- Они, наверное, страшные. Я бы увидела и убежала.
- А он хитрый. Прикинется добреньким, возьмет за руку и заведет в катакомбы.
- В какие катакомбы?
- Обыкновенные. Диверсанты всегда с жертвами в катакомбах расправляются. Заведет и застрелит из бесшумного пистолета.
Мне стало страшно.
- Валёнка, - говорю, - а тут близко нет диверсантов?
- Откуда я знаю. Их всюду могут сбросить. Вот наступает ночь, они и спускаются с парашютом на землю. Приземлится, передаст своим, что прибыл. Потом закопает рацию и начнет в населённый пункт "Н" пробираться.
- В "Н"? А может и к нам сюда?
- Еще как. Особенно в плохую погоду. Диверсанты всегда в ветер, в дождь действуют.
- Ой, Валёночка, а если он у нас на территории приземлится?
- Сейчас вполне может. Потом придет, постучит и попросится побыть до утра.
- Я ни за что не пущу! Не говори мне больше ничего. Я спать не буду.
Валёнка захохотал:
- А ты будь бдительна! С диверсантами нужно так держаться. Сделать вид, что ты ничего не заметил, а сам сразу в милицию.
- В такой дождь?!
- Конечно. В любую погоду. Это наш долг.
- А если он тебя из бесшумного?
- Нужно разгадать и перехитрить врага. Прозеваешь - получишь нож в спину.
И тут мы услышали на улице чьи-то шаги. Я вся затряслась.
- Валёнка, слышишь?
- Слышу, - шепчет он.
- Зажги скорей свет!
- Зачем?
- Зажигай, а то я кричать буду!
Он вскочил и зажег свет. Шаги сразу стихли.
- Не будем гасить, - сказала я. - Где это наша мама?
- Давай спать, - сказал Валёнка и зевнул. - Это я нарочно. Никаких тут нет диверсантов, и потом комендантша территорию сторожит.
- Хорошо. Только ты больше ничего не говори.
Мы опять загасили свет. Дождь за окном не утихал. Где-то у потолка запел свою тоненькую песню комар.
- Валёнка, ты не спишь?
- Сплю.
- Ну спи.
Я повернулась к стене. И вдруг услышала, как скрипнула калитка и кто-то стал пробираться к нашему домику, потом взошел на крыльцо. Нет, это были не мамины шаги. Те легкие, чуть слышные, а эти… И вдруг кто-то постучал в дверь. Я чуть не умерла со страху. Села на кровати. Сквозь темноту вижу - напротив уже сидит Валёнка и, не мигая, смотрит на меня.
- Валёнка, слышишь? - шепчу я.
- Что?
- Стучали.
- Тебе показалось, - говорит он, а сам заикается. Это у него, когда он чего-нибудь испугается. В это время застучали погромче. Проснулся и залаял Бум. Он всегда лает, если кто-нибудь дома. Хочет показать себя сторожем. А когда остается один - забирается под кровать и тихонечко там лежит, будто его и нет. Боится, как бы воры и его из дому не унесли.
- Давай бабу Нику разбудим, - говорю я.
- Нет, - говорит Валёнка. - Оружия нет - лучше молчать. Пусть думают, что здесь одна собака живёт. - А у самого зуб на зуб не попадает.
Тут в дверь застучали еще сильнее. Тогда мы с Валёнкой вместе крикнули:
- Мы не откроем!
И вдруг такой знакомый голос:
- Это я, Шурик. Открой!
- Ой, папочка!
А Валёнка - сразу к двери и отодвигает засов.
- Я так и знал, что это ты. А она боялась, думала - диверсанты, глупая.
- Какие диверсанты? - удивился папа. - Я сперва мимо прошел, а потом еле в темноте нашу виллу отыскал. Ну и погодка…
И входит в комнату, в плаще с капюшоном, с портфелем и пишущей машинкой.
- А где же мама? - спрашиваем.
- Мама сегодня не приедет. Завтра обо всем посовещаемся, а сейчас - спать!
И только тут я почувствовала, как хочу спать. Забралась в постель и лишь успела подумать, что Валёнка зря так обижается на взрослых. Всё-таки хорошо, что они есть на свете. С ними не так страшно. Но тут и уснула.
Один день без мамы
Утром, словно и не было дождливой ночи, снова светило солнце. Как только мы проснулись, папа провел совещание.
- Вот что дети, - сказал он. - Вы уже, надеюсь, вполне понятливые и самостоятельные люди?
Валёнка кивнул головой. Я тоже согласилась.
- Мама наша уехала, - заявил папа.
- Как так уехала, куда?!
- Здрасьте вам с кисточкой… Новости! - удивился Валёнка.
- Спокойствие, - поднял руку папа. - Она уехала за границу, в Польшу, с делегацией женщин. Ее пригласили. Вы должны только гордиться, какая у нас мама.
- Надолго? - спрашиваю я.
- В Польшу, если на "Ту-104", так ерунда - три часа. В один день можно туда и назад слетать, - говорит Валёнка.
- Они поехали на пароходе, - сказал папа. - Но всего на десять дней. Мама боялась вас одних оставить, говорила, что лучше поедет когда-нибудь в другой раз. Но я уговорил ее. Сказал, что мы отлично справимся сами. Как, по-твоему, Шурик, я правильно поступил?
- Правильно, - говорю я, а сама думаю: "Ой, как же это мы целых десять дней будем жить без мамы?!"
- И я так думаю, - продолжал папа. - Что такое десять дней - пустяки!
- Конечно. Что тут такого? - пожал плечами Валёнка. Ему всё нипочем. Он очень даже храбрый на словах.
Папа говорит:
- Я это время поработаю дома. Видите, даже машинку привез с собой. Так, стало быть, справимся мы втроем? - и тут же сам ответил: - Безусловно… Ну, а теперь с места за дело! Где тут у вас умывальник?
Папа снял очки, и я повела его к умывальнику.
- Ага, прекрасно! - воскликнул он и только засучил рукава и намылил руки, как вода кончилась. Напрасно папа гремел носиком умывальника: оттуда перестало и капать. Я побежала к ведру, но и оно оказалось пустым. Пришлось вылить остатки воды из чайника, чтобы папа сумел смыть с рук пену.
- Где у вас тут берут воду? - спросил он.
- У водников. Мама оттуда носит.
- Ага, у водников. Понятно.
- Ты не думай. Это так детский сад называется. Хочешь, покажу?
Папа взял ведро, и мы пошли в сад водников за водой.
- Отличное утро, - сказал папа, когда мы вышли за калитку.
Утро и вправду было хорошее, свежее. Сквозь верхушки сосен проглядывало такое чистое небо, словно оно выспалось и умылось дождем. Капельки на траве искрились маленькими бриллиантиками, а чуть пройдешь по ней, сандалии от росы становились черными.
- Всё-таки далеко маме ходить за водой, - решил папа, когда мы возвращались.
- У нас на территории есть своя колонка, но она сломалась, и никто не приходит ее чинить.
Мы вернулись. Папа снял рубашку и снова стал умываться. Мылся он долго, как в городе. Фыркал и лил воду на затылок, шею и руки.
Потом мылись мы. Я - как всегда, а Валёнка, наверное, из подражания папе, стал тоже ни с того ни с сего фыркать и ахать и попусту расплескал полный умывальник воды.
- Ну, - сказал папа, вытираясь, - поскольку наше утреннее совещание прошло в атмосфере полного взаимопонимания, теперь необходимо дружно приготовить завтрак… Напиться молока, что ли… Есть у нас молоко?
- Есть, есть! Нам молочница приносит! - закричали мы вместе.
- Прекрасно, - сказал папа. - Молоко нужно пить на воздухе. Это старая врачебная истина.
Я отыскала кастрюлю с молоком, и мы разлили его в две кружки и стакан. Папа нарезал хлеба. Вынули вчерашние, оставленные нам мамой, холодные котлеты.
- Чудесный завтрак, не правда ли? - спросил папа.
- Ага, главное, нету каши, - закивал головой Валёнка. - Но тут он отхлебнул молока из кружки и скривил страшную рожу. Молоко оказалось кислым. Я вспомнила, что мама не успела его вчера вскипятить, как делала всегда, а я забыла об этом сказать бабе Нике.
- М-да, чуть кисловато, - согласился папа. - Ну что же, есть выход. Из этого молока, по теории, должна получиться превосходная простокваша, и мы уничтожим ее вечером. Поставим эти кружечки на солнце… Вот так, а сейчас попьем чаю. Тоже хорошо. Древний китайский напиток. Где чайник?
Я сбегала и притащила чайник.
- Наполним его, - сказал папа. Но оказалось, что воды в ведре уже нет. Это папа и Валёнка вылили ее всю на себя, когда мылись. Папа взял ведро и, ни слова не говоря, опять отправился в детский сад к водникам. Но когда вернулся, сердито сказал:
- Всё-таки безобразие, что сломалась колонка и никого это не волнует. Придется поднять бучу.
Он наполнил чайник водой и хотел включить плитку, но мы объяснили, что электричество на даче с шести часов.
- Порядочки, - пожал плечами папа и стал разжигать керогаз. Но как разжигается керогаз, папа не знал.
- Вот странно, - сказал он. - С этими системами мне никогда не приходилось иметь дела. Вы не знаете, где инструкция?
Но где инструкция, мы не знали. Тогда в дело вмешался Валёнка. Но у Валёнки тоже ничего не получилось. Я, конечно, сто раз видела, как мама разжигала керогаз, и решила помочь. Мы все трое перемазались в саже и пропахли керосином, а противный керогаз всё не разжигался и лишь коптил черным, вонючим дымом, от которого Валёнка беспрерывно чихал.
- Вот если бы это был двигатель внутреннего сгорания или электропечь, я бы знал, в чем тут загвоздка, а так… Вероятно, он испортился, - печально заключил папа, в десятый раз со всех сторон осматривая керогаз.
- Давайте позовем бабу Нику, - посоветовала я.
- При чем тут баба Ника? Тут не твоя баба Ника, а механик нужен, - сказал папа. Но бабу Нику он всё-таки позвал. Папа хотел убедиться, что керогаз действительно сломался.
Баба Ника, как только явилась, сразу определила:
- Керосину мало, вот и не горит!
- Вы думаете? - удивился папа. - Всё может быть. А ну, Шурик, есть у нас керосин?
- Есть! - крикнул Валёнка и, опережая меня, кинулся в переднюю, где у нас стояла керосиновая банка, но вдруг застыл на месте, как статуя в парке. Он вспомнил, что вчера был четверг и ему следовало сходить за керосином, а он и не подумал это сделать.
- У нас керосин весь, - пробормотал Валёнка.
- Ладно, я одолжу, - жалеючи вздохнула баба Ника. Она сходила к себе и принесла огромную, дополна налитую керосином зеленую бутыль с пробкой, привязанной веревочкой к горлышку.
Скоро наш керогаз засветился синеньким ровным огоньком. Мы поставили на него чайник.
Когда вода вскипела, папа насыпал в чайник чуть ли не полпачки чая, чтоб чай был покрепче. Мы все уселись за стол, и тут выяснилось, что пить чай не из чего, так как во все кружки и чашки, какие были у нас, мы разлили молоко, чтобы из него вышла простокваша. Пришлось опять пойти к бабе Нике и принести от нее посуду.
Часам к двенадцати мы всё-таки напились чаю, и тогда папа сказал:
- Теперь следует заранее подумать и об обеде. Что бы нам такое приготовить на обед?
- Суп, - сказала я.
- Да, конечно, но какой?
- С мясом, - сказал Валёнка.
- Понятно, - кивнул папа. - Значит, нужно мясо. Ну, а на второе?
- Котлеты, - говорю я.
- Мясные! - кричит Валёнка. - Есть мясорубка.
- Предположим. Значит, опять-таки требуется мясо. Нужно пойти и купить его. Ты что-нибудь понимаешь в мясе, Шурик?
- Я ничего не понимаю, - заявил Валёнка, хотя его и не спрашивали. - Я лучше пойду, папа. Меня ждет Нолька.
Папа махнул рукой, и Валёнка сразу исчез, а мы с папой остались вдвоем.
- Что вы тут делали с утра? - спросил папа.
- Мама ходила на базар.
- Вот и мы пойдем. Где сумка?
Я отыскала мамину базарную сумку, и мы пошли.
Мы готовим обед
- Ничего, Валёнку мы тоже заставим вносить свою лепту. Кто не работает - тот не ест, - сказал папа. - А вы как, Шурик, много помогали маме?
Я стала вспоминать, как мы помогали маме, и подумала, что мы не очень-то ей помогали. Иногда я ходила за хлебом, а Валёнка за керосином. Это когда он не успевал убежать сразу после завтрака. Но мама не особенно-то и требовала, чтобы мы ей помогали. Она только заставляла нас побольше есть и пить молоко. Вот и всё.
- Это не по-товарищески, - сказал папа. - Теперь мы заведем другие порядки. - Он взглянул на часы. - Скажи, Шурик, а на базаре сейчас не перерыв?
- На базаре перерыва не бывает.
- Хотя да, тем лучше. Минуточку, Шурик! Необходимо знать, что творится на свете.
На стене клуба папа увидел газету, запертую в ящик с сеткой, как у крольчатника, устремился к ней и впился глазами.
- Смотри, пожалуйста! - радостно вскричал он, разглядывая первую страницу. - Давно ли начали строить эту гигантскую станцию?! Ты помнишь, ну каких-нибудь лет шесть назад? И вот она уже дала ток Москве. Здорово, верно?
Я кивнула головой, хотя шесть лет назад мне было четыре года и мы с Валёнкой еще и в детский сад не ходили. Я уже сто раз пересмотрела карикатуру, на которой какой-то длинный противный дядька в темных очках ехал, как на тройке, на трех маленьких человечках в цилиндрах, а папа подвинулся только к середине ящика.
- Ну и типы же еще у нас имеются! - покачал он головой и добавил: - Извини, я сейчас, дочитаю фельетон.
Он читал и чему-то посмеивался, а я терпеливо ждала. Но, дочитав фельетон до конца, папа еще принялся за длиннющую статью и медленно, как улитка, стал двигаться вдоль газеты, а я всё жарилась на солнце.
- Минуточку, сейчас… Минутку, Шурик. - И вдруг папу будто укололи. - Ну, посмотри! Во Франции опять правительственный кризис. Как тебе это понравится?!
Мне это нисколько не нравилось. Я была уже готова заплакать от скуки, только крепилась. А папа вдруг принялся оглядывать всю газету сверху вниз. Наконец, он заглянул в самый крайний угол ящика, пробурчал: "Так, понятно, "Зенит" опять продул", - и, взяв меня за руку, пошел прочь от газеты.
Когда мы пришли на базар, папа спросил:
- Ну, что нам надо? Что покупала мама?
- Она всегда покупала на два дня.
- Мы будем перенимать опыт. Прежде всего, нам нужна, я думаю, картошка.
- Картошечки, картошечки, хозяин! - приглашала дочерна загорелая женщина, перед которой лежала куча землистого картофеля.
- По-моему, мелковата, как ты думаешь? - Папа посмотрел на меня.
Но толстуху уже перебивал маленький седенький старичок в военной фуражке без звезды.
- Ах, хороша, ах, хороша! Не картошка - яблочко сам бы ел, да деньги нужны. Берите, гражданин, - приглашал он папу.
- Пожалуй, слишком крупна, а? - задумался папа.
Старичок обиделся и сразу стал называть папу на "ты".
- Ну, иди, иди, найди лучше, - ворчал он.
Мы купили картошки и еще три связки кореньев. Папа очень удивился, до чего дешевы коренья, и потому мы их купили сразу три связки.
- Теперь мяса, - сказал папа.
Мы пошли в магазин. Там на прилавке под стеклом лежали куски мяса, но почему-то никто из хозяек, которые были в магазине, его не брал.
- Что, неважное мясо? - спросил, папа у одной старушки.
- Это не мясо. Это свинина, - ответила старушка.
- Понятно, - кивнул головой папа. Но, по-моему, он не очень-то понял, почему это свинина - не мясо. И вдруг папа воскликнул:
- Шурик, идея! Давай возьмем гуся. Смотри, какие симпатичные гуси! Купим гуся, соорудим рассольник, а на второе - гусь с картошкой… Чем плохо? Приличные ли гуси, дорогой товарищ? - спросил он у продавца.
- Выдающиеся гуси. Гуси первой категории, - отвечал он. - Вам покрупнее?
- Да так, нормального. Вы, как специалист, лучше разберетесь.
- Вот видный гусак, - продавец выхватил из кучи самого большого гуся, звонко похлопал его ладонью по пузу и, не дожидаясь папиного согласия, бросил на весы. - Всего - ничего… Без малого четыре килограммчика. - Он вынул из-за уха карандашик и стал считать, сколько нам нужно платить.
- М-да… - задумчиво промычал папа, но было уже поздно. Не мог же папа заставлять продавца вешать ему другого гуся. Он отправился платить в кассу, и вскоре мы, с трудом затолкав гуся в сумку, двинулись к дому.
Дома я надела мамин прозрачный фартучек, а папа разделся до пояса, и мы стали готовить обед. Сперва мы решили начистить картошки. Пока мы ее чистили, папа рассказывал про то, как у них на войне был солдат, который замечательно чистил картошку. Потом он еще рассказал про кашевара, который варил для их роты такую удивительную пшенную кашу, что казалось, будто она с мясом. Папа увлекся, и я заслушалась, потому что было очень интересно слушать разные истории про войну. Но когда мы посмотрели, то увидели, что шелухи набрался полный таз, а картошки - едва кастрюлька.
- М-да, - покачал головой папа. - Потери великоваты. - Он, как редкий камень, со всех сторон оглядел очищенную им картофелину, от которой не осталось и половины. - Ничего. Зато качество отличное. В общем, нам хватит.
Мы покончили с картошкой и взялись за гуся. Папа отрезал ему голову с шеей и лапы и хотел их выбросить, но я сказала, что мама варит рассольник с лапами.
- Ты в этом уверена? - спросил папа.
- Я видела.
- Ну хорошо, под твою ответственность…
Папа отодвинул лапы и голову в сторону, и мы стали искать подходящую кастрюлю. Мы выбрали самую большую и хотели положить в нее гуся, но гусь оказался слишком велик. Папа хотел затолкать гуся силой. Папа вспотел и тяжело дышал, но гусь всё равно не влезал в кастрюлю. Вдруг папа выпрямился и посмотрел на часы:
- Без двадцати три! Еще есть время. - Папа схватил веревочку и приложил к гусю, меряя его длину. Потом он завязал узелок и воскликнул:
- Скорей, за мной, Шурик!.. Мы еще успеем! Тут он накинул рубашку и, застегивая ее на ходу, бросился на улицу. Я побежала за ним. Мы понеслись в сторону рынка. Я едва поспевала за папой.
- Шурик, ты знаешь, где там посудная лавка? - крикнул на бегу папа.
- Она не там, она в другой стороне, возле станции! - прокричала я в ответ.
- Скорее! Показывай где.
Мы быстро побежали в другую сторону. Встречные люди смотрели на нас во все глаза. Наверное, они думали, что мы что-нибудь стащили и теперь удираем.
В лавку "Хозтовары" мы влетели за пять минут до закрытия на обеденный перерыв.
- Есть у вас кастрюли? - прерывисто дыша, спросил папа толстого человека со скучным лицом, который сидел за прилавком.
- Вам какую?
- Как можно больше, - сказал папа.
- Вот, если подойдет. - Продавец неторопливо нагнулся и поставил на прилавок перед папой кастрюлю больше бачка, в котором мама кипятит белье. В нее вместе с гусем, наверное бы, влезла и я.
- Нет, пожалуйста, поменьше, - сказал папа.
- Поменьше только полированные, - ответил продавец, глядя куда-то в сторону.
- Ну, давайте полированную, всё равно.
Продавец посмотрел на нас так, будто был очень недоволен тем, что папа согласен и на полированную, и еще медленнее прежнего снял с полки блестящую, как зеркало, кастрюлю и протянул ее папе. Папа вынул веревочку и стал мерить, влезет ли в кастрюлю гусь.
- Может быть, еще немного поменьше, - осторожно попросил папа. Он, наверное, боялся, что продавец рассердится и прогонит нас из магазина. Но тот ничего не сказал и так же безразлично, как раньше, вытащил из-под прилавка что-то круглое, завернутое в бумагу. Кастрюля оказалась подходящей - в нее как раз мог поместиться гусь.
- Очень хорошо! Подходит! - воскликнул папа.
- Платите в кассу, - сказал продавец и выписал чек. Мы пошли к кассе, но там никого не было.