнувшим голосом.
– Забита до смерти каким-то орудием или инструментом. Чем конкретно – не знаем, – ответила я.
– Что-нибудь… – начал было он и осекся, быстро переменившись в лице. – Кому понадобилось сотворить такое?
– Как раз пытаемся выяснить, – сказал Марино. – Пока одни вопросы, но, может быть, вы сумеете пролить свет. Вам известно что-нибудь о ее личной жизни?
– Нет, – ответил Харрис. – По-моему, у нее вообще таковой не было.
– Вчера вечером она принимала гостей. Они ели пиццу, возможно, немного выпили. Ее гость, судя по всему, курил, – доложил Марино.
– Я не слышал, чтобы она с кем-то встречалась. – Харрис отвел взгляд от кровати. – Правда, мы с ней не были, так сказать, дружны. А что говорят соседи?
– Мы еще не успели опросить соседей, – сказал Марино.
Харрис повернулся и вышел. Я посмотрела на Марино. Я была уверена, он только что окончательно поставил крест на своей карьере.
– Нужно отвезти ее в морг, – промолвила я.
– Не понимаю, как преступник мог войти в дом, – подал голос Хэм. – Ведь она сотрудник полиции. Знала же, что нельзя открывать двери незнакомым людям.
– Если это был незнакомец.
– Наверно, тот же самый маньяк, что убил девчонку в "Квик Кэри".
– Доктор Скарпетта! – окликнул меня Родни Харрис из холла. – Можно вас на минутку?
Я вышла к нему. Он отвел меня подальше от спальни, чтобы нас никто не слышал. Гнев на его лице сменился страхом, который, я догадывалась, он хотел скрыть от своих подчиненных. Харрис задыхался.
– Вам плохо? – спросила я.
– Астма.
– Препарат с собой?
– Только что принял.
– Успокойтесь, мистер Харрис.
– Ходят слухи, – сказал он, – будто она занималась какими-то сомнительными делами. Я ничего об этом не знал, когда брал ее на работу. Ума не приложу, откуда у нее деньги. И, насколько я знаю, Андерсон всюду бегала за ней по пятам как собачонка.
– Думаю, в данном случае виновата не Андерсон. Брэй убил тот же садист, что прикончил Ким Люонг. Почерк одинаковый. Улик, указывающих на то, что кто-то сработал под него, недостаточно.
Харрис тяжело дышал.
– Вы понимаете, зачем я все это говорю? – спросила я. – Хотите, чтобы еще кто-то пострадал таким же образом? А жертвы будут. И очень скоро.
– Что вы предлагаете?