Катя покраснела и засмеялась:
- Да нет, Людмила Федоровна, ничего такого особенного… Очень легкие были соревнования.
Она по привычке опять было взялась за кончик косы, но вспомнила, что это не полагается, тряхнула головой и стала рассказывать дальше:
- Так вот, значит, собрались мы и пошли. Утро было ясное, на небе - ни тучки. Шли не очень быстро, обыкновенным ровным шагом. Сначала лесом, потом - полем, потом перебрались вброд через речку и опять вошли в лес. И тут кто-то говорит: "А что, если мы не туда идем?" Другие отвечают: "Ну вот еще! Почему не туда?" - "А так немудрено и сбиться!" И всем почему-то стало казаться, что мы наверняка сбились. Только начальник наш, речник один, из самых старших пионеров, идет себе и в ус не дует…
Кто-то на задней парте шутливо повторил:
- "В ус не дует". Разве у вас там были усатые пионеры?
Людмила Федоровна предостерегающе подняла свою небольшую, очень белую руку. А Зоя Алиева обернулась, грозно посмотрела назад из-под крутой челки и сказала сердито:
- Тише вы! Слушать мешаете.
- И вдруг мы видим, - продолжала Катя, - красное полотнище протянуто между деревьями, а на полотнище надпись: "Привет участникам похода!"
Ну, мы очень обрадовались: значит, правильно идем! - и зашагали еще веселей.
Слышим - кто-то кричит: "Идут… идут! Первые идут!"
Это был начальник лагеря - не нашего, а соседнего, речного. Все начальники лагерей заранее выехали вперед, чтобы нас встретить. Заиграл оркестр - в нашу честь, - и мы остановились. Смотрим: перед нами эта самая Золотая поляна. Она и правда была совсем золотая - от желтых полевых цветов. Цветы эти называются "львиный зев".
Ну, наш начальник похода, Володя Петров, сдал рапорт о прибытии, и все стали нас поздравлять.
Оказывается, мы пришли на двадцать пять минут раньше, чем нас ожидали. Это потому, что мы перебрались вброд через речку, а не пошли в обход. И еще потому, что шли спокойно, а не бежали и вовремя останавливались отдыхать - привалы делали. Потом нам показали, где разжечь костер, где поставить палатки. Мы сбросили рюкзаки и принялись за дело. Наши мальчики пошли собирать хворост для костра и ставить палатки, а мы - готовить обед.
И тут опять заиграла музыка. Это стали приходить отряды из других лагерей. Недалеко от нас разместился отряд, где были одни только девочки. От нас до них было так, как вот от дверей нашего класса до конца коридора.
Разожгли мы костер, сварили обед, поели и на речке посуду вымыли. Вдруг слышим - в соседнем лагере кто-то ревет.
Посмотрели мы и видим - сидят на корточках возле кучи хвороста какие-то две девочки и чиркают, чиркают спичками, а ничего у них не загорается. Тут наш пионер, Коля большой (у нас там был еще другой Коля, маленький), усмехнулся и говорит: "Ну, захныкали девчонки!"
А мне и моей подруге Вере, конечно, стало немножко жалко девочек. Подумать только - мы уже давно пообедали, а они, видно, до сих пор голодные сидят, огонь развести не могут…
"Чем над ними смеяться, - говорит Вера, - лучше бы помогли им костер разжечь".
И наша старшая вожатая тоже говорит:
"Да, да, мальчики, пойдите помогите им".
Оба Коли согласились и побежали к девочкам. И мы с Верой тоже.
"Ну, давайте разжигать, - сказал Коля большой. - Да только с условием: мы вам костер разожжем, а вы нам зато щей наварите".
Мы с Верой так и ахнули. Неужели они голодные? Ведь только что пообедали - и как еще! За троих ели!.. Да и стыдно торговаться: мы вам - костер, вы нам - щи…
И девочки, видим, смутились. Шепчутся о чем-то, переглядываются.
Я говорю мальчишкам тихонько:
"Как вам не стыдно! Может, у них и запасов-то не хватит, чтобы еще вас накормить?"
А Колька большой:
"Что такое? Не хватит? Ну, пусть шишек прибавят".
"Каких шишек?"
"Ясно - каких. Сосновых или там еловых…"
Мы говорим:
"Это в щи-то? Шишек?"
А он:
"Ну да, в щи. Очень даже вкусно получится. Мы один раз в походе только шишками и питались. Наберите-ка, девчата, штук пятьдесят, а мы пока костер разведем".
Принялись наши ребята за дело: такой костер разожгли - смотреть весело. Лучше нашего. Это уж так всегда: мальчишки любят себя перед чужими показать.
А девочки пока что целую кучу шишек набрали. Принесли и спрашивают:
"Что же теперь делать?"
Мальчики наши переглядываются и плечами пожимают:
"Как - что? Ставьте котелок с водой на огонь".
"А в воду - шишки?"
"Нет, зачем? Есть у вас мясные консервы?"
"Есть. Две банки".
"Ну вот и кладите. Теперь крупы, соли, перцу".
"А шишки когда?"
"А хоть сейчас! Только не в котелок, а под котелок. Лучше гореть будет!.. Ну, кушайте свои щи на здоровье, а нам купаться пора".
Девочки и спасибо сказать не успели, а уж оба Кольки - бултых в воду…
Катя перевела дух и оглядела класс.
- Вот так щи! - сказала Валя Ёлкина. - И неужели эти девочки совсем не поняли, что мальчишки их разыгрывают? Я сразу догадалась.
- И я! И я!.. - заговорили в классе.
- А я - нет, - простодушно сказала Наташа. - Я думала, что, может быть, в этих шишках какие-нибудь витамины…
- А ты сказку про щи из топора знаешь? - крикнула с места рыженькая Ира Ладыгина. - Думаешь, верно, что и в топоре какие-нибудь витамины есть?
Наташа густо покраснела.
- Тише, девочки, - сказала Людмила Федоровна. - Ну что, Катюша, все? Очень хорошо рассказала. Садись… Кто еще хочет?
- Пусть Настя Егорова расскажет, - сказала Катя усаживаясь. - Она в колхозе была.
- В колхозе? Очень интересно. А ну-ка, Настенька, иди, рассказывай.
Круглолицая светлобровая девочка, с целой россыпью мелких веснушек под глазами, спокойно и неторопливо вышла к доске.
- Что ж рассказывать-то? - спросила она, задумчиво обводя глазами класс. - Ничего такого особенно интересного не было. Ну, жили мы с сестрой в колхозе. У тетки. Ну, на огородах работали, во время уборки помогали…
- Настя, а кто мальчишку вытащил - вот что в речке тонул? - подсказали ей с места.
- Что, что такое? - спросила Людмила Федоровна.
- Ну, там было одно дело, - как бы оправдываясь, сказала Настя. - Трое мальчишек в реке купались. Двое постарше, а один - маленький. Те доплыли до другого берега, а маленький отстал. Нырнул, выплыл и опять нырнул. Я и поняла, что он тонет. Там в реке у нас есть такие места, где вода холодная-прехолодная. Это оттого, что в этих местах ключи бьют. Вот у него от холода ножки-то и свело. Ну, я как была в платье, так и побежала в воду. А потом поплыла - плавать я хорошо умею. Доплыла до того места и ухватила его за рубашонку. Он еще и захлебнуться как следует не успел…
Настя помолчала.
- То есть что я? - поправилась она. - Не совсем еще захлебнулся. Ну, мы его и вытащили. Вот и все.
- Молодец! - сказала Людмила Федоровна. - Молодец Настя, не растерялась.
И все девочки представили себе, как эта неторопливая, спокойная Настя, с круглой гребенкой в русых, аккуратно подстриженных волосах, бросается одетая в воду и ловит за рубашонку маленького большеголового мальчишку.
Бывшие подруги
За этот урок веселая девочка, которую все в классе называли "Снегирьком", еще больше понравилась Наташе Олениной. Ей нравилось, что Катя такая простая и не стеснительная, что она быстро говорит и громко смеется, что волосы у нее светлые-светлые и вьются на лбу колечками, а лоб совсем темный от загара. Нравилось даже то, что у Кати - крупные, широкие зубы и между передними, очень белыми - маленькая щелочка.
Наташа все время сидела, слегка повернув голову к Кате, и на лице у нее, словно в зеркале, отражалось все, что пробегало по Катиному лицу. Стоило Кате нахмуриться, улыбнуться или прикусить губу, как Наташа, сама того не замечая, делала то же самое: хмурилась, улыбалась, закусывала губу…
К концу урока она даже научилась немножко щуриться по-катиному и накручивать на палец кончик косы.
Когда прозвенел звонок, Катя вскочила с места и выбежала в коридор. Наташа бросилась за ней вдогонку, словно ее потянули за невидимую ниточку. Но в коридор уж вы́сыпало столько девочек из разных классов, что Наташа потеряла Катю из виду.
А тем временем Людмила Федоровна успела что-то сказать про Наташу двум другим своим ученицам - Насте Егоровой и Вале Ёлкиной, и вот уже им обеим захотелось подружиться с новенькой. Они подбежали к Наташе, заговорили с ней наперебой, и, когда Наташа спросила, где Катя Снегирева, обе девочки вызвались немедленно найти ее и привести.
Но отыскать Катю в эту перемену так и не удалось. Спрятавшись за старой партой в конце коридора, Катя и Аня вели серьезный разговор.
- Хороша дружба на всю жизнь! - говорила Аня, не глядя на Катю. - Не то что до десятого, а и до четвертого не дотянула. Стоило этой новой явиться к нам в класс, как меня будто и на свете не стало.
- Ты это о ком? - спросила Катя строго. - О Наташе?
- А то о ком же? Об этой… второгоднице…
- Как тебе не стыдно! - сказала Катя. - Ты разве не знаешь, что она осталась на второй год потому, что болела? Это и со мной может случиться и с тобой… Приятно бы тебе было, если б тебя ни за что ни про что стали называть второгодницей?
Аня пожала плечами и ничего не ответила. Катя решила, что ее молчание означает согласие. Она доверчиво дотронулась до Аниной руки и сказала значительно:
- И потом, понимаешь, жалко: у нее никого нет, одна мама.
Но Аня отдернула руку и как-то криво усмехнулась.
- А у меня две мамы, что ли? - буркнула она.
Катя так и вспыхнула:
- Да ну тебя, Аня! С такой, как ты, не только всю жизнь - ни одного дня дружить нельзя!
- Ах, вот как! - проворчала Аня и отвернулась. - Ну и не дружи!
В глазах у нее стояли слезы.
Катя хотела рассердиться на нее, но не смогла.
- Погоди, - сказала она, - ты зря обижаешься… Я тебе сейчас все объясню…
Но как раз в эту минуту с другого конца коридора донесся звонок.
Катя и Аня вошли в класс последними, поодиночке. Стоя в дверях, Людмила Федоровна пристально посмотрела на обеих девочек.
- Что это с вами? - спросила она. - Неужели поссорились?
- У меня просто голова болит, - сказала Аня чуть слышно.
Девочки расселись по местам, и урок начался. Людмила Федоровна стала спрашивать, у всех ли есть учебники.
- У меня две "Неживые природы", - сказала Валя Ёлкина, сидевшая на первой парте.
- Два учебника "Неживая природа", - поправила ее учительница.
- Ну да, две книжки. И папа купил, и бабушка. Можно, я одну дам Насте Егоровой?
- Конечно, - ответила Людмила Федоровна.
Еще одна рука потянулась вверх:
- А у меня два английских языка - старый и новый.
- Два учебника английского языка, - опять поправила Людмила Федоровна.
Пока учительница проверяла учебники, две девочки занимались совсем другим делом. Это были Аня и Катя. Они вели между собой переписку, так как на перемене не успели сказать друг другу все до конца.
"Ты воображаешь, - писала Аня на клочке бумаги, прикрывая его рукой, - что я очень добиваюсь твоей дружбы. А я сама не хочу водиться с тобой, если ты будешь водиться с твоей второ…"
Последнее, не дописанное до конца слово было зачеркнуто, а вместо него сверху нацарапано: "Наташкой!!!"
Оттого, что строчки шли вкривь и вкось и чуть ли не в каждом слове была одна, а то и две ошибки ("воображашь", "добеваюсь", "водица" - вместо "водиться"), письмо показалось Кате еще обиднее и неприятнее.
"Ничего я не воображаю, - приписала Катя под Аниными каракулями. - Это все глу…"
Она не успела дописать последнее слово.
- Снегирева! - строго сказала Людмила Федоровна. - О чем я сейчас говорила?
Катя опустила голову:
- Простите, Людмила Федоровна, я не слышала. Мы думали про другое.
- Кто это "мы"? Ну, а ты, Аня, слышала, о чем я говорила?
- И я тоже думала про другое…
Людмила Федоровна подошла к Ане и Кате.
- Так вот, чтобы вы не думали на уроке про другое, - сказала она, - я вас рассажу. Лебедева, возьми свои книжки и пересядь к Стелле Кузьминской. А ты, Наташа Оленина, перейди на место Лебедевой.
Наташа так и просияла от радости. Собрав книжки, она пересела назад, на Анино место.
Аня, оглянувшись, посмотрела на нее и Катю с таким отчаянием, словно теперь Наташа разлучила ее с Катей навеки - добилась-таки своего! Когда в классе стало тихо, Людмила Федоровна сказала:
- Девочки! Я хотела бы, чтобы вы меня слушали внимательно. Говорить громко мне трудно. Врачи запретили. У нас в классе должна быть полная тишина.
Девочки с тревожным любопытством посмотрели на Людмилу Федоровну. И как это они раньше не заметили, что ее глуховатый голос звучит сегодня особенно глухо и хрипло?
Все сразу притихли.
- А теперь, - сказала учительница, легонько покашливая, - давайте работать. Лена Ипполитова, открой книгу и прочитай нам стихотворение "Утро на берегу озера".
Худенькая девочка в очках встала и начала читать по книге еле-еле слышно:
- "Утро на берегу озера". Стихотворение Никитина…
- Постой, Ипполитова, - прервала ее Людмила Федоровна улыбнувшись. - Почему ты говоришь шепотом?
И она обратилась ко всему классу:
- Девочки! Вы не поняли меня. Это мне нельзя говорить громко, а не вам. Шуметь не нужно, а читать и отвечать урок вы должны полным голосом, чтобы всем было слышно. Понятно?
Девочки только головами кивнули.
Лена стала читать стихотворение немножко громче, но все-таки вполголоса:
Ясно утро. Тихо веет
Теплый ветерок;
Луг, как бархат, зеленеет,
В зареве восток.
В классе было так тихо, и утро за окном стояло такое ясное, что Кате показалось, будто и в самом деле повеяло теплым ветерком. Она посмотрела на бледно-голубое небо в окне, и ей вспомнилось недавнее лето, пронизанный солнцем лес, малиновка, словно спрашивающая: "вить-вить?" - и крутая гора, заросшая высокой пахучей травой. Бывало, взберутся ребята на гору, один рассказывает сказки, а другие греются на солнце и провожают глазами высокие летние облака. Вспомнилось Кате и тихое озеро, как будто впросонках поглаживающее песок…
Тишине и солнцу радо,
По равнине вод
Лебедей ручное стадо
Медленно плывет… -
читала Лена, и всем казалось, что они и в самом деле видят лебедей, медленно плывущих по озеру.
Девочки одна за другой читали стихи. Потом Людмила Федоровна задала к следующему разу переписать это стихотворение. И нетерпеливый звонок снова ворвался в класс. Он трезвонил вовсю, не думая о том, что шуметь в этом классе нельзя.
- Не забудьте принести завтра все, что вы собрали за лето для школьного музея, - сказала громко Людмила Федоровна, и девочки испуганно переглянулись.
- Ой, что вы это, Людмила Федоровна! - сказала с упреком Настенька Егорова. - Ведь вам врачи запретили…
Людмила Федоровна засмеялась, кивнула девочкам головой и прикрыла ладонью рот.
В этот день уроков больше не было.
Катя медленно собирала книжки, изредка незаметно поглядывая на Аню. Словно почувствовав ее взгляд, Аня обернулась, бросила на Катину парту скомканную бумажку и убежала. Катя развернула записку и прочла:
"Принеси завтра мой "Белеет парус одинокий". Твоя бывшая подруга А. Лебедева".
Слово "принеси" было написано через три "и". Вместо "белеет" - "белет". И даже в фамилии "Лебедева" была пропущена одна буква - "Лебдева".
"Что это с ней? Совсем разучилась писать за лето, - подумала Катя. - Или, может быть, это у нее от волненья? Наверно, от волненья. Есть из-за чего волноваться!"
Катя, хмурясь, положила записку в карман и вместе с Наташей вышла из класса.
- Где ты живешь? - спросила Наташа, когда они спустились вниз по лестнице.
Катя не сразу ответила. На душе у нее было неспокойно. Она сердилась на Аню и еще больше на себя - за то, что сердится.
"Вот глупая Анька! - думала Катя. - И зачем она со мной поссорилась? Так славно было бы сегодня пойти вместе домой! А еще хотели по русскому письменному вместе заниматься".
Ласковый сентябрьский ветер пахнул Кате в лицо, потрепал и взъерошил волосы, и ей стало как будто немного веселей.
- Знаешь что? - сказала она. - Давай обгонять всех прохожих и считать, сколько народу мы обгоним. Ладно?
- Ладно! - с удовольствием согласилась Наташа. - Но старушки пусть не считаются. Они очень медленно ходят.
- Хорошо. Пусть не считаются.
Они обогнали семерых взрослых (не считая двух старушек) и четырех школьниц. Одного мальчишку и одного лейтенанта им так и не удалось обогнать.
- Ну, вот мы и пришли, - сказала наконец Катя. - Видишь - вон там, на третьем этаже, четыре окна? Где ящики с цветами. Это - наши окна. Только цветов осталось мало. Я сегодня почти все отнесла в школу.
Катины окна смотрели на бульвар, желтый от осенней листвы, и поблескивали на солнце. Дом тоже был светло-желтый, с ящиками на карнизах. Из ящиков еще выглядывали кое-где реденькие лиловые и красные цветочки. Девочки постояли у подъезда.
- Ну, до свиданья, - сказала Наташа нерешительно.
- Погоди!
Катя на минуту задумалась. Если бы они возвращались из школы с Аней, Аня непременно зашла бы к ней, и они бы, наверно, целый час проболтали о том, что и как было сегодня в школе и что будет завтра и послезавтра… Ах, Анька!.. И чего она обиделась?
Катя невольно прищурилась и покачала головой.
- Ты что это? - спросила Наташа.
- Нет, я так, ничего, - чуть смутясь, ответила Катя. - Давай зайдем к нам. Теперь ведь еще совсем рано…
- Ой, что ты! - сказала Наташа испуганно, словно боясь, как бы Кате не удалось ее уговорить.
- Ну, на одну минутку! - настаивала Катя. - Твоя мама, наверно, и не знает, что у нас было только два урока, - она не будет беспокоиться.
- Да она на работе.
- Ну, тем лучше, - сказала Катя. - А у нас дома сейчас одна только бабушка. Идем, не бойся!
Наташа подумала немножко и согласилась.
Дома
Дверь открыла бабушка. Она была полная, низенькая, с тонкой сеткой морщин под глазами, а глаза у нее были черные, веселые и живые. Родилась она и провела юность на Кавказе.
- Бабусенька, это моя новая подруга! - сказала Катя.
Бабушка чуть улыбнулась и пригладила смуглой морщинистой рукой растрепавшиеся Катины полосы.
- Ну и хорошо, - сказала она. - Знаете, что старая пословица говорит? "Нет друга - ищи, а найдешь - береги". А где же Аня? Уж не обиделась ли она на тебя?
- Откуда ты знаешь, бабушка? - удивилась Катя.
- Поживи на свете столько, сколько я, - ответила бабушка, - будешь кое-что понимать. Ты уж смотри не бросай старого друга.
- А я и не бросаю, - сказала Катя. И чтобы перевести разговор на другое, спросила: - А Миши еще нет?
- Сейчас пойду за ним, - сказала бабушка. - А ты пока угости подружку. В буфете - хлеб, масло, яблоки. Да переодеться не забудь. Формочку повесь в шкаф.