Но вот шаги остановились рядом, и надо задержать дыхание… Только ключ проворачивали в замке долго, и запаса воздуха не хватило, пришлось вдохнуть ещё раз и снова замереть. Дверь распахнулась неожиданно, и большой прямоугольник света из коридора лег до самого окна, до занавесок, до босых ног… Он распластался по узкому простенку, казалось: тонкая ткань не только обозначит его контуры, но и в самый неподходящий момент пыльной тряпкой упадет вниз. И, сжав зубы, ждал: щёлкнут выключателем, войдут, станут осматривать, шкафы откроют, занавески отдёрнут… Но люди на пороге отчего-то медлили, только пощёлкали выключателем - свет не зажёгся!
- Да неисправен он! Электрику сколько раз говорили, а он… - оправдывался женский голос.
- А здесь у вас что? Кладовая? - перебил жалобу напористый мужской голос.
- Нет, но всякого подотчётного имущества столько, что приходится складировать в номере. Но на отдыхающих это не сказывается. Номерной фонд у нас достаточный, принимаем всех желающих…
- Всё понятно, - не дослушал проверяющий. - Главное, чтобы соблюдалась дисциплина, и в номерах не было посторонних. И спрос не с кого-нибудь, а именно с вас. Вы это понимаете? Закрывайте, теперь - второй этаж!
Дверь с грохотом закрылась, и стало темно. Он не помнил, сколько так простоял за занавеской, твердя себе: нельзя, нельзя выходить! А вдруг проверяющие нарочно не зашли, а теперь ждут, когда он успокоится и выйдет, а они тут и вернутся. Не вернулись. И постепенно в здании всё стихло, и он тяжко выдохнул: хххааа! И его тут же накрыло горячей волной, и сделалось жарко, душно, стыдно. Стыдно за свой заячий страх. Он ещё топтался на месте, выбираясь из-за спинки кровати, когда почувствовал острую боль в ноге.
И, доковыляв до ванной, включил свет и, плотно закрыв дверь, стал рассматривать стопу - разрез был глубоким и здорово кровоточил. И, осторожно ощупав рану, он пытался понять, есть ли в ране стекло. Стекло было. Но вытащить осколок, как он ни старался, не мог, только вызвал ещё большее кровотечение. Надо просто забинтовать, но чем? Не бинтом же, которым Толя обматывал его руку? Моясь, он снял его и выбросил в ёмкость для мусора, стоявшее под раковиной. Пришлось лезть в ржавое эмалированное ведро, выуживать бинт, стряхивая крошки и шкурки от колбасы и ещё что-то мокрое, скользкое… Он уже хотел брезгливо отдёрнуть руку, когда понял: яблоки из компота… Ничего не поделаешь, пришлось сложить грязный бинт тампоном и промокнуть рану. И тряпочка сразу сделалась красной, и тут же затошнило от вида собственной крови, от её запаха, будто не ногу порезал, а вспорол живот.
Тогда он с остервенением содрал с вешалки огрызок полотенца и обмотал ногу. И марлей, которой очищали стол, пришлось затирать столь красноречивые следы и на кафеле, и на линолеуме в комнате. А потом пришлось полоскать тряпку и в забитой раковине долго стояла бурая от крови вода. Наконец, Добравшись до постели, он лег, положив ногу на стул, стоявший У кровати. Стекло - ерунда! А вот если бы его вытащили из-за занавесок… Но ведь не вытащили! Нет, всё-таки хорошо, что они не пили! Спиртное и еда дают такое стойкое соединение, и запах этой смеси так долго держится в воздухе. И проверяющие наверняка бы учуяли этот запах… Да! Чистый воздух - залог здоровья!
И когда в дверном замке заскрежетали ключом, он воспринял это спокойно, был уверен: это вернулся Анатолий. Ну-ну, а ведь собирался ночевать в другом месте! А вертолётчик, приблизившись в темноте к кровати, наклонился и тихо спросил: "Спишь?" От него повеяло такими вольными запахами: прохладой, табаком и, кажется, духами…
- Что это было? - приподнял он голову с подушки.
- Ты лучше скажи, куда ты девался, когда эти пошли шарить по корпусу? Галка пришла - и плачет, и смеётся. Открываю, говорит, номер, а он пустой… Понимаешь, я и предупредить не успевал, токо камень кинул, а там эта решётка…
- Так это был ты?
- Ну, думаю, Колюня там дрыхнет, кину камень, а как не проснётся? Извини, так получилось! Главное, непонятно, шо за проверка такая. Ну, в одном номере муж не по путёвке обретался, так оставили до утра, куда же его на ночь отправлять? Электрика вытащили из постели отдыхающей бабы… И на гада было людей тревожить? До меня приступили: кто да откуда, как здесь оказался? И машину проверили! Хорошо, документы при себе были, а не в сумке… Ты извини, так получилось, - всё объяснялся и объяснялся компаньон. И даже в темноте чувствовалось, как он смущён всеми этими обстоятельствами. Неужели лётчик-вертолётчик сам не понимает: это просто замечательно, что его не было здесь, в комнате…
- Открыли, говорит Галка, дверь, а там - никого! А ты где ховался?
- Всё тебе расскажи! Но искали, я думаю, не мужей и не электриков…
- А то! Но лучше на этом не зацикливаться, - решил закончить тему компаньон и щёлкнул выключателем - и свет вспыхнул! Ещё бы, кто зажигал! Но от яркого света пришлось зажмурить глаза и запротестовать:
- Ты что! Зачем свет? Ты же видишь, с улицы все видно…
- Уехали они, уехали! Пронесло! Посланные за тобой истребители вернутся ни с чем.
- Ты думаешь, пронесло? Нас же видели вместе, и не одна Галя…
- Ну, извини, не нашлось такого, который бы доложился. А может, и доложился, токо не нашли. А это шо такое? - увидел спасатель замотанную полотенцем ногу. И пришлось прикрыться простынёй.
- Ничего особенного, так, стекло.
- Так давай выну, а то завтра распухнет, и возись с тобою. А вдруг заражение? - засуетился благодетель. Хотел, видно, деятельно загладить какую-то свою вину. И тут же за руку стащил с кровати и, подталкивая в спину, довел до закутка с ванной. А там, вооружившись невесть откуда взявшейся булавкой и нацепив очки, приступил к операции. И вот такой, сосредоточенный, в маленьких очках в тонкой оправе, Саенко А. А. выглядел доктором, забывшим надеть халат.
Пальцы у него было горячими и осторожными, но даже таким умелым рукам осколок долго не поддавался. Дело стопорилось ещё тем, что из раны текла кровь. Доктор тихо матерился и, в какой-то момент не выдержав, предложил: "Давай я Галку позову, всё-таки медик". И пришлось вскинуться: никакой Гали! И спасатель, скрипя зубами, снова принялся за операцию. "Вот не будешь напрашиваться!" - раздраженно пережидал экзекуцию оперируемый.
- Надо ж такому случиться… А крови, крови, прямо, як с кабанчика! И рана такая нехорошая! Точно такая, когда с поля боя драпают…
- А ты знаешь, что это такое? - дёрнул ногой раненый.
- Помолчи, и стой тыхэнько… А то у меня и так все руки в крови… Ты никогда не братался? - ни с того, ни с сего спросил вертолётчик. Беглец усмехнулся: с тобой, что ли, и ничего не ответил. Умолк и Толя, но когда, наконец, из раны что-то там показалось, обрадовался как ребёнок.
- Ну, сукин кот, попался! Бачишь, кривое - это от зеркала! - показал он большой осколок, будто и в самом деле вынул пулю. - О! Это такая зараза, когда от зеркала, у меня такое было. Позвонила жена друга: мол, выпил, буянит, давай спасай! Поехал я мирить, а они уже обменялись нотами протеста и начали бить посуду. И зеркало разбили в прихожей, раскокали. А я, как зашёл, сдуру ботинки снял, осень же была, грязь, ну, и с налёту напоролся. Тож думал: само пройдёт, а оно как начало зудеть и болело, зараза, наступить не мог… В больнице пришлось вытаскивать!
- Значит, переговоры по примирению сторон не удались?
- Ещё как удались, они ж на меня переключились! Ну, ты дальше сам, а то тут не разминёшься.
Когда беглец, вымыв для дезинфекции ногу хозяйственным мылом, ещё оглядывался по сторонам, чем бы её перевязать, на пороге ванной снова возник компаньон. И был он и с пластырем, и с бинтом. Ну, спасатель!
Он уже лёг в постель, а взбудораженный Толя ещё долго большой кошкой сновал из комнаты в ванную и обратно. И всё что-то говорил, говорил, потом долго стелил постель, видно, эта процедура с курсантских времен была прочно забыта. И перед тем, как опрокинуться на кровать, вздохнул и пожаловался:
- А у меня потеря, так потеря! Покотовать не удалось!
- Что не удалось?
- Блядки не удались! - рассмеялся вертолётчик и потянулся на кровати так, что зазвенели все пружины. - Я ж с Галочкой сговорился, а тут эта проверка! - И перевернулся своим большим телом раз-другой, мечтательно проговорил:
- Эх, ось так бы: цок-цок, цок-цок. Но не удалось! А я знаешь, какой ласкавый, таких больше нет.
- Так ты ласкавый или ласковый?
- Это одно и тоже, но я ж ещё и нежный!
- Хвастун! Ошибаешься, есть и другие, такие же ласковые и нежные, - рассмеялся вдруг беглец. И сам удивился этому смеху: с кем поведёшься? Или это страх так выходит?
- Ну, такого не может быть! - приподнялся вертолётчик. - Ты шо, лично таких знал?
- Не только я, ты их тоже должен знать. Раньше этих ласковых часто показывали по телевизору. Так что ты, Толя, не эксклюзивный, - хмыкнул он. И как наяву представил ласковых говорунов: и вальяжного циника Константина Натановича, и молодого, ещё не потерявшего щенячьей радости от жизни Бориса Ефимовича. Он не раз видел, как зажигались серо-зелёные глаза у одного и шоколадные у другого при виде женщины, любой привлекательной женщины… Нет, это не имеет ничего общего с распутством, тут другое - витальность такой силы, что они и сами порой были ей не рады.
- Но, ты знаешь, у всех вас одна проблема…
- Какая проблема? Пока никаких проблем! - забеспокоился ласкавый.
- Все вы, как ни старайтесь, не можете… как бы поделикатнее выразиться, осчастливить всех женщин!
- Ах, ты! - бросил подушку вертолётчик.
- Спасибо! На двух удобней спать!
- Кинь назад! - затребовал назад своё имущество компаньон. - У меня шея заболит спать без подушки! - Пришлось бросить тяжёлую, набитую чёрт знает чем подушку обратно: "Вот и не разбрасывайся, дамский угодник!"
- Я угодник? - подхватился тот и снова запустил подушкой.
- Так ведь сам признался! Бросишь ещё раз - не верну!
- А ты як к бабам? - вкрадчиво поинтересовался ласковый вертолётчик.
- Я - к ним? Я к ним отношусь тепло. Но уже не в том возрасте, чтобы терять над собой контроль.
- О, кто б сомневался! Ты - и без самоконтроля! - хихикнул компаньон, сидя с подушкой в руках. И простодушно посочувствовал: - Не, ну, всё ничего, но как там, за решёткой, мужики без баб, а? Дунькой Кулаковой, як пацан, не обойдёшься…
- Вот попадёшь в следственный изолятор на год, на два, тогда и узнаешь, как…
И что за подростковое любопытство? Почему его всякий раз тянет на эту тему, совершенно неуместную, злился беглец. Будто вертолётчик своей фривольностью опошляет саму драматичность ситуации. Ну да, он такой идейный-идейный, а этот всё о низменном да о низменном, усмехнулся он своим мыслям и на память пришёл эпизод. Его тогда вели по коридорам прокуратуры, и через открытую дверь одного из кабинетов был хорошо слышен чей-то истерический голос: "Не трогайте моё чистое политическое дело грязными уголовными руками!" Это кто-то из обвиняемых чиновников отказывался от услуг адвоката, очень дорогого адвоката, известного защитой матёрых уголовников. Тогда этот пафосный выкрик показалось забавным…
Вот и тему интимной стороны мужской жизни в заключении не стоит трогать. Она темна, страшна, и лучше о ней не знать тем, кто там не бывал. Потом, на воле, об этом никогда не рассказывают. Да и кто же признается в том, что его на зоне низводили до животного состояния. Он и сам себя не допускал в подробности жизни своего тела, и только, как мог, глушил все неуместные проявления. Получалось не всегда…
В комнату сквозь тонкие занавески проникал свет фонаря, и были хорошо видны и вертолётчик под простыней, отвернувшийся к стене, и шкаф, и стол, и белая дверь, и ещё одна - в ванную комнату. Оттуда пробивалась полоска света: забыли погасить свет, надо встать, выключить, расслабленно думал он. Но тут Анатолий заворочался в своём углу и сонно спросил:
- Ты шо там крутишься, ножка болит?
- Слушай, а что бы ты делал, если бы я выпал из машины? - ни с того ни сего задал беглец так мучивший его вопрос. И вертолётчик завёлся с пол-оборота и злым голосом выкрикнул:
- Вырыл бы ямку и закопал, от шо! А потом привёз бы венок, а может, и не привёз… А ты на гада спрашиваешь? Хочешь коньки отбросить, а я отвечать должен? Завтра затолкаю в поезд, а там хоть под колеса бросайся, но токо без меня! Ты кончай это дело! И давай спать, а то рано подниму, харьковский в восемь с копейками отходит…
- Толя, запомни телефон на всякий случай, - и беглец раздельно и чётко продиктовал он цифры. - Запомнил?
- У меня головка слабая, надо записать…
- Нет, запомни так! Ты что, несколько цифр не в состоянии запомнить? Если со мной что случится… Это может быть и при тебе, а если в другом месте, и ты об этом узнаешь, то всё равно позвони, просто расскажешь, как мы…
- Не, ты мне нравишься! Шо за похоронное настроение? Понимаю, не доверяешь, но всё ж нормально идёт! Ты живой, местами здоровый и три часа назад ещё так колбаску наворачивал…
- Вот уже и куском попрекаешь!
- …Ты выбрось, выбрось эти мысли из головы! - не слушая, сердился вертолетчик. - Пока я тут, с тобою ничего не случится, понял? Я, какая-никакая, а защита!
- И как ты меня будешь защищать? Чем? - с тоской выговорил беглец.
- Чем, чем? Рогаткой! Знаешь, как отгоняют обезьян, которые фрукты воруют? Обыкновенной рогаткой! Сам во Вьетнаме сколько раз такие боевые сцены наблюдал.
- Ты был во Вьетнаме? Что ты там делал?
- А ты догадайся с трёх раз! Короче, побью всех, кто тебя тронет, из рогатки! - зарываясь в подушку, пообещал спасатель.
"Где же ты, тофгай, со своей рогаткой раньше был?"
Сотрудники таможенной службы Забайкальского крал задержали излучающего радиацию гражданина КНР: Таможенники обнаружили радиоактивного китайца в поезде "Пекин - Москва", на котором тот путешествовал по рабочей визе в Иркутск. Проведённая специальными приборами проверка установила, что излучение, исходящее от гражданина КНР, превышало норму в двадцать раз. Выяснилось, что до прибытия в Россию гражданин КНР прошёл курс лечения радиоактивным фармакологическим препаратом. После задержания китаец был отправлен на автомобильный пропускной пункт "Забайкальск", а затем на ближайшем рейсовом автобусе домой в КНР. Интересно, таможенники всех иностранцев проверяют на радиоактивность?
Военно-следственный отдел при прокуратуре Читинского гарнизона вновь продлил расследование уголовных дел по двум катастрофам с истребителями МиГ-29, произошедшими в сентябре и ноябре прошлого года в Забайкальском крае.
Напомним, что при выполнении планового полёта в сентябре летчик смог катапультироваться, в ноябре пилот погиб. Он до последнего уводил самолёт от жилых домов, и потому других жертв и разрушений на месте падения самолёта не было. Дело ведётся по ст. 351 УК РФ "Нарушение правил полётов или подготовки к ним". Но вряд ли истинные причины катастроф будут оглашены. А причина одна - старая, выработавшая свой ресурс авиационная техника.
Только что информационные каналы передали ошеломляющую новость по делу беглого олигарха. Мёртвое тело, найденное при тушении пожара, - это, скорее всего, исчезнувший несколько дней назад заключённый Красноозёрской колонии. Как уже сообщалось ранее, на пожарище животноводческой фермы в с. Вельяминово был найден труп неизвестного. Экспертиза установила, что труп принадлежит мужчине 45–50 лет, среднего роста, с хорошо сохранившимися зубами. Как известно, красноозёрский узник того же возраста, он среднего роста и, в отличие от большинства жителей нашего региона, имеет, точнее, мог позволить себе иметь хорошие зубы.
По мнению ряда зарубежных информационных агентств, дело опального миллиардера всё больше и больше волнует международную общественность. Со своими заявлениями по этому поводу выступили Комиссар Совета Европы по правам человека, Верховный комиссар ООН по правам человека, Администрация президента США, ряд правозащитных организаций, таких, как Amnesty International и Human Rights Watch. Во всех заявлениях подчёркивается, что завеса секретности вокруг исчезновения опального бизнесмена, подрывает доверие к властям России.
Руководители страны по-прежнему находятся на отдыхе и никак не комментируют происшествие с опальным бизнесменом. А почему и не отдохнуть? На Кавказе вот уже неделю ничего не взрывается, да и в других регионах спокойно. А что государственный преступник сбежал, так на то он и преступник, чтобы бегать от правосудия…
Сибинфо: Новости и происшествия. 23 августа.
Утром вертолётчик вскочил солдатиком с койки и, выкрикнув: "Рота, подъем!", первым ринулся под душ, и ровно через пять минут уступил место. Ещё через десять минут они тенями мелькнули по длинному сонному коридору и без всяких препятствий выбрались наружу. Оказывается, ещё с вечера Толя потренировался открывать наружную дверь. За дверью был такой густой туман, что фонарь у входа казался апельсином, закутанным в марлю, и как в этом молоке искать машину - непонятно. И тогда просто решили пойти вдоль корпуса и, обойдя его, увидели выступающий из марева сизый капот фургона. Внутри пластмассовой кабины было, как в холодильной камере, и пока прогревался мотор, вертолетчик достал свою кожаную куртку и бросил на колени подопечному: на, зачехлись!
- А ты? Я свою достану, - запротестовал тот, расстёгивая сумку. Но и в куртках было холодно, и дрожь пробирала так, что лопатки сводило судорогой. И пока прогревался мотор, компаньона пришлось толкаться плечами, а то можно было и заледенеть. Но когда в тесной коробочке чуть потеплело, сами собой стали закрываться глаза. "От с вечера тебя не уложишь, а с утра не поднимешь", - клацал зубами спасатель. "Нечего было подушками кидаться!" - прикрывая рот рукой, пенял ему беглец. Так они и сидели какое-то время, слушая гул мотора, когда Толя вяло поинтересовался: "Ну, поехали?" И рывками вывел фургон из посёлка на дорогу и, светя фарами, стал пробираться к трассе. А беглецу в борьбе со сном приходилось то и дело крутить головой и старательно таращить глаза.
- Сейчас бы чаю горячего, - размечтался он.
- Не успел глазки открыть, как уже заливать требуешь, - окоротил его компаньон. - Ты смотри, и не пили вроде, а не проснуться! Давай покемарим трошки, а? Я съеду, дверочки сам закрою, шоб пацан не вывалился, - предложил он.
- На поезд опоздаем. И потом, я сидя спать не могу.
- Приспичило бы - ещё как спал бы! Люди стоя спят, як лошади, а тебе кроватку подавай! Ладно, поехали! Тут недалеко, всего двадцать пять кэмэ. Должны успеть на харьковский! А он самый длинный, самый грязный, но это ничего, потерпишь!
- У тебя и в этом поезде знакомая проводница?
- Разве долго познакомиться? Никогда не ездил таким макаром? Я всегда говорил, не знаешь ты жизни. Подойдём к проводнице, желательно тетке средних лет, ну, чтоб понятия уже имела, и приступим без лишних слов: "До Владивостока. Одно место…" Ну а скоко это будет стоить, выяснишь в вагоне. Скоко скажет, стоко и заплатишь, не торговаться ж? И выйдет не дороже денег. Я на землячек надеюсь, хохлушки не подведут.
"Как у него всё просто! И почему Владивосток? Нет, туда не надо, хватит и Хабаровска".
- Ты лучше скажи, як твоя нога, - озаботился вдруг Толя.