У кромки берега овчарка шумно обнюхала траву. Труп все еще лежал в ручье, и она не могла до него добраться. Потом уткнулась носом в землю и завертелась, засопела, как пылесос.
И вдруг она глухо зарычала. Шерсть на загривке встала дыбом, собака попятилась и так резко прижалась к сапогам сержанта, что едва не сбила его с ног.
- Джина! - прикрикнул проводник. - Ты что?.. След!
Но овчарка закинула морду к безоблачному утреннему небу и жалобно, протяжно завыла, не отходя от хозяина.
Она выла так, что меня мороз по коже продрал.
И вот тогда я понял, что это странное убийство - не последнее.
Будут и другие.
Глава 4. ТЕРЕХИН
Минут через тридцать после приезда кинолога с собакой, которая так и не взяла след, я уехал с места убийства. Но прежде чем отправиться к себе в райотдел, решил заскочить домой и перекусить: боль в желудке не проходила. Правда, и не усиливалась. И на том спасибо.
Машину я не отпустил.
Катя была уже дома, и на кухне меня ждал горячий завтрак. Меня всегда изумляло то обстоятельство, что, как правило, жена буквально с точностью до минуты предугадывает мой приход. Даже когда я не звоню и не предупреждаю. Телепатирует она, что ли?
Услышав мои шаги, Катя с улыбкой повернулась ко мне, а сама продолжала накрывать на стол. Вид у нее был невозмутимо-спокойный. Но я точно знал: она уже поняла, что у меня проблемы по службе.
Потому, едва переступив порог кухни, я ей сразу же объявил:
- Знаешь, у меня убийство. И похоже, так просто с этим делом не разберешься. Поэтому если я чего не так ляпну - не обращай внимания. И заранее прости.
Она подошла ко мне. Обняла и нежно погладила по щеке.
- Хорошо. Я не обижусь, Петя.
Я заглянул ей в глаза. Петей она меня называла в минуты близости. Обычно я для нее, впрочем как и для всех остальных, был просто Терехиным. Или товарищем майором. Или иногда - как, например, в разговоре с тем же Гуртовым - господином майором. В лучшем варианте - Петром Петровичем. А вот, гляди ж ты! Значит, действительно она все поняла. Впрочем, я и не сомневался.
Катя поставила передо мной паровые котлеты с пюре, яйца всмятку и салат. Помидоры и огурцы в салате были с нашего огорода.
- Желудок болит? - полуутвердительно проговорила она.
Я молча кивнул и принялся за котлеты, время от времени поглядывая на хлопотавшую у плиты жену.
Мы с ней женаты уже почти два десятка лет. Катя - коренная москвичка. Но настырный лейтенант Терехин, родом из Смоленска, когда-то чуть ли не с защиты диплома уволок ее в ЗАГС. И больше не отпустил. Сейчас она преподает английский язык в алпатовском техникуме, вбивает иноземную премудрость в головы местных балбесов. Екатерина моложе меня на семь лет - недавно ей стукнуло сорок два. Она у меня статная, высокая, со спокойным русским лицом и широко расставленными светлыми глазами. И выглядит по меньшей мере лет на десять моложе своего возраста. А еще с девичьих времен она носит роскошную, почти до пояса, толстенную косу. Она часто укладывает ее в корону. Это выглядит немного старомодно, но мне нравится. Видимо потому, что я и сам, наверное, человек не особенно современный, иногда не вписывающийся в это новое, сумасшедшее время.
Детей у нас нет из-за тяжелой операции, которую Катя перенесла еще в молодости. Но я давно уже, хотя и с трудом, свыкся с тем, что у нас в доме не слышно детского ора. И всю свою нерастраченную отцовскую любовь я постепенно перенес на Катю. Хотя не часто проявляю ее - такой уж у меня нелегкий характер.
На самом же деле никому и в голову не придет, что суровый милицейский майор по прозвищу Волкодав до сих пор как мальчишка влюблен в свою красавицу жену.
Вот такие дела.
Я сосредоточенно жевал котлету. Катя налила мне в чашку молока и, помедлив, осторожно спросила:
- Кого убили?
- Пахомова. Бывшего егеря из охотхозяйства.
Катя отрицательно покачала головой:
- Не знала его. А на чьем участке убийство произошло?
- У Михайлишина. В академпоселке.
- А-а… Этот… Тот еще парень. Себе на уме, - вдруг заявила жена.
- А ты откуда знаешь? - удивился я.
Катя усмехнулась, глядя мне прямо в глаза:
- Видела его пару раз в твоей богоугодной конторе. Он такое впечатление производит… Как бы тебе поопределенней сказать… Ну, словно у него всегда стоит.
- Екатерина! - Я чуть не подавился котлетой. - Где это ты, голубушка, набралась таких выражений? У своих бандитов в техникуме?
- Именно стоит, - нисколько не смутилась моя жена. - И не изображай из себя майамскую полицию нравов, Терехин. Я ж не матерюсь, правда?
На это мне действительно нечего было возразить. Катя тем временем невозмутимо продолжала:
- Ты присмотрись к нему повнимательней: вроде как по всем статьям настоящий мужик. Симпатичный, морда невероятно мужественная. Ну, просто не участковый, а техасский рейнджер какой-то. А ведет себя с точностью до наоборот. Особенно с женщинами.
- Много ты у нас в конторе женщин видела, - буркнул я.
- Видела, не видела - не важно, - отмахнулась Катя. - Я о другом. Твой Михайлишин - просто сплошная обходительность и воспитанность. Я бы сказала даже - аристократизм. Откуда это у него, у провинциального милиционера?
- Я, к твоему сведению, тоже провинциальный мент, - заметил я с легкой обидой.
- Ты - другое дело. Ты - сыщик, - вне всякой логики возразила Катя. - Кстати, Петя, а почему это он до сих пор не женился? С такой-то внешностью? Сколько ему лет?
- Двадцать девять, - припомнил я сведения из личного дела Михайлишина.
- Вот-вот. Для мужика самый возраст жениться. А он не женится. Он откуда родом?
- Из Краснодарского края.
- Не местный, значит. А давно переехал сюда?
- Еще до нас.
- Понятно. Ну, в общем, есть в твоем Михайлишине нечто эдакое, скрытое, - закончила свой анализ Катя.
- Ну и ну, - только и смог я прокомментировать сказанное женой. - Тебя, Екатерина, послушать, так мой Михайлишин - просто какой-то шпион.
- Ага. Джеймс Бонд.
- При чем здесь Джеймс Бонд? Михайлишин, между прочим, Афганистан прошел.
- Ну и что? Один он прошел, что ли?
- Может, он тебе просто не нравится?
- Может быть, - легко согласилась Катя. - Я действительно не люблю красавчиков.
- Да с чего ты взяла, что он красавчик? - возразил я.
- И еще мне кажется, что он скрытый бабник, - продолжила Катя, явно меня не слыша.
Тут я окончательно обалдел.
- Михайлишин?! Да Бог с тобой, Екатерина, - сказал я. - Ты что - свечку держала?
- Вот-вот! - весело засмеялась она. - А сам еще удивляется - откуда это я таких выражений набралась. От кого, как не от тебя, Терехин? Ну, ладно, ладно. Давай, ешь, Петя. А то все остынет.
Я снова принялся за еду.
Черт с ним, с Михайлишиным. Перед моими глазами снова возник жмурик, лежавший в ручье у Почтамтской.
Все там было как-то не так.
И убитый, и место убийства. И главное - способ. Такое ощущение, словно убийца собирался напрочь отчекрыжить Пахомову голову, да почему-то не довел дело до конца. Что-то его спугнуло? Но что?.. Четыре параллельных разреза до самого позвоночника. Произведены, как утверждает Алексеич, одновременно. И сделаны так аккуратно и профессионально, как другой и скальпелем сотворить не сможет. Может быть, медик? Хирург? Нет, не похоже. А мотивы? Где мотивы? Кому помешал бывший егерь, пенсионер, который уже давно не гоняется за удалыми браконьерами по бесконечным лесам охотхозяйства? И чем он его прикончил? Удар сбоку, по горлу, да еще сразу четырьмя опасными бритвами, зажатыми в руке? Бред. Я почувствовал, что иду не туда. Бритвы - это уж ни в какие ворота не лезет. Тогда чем? И кто он такой?
А ведь судя по силе, с которой были нанесены удары, убийца наверняка не самый слабый человек в мире. Пожалуй, без ствола с таким парнем и здоровиле-каратисту Михайлишину не совладать, хоть у него и стоит все время… А если это все же маньяк? Кто он такой? Залетный? Местный? Раньше таился? Только своего доморощенного Чикатило нам в Алпатове не хватает. Хуже нет иметь дело с маньяком. Даже американцы, уж на что в этих делах доки, да и опыта у них больше, бывает, годами бегают за такими уродами. И не всегда находят.
Вот и я начну бегать. Как Бутурлин, буду с этим маньяком заниматься джоггингом до самой пенсии. Если, конечно, дадут доработать до нее, а не выпрут до срока со службы. За профнепригодность, так сказать.
Я хмуро подвел итог своим размышлениям и чисто автоматически, уже не замечая, что ем, закончил завтрак. Выпил подостывшее молоко. Потом встал из-за стола и пошел к дверям, на ходу влезая в рукава плаща. Но вовремя остановился. Повернулся к жене.
- Спасибо, Катюша, - поцеловал я ее в щеку.
- На здоровье, - улыбнулась она. - Обедать приедешь?
- Не знаю. Я тебе позвоню.
Я вышел из дома, уселся на переднее сиденье джипа рядом с молчаливым водителем Славой и велел ехать в отдел.
Там я собрал своих ребят и - понеслось. Все, как обычно, все, что полагается делать в таких случаях: штаб по убийству, план на сегодня, телефонограммы по всем отделениям области. Потом я дал запрос в ЗИЦ - зональный информационный центр, в Москву. Затребовал информацию по центральным регионам России о аналогичных или подобных убийствах. Раздал своим молодцам задания. Они повздыхали-повздыхали и дружно разбежались. К этому времени прокуратура уже возбудила дело.
Я, естественно, заглянул и к начальству, к Виталию. Рассказал ему все как есть. И уговорил обойтись пока собственными силами. Подполковник для приличия поворчал, но с моими доводами в конце концов согласился.
Вернувшись к себе в кабинет, я до обеда зарылся в текущие дела, которых и без этого загадочного убийства было под завязку. А без четверти три за мной заехал Михайлишин.
Глава 5. МИХАЙЛИШИН
Терехин, покряхтывая, втиснулся ко мне в машину, устроился поудобнее, положил на колени тонкую кожаную папку. И вдруг спросил:
- Слушай, сынок, а ты знаешь, кто такой Джеймс Бонд?
Я ничуть не удивился такому дурацкому, на первый взгляд, вопросу: от Волкодава чего угодно можно ожидать. И в любой момент, учтите.
- Конечно, - ответил я. - Герой романов Яна Флемминга. Я читал. А недавно по телевизору фильм про Бонда показывали. Правда, старый. "Никогда не говори никогда" называется. А что, товарищ майор?
- Да так. Вспомнилось случайно, - без улыбки сказал Терехин. - Поехали.
Я по опыту прекрасно знал, что Волкодав ничего никогда случайно не вспоминает. Но не стал особо распространяться по этому поводу: он по-прежнему был, мягко говоря, не в духе.
И мы отправились к Бутурлину.
Солнце уже стояло высоко в небе, жаря, как где-нибудь на Синайском полуострове. Я там никогда не был, но жарища была и вправду чумовая.
Поселок обезлюдел.
Спасаясь от послеполуденной жары, все живое попряталось в тень, которая тоже не особо спасала от жары - столбик термометра показывал в тени тридцать два градуса и явно не собирался опускаться до самого вечера.
Мои красные "Жигули", подпрыгивая на выбоинах и ямках, пылили по улице поселка. Я сидел за рулем в одной летней форменной рубашке с короткими рукавами, а рядом сердито сопел набычившийся майор Терехин. Казалось, он заполнил собой больше половины салона. Несмотря на нестерпимо жаркий, душный летний день, Волкодав так и не расстался с пиджаком и кепкой. И это, кажется, совсем ему не мешало. Правда, плащ он скинул. В уголке рта Терехина торчала незажженная сигарета. Мы все знали, что, уступая настойчивым просьбам жены, майор Терехин курить старался как можно реже. Вот и сейчас он сидел с изжеванной сигаретой во рту и внимательно меня слушал. А я рассказывал ему о Бутурлине.
- Живет здесь постоянно, на Сиреневой улице, пятнадцать, - говорил я, вертя баранку. - Он местный, коренной алпатовец. Раньше, до выхода на пенсию, работал директором детского дома.
- Какого детского дома? - буркнул Терехин. - Того самого, где Гуртовой воспитывался?
Я не удивился тому, что Терехин располагает такой информацией о Гуртовом. И не удивлюсь, если у Волкодава целое досье на него оформлено.
- Да. Детдом был в старой усадьбе. Барской. Его лет семь назад закрыли, еще до того, как вы стали здесь работать. Перевели в другой район, - пояснил я Терехину, внимательно глядя на дорогу. - Теперь в этой усадьбе Гуртовой пансионат для миллионеров строит. Уже, считай, достроил.
- Знаю, - буркнул Терехин. - А ты сколько здесь участковым, Михайлишин?
Он точно меня за дурачка считает. Проверяет, что ли? А чего меня проверять. Я уверен: он и так все про меня знает. Потому что Волкодаву достаточно разок полистать чье-нибудь личное дело, чтобы потом каждую строчку всю жизнь помнить. Память у него не хуже, чем у персонального компьютера последнего поколения. И быстродействие такое же, по-моему.
- Шестой год, товарищ майор, - спокойно ответил я.
- Ладушки. Валяй дальше.
- Директором детского дома Бутурлин стал где-то году в семидесятом. А до этого был географом-картографом. По работе много путешествовал, часто бывал за границей. Составлял карты, исследовал всякие там труднодоступные районы. В Индии, в Африке. Потом подцепил какую-то непонятную тропическую болезнь, в очень тяжелой форме. Но сумел выкарабкаться. И жаркие страны для него сразу же закрылись. А вот жена его умерла. От той же болезни. Остался сын. И тогда он сменил профессию, пошел в директора детдома и занялся воспитанием сирот. Да, еще он воевал. Имеет награды.
- Где это ты все умудрился раскопать? Да еще так быстро? - подозрительным тоном спросил Терехин.
- Вы же знаете, товарищ майор, у меня в поселке есть кое-какие источники, - уклончиво ответил я.
Как же, стану я ему своих информаторов раскрывать. Только по письменному приказу. Или в случае крайней необходимости. А тем более того, кто мне все это поведал.
- Источники, - хмыкнул Терехин. - Скрытный ты, оказывается, Михайлишин.
- Я не скрытный, товарищ майор. Но это мои источники. Лично мои.
- Ты что, обиделся? - слегка удивился Волкодав.
- Нет.
- Правильно - за шутку не сердись, в обиду не вдавайся. На начальство обижаться нельзя, сынок. Его только можно про себя материть. Или тайком подсиживать. Но ты вроде не по этому делу, верно?
- Верно.
- А вообще - что он за человек, Бутурлин?
Я на минуту задумался. И продолжил, по-прежнему глядя не на майора, а на дорогу:
- Не очень общительный. Ведет довольно замкнутый образ жизни. Умный. Гордец. Живет один. Жена, как я говорил, умерла очень давно, после этого он так и не женился. Правда, в поселке летом живут близкие родственники - сын с женой и дочкой. То есть - внучкой Бутурлина. Внучка большую часть времени, по крайней мере последнюю неделю, проводит у деда. Они очень дружны. Сын - членкор, занимается наукой. Насколько я понял, исследованиями в области лазерных технологий. Деньги зарабатывает большие. Его жена - доктор медицинских наук, гинеколог. Тоже работает - в частной клинике в Москве. Совместное предприятие.
- А эти данные откуда? Тоже личные источники? - перебил меня Терехин.
- Тоже.
- Дальше.
- Они живут отдельно от Бутурлина. У них здесь тоже дача. Большая. Построили пять лет назад. Скорее даже загородный дом, чем дача. Сам Бутурлин, я уже говорил, тщательно следит за здоровьем: регулярно бегает по утрам, зимой ходит на лыжах.
- Еще что?
- Бутурлин - заядлый охотник. Они с Пахомовым, ну, с убитым, каждый год сезон открывали…
В это время, по случайному совпадению, мы как раз проезжали мимо конторы охотхозяйства, где до выхода на пенсию трудился покойный Пахомов. На кирпичной стене висело что-то красно-белое, выцветшее, бывшее раньше радостным лозунгом. Теперь от него осталась китайская грамота: "Товари… …раним род… природу!"
- Охотник, говоришь? - сказал Терехин, мельком взглянув на остатки лозунга.
- Да, товарищ майор.
- Оружие у него есть?
- Да. Зарегистрировано, все по закону, товарищ майор.
- Какое оружие?
Я решил слегка отыграться на Терехине за все его сегодняшние наезды. И ответил коротко, хотя здорово рисковал, потому что Волкодав - человек злопамятный:
- Увидите, товарищ майор.
При этом я не сдержался и невольно улыбнулся. Чуть-чуть улыбнулся, но он сразу это засек.
- Что значит - "увидите"? - тут же заледенел Волкодав. - Ну-ка, сынок, объясни.
- Трудно объяснить, товарищ майор. Да вы сами все на месте поймете.
- Все темнишь, Михайлишин. Ладушки, увидим.
Я промолчал. Волкодав постучал пальцем по передней панели машины:
- По доверенности водишь?
- Нет, товарищ майор. - Я невольно засмущался. - В лотерею выиграл. Давно уже.
- Ну-у! - удивился Терехин. И внезапно, без перехода поинтересовался: - А родители у тебя живы-здоровы?
- Да. В Кропоткине живут, у меня на родине. Есть такой город в Краснодарском крае. Кропоткин.
- Везунчик ты, Михайлишин, - подозрительно ласковым тоном сказал Волкодав, и я сразу насторожился. - Родители, слава богу, живы, машина есть, крыша над головой есть… Здоровья хоть отбавляй, молодой, перспективный… А чего в холостяках ходишь?
Вместо ответа я крутанул баранку и притормозил возле выкрашенного белой краской штакетника, за которым на аккуратных клумбах цвели пионы, розы и еще множество разнообразных цветов. Над ухоженной лужайкой с легким шорохом вращался разбрызгиватель, посылая вокруг себя веер сверкающих на солнце тонких водяных струек и создавая некую иллюзию прохлады. В изумрудной траве сияли капельки воды. Чуть слышно гудел моторчик разбрызгивателя.
А дальше, за кустами сирени и жасмина виднелся большой, послевоенной, насколько я знал, постройки двухэтажный особняк с мезонином. Он стоял в самом конце Сиреневой улицы. С левой стороны к ограде большого сада вплотную подступал лес. За домом и садом виднелся некошеный пойменный луг, речка Сутянка и за ней - снова лес. Чистые стволы березок светились на фоне темно-зеленого ельника.
- Здесь, товарищ майор.
Я заглушил двигатель и поставил машину на ручной тормоз. Обойдя "Жигули", я толкнул калитку, пропуская Терехина вперед. И громко позвал:
- Хозяин!..
Никто не отозвался.
- Николай Сергеич! - снова крикнул я.
И опять ни звука. Только шелестела под слабым ветерком скукожившаяся от жары листва.
- Как же так? Дома его, что ли, нет? - Я невольно растерялся. - Я ж ему звонил, предупреждал!
- Ох, Михайлишин, - презрительно сплюнул Волкодав, вытащив из рта неприкуренную сигарету. - Ни хрена, я чувствую, тебе доверить нельзя. Ни хрена!
- Но, товарищ майор…
Но я не успел закончить.
- Ба-а-а! Какие у нас гости! - раздался невесть откуда молодой, веселый голос.