- Спасибо, всё нормально.
- А шо ж ты кроссовочки новые не надел? Брезгуешь?
- Вот сяду в поезд - и сменю.
Вертолётчик ответ принял и так сосредоточился на вождении, что до самой трассы уже не проронил ни слова и головы не повернул. На трассе туман отступил, и уже ясно были видны и сама дорога, и ближние окрестности, только дальние сопки тонули в белой пелене. А скоро миновали большое селение Калинино с церковью, потом железнодорожный мост, с моста и съехали в пристанционный посёлок. Посёлочек Приисковый, стоявший боком к железной дороге, был так мал, что прятать машину не имело смысла. Приземистое жёлтое здание с голубыми наличниками окон - вот оно, рукой подать! Но тут, истошно сигналя, Мимо пронеслась белая машина с рубиновым крестом. Спасателя это отчего-то сразу встревожило, и, сбавив скорость, он стал всматриваться, что там такое впереди. Это подопечный не сразу почувствовал разлитую в воздухе тяжесть и тревогу, и вертел головой, радуясь: надо же, как быстро доехали!
Но вот белый зад медицинской машины свернул вбок, и на открывшейся глазу привокзальной площади обнаружились и милицейские машины, и распростёртое на тёмном асфальте тело, и женщину в красном на коленях. Лежащее тело воспринималось по частям: раскинутые руки… ноги в чёрных брюках… голова, прикрытая белой тряпкой…
- Вот тебе, бабушка, и юркни в дверь! - цыкнул вертолётчик и крутанул руль влево. И только тут у беглеца засигналила лампочка, но как-то без азарта, будто сели батарейки, да и сколько можно предупреждать. Он был ошарашен вокзальной картинкой, и не сразу сообразил, что ещё одна попытка сесть на поезд сорвалась. И ещё прикидывал, сколько придётся пережидать до следующего поезда… Нет, сначала надо узнать расписание… Придётся выжидать до ночи, а пока можно… Что можно?
А Толя, отъехав, как ему казалось, на безопасное расстояние, высунулся из окна и крикнул бредущему от станции парню: "А шо там такое случилось?"
- А где? - оглянулся тот.
- Где, где? Не в Караганде, на вокзале!
- Так чёрного порезали… А это что жа, такая теперь "газель"? - покачиваясь, парень с любопытством рассматривал машину, потом нагнулся, пытаясь рассмотреть что-то под днищем фургона. Сверху была видна его спина, обтянутая чёрной курткой, и тощий зад в синих шароварах.
- Тебя в школе читать учили, бачишь, шо на морде у машины написано? - Парень, не обращая внимания на колкость, выспрашивал подробности:
- Жрёт, поди, много?
- Само собой, жрёт… И давно порезали?
- А я знаю? Я его лично не трогал, - но, подняв голову, парень зачастил: - Ночью, говорят, и порезали. Эти чёрные жа как набежали, человек, сорок… Может, сами и порезали… Они жа, достали уже, наглые жа… Они жа нашим декам проходу не дают, они…
- А ты своим девкам накажи, шоб юбки до пупа не надевали и пиво из горла не пили…
- Да они слушают, чё ли? А вы случаем не до Укурея едете, а? А то я в Укурей хотел смотаться…
- А тебя случайно не Жориком зовут?
- Почему Жориком? - удивился парень узким лицом.
- Потому шо черноротый, понял? - выкрикнул вертолётчик в окно и резко тронул машину с места.
Машина понеслась по пыльной улочке, и не успел беглец удивиться: куда это он, как посёлок кончился. Слева сразу обозначилась какая-то речка, а за речкой трасса, но спасатель почему-то поехал не по ней, а по грунтовке, что бежала рядом с асфальтом. Он только и успел заметить на синем указателе: Нерчинск - 3, Сретенск - 108, Олочи - 408…
- Через пять минут будем в Нерчинске, - не глядя на подопечного, сообщил вертолётчик. - Счас тут мелькать нельзя, неизвестно, насколько всё затянется. И, ты скажи, невезуха! Та ты не расстраивайся так! Слышь, не расстраивайся!
- Слышу, слышу… Как понимаю, и в Приисковой мне не сесть на поезд.
- Надо думать, шо делать дальше! - не отрывал взгляд от дороги вертолётчик. И чувствовалось, что новое препятствие его порядком озадачило.
"Что делать, что делать? Не надо было тебя, Анатолий Андреевич, слушать!" - злился беглец. Но кто виноват, что он уже десятый день продолжает крутиться на неком пятачке, не в силах вырваться в другие просторы? Вертолётчик так же мало может, как и он сам. Его единственное преимущество - машина. Он польстился на это, а значит, рациональность и на этот раз подвела. Теперь только и остается, что злиться на спасателя. Но чем вертолетчик виноват? Он помогает, как может!
- Придётся тебе ехать со мной до Сретенска. Извини, но больше машину задерживать не могу, - выдавил без всякого энтузиазма очередное предложение компаньон. Ещё бы! Этот парень там, у вокзала… Перед глазами так и стоят коричневые подошвы остроносых туфель с налипшим мусором… Всё! Надо расставаться. Да-да, надо расставаться, расходиться, разбегаться. Ну, не получается у них ничего!
- Толя! Давай начистоту: у тебя работа, я гирей вишу у тебя на шее. Мне надо самому со всем этим разбираться! - выпалил он. - Я пока прогуляюсь по окрестностям, а на станции скоро всё стихнет… Ты ведь говорил, здесь электрички ходят… Нет, в самом деле, и таким способом вполне можно продвигаться… И вряд ли будут искать в электричках…
Он говорил что-то ещё, глухо и невнятно, и от собственной неискренности сводило скулы, но изо всех сил приходилось держать фасон. Да какой фасон! Главное правило для спасаемого - не цепляться за спасателя. А он цепляется, всё никак не Может разжать руки.
- Начистоту, говоришь? - нервно выдохнул Толя и свернул машину к торговым рядам. Затормозив, он взялся было за сигарету, но та сломалась в его нетерпеливых пальцах, и, развернувшись к подопечному, вдруг потребовал:
- А ну, посмотри, шо там, на вывесках, написано?
- Там много чего написано, - нехотя повернул беглец голову.
- Нет, там конкретно написано: "Мебель", рядом - "Памятники". И вольный человек может выбирать: на диванчик ему завалиться или сразу - в могилку! А у тебя такого широкого выбора нету! Ты хоть это понимаешь? - И, не дожидаясь ответа, весёлым голосом продолжил:
- А ты, действительно, нудный тип. Ты ж меня заманал своими предупреждениями! Как те китайцы, скоко они американцам делали предупреждений, не помнишь? Мои дела тебя не касаются! Это у кого горит? Погуляет он тут! Нашёл, ё, где гулять! У тебя ж вид такой, кто угодно пристанет: пьяный мент, шалава приисковая, такой вот Жорик. Так в твоём положении - это полный аут! Ты ж и отшить не сможешь! А у меня рогатка… Ты думал, я шуткую? Так у меня и резина хорошая есть. От смотри сюда! Делаешь ото так, - выставил вертолётчик указательный и средний пальцы. - Берёшь камень побольше, натягиваешь, целишься, - прищурил он правый глаз. - Стреляешь! Чпок - и обезьяна наповал! - Спасатель расхохотался так заразительно, что пришлось невольно улыбнуться: ну, истребитель!
- Сам что ли обезьян… из рогатки?
- А як же! Это ж такие сволочи! Есть такой остров, там эти твари гуртом живут. Мимо нельзя пройти, всё рвут из рук. И вожак у них - ещё та образина. А наглый! И все остальные как под копирку деланные, никому, гады, не дают проходу! Шо понравилось, тут же и хапают. Тебя не такая стая обобрала? А не надо было гав ловить! Так шо рогатка для них в самый раз. Представляешь: картина маслом "Пионэр и обезьяны", - повёл рукой компаньон, будто открыл для обозрения холст, писанный этим самым маслом.
Он уже выглядел всегдашним Толиком, готовым ехать куда угодно, пить и петь, шутить и подначивать. Ну, на то он и лётчик-вертолётчик, чтобы в доли секунды справляться с ситуацией. Вертолётчику хорошо, а что беглому делать?
- А кто пионер? - продолжал сопротивляться он.
- Кто, кто! Дед Пихто! Не, ты совсем тяжёлый… Галстук на линейке с тебя сорвали, но пионером же остался…
- Ну, если это обо мне, как о пионере, то вступал я в эту организацию дважды… Когда в первый раз вызвали на допрос - это так и называлось: принять в пионеры… А что касается обезьян, то в моём случае ни рогатка, ни что другое не поможет.
- Не скажи! Должно быть средство…
- Должно! - эхом отозвалось внутри. И он даже знает, что это могло быть за средство. Только и там обезьяны постарались - всё вытоптали. Но сосредоточиться на этой мысли спасатель не дал, снова затеребил:
- А ты выматерись, выматерись! Набери резких слов в рот и выскажись… Громко, с чувством, с расстановкой! - предлагал он свою терапию.
- Ну, тогда это будет сплошной ненорматив.
- Я потерплю. И материться можно прилично. Как говорил знакомый тебе полковник Абрикосов, есть мат жлобский, а есть художественный…
- Да кто такой твой Абрикосов?
- Полковник Абрикосов! Нельзя отрывать фамилию от звания. Он и спросонья так представлялся. Выбросит так руку к козырьку: разрешите представиться - полковник Абрикосов! Красивый мужик был, цыганистый такой, глаз чёрный… Так от, полковник Абрикосов говорил: жлобский мат - это нехорошо и грязно, они даже слово из трёх буковок испоганят. А оно ж такое нежное! - хмыкнул вертолётчик. Но, увидев, как подопечный слабо откликается на его шуточки, притушил улыбку.
- Всё! Скоко можно киксовать? Поехали! Шилку мы уже посетили, теперь побачишь и Нерчинск! Скоко тут народу перебывало, и тебе надо отметиться! Шилка и Нерчинск не страшны теперь…
- Ты что, устраиваешь экскурсии выходного дня?
- Типа того… Не зря ж мы сюда приехали…
- А мне эти места обязательно надо видеть? - начал раздражаться беглец. Он и сам понимал, что происшествие на станции - обстоятельства той непреодолимой силы, с которыми не спорят, но очередная неудача вывела его из себя. Нет, надо держать себя в руках, а то ещё до публичных истерик дойдет. Ну, хорошо, Сретенск, так Сретенск, с Нерчинском заодно. А что оставалось? Идти по шпалам? По шпалам - долго.
И, как ни странно, городок отвлёк: яркие растяжки с рекламой, хорошие машины одна за другой, старинные особнячки, большая церковь… Он крутил головой, рассматривая пёстрый городской пейзаж: когда-то на этом месте стоял знаменитый острог. И строил этот чёртов Нерчинский острог протопоп Аввакум.
- Нет, город вполне себе ничего!
- А то! Рудники кругом, и народ фартовый! Тут у них и ночные клубы есть, а это у них гостиница, - отозвался на интерес к городскому пейзажу Толя.
- Как называется? - захотелось зачем-то знать и это.
- Ну, как она может зваться - "Даурия", само собой… Говорят, Чехов проездом останавливался.
Что Чехов! Антон Павлович сейчас совершенно не интересен. Он и сам такой же, закрытый, зашитый, замурованный. Хотя… хотя внутри у каждого свой везувий. Вот за каким чёртом писателя понесло на Сахалин? Ну, бог с ним! Его привлекают совсем другие личности, люди открытых страстей, вот, как протопоп Аввакум. Нет, таким неистовым и распахнутым он никогда не станет, ему бы только, как Аввакуму, продержаться…
- А на той стороне, бачишь, музей, - показывал экскурсовод на дворец в мавританском стиле. - Там такие зеркала метра по три в высоту… Хозяин бывший, говорят, из Венеции завёз… Все золотые рудники тогда были его, мог себе позволить… Ну, а потом, сам понимаешь, выперли его из этого домика под зад коленкой. Так что, не один такой, до тебя стоко народу распатронили, считать не пересчитать… Я и то некоторым спокойно жить не даю.
- Что-то серьёзное? - заинтересовано повернулся беглец.
- Не бери в голову! Это я так, для связки слов. Отобьюсь! - отмахнулся Толя. - А вот от желудка не получится. Эх, рано, а то бы горяченького перехватили перед дорогой. Придётся ограничиться магазином.
- Поехали! Что, в Сретенске магазинов нет?
- Не, ты как хочешь, а свеженького хлебца я таки куплю, - решил по-своему компаньон. Подъехав к какой-то лавке, он вынес оттуда длинный батон и два пакета молока. И, отъехав в сторону, протянул жёлто-белую половинку и предупредил: "Токо не глотай большие куски, горячий есть вредно!" И правда, батон был ещё тёплым, и они тут же умяли его, засыпав и себя, и сиденье хрусткой крошкой. Допив молоко, вертолётчик потянулся и с сожалением проговорил:
- Эх, позвонить бы сейчас Зойке, узнать, как там обстановка на железнодорожном транспорте… Номер телефона, зараза, не записал!
- Набирай, диктую, - и подопечный без запинки назвал десять цифр.
- Погодь, погодь… Ты шо, так сразу и запомнил?
- Память пока не отшибло.
- Вот мы зараз и проверим твою память… Счас, счас наберём роднулю, - начал тыкать в кнопки Толя. - Зараз мы у неё всё выспросим, всё узнаем. - На гудки долго не было ответа, но, когда телефон заговорил женским голосом, обрадовались оба.
- Аллё, аллё! Это кто?
- Зойка, это я, Саенко, ещё не забыла? Помнишь такого?
- Тебя забудешь! - рассмеялась далёким смехом женщина.
- Знаю, знаю, как помнишь! Тебе и без меня не скучно было. Вокруг скоко мужиков, и все с пистолями…
- Какие мужики, какие пистолеты, - горячо возражала Зоя. - Они давно сошли, ещё в Могоче все и сошли.
- А я слышал, до самого Владика должны были ехать…
- Может, и должны, но в Могоче, говорю ж тебе, вышли… Они сами рассказывали: уже неделю так катаются, кого-то всё ищут…
- Ну и шо, поймали?
- Откуда я знаю? Высадили каких-то… Девчонки рассказывали, столько крови на перроне было…
- Ты смотри - чистые бандиты… Приставали?
- А что, ко мне и пристать нельзя?
- Можно, тебе всё можно. Ты когда, подруга, назад?
- Да мы только подъезжаем до конечной. Ты как, отправил своего знакомого?
- А шо, понравился мужик? А как же я? Ты когда, говоришь, в Чите будешь? Там стоянка большая, пообщаемся. Звони, дорогуша, не забывай! Целую! - отключил телефон и повернул голову: всё слышал?
- Я не совсем понял, чему ты обрадовался?
- Ну, ты даёшь! Не понял? Патрули доезжают почти до границы края и поворачивают назад. Осталось токо до Могочи доехать. Теперь дошло?
- Но дальше будут другие патрули. Я ведь в федеральном розыске…
- То всё будет не так свирепо. Не забывай, в какой местности тебя потеряли, с неё и спрос…
- А Могоча далеко? - зачем спросил он.
- Так за Сретенском и Могоча. Поехали! - не стал вдаваться в географические подробности спасатель. Не сказал и про то, что в Сретенск можно было по хорошей дороге ехать прямо от Балея, зачем человека расстраивать.
Ну, хорошо, пусть будет и Могоча, смирился беглец. И сам удивился собственному легкомыслию. Но именно легкомыслие в последние дни и управляет его действиями. А что оставалось?
На выезде из городка подъехали к заправке, это был всё тот же "Нефтемаркет", и пока заправляли машину, он смел крошки с сидений, вытряхнул коврики: должна же быть от него какая-то польза.
Вернувшись, спасатель пристегнул подопечного - оказывается, в машине были ремни безопасности, и даже пристегнул себя, вертолётного. Потом вывел дрожавшую в нетерпении машину, и дорога под колёсами полетела, к худу ли, к добру ли, дальше, на восток. Но дорогу беглец проспал самым бессовестным образом. Привалился головой к стойке и задремал, а когда Толя стал засовывать под ремень свёрнутую куртку, он ещё отбивался: не надо, я не сплю, не сплю… И, что характерно, Толины руки в перчатках совсем не раздражали. А потом всё - как отрезало: и Приисковый, и Нерчинск, и Читу, и Красноозёрск…
Через полтора часа машина остановилась у моста через речку. По его красной спине медлительно плыли рыжие коровьи спины. Река блестящей лентой обнимала маленький городок, прикрытый желтеющими сопками. А по склонам сопок будто кто рассыпал тёмные и светлые кубики - домишки, домишки… И эта зеленоватая полоска воды, и округлые холмы, и игрушечные издалека домики, и медлительные коровьи туши, плывшие посуху через речку - всё было таким тихим, мирным и совсем не опасным…
- Вот тебе и Шилка, вот тебе и Сретенск! - кивнул Толя в сторону реки.
- Сколько отсюда до Читы?
- Всё считаешь? Четыреста километров и будет, - зачем-то прибавил он ещё пятнадцать. "Четыреста, всего четыреста", - заныло в груди у беглеца. Но река отвлекла, понесла мысли в другую сторону - и как вырвалось:
- Хорошо бы на лодке плыть и плыть куда-нибудь. - А спасатель, не спуская глаз с моста, где задержалась одна буренка, задумчиво заметил: "А что нам мешает?" И, помолчав, сам себе и ответил: "Ничего не мешает". Беглец не обратил никакого внимания на эти слова, приняв их за обычное Толино балагурство. Ему вдруг захотелось немедленно сойти на землю, побежать к реке, упасть в траву и… Нет, в самом деле, пока Толя будет передавать фургон, он посидит на берегу, подышит речным воздухом. И вертолётчик, будто по заказу, недолго покружив по улочкам, остановил машину на площадке у невысокой арки, на ней значилось: "Речной вокзал".
- Здесь можешь и погулять. А я одной ногой туда, другой обратно, - коротко бросил он компаньону и развернул машину. И проводив её взглядом, беглец закинул сумку на плечо и подошёл к павильончику, что изображал здание вокзала. Вокзальчик был наглухо закрыт, тогда он завернул за угол и вышел на бетонные щербатые плиты причала. К воде вела бетонная лестница, выкрашенная по-детсадовски - голубым и розовым. На нижней ступеньке сидели два мужика и, судя по всему, сосредоточенно готовились к трапезе. На газетке у них стояла бутылочка, лежали два больших огурца и почему-то один кусок хлеба - второй уже съели? Мужичок, что сидел справа, повернув голову, задержал недовольный взгляд на незнакомце, и тому пришлось отступить от лестницы.
Нет, не будет он торчать у заброшенного причала, а то какой-нибудь прохожий обязательно обратит внимание на человека с дорожной сумкой и по доброте душевной начнёт объяснять, что пароходы больше не ходят. А потом станет расспрашивать свежего человека: откуда здесь? Он немного пройдётся, посмотрит на городок.
Набережная, тянувшаяся вдоль Шилки, была пустынна. Дома теснились только с одной стороны, с другой была река, а за рекой никаких домов. И только крики купающихся в реке белоголовых детей резали тишину городка. Только пыльная улочка скоро кончилась, и тогда, решившись, он поднялся переулком на другую, что шла повыше. Оказалось - центральная улица, посредине её была насыпана земля: собирались мостить? Или, как миргородская лужа, эта полоса была здесь всегда?
Кружа по городку, он всё удивлялся необычности его старинных домов, деревянных, кирпичных. И кирпичные были всё больше красно-белые, со срезанными углами, каменными узорами, жаль, нельзя было остановиться, рассмотреть. Но у одного, белого, с затейливым фронтоном невольно замедлил шаг и, оглянувшись: есть ли кто поблизости? остановился.
Осыпающаяся белая штукатурка, а под ней красные кирпичи, как открытые раны, и чёрные провалы окон с остатками рам… Неужели никому не жалко, ведь пропадает такой дом! Стоит его отремонтировать, и получился бы замечательный особняк. "Господи, о чём это я?" - напомнил он сам себе. И тут же почувствовал чей-то взгляд и, не осторожничая, резко обернулся. На открытой галерее второго этажа деревянного дома застыла девушка: маленькое лицо… распущенные рыжие волосы… расчёска в руках… Он что, напугал её? Неужели приезжие в этом городке бывают так редко, что каждый как диковинка… Или? Нет, нет, она не могла его узнать: кепка до самых глаз, да и что можно рассмотреть сверху…