Каждое утро вы ездите по линии метро номер семь из Маджесты в центр города и встречаетесь в вагоне с иммигрантами из стран третьего мира. Как-то раз ведущий ночного телевизионного ток-шоу шутливо назвал линию номер семь Экспрессом Объединенных Наций. Но ездившие этим поездом иммигранты так и не поняли, что он имел в виду. В другой раз по радио выступил мэр и заявил, что резкие изменения в составе городского населения дают прекрасную возможность наблюдать результаты взаимного влияния различных этнических культур, соотношение представителей которых так же быстротечно, как картинка в калейдоскопе. Никто из слушателей не понял, что он, черт бы его побрал, хотел этим сказать.
И Браун тоже не разобрался, о чем толковал мэр.
Браун знал только, что в прежние времена люди приезжали из-за границы в Америку с твердым намерением укорениться там. Они зарабатывали себе на жизнь, обзаводились семьями, изучали язык, на котором говорили местные жители - короче, становились полноправными гражданами, вносили свой посильный вклад в развитие города и нации.
Современные же иммигранты, заявившиеся в США из Латинской Америки и островов Карибского моря, предпочитают оставаться гражданами стран, где они родились, курсируют, словно дипломаты, из страны в страну, создают микросемьи в США и содержат макросемьи у себя на родине. Другими словами, подавляющее большинство обосновавшихся в городе иммигрантских землячеств не заинтересованы в том, чтобы влиться в американское общество. Попробуйте застрелить торговца наркотиками, промышляющего в районе, заселенном преимущественно выходцами из Санто-Доминго, и тотчас же весь район в знак протеста запестрит красно-бело-синими флагами Доминиканской Республики, и нигде не будет звездно-полосатого флага США. Неудивительно, что так много стен в городе загажены стеномараками. Раз это не наш город, значит, можно гадить, где попало.
У гаитянина оказалась зеленая карточка, по ней и установили его личность. Жан-Пьер Шандрон. Браун поинтересовался, не фальшивка ли это. Потому что документ такого типа можно купить за 25 баксов, а то и дешевле. Пакетик с героином стоит максимум пять баксов, а доза кристаллического кокаина - 75 центов! Это называется шестибитовый кайф. Никто не продаст вам леденцовую палочку за шесть битов, но этих денег будет вполне достаточно, чтобы начать умерщвление мозга, когда вам это заблагорассудится. Вы бросаете двадцатипятицентовики, а то и даже пяти- и десятицентовики, и вам в щель под запертой дверью просовывают трубочку с кокаином. Не принимаются только одноцентовики, потому что такая мелочь делает выручку слишком громоздкой и тяжелой. Только поэтому.
Крупные воротилы завоевывают новые рынки, продавая поначалу свои товары по смехотворно низким ценам. Так и мелкие торговцы наркотиками соблазняют дешевкой начинающих наркоманов. Заходи, приятель! Ты можешь взлететь на луну за свои паршивые шесть битов. Хочешь? Ну так попробуй. Купи и взлетишь. А, может быть, ты желаешь героин?
Мы можем предложить тебе чистейший порошок, белый, как фата невесты. Ты можешь вдыхать его с зеркала, как кокаин, - такой он чистый. И не нужно садиться на иглу, приятель.
И никакая зараза тебе не страшна. Платишь пятицентовик и вдыхай себе на здоровье эту дрянь. Неужели откажешься?
Миновали дни, когда вам было достаточно 10-центового пакетика, а теперь пожалуйте на тусовку наркоманов!
- Ты чего разорялся в той лавке, а? - спросил Браун гаитянина.
В этот момент зазвонил телефон.
- Восемьдесят седьмой участок. Кар...
- Пожалуйста, не кладите трубку, - прозвучал голос Глухого. - Я хочу вам помочь.
- Да что вы говорите!
- Я хочу предотвратить страшную катастрофу.
На дисплее АОН появился тот же номер телефона, что и в прошлый раз. "Неужели он, действительно, звонит из парка?", подивился Карелла. Нет, Глухой не настолько глуп, чтобы торчать на одном и том же месте. Выходит, лейтенант прав. Нужно игнорировать этого сукина сына и...
- Благодаря мне вы легко с этим справитесь, - продолжал Глухой.
- Спасибо, - сказал Карелла.
- Не вздумайте хитрить со мной.
- Я вас слушаю.
- Роман называется "Страж и ярость". Научная фантастика. Вам нравится научная фантастика?
- Иногда мне кажется, что вы сами явились из научной фантастики, - ответил Карелла.
- Я не поклонник этого жанра, - продолжал Глухой, - но мне кажется, что его наивность и непритязательность должны импонировать вам. Его автор - боливиец Артуро Ривера. Вам непременно нужно будет прочитать первую главу этой книги. Думаю, она вас заинтересует.
- Почему я должен...
Глухой, не дав закончить, повесил трубку.
- Кто-нибудь говорит здесь по-французски? - спросил Браун, обращаясь к четырем стенам.
- Va te faire foutre, - произнес гаитянин.
В этот момент через проход в барьере в помещение вошли Мейер и Хейз.
- Вы говорите по-французски? - спросил их Браун.
- Oui, - ответил Хейз.
- Поговори с этим парнем. Ладно?
- Я уже исчерпал свой словарный запас, - разочаровал его Хейз.
- А ты?
- По-французски говорит моя жена, - сообщил Мейер.
- Никто не желает мне помочь.
Мейер подошел к телефону, набрал номер Отдела розыска без вести пропавших и попросил пригласить к аппарату Гастингса, детектива, с которым он разговаривал утром. За его спиной Карелла расспрашивал гаитянина по-итальянски, Хейз - по-испански, а Браун упрашивал сержанта отряда патрульных поискать среди его подчиненных человека, говорящего по-французски.
- Гастингс, - услышал наконец Мейер голос из трубки.
- Это Мейер из 87-го участка. Я вам уже звонил сегодня утром. Около восьми. Помните? Спрашивал, есть ли у вас какие-нибудь данные на Джона Доу, называющего себя Чарли. Это парень...
- В такую рань я собственное имя едва помню, - сообщил Гастингс.
- Старик примерно 75 лет от роду, помните, мы говорили о нем?
- А, так что нам о нем известно? К нам пока не поступило никаких сведений о людях но имени Чарли.
- Вы тогда еще как-то выразились насчет эпидемии.
Помните?
- Ничего не помню.
- Что вы хотели этим сказать? Насчет эпидемии?
- Понятия не имею.
- Почему вы употребили слово "эпидемия"?
- Наверное, потому, что это уже стало эпидемическим явлением. Иногда мне кажется, что все жители нашего проклятого города постепенно исчезнут с лица земли.
- Когда я вам сказал, что этому парню Чарли приблизительно 75 лет, вы взорвались: "Что за чертова эпидемия!"
Вспоминаете?
- Смутно.
- Почему вы так сказали? У вас есть другой 75-летний Джон Доу?
- Да, да, вспомнил наконец.
- Другого Джона Доу?
- Некую Джейн Доу.
- А это кто такая?
- Патрульные из 86-го нашли эту старушку в зале ожидания железнодорожной станции "Уитком-Авеню" и отвезли ее в Неотложку. Врач из этой больницы спрашивал у меня, есть ли у нас какие-нибудь сведения о ней.
- Когда это было?
- Кажется, рано утром в четверг. Все начинают утро с телефонных звонков. С чего бы это? Я только начал пить кофе, а тут телефон зазвонил как бешеный.
- Значит, в четверг на помойку выбросили старушку, а сегодня - беднягу Чарли. Так вот что вы имели в виду, говоря об эпидемии?
- Вышвыривание стариков на помойку. Да. А без вести пропавшие - это наша постоянная эпидемия. Ей конца-края не будет.
- Не помните, с кем вы разговаривали в Неотложке?
- Вы мне голову прогрызли. Хватит об этом, - отрезал Гастингс.
* * *
Этим утром в одиннадцать пятнадцать в приемном покое Старой Неотложки было только три пациента. Беременная женщина, которую столкнул с лестницы ее любовник, и двое наркоманов, потребителей героина, отравившихся плохо очищенным зельем, которое привезли из Азии и Колумбии. В наше время ни один уличный торговец не продаст вам хорошо очищенный наркотик. Пока зелье дойдет до наркомана, не один посредник нагреет на нем руки. Эти двое старых приятелей по игле, страдавшие теперь в приемном покое, ввели себе в вены несравненно более сильный наркотик, чем те препараты, которые потребляют двести тысяч городских любителей героина. Когда они наконец сообразили вызвать скорую помощь, один из них уже посинел. Старший дежурный врач оставил их на попечение опытных врачей-индийцев и вместе с Мейером поднялся по лестнице на второй этаж.
Там в палате лежала старушка, которую два дня назад привезли в Неотложку. Старший дежурный врач намеревался отправиться в Мэн завтра днем в четыре часа. Задолго до того, как в больницу хлынет многократно увеличивающийся в конце рабочей недели поток искромсанных и кровоточащих тел пострадавших. А тут еще подвернулся детектив, который ни с того ни с сего заинтересовался старушенцией и, возможно, поможет установить ее личность. Черт бы ее побрал.
- Она все время вспоминает какую-то Полли, - сказал старший дежурный врач. - Но, по ее словам, дочерей у нее нет. Отсюда мы сделали вывод, что Полли - наверное, сиделка. Со старухиной одежды спороты все метки. По ним можно было бы найти частную лечебницу или богадельню, где она жила. Вы меня понимаете?
- Да, - ответил Мейер.
Но если она была в частной лечебнице, почему тамошняя администрация не заявила об этом в полицию?
- У нее ко всему еще и диабет. Тот, кто подкинул ее нам, возможно, не знал об этом. А, может быть, ему было на это наплевать.
- Откуда вы это взяли?
- Ее не снабдили никакими лекарствами. Карманы абсолютно пустые. Даже сумочки у нее не было.
- Во что она была одета? - поинтересовался Мейер.
- Ночная сорочка, комнатные тапочки, трусики, полотенце и платье.
- И с тапочек спороты метки?
- Да.
- Иногда они забывают это сделать.
- На этот раз не забыли. Мы пришли.
Дежурный врач вошел в палату так, как это обычно делают врачи. Без стука, даже не спросил "разрешите войти?".
Больной в это время мог сидеть на унитазе или ковырять в носу - без разницы. Стыдливость и свои привычки он должен оставить за порогом больницы.
Женщина, не помнящая родства, сидела на стуле возле кровати и смотрела по телевизору какую-то дребедень. Сериал для пенсионеров - так это, кажется, называется. Все в нашей стране имеет деликатное название. А Мейер все никак не мог придумать деликатный синоним слову "лысый". Эта старушка не была лысой. У нее на голове росла масса волос.
Совершенно седых. Поглощенная теледейством, она даже не обернулась.
- Прошу прощения, - произнес врач. Но вовсе не для того, чтобы извиниться за неожиданное вторжение. Он просто хотел привлечь к себе ее внимание. Его слова не произвели желаемого эффекта. Тогда он взял блок дистанционного управления и выключил изображение. Старуха повернулась и сердито посмотрела на него. Видно, хотела протестовать, но передумала, и с тяжелым вздохом снова уселась на стуле.
В ее глазах Мейер увидел безнадежную покорность старого человека, привыкшего к бесцеремонности и помыканию.
- С вами хочет поговорить полицейский, - без всяких вступлений обратился к ней врач. - Детектив Мейер. Из 87-го участка.
- Как поживаете, мэм? - спросил Мейер.
Старуха кивнула головой.
- Я хотел бы с вашего позволения задать вам несколько вопросов, - продолжал детектив.
- Валяйте, - ответила она и неприязненно посмотрела на Мейера.
- Кто такая Полли?
Он задал этот вопрос напрямик. Когда людей захватывают врасплох, у них неожиданно проясняется память.
- Она заботилась обо мне, - ответила старуха.
- Где?
- Дома.
Но что она имеет в виду под словом "дом"? Свое жилище? Частную лечебницу? Богадельню?
- А где он? - спросил Мейер. - Ваш дом.
- Не знаю.
- Кто привез вас сюда, мэм?
- Полицейские.
- Где они вас нашли?
- Не знаю.
Он смущенно посмотрел на старуху. На вид ей 80 - 85 лет. Слишком много неожиданного произошло с ней, и она была в замешательстве. Вместо того чтобы сидеть и смотреть доступную ее пониманию телевизионную передачу, она вынуждена выслушивать вопросы какого-то полицейского.
Вопросы, на которые она не знала ответов.
- Вы помните железнодорожную станцию?
- Нет.
- Вы помните, кто привез вас на железнодорожную станцию?
- Нет. Я помню только, что тогда сверкали молнии.
- Если я опишу вам внешность мужчины, это поможет вам что-нибудь вспомнить?
- Может быть. Но это так трудно. Вспоминать.
- Ему 40 - 45 лет, - начал Мейер, повторяя то, что услышал утром от Чарли. - Ростом около 180 см. Темноволосый, кареглазый.
- Бадди, - произнесла старуха.
- Она уже называла это имя, - вмешался в разговор врач. - Бадди. Мы думаем, что это ее внук.
- Бадди. А дальше как, мэм? - допытывался Мейер. - Можете ли вы сказать мне его фамилию?
- Я не помню ее.
- От был одет в синие джинсы, коричневую куртку?..
- Не помню, как он был одет.
- Желтая рубашка?..
- Я же сказала вам, что не помню, - отрезала старуха.
Было видно, что она сердится на самое себя. Сердится из-за того, что не может вспомнить то, о чем ее спрашивали.
- Мэм, железнодорожная станция находится близко к вашему дому?
- Я ехала на машине, - вспомнила старуха.
- Ив этой машине с вами ехал еще кто-то?
- Да. И сверкали молнии.
- Вы ехали из дома?
- Да.
- Где он находится, мэм?
- Не помню, - ответила старуха.
К ее глазам подступали слезы. Вот-вот заплачет от расстройства и отчаяния. Мейер не хотел, чтобы она плакала.
- Благодарю вас, мэм, - сказал он. - Прошу прощения за беспокойство.
Он взял блок дистанционного управления и включил телевизор. В коридоре попросил врача показать ему старухины вещи. Они спустились по лестнице на первый этаж и вошли в помещение, которое, как показалось Мейеру, выполняло те же функции, что и Отдел учета имущества в полицейском управлении. Врач попросил кладовщицу показать мистеру Мейеру вещи, которые были на больной из 305-й палаты в тот день, когда полицейские привезли ее в больницу. Потом он извинился перед детективом и вернулся в приемный покой.
Иногда в частных лечебницах и богадельнях ставят метки на одежду пациентов, чтобы не перепутать вещи, получаемые из прачечной. Мейер не нашел меток лечебницы или прачечной ни на старухином платье, ни на ее ночной сорочке.
Их не было ни на тапочках, ни на полотенце. На всех вещах были явственно видны следы от споротых меток. И на внутренних поверхностях подошв тапочек остались правильные четырехугольные пятна на тех местах, где прежде были приклеены метки.
Ничто так и не пролило свет на личность старой дамы.