– Диатомей куча, куда ни ткни. Но вот что удивительно: среди тех, что взяты с пола контейнера и с лицевой стороны одежды, есть и пресноводные диатомей, и такие, которые водятся только в соленой воде.
– Вполне объяснимо, если учесть, что корабль выходил из Антверпена по реке Шельде, – заметила я.
– Да, но как же тогда быть с диатомеями на изнанке одежды? Это все обитатели пресных вод. Он что, стирал одежду, туфли, носки и белье в реке или в озере? Пресноводные диатомеи найдены также на его коже, что весьма странно.
– А на позвоночнике какие? – спросила я.
– Пресноводные. Как будто его утопили в пресном водоеме. Например, в антверпенской реке. И в волосах на голове – только пресноводные диатомеи. Ни одной морской. Как ты это объясняешь?
– Возможно, его голову погружали в пресную воду, – рассудила я. – Например, в бочонок с пресной водой.
– Мне скоро кошмары начнут мерещиться.
– Не торчи здесь допоздна. Не жди, пока дороги снова заледенеют, – напутствовала я его.
Марино отвез меня домой. Покидая морг, я прихватила с собой сосуд с формалином в надежде выпытать у хранившегося в нем куска кожи еще какую-нибудь ценную информацию. Я решила, что разложу его на своем рабочем столе и буду изучать, как археолог, пытающийся прочесть неразборчивые письмена на древнем камне.
– Зайдешь? – спросила я Марино.
– Перекушу что-нибудь, если предложишь. Потом мне нужно ехать.
Едва мы переступили порог моего дома, у Марино на поясе засигналил пейджер. Он снял его и прочел сообщение.
– Что это за номер – пять три один? Не знаешь?
– Это номер Роуз, – ответила я.
Роуз очень тяжело переживала смерть мужа, но на людях она всегда старалась держаться с достоинством и никогда не теряла самообладания. Однако, когда она узнала из утренней сводки новостей об убийстве Ким Люонг, она впала в истерику.
– Если бы только… если бы только… – причитала она, рыдая в кресле.
– Роуз, успокойся, – увещевал ее Марино.
Роуз часто делала покупки в "Квик Кэри" и была знакома с Ким Люонг. Накануне вечером она тоже заезжала туда, возможно, когда убийца еще находился внутри. Слава Богу, что дверь оказалась заперта.
– Ким – такая милая девочка. Никому слова грубого не скажет, трудилась в поте лица. Кто мог сотворить с ней такое? Она мечтала стать медсестрой! Хотела помогать людям!
Я принесла в гостиную две чашки женьшеневого чая. Марино пил кофе. Лицо Роуз распухло от рыданий.
– Я не смотрела телевизор. Я читала и потому только утром узнала о случившемся, – повторяла она одно и то же на разные лады. – Я понятия не имела, сидела в постели и читала, думала про Чака. Этот парень негодяй, хуже некуда.
– Роуз, – перебил ее Марино, – о Чаке мы поговорим в другой раз.
– Нет, вы уж послушайте меня! – воскликнула Роуз. – Он ненавидит доктора Скарпетту. Вы должны избавиться от него, пока не поздно. От него один вред.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Марино.
– Лекарства, – ответила Роуз. – В минувший понедельник к нам доставили женщину, скончавшуюся от передозировки лекарств, и так случилось, что я в этот день решила приехать пораньше. Вас на работе не было, – продолжала она, обращаясь ко мне. – А свою книгу записей вы положили куда-то в другое место. Я искала ее всюду, а потом решила посмотреть в морге. А Чак сидит за столом, выставив в ряд десятки бутылочек с таблетками. Увидев меня, он смутился, будто я застигла его без штанов. Эти таблетки привезли вместе с трупом – им занимался доктор Филдинг, – и я из любопытства заглянула в отчет. При женщине нашли транквилизаторы, антидепрессанты, наркотики. В общей сложности – вы не поверите – тысячу триста таблеток.
– К сожалению, верю, – сказала я.
Вместе с трупами людей, скончавшихся от передозировки лекарственных средств, к нам привозили таблетки, которые эти люди приобретали на протяжении многих месяцев, а то и лет. Их приходилось пересчитывать, чтобы установить, сколько таблеток недостает.
– Выходит, он тащит таблетки, – заключил Марино.
– Доказательств у меня нет, – отвечала Роуз. – Но с тех пор Чак старается по возможности избегать меня, а я все думаю, не в его ли карман, вместо раковины, попадают наркотические препараты.
– Давайте установим скрытую камеру и поймаем его с поличным, если он действительно этим занимается, – предложил Марино.
– Только этого нам не хватало! – сказала я. – Представляю, какую вакханалию устроит пресса. Особенно если кто-то из репортеров дознается про мои отказы давать объяснения родным умерших, выступления в Интернете и даже про "случайную" встречу с Брэй на автостоянке.
– А тебе не кажется, что здесь замешана сама Брэй? – поинтересовался Марино.
– Только в том смысле, что она наставила Чака на путь, который он теперь благополучно осваивает. Он сам мне говорил, что с каждым разом ему все легче преступать закон.
– Думаю, крошка Чаки крадет лекарства по собственной инициативе, – сказал Марино. – Таким подонкам, как он, трудно удержаться от соблазна. Меня другое интересует: куда он сбывает все это добро? Если он путается с наркоторговцами, значит, он далеко замахнулся. Речь ведь идет о солидных суммах. Ты только представь, сколько таблеток привозят с некоторыми трупами. Не исключено, что он связан с какой-нибудь преступной организацией.
– На этих лекарствах он может зарабатывать по нескольку тысяч долларов в неделю. Спасибо, что предупредила, Роуз. Не дай Бог, если из нашей конторы что-то попадает в руки людей, которые наносят вред другим или даже совершают убийства.
Я продолжала размышлять над тем, что поведала нам Роуз, и после того, как мы с Марино покинули ее квартиру. Дороги опять обледенели, и Марино с помощью рации отслеживал аварии.
– Когда ты сдашь эту штуку? – спросила я, когда он свернул к моему дому.
– Пусть попробуют отобрать, – ответил он.
– К этому все и идет, – заметила я, выходя из машины.
Выходные выдались безотрадными и студеными. Во второй половине дня в воскресенье я сидела дома перед пылающим камином и работала над статьей, которую давно обещала одному журналу, но все не находила в себе ни сил, ни желания взяться за перо. На улице по-прежнему свирепствовала непогода, мне все труднее было сосредоточиться на работе. Джо, думала я, вероятно, уже доставили в Виргинский мединститут, а Люси должна быть где-то в Вашингтоне. Наверняка я не знала. Не сомневалась я только в одном: Люси рассержена. Потому что она, если злилась, всегда отгораживалась от меня.
Я позвонила доктору Грэму Уорту, заведовавшему ортопедическим отделением.
– Грэм, мне нужна твоя помощь, – обратилась я к нему. – У тебя есть пациентка под вымышленным именем. Она – сотрудник АТО, ранена в Майами.
Он не отвечал.
– Моя племянница, Люси, тоже участвовала в той перестрелке, – продолжала я. – Это я попросила начальника Джо Сандерс переправить ее в Виргинский мединститут. Я пообещала, что лично присмотрю за ней.
– Послушай, Кей, – заговорил он. – Родители Джо просили меня ни при каких обстоятельствах не впускать к ней никого, кроме близких родственников.
– Никого? – удивилась я. – Даже мою племянницу?
– Не хотелось бы огорчать тебя, но особенно ее. У Джо раздроблена левая бедренная кость, – объяснил он. – Мне пришлось вставить металлическую пластину. Она на вытяжке. Ей колют морфин. Состояние тяжелое. Ее навещают только родители.
– А Люси вообще была в больнице? Может, она ждет под дверью палаты?
– Она заходила сегодня утром. Но сейчас ты ее вряд ли найдешь там.
– По крайней мере предоставь мне возможность хотя бы переговорить с родителями Джо. – Он молчал. – Ради Бога, ведь они же лучшие подруги. Джо, возможно, даже не знает, что Люси жива.
– Джо прекрасно известно, что твоя племянница цела и невредима. Она не желает ее видеть.
В девять часов вечера я услышала, как хлопнула дверца машины. Я взглянула на экран камеры наблюдения. От моего дома отъезжало такси, в дверь звонила Люси.
Она вошла с маленьким чемоданом и спортивной сумкой, бросила свой багаж на пол и, не обнимая меня, захлопнула дверь. Ее левая щека представляла собой один багровый синяк. Я видела много подобных ушибов и сразу поняла, что ее били по лицу.
– Думала, вообще никогда тебя не увижу, – сказала я.
Я усадила племянницу перед камином и подбросила в огонь еще одно полено. Вид у Люси был ужасный – под глазами темные круги, джинсы и свитер висят, рыжевато-каштановые волосы падают на лицо. Она закинула ногу на журнальный столик.
– В этом доме найдется выпить? – спросила Люси. Я подошла к бару и налила ей виски.
– Тетя Кей, я должна с ней увидеться.
Я вручила племяннице бокал, села рядом и принялась массировать ей плечи.
– Она там и не знает, что я жду ее. Может, она думает, что мне на нее плевать?
– С какой стати она должна так думать? Что у вас там произошло в Майами?
– Когда мы на моем роскошном "мерсе" ехали к дому, где собирались наркоторговцы, – невыразительным голосом заговорила Люси, – Джо сказала, что у нее плохое предчувствие. Я ответила, что плохое предчувствие перед операцией – вполне нормальное явление, и даже подшутила над ней. Потом мы приехали. Джо вошла первой. Там их оказалось не трое, а шестеро. Мы сразу поняли, что попались. Один из них приставил пушку к голове Джо и потребовал сказать, где устроена засада. Я повела себя так, будто мне все равно, выбьют ей мозги или нет. Ничего другого в той ситуации я не могла придумать. Они держат Джо на прицеле, а я ору на нее, как сумасшедшая. Этого они никак не ожидали.
Люси отхлебнула виски. Она пьянела на глазах.
– Я подошла к марокканцу, который держал ее на мушке, и заявила, чтобы он пускал ее в расход, потому что она набитая дура и достала меня своей тупостью. Он мне не поверил, и я набросилась на Джо. Никогда не забуду ее взгляд. Такой спокойный, отрешенный, потому что… – Ее голос задрожал. – Потому что она уже смирилась со смертью. Вот тогда-то я и начала кричать на нее и хлестать по щекам. А она уставилась на меня, и все. Даже не плачет. Забыла свою роль, навыки, все, чему ее учили. Я схватила ее, со всего размаху швырнула на пол и уселась верхом, колотя ее, проклиная, ругая. И что самое ужасное, тетя Кей, в тот момент я не притворялась. Я так разозлилась на нее за то, что она бросила меня, отказалась от борьбы. Она ведь покорилась смерти!
– Как Бентон, – спокойно вставила я. Люси, похоже, не слышала моей реплики.
– Я так устала от того, что близкие мне люди постоянно отказываются от борьбы, бросают меня, – хриплым голосом произнесла она.
– Бентон боролся до последнего, Люси.
– Я сидела на Джо верхом и ругалась на нее, лупила, орала, что убью ее. Джо это немного встряхнуло, она начала отбиваться. Плевалась мне в лицо кровью, размахивала кулаками. Парни к этому времени уже смеялись и улюлюкали… и не заметили, как я вытащила пистолет из кобуры на лодыжке. Я начала стрелять. Стреляла, стреляла, стреляла… – Ее голос постепенно затих. – А потом откуда ни возьмись агенты, я тащу Джо к двери. У нее из головы хлещет кровь. Ее кровь на моих руках.
Люси тихо заплакала. Я гладила ее по волосам.
– Ты спасла ей жизнь. И себя спасла от смерти, – наконец сказала я. – Джо это знает и понимает, почему ты действовала именно так, а не иначе.
– На этот раз у меня большие неприятности, тетя Кей, – произнесла она. – Та пуля, что вытащили из ее ноги. Она такая же, как в моем оружии. Это я ее подстрелила.
Я не знала, что сказать.
– Даже если ты…
– А вдруг она никогда не сможет ходить?
– Люси, выслушай меня, – решительно заговорила я. – Ты спасла ей жизнь. И то, что ты при этом убила двоих – у тебя не было выбора.
Зазвонил телефон. Люси схватила трубку с надеждой и страхом в глазах.
– Да, сейчас, – ответила она, передавая мне трубку. На ее лице отразились разочарование и мука.
– Доктор Скарпетта? – услышала я незнакомый мужской голос, по выговору принадлежавший американцу.
– Кто спрашивает?
– Я должен удостовериться, что говорю именно с вами. – Он назвал номер телефона, и я узнала код Франции.
– Во Франции сейчас три часа ночи, – заметила я.
– Это не имеет значения. Мы прогнали полученную от вас информацию через наши компьютеры. Я звоню из секретариата в Лионе. Наберите номер, который я дал. Вам ответит наш автоответчик.
Я нажала на сброс и набрала указанный номер.
– Bonjour, здравствуйте, – раздался на другом конце провода записанный на магнитофон женский голос с сильным французским акцентом, после приветствия сообщивший на обоих языках часы работы данного учреждения. Я набрала названный мужчиной добавочный номер и вновь услышала его голос.
– Bonjour, здравствуйте, – передразнила я. – По-вашему, это дает мне представление о вас или вашем ведомстве? Где гарантия, что я разговариваю не с работником ресторана?
– Пожалуйста, пришлите мне по факсу ваш именной бланк. Подробности я сообщу, когда увижу его.
Он назвал номер факса. Я перевела его линию в режим ожидания, прошла в кабинет и направила ему по факсу свой бланк. Люси осталась сидеть перед камином – локоть на колене, подбородок в ладони, на лице равнодушие.
– Меня зовут Джей Талли. Я – представитель АТО при Интерполе, – объяснил мой абонент, когда я вновь вышла на связь с ним. – Вы должны немедленно прибыть в Лион. Вы и капитан Марино.
– Ничего не понимаю, – сказала я. – Вы же получили мои отчеты. Новой информацией я пока не располагаю.
– Это очень важно. Иначе мы не стали бы просить вас.
– Меня не волнуют ваши важные дела, – заявила я. – Во Францию я лететь не намерена.
– Вам с Марино надо быть в частном аэропорту Миллионер в четыре тридцать утра по вашему времени.
– Я не могу лететь прямо сейчас.
– Не опаздывайте. Время вылета из Нью-Йорка – восемь тридцать.
Глава 8
Марино заехал за мной без пятнадцати четыре. Термометр на здании аэропорта Миллионер показывал шесть градусов мороза. Два пилота встретили нас и по бетонированной площадке проводили к реактивному самолету "лир". На одном из кресел лежал адресованный мне толстый конверт. Едва мы поднялись в ясную холодную ночь, я погасила свет над сиденьем и заснула. Пробудилась я только в Нью-Йорке.
На рейс авиакомпании "Эр Франс" я зарегистрировалась сама, потому что боялась доверить Марино паспорта и билеты. Наш самолет вылетел через час. В салоне "конкорда" я вновь почувствовала, что очень устала.
Наши с Марино места были рядом, но самолет оказался заполнен лишь наполовину, и потому я пересела на соседний ряд. Марино обиделся и продолжал дуться, пока я не поделилась с ним своим завтраком – кусочком курицы, пирожным с ванильным муссом и плиткой шоколада. Мы летели со скоростью, вдвое превышающей скорость звука, и приземлились в аэропорту имени Шарля де Голля в шесть двадцать вечера. У здания вокзала нас ждал синий "мерседес".
Париж к Рождеству был украшен скромно. На бистро и магазинах парижане развесили неброские гирлянды и еловые лапы. В холле "Гранд-отеля", где нам забронировали номера, атмосфера была более праздничной.
Телефоны беспрерывно тренькали, к администратору тянулась удручающе длинная очередь.
– Я даже банку пива не смогу себе здесь позволить, – сказал Марино, разглядывая мраморные колонны и огромную люстру.
– Если вообще доберешься до бара, – отозвалась я. – Боюсь, мы проторчим в этой очереди всю ночь.
Только я сказала это, как кто-то тронул меня за плечо. Я обернулась и увидела мужчину в темном костюме.
– Мадам Скарпетта, мсье Марино? – Он жестом предложил нам выйти из очереди. – Меня зовут Иван. Вас уже разместили. Прошу за мной. Я провожу вас в ваши номера.
Нам отвели два соседних номера. Я с беспокойством отметила, что наши вещи уже доставлены на место. Иван быстро откланялся, не дав мне возможности отблагодарить его чаевыми. Мы с Марино стояли перед открытыми дверями своих номеров и рассматривали интерьер.
– Так и свихнуться недолго, – произнес Марино. – Не нравится мне все это. Откуда мы знаем, кто он такой?
– Марино, давай не будем обсуждать это в коридоре.
– Когда пойдем ужинать? – спросил он.
– Я позвоню.
Я вошла в свой номер и закрыла дверь. Приняв ванну, в которой я нежилась довольно долго, я позвонила Марино и спросила, не хочет ли он поужинать в номере. Марино выбрал пиццу, хотя я и предупредила его, что в Париже ее готовить не умеют. Себе я заказала только устрицы.
На следующее утро я проснулась рано. Марино встретил меня в холле. Перед гостиницей нас снова ждал "мерседес".
На Лионском вокзале мы были в двадцать минут восьмого. Купив билеты, мы с Марино отправились пить кофе в "Эмбаркадер". Нам подали "эспрессо" в крошечных коричневых чашечках.
– Что она мне налила? – проворчал Марино. – Я хочу обычный кофе, – заявил он женщине за стойкой бара.
– Он просит cafe creme, – объяснила я ей.
Она кивнула. Марино выпил четыре чашки кофе и съел два больших бутерброда с ветчиной, прежде чем мы заняли места в заполненном всего лишь на треть вагоне скорого поезда.
Здание штаб-квартиры Интерпола – стеклянная крепость среди зеркальных прудов – уединенно возвышалось в парке Тет-д'Ор. Вывески "Интерпол" на фасаде я не заметила. Там вообще не было никаких вывесок.
Я нажала кнопку переговорного устройства на воротах центрального входа. Чей-то голос попросил нас представиться.
Когда мы назвали свои фамилии, замок щелкнул, и ворота отворились. По асфальтированной дорожке мы с Марино подошли к небольшому строению, возле которого нас встретил охранник. Он забрал наши паспорта, выдав взамен гостевые удостоверения, и пропустил наши личные вещи через сканирующее устройство.
Мы ждали уже довольно долго, когда в крытой галерее, соединяющей помещение охраны с главным зданием, появился мужчина – внешне совсем не такой, какого я ожидала увидеть. Он направлялся к нам легкой пружинящей походкой. Дорогой черный костюм подчеркивал красоту его статной спортивной фигуры. Подойдя, мужчина крепко пожал нам руки.
– Джей Талли. Это я звонил вам, – сказал он.
– И с тех пор я забыла про сон, – ответила я, не в силах отвести от него глаз.
– Прошу следовать за мной.
Его карие глаза пронизывали насквозь. Я даже почувствовала себя оскорбленной. Подобный тип мужчин был мне хорошо знаком: все красавчики одинаковы. Марино, я догадалась, он тоже не понравился.
Меня озадачил возраст Талли. Длительные загранкомандировки обычно достаются в награду заслуженным агентам со стажем. Талли же на вид было не больше тридцати. Он ввел нас в залитый солнечным светом холл высотой четыре этажа. Здесь даже лифты были стеклянные. Мы поднялись на третий этаж.
– Мы идем на встречу с генеральным секретарем, – сообщил Талли.
Он открыл дверь, и нас поприветствовал мужчина, говоривший с британским акцентом. Получив указание принести кофе, он доложил о нашем прибытии генеральному секретарю Жоржу Миро и спустя несколько минут провел нас в его кабинет. Миро, импозантный седовласый мужчина, поднялся и пожал нам руки.
– Пройдемте туда. Там нам будет удобнее, – сказал он, приглашая нас к маленькому столику. Талли тем временем забрал с письменного стола толстую папку.