- Увы, это был последний раз. Именно я заявила в полицию. Оказывается, при исчезновении человека обычно выжидают двадцать четыре часа. После пропажи Наоми прошло два половиной дня, прежде чем появились сообщения о розыске. Вы не знаете почему? - спросила она.
Я отрицательно покачал головой, мне не хотелось особенно распространяться по этому поводу перед Мэри Эллен. Я сам до конца не понимал, почему это дело окутано туманом секретности. Утром я несколько раз звонил детективу Нику Раскину, но не застал на месте, а он мне так и не перезвонил.
- Вы полагаете, что исчезновение Наоми и женщин, пропавших раньше, связаны между собой? - спросила Мэри Эллен. В ее голубых глазах сквозила тревога.
- Связь не исключена. Хотя вещественных доказательств в Сара-Дьюк-Гарденс обнаружено не было. Честно говоря, почти не за что зацепиться, Мэри Эллен.
Если Наоми похитили прямо в саду на территории университетского городка, то свидетелей не было. За полчаса до того, как она не пришла на занятия по контрактам, ее видели в саду. Казанова удивительно хорошо обставлял свои дела. Неуловим, как призрак.
Мы закончили прогулку, завершив круг и вернувшись к общежитию, которое стояло в двадцати - тридцати ярдах от усыпанной гравием дорожки. Здание украшали высокие белые колонны, просторная веранда была уставлена белыми плетеными столиками и креслами-качалками. Стиль времен до гражданской войны, одной из моих любимых эпох.
- Алекс, мы с Наоми были не слишком близки в последнее время, - неожиданно призналась Мэри Эллен. - Извините. Я решила, что вам следует это знать.
Когда Мэри Эллен потянулась, чтобы чмокнуть меня в щеку, по ее лицу текли слезы. Затем она вбежала по вычищенным до блеска ступеням крыльца и скрылась за дверью общежития.
Еще одна тревожная загадка, требующая решения.
Глава 22
Казанова наблюдал за доктором Алексом Кроссом. Проворный острый ум его напрягся, перерабатывая информацию словно суперсовременный компьютер, - возможно, самый быстродействующий компьютер во всем Университетском треугольнике.
- Вы только посмотрите на Кросса, - бормотал он. - Заявился к старой подружке Наоми! Здесь вам ничего не светит, доктор! Даже не тепло. Скорее холодно, вы отдаляетесь от разгадки.
Он следовал за Алексом на безопасном расстоянии, пока тот шел по территории университетского городка Дьюка. Он много читал о Кроссе. Ему было известно все об этом психологе и детективе, который заработал себе имя, выследив похитителя-убийцу в Вашингтоне. Так называемое преступление века, о котором взахлеб кричала и брызгала слюной пресса.
"Так у кого все козыри в этой игре? - хотелось ему крикнуть вслед доктору Кроссу. - Я знаю, кто ты. А ты обо мне ни черта не знаешь. И не узнаешь никогда".
Кросс остановился. Достал из заднего кармана брюк блокнот и сделал какие-то записи.
"В чем дело, доктор? Ценная мысль осенила? Сильно сомневаюсь, честно говоря. И ФБР, и местная полиция вот уже несколько месяцев пытаются меня выследить. Вероятно, они тоже делают пометки в своих блокнотах, но никто так и не приблизился к разгадке…"
Казанова смотрел вслед удаляющемуся Алексу Кроссу, пока тот не пропал из вида. Мысль о том, что Кросс действительно выследит и поймает его, совершенно невероятна. Этому не бывать никогда.
Он рассмеялся, но тут же осекся, так как воскресным днем в университетском городке Дьюка было полно народа.
"Ключа к разгадке нет ни у кого, доктор Кросс. Уловили?.. В этом весь секрет!"
Глава 23
Я снова стал уличным сыскарем.
Почти все утро понедельника я провел в разговорах с людьми, знавшими Кейт Мактирнан. Последняя жертва Казановы училась на первом курсе медицинского факультета. Ее похитили из собственной квартиры на окраине Чепел-Хилла.
Мне хотелось составить психологический портрет Казановы, но информации явно недоставало. Интересное положение. ФБР не помогает. Ник Раскин упорно мне не звонит.
Профессор медфака Северной Каролины сказал мне, что за последние двадцать лет не встречал такой добросовестной студентки, как Кейт Мактирнан. Другой преподаватель добавил, что прилежание и способности были у нее действительно на высоте, но "самое удивительное в Кейт - характер".
По этому поводу все были единодушны. Даже конкуренты-коллеги в клинике признавали, что Кейт Мактирнан - нечто из ряда вон выходящее.
- Я никогда не встречала женщину, которая была бы так чужда самолюбованию, - поделилась со мной одна из ее сокурсниц.
- Кейт совершенно одержимая, но понимает это и посмеивается над собой, - сказала другая.
- Она просто чудо. Все в больнице потрясены кошмарной новостью.
- Это светлая голова и сокрушительное упорство.
Я позвонил Питеру Макграту, профессору истории, и он хоть и без особого желания, но все же согласился со мной поговорить. Кейт Мактирнан встречалась с ним на протяжении четырех месяцев, но их связь внезапно прервалась. Профессор Макграт оказался высоким, спортивным и слегка надменным.
- Можно сказать, что я облажался с треском, не удержав ее, - признался мне Макграт. - Да так оно и было. Но я просто не мог тягаться с Кейт. Подобной силы воли я не встречал ни у мужчин, ни у женщин. Боже, поверить невозможно, что такое приключилось с Кейт.
Он был бледен и, очевидно, потрясен ее исчезновением. Во всяком случае, так казалось.
В конце концов, я решил перекусить в шумном баре университетского городка Чепел-Хилл. Кругом слонялись орды студентов, толпились вокруг бильярдного стола, а я сидел один со своим пивом, неаппетитным жестким чизбургером и неотступными мыслями о Казанове. Долгий день доконал меня. Мне недоставало Сэмпсона, детей, своего дома в Вашингтоне. Я тосковал по спокойной жизни без всяких монстров. Но Липучка все еще числилась в списке пропавших вместе с другими молодыми обитательницами юго-востока Штатов.
Я мысленно вернулся к Кейт Мактирнан и всему, что услышал о ней сегодня. Именно таким образом обычно приходят к раскрытию преступления. По крайней мере, таков мой метод. Собирается информация. Накапливается в голове. В конце концов нащупываются связи между разрозненными фактами.
Казанова выбирает не просто физически привлекательных женщин, неожиданно осенило меня в баре. Он выискивает самых неординарных из их числа. Подбирает недотрог… женщин, желанных всеми, но не доступных никому.
Он их где-то собирает вместе.
"Почему только самых необычных?" - задался я вопросом.
Напрашивался лишь один ответ: "Потому что он сам причисляет себя к таковым".
Глава 24
Я чуть было не вернулся, чтобы еще раз поговорить с Мэри Эллен Клаук, но передумал и пошел обратно в гостиницу "Вашингтон-Дьюк". Там меня ожидало несколько сообщений.
Первое поступило от приятеля из Вашингтонского управления полиции. Он обрабатывал на компьютере информацию, которая была мне необходима для воссоздания психологического портрета Казановы. Я прихватил с собой "лэптоп" и надеялся им воспользоваться в ближайшее время.
Журналист по имени Майк Харт звонил четыре раза. Я припомнил его имя и знал, какую газету он представляет - бульварный листок из Флориды под названием "Нэшнл стар". За репортером укрепилось прозвище Бессердечный Харт. Бессердечному я перезванивать не стал. Однажды обо мне уже упоминалось на первой полосе "Стар", и этого одного раза хватит на всю оставшуюся жизнь.
Детектив Ник Раскин наконец-то соблаговолил отозваться на один из моих настойчивых звонков. Оставил короткую записку: "У нас ничего нового. Если что, дам знать". Верилось в это с трудом. Я не доверял ни детективу Раскину, ни его шестерке Дэйви Сайксу.
Сидя в уютном кресле своего номера, я забылся в беспокойном сне, одолеваемый отчетливыми и жуткими видениями. Монстр, как будто сбежавший с картины Эдварда Мунка, преследовал Наоми. Я был бессилен ей помочь, мне оставалось лишь в ужасе наблюдать за кошмарной сценой. Не нужно быть опытным психотерапевтом, чтобы растолковать подобный сон.
Проснулся я от ощущения, что кто-то чужой присутствует в моем номере.
Я осторожно положил руку на рукоятку револьвера и застыл без движения. Сердце бешено колотилось. Каким образом кому-то удалось пробраться в мой номер?
Я медленно сполз с кресла на корточки с револьвером наготове. До боли в глазах стал вглядываться в полумрак.
Шторы из набивного ситца были прикрыты наполовину, поэтому света, проникавшего с улицы, мне хватало, чтобы различить силуэты. Тени от листвы деревьев плясали по стене комнаты. Больше ничего не двигалось.
Я осмотрел ванную комнату - сначала просунул туда руку с револьвером, а потом уже вошел сам. Затем - стенные шкафы. Глупо, наверное, со стороны - рыскать по темному номеру с револьвером, но я отчетливо слышал посторонний шум!
Наконец я обнаружил под дверью листок бумаги, но все же выждал несколько секунд, прежде чем зажечь свет. Так вернее.
С пола на меня смотрела черно-белая картинка. Мгновенно в мозгу возникли разные ассоциации и догадки. Это была колониальная британская открытка производства начала столетия. В те времена в Европе любили собирать подобные открытки, нечто вроде современного мягкого порно. В начале века мужчины, коллекционировавшие такие картинки, таким образом распаляли себя.
Я наклонился, чтобы получше рассмотреть старинную фотографию.
На ней была изображена в вызывающей акробатической позе одалиска с турецкой сигаретой во рту. Девушка была темнокожей, юной и прекрасной: лет семнадцати, не более. Она была обнажена до пояса, и большие груди торчали сосками вперед.
Я перевернул открытку при помощи карандаша.
Рядом с тем местом, где предполагалось наклеить марку, мелким шрифтом было напечатано: "Одалисок, отличавшихся необычайной красотой и умом, долго и тщательно обучали искусству быть наложницей. Они умели прекрасно танцевать, играть на музыкальных инструментах и писать изысканные лирические стихи. Они были истинным украшением гарема, возможно, самым дорогим сокровищем султана".
Под этими строками стояла подпись - закорючка пером, а рядом напечатано полное имя:
"Джованни Джакомо Казанова де Зайнгальт". Он знал, что я в Дареме. Знал, кто я. Казанова оставил визитную карточку.
Глава 25
"Я жива".
Кейт Мактирнан медленно, с трудом раскрыла глаза в полутемной комнате… непонятно где.
Сначала ей показалось, что она в какой-то гостинице, только никак не может вспомнить, в какой и как здесь очутилась. Загадочный отель из еще более загадочного эстетского фильма. Хотя какая разница. По крайней мере, не умерла.
Внезапно она вспомнила, как ей выстрелили в упор в грудь. Вспомнила незнакомца. Высокий… длинноволосый… мягкая культурная речь… зверь высшего разряда.
Она попыталась подняться, но вовремя передумала.
- Есть здесь кто-нибудь? - громко спросила она. В глотке пересохло, и голос резким неприятным скрежетом отдавался в голове. Язык словно оброс щетиной.
"Я в аду. В одном из кругов Дантова ада, в каком-нибудь из начальных", - подумала она, и ее затрясло, как в ознобе.
Действительность оказалась столь ужасной и неожиданной, что ей никак не удавалось к ней приспособиться. Суставы не гнулись и ныли; боль пронизала ее целиком. Вряд ли ей удалось бы сейчас выжать даже сто фунтов. Голова казалась распухшей, раздувшейся как перезрелый плод, и болела нестерпимо, но она ясно помнила того, кто на нее напал. Высокий, наверное шесть футов и два дюйма, моложавый, физически очень сильный и тренированный. Возникающие в памяти картинки были слегка расплывчатыми, но за их истинность она могла поручиться.
Она вспомнила и другие подробности кошмарного нападения в ее квартире. Он использовал электрошоковый пистолет или что-то в этом роде, чтобы парализовать ее. Кроме того, применял хлороформ, или, возможно, это был галотан, отчего теперь так невыносимо болит голова.
Подсветка в комнате была оставлена намеренно. Она обратила внимание, что свет исходит от современного вида светильников, встроенных в потолок. Потолок был низким, наверное, футов семь, если не меньше.
Комната выглядела так, будто помещение только недавно выстроили или отремонтировали. Обставлена со вкусом, она бы сама так обставила свою квартиру, будь у нее на это время и деньги. Кровать со спинками из настоящей желтой меди. Старинный белый комод с зеркалом и медными ручками. Туалетный столик со щеткой для волос, гребнем и зеркалом - все в серебряной оправе. К стойкам кровати привязаны разноцветные шарфики, совсем как у нее дома. Это показалось ей странным. Очень странным.
Окон в комнате не было. Единственный выход прикрывала массивная деревянная дверь.
- Неплохая обстановка, - тихо произнесла Кейт. - Начальная стадия психоза. Нет, здесь скорее психоз застарелый.
Дверца небольшого платяного шкафа была приоткрыта, и она могла заглянуть внутрь. От увиденного ей стало плохо.
Он принес ее одежду в это ужасное место, в эту странную тюремную камеру. Вся одежда была здесь.
Собрав остаток сил, Кейт заставила себя сесть на кровати. От усилия сердцебиение резко участилось, и это ее напугало. К рукам и ногам как будто привязали гири.
Кейт, не веря собственным глазам, тщетно пыталась сконцентрироваться, сфокусировать взгляд на содержимом шкафа.
Нет, на самом деле это не ее платья, поняла она. Он ходил по магазинам и покупал одежду в точности, как у нее! В соответствии с ее стилем и вкусом. Вся одежда в шкафу была абсолютно новая, неношеная. Она заметила, что с некоторых блузок и юбок свисают магазинные ярлыки: "Лимитед", "Гэп" в Чепел-Хилле. Те самые магазины, в которых она покупала сама.
Она перевела взгляд на полку белого старинного комода в другом углу комнаты. Ее духи, в полном составе. "Наваждение", "Сафари", "Опиум".
Неужели он накупил все это специально для нее?
На прикроватной тумбочке лежал том "Прелестных лошадок", такая же книга, какую она купила на Фрэнклин-стрит в Чепел-Хилле.
Он обо мне все знает!
Глава 26
Доктор Кейт Мактирнан заснула. Проснулась. Поспала еще немного. Самой смешно. Настоящая лежебока. Ей никогда не удавалось всласть выспаться. Во всяком случае, с тех пор, как поступила на медицинский факультет.
Голова прояснилась, она чувствовала себя значительно бодрее и во всем отдавала отчет, если не считать того, что не ориентировалась во времени. Не знала, что сейчас - утро, день или вечер. Не имела представления и о том, какое сегодня число.
Мужчина или кем он там был, этот ублюдок, заходил в ее странную убогую клеть в то время, когда она спала. От этой мысли ее тошнило. На тумбочке у кровати, на самом видном для нее месте, лежала записка.
Она была написана от руки и начиналась словами: "Дорогая доктор Кейт". Когда она прочла собственное имя, у нее задрожали руки.
"Я хотел, чтобы вы прочли эту записку, дабы лучше понять меня и усвоить правила поведения в этом доме. Это, возможно, самое серьезное из всех посланий, которые вам суждено получить в жизни, поэтому читайте внимательно. И, пожалуйста, отнеситесь к содержанию со всей серьезностью.
Нет, я не сумасшедший и не какой-нибудь неуравновешенный сумасброд. Скорее наоборот. Такая умница, как вы, в состоянии понять, что я сравнительно здоров психически и прекрасно знаю, чего хочу. Хотя многие люди этого не знают.
А вы, Кейт? Поговорим об этом позже. Эта тема заслуживает оживленного обсуждения, которое может оказаться интересным. Вы точно знаете, чего хотите? Вы это получаете? Почему же нет? Ради блага общества? Чьего общества? Чьей жизнью мы живем, в конце концов?
Я не собираюсь обольщаться мыслью, будто вам приятно здесь очутиться, поэтому никаких фальшивых "добро пожаловать". Никаких корзин с фруктами и шампанским. Как вы скоро заметите, а может быть, уже заметили, я пытался сделать ваше пребывание здесь комфортным, насколько это возможно. Что подводит меня к очень важному, пожалуй, самому важному моменту в отношениях, которые я впервые пытаюсь наладить между нами.
Ваше пребывание здесь временное. Вы уйдете отсюда, если - очень существенное если - прислушаетесь ко мне… так что будьте внимательны, Кейт.
Приготовилась слушать? Повнимательнее, Кейт, прошу тебя. Прогони прочь справедливое чувство гнева и выкинь из головы всякую чушь. Я не сумасшедший и не неврастеник.
И это самое главное: я отдаю себе отчет во всех поступках! Понимаешь, в чем дело? Конечно, понимаешь. Я знаю, какая ты умная. Будущее научное светило и все такое.
Важно, чтобы ты поняла, насколько много для меня значишь. Вот почему ты здесь в абсолютной безопасности. И поэтому ты, в конце концов, отсюда уйдешь.
Я выбрал тебя из тысяч и тысяч женщин, имеющихся, так сказать, в моем распоряжении. Я знаю, что ты сейчас говоришь: "Повезло же мне". Прекрасно знаю, какой насмешливой и циничной ты можешь быть иногда. Мне даже известно, что в трудные минуты сарказм частенько спасал тебя. Я начинаю понимать тебя лучше, чем кто-либо на этом свете. Знаю почти так же хорошо, как ты сама себя знаешь, Кейт.
А теперь о неприятном. И запомни, Кейт, то, о чем пойдет речь, ничуть не менее важно, чем все хорошее, о чем я говорил раньше.
Вот правила поведения в моем доме, которые следует соблюдать беспрекословно.
1. Самое основное правило: никогда не пытайся сбежать, иначе будешь неминуемо казнена в течение нескольких часов, как бы ни было больно от этого нам обоим. Поверь мне, такой случай уже был. Попытка к бегству исключает смягчение или отмену приговора.
2. Специальное правило для тебя, Кейт: никогда не пытайся испробовать на мне известные тебе приемы каратэ. (Я чуть было не прихватил сюда твое белоснежное кимоно, но зачем зря подвергать тебя искушению.)
3. Никогда не зови на помощь: я все равно узнаю, если это случится, и тогда тебя ждет наказание в виде невосполнимых увечий лица и полового органа.
Ты хочешь знать больше - тебе хочется знать все и сразу. Но так не бывает. Не пытайся выяснить, где именно ты находишься. Все равно не догадаешься, только лишняя головная боль.
На сегодня все. Я дал тебе более чем достаточно пищи для размышлений. Ты здесь в полной безопасности. Я люблю тебя сильнее, чем ты можешь себе представить. Жду не дождусь, когда мы наконец сможем поговорить, поговорить по-настоящему.
Казанова".
"Да ты рехнулся окончательно и бесповоротно!" - возмутилась про себя Кейт, меряя шагами свою комнату - шесть шагов в длину, пять в ширину. Ее склеп. Ее ад на земле.
Тело как будто плавало в густой вязкой жидкости. Не заработала ли она мозговую травму при нападении?
Ею владела лишь одна мысль: как убежать? Она принялась всесторонне анализировать ситуацию. Переворачивала стандартные логические схемы с ног на голову и разбирала их по косточкам.
В комнате единственная массивная деревянная дверь, закрытая на два замка.
Другого пути наружу, кроме как через эту дверь, нет.
Нет! Это стандартная логика. Должен быть другой путь.