Повернув дверную табличку на "закрыто", она с удовольствием проследила, как Людмила и Фредди перешли улицу, подошли к двери, посмотрели и сдались после того, как Фредди два раза безуспешно повернул дверную ручку.
Людмиле пришлось порыться в своей бархатной сумочке, отыскать ключи и открыть дверь для квартирантов.
Магазин показался Инес неухоженным и пыльным, несмотря на каждодневные старания Зейнаб, орудующей перьевой кисточкой.
Инес достала чистую тряпку, очищающий спрей и принялась за работу. В этих четырех стенах, должно быть, лежат даже не сотни, а тысячи мелочей, и каждая притягивает пыль, как магнит железную стружку. Инес работала методично: сначала поднимала вазы, часы, бокалы и рамы для картин, потом протирала подносы, на которых все это стояло. Затем аккуратно расставляла все по местам и переходила к следующему столику или шкафу.
Как всегда за этим занятием, она удивлялась количеству мелких вещиц, которые вдруг появлялись непонятно откуда, и она не могла вспомнить, видела ли их раньше. Она должна была их видеть, ведь в магазин ничего не поступало без ее ведома, и каждая вещь заносилась в каталог. И правда, на обратной стороне такой незнакомой с виду ароматической бутылочки стоял номер, и на египетской кошке с кольцами в ушах тоже стоял номер, но она не могла вспомнить, откуда эти вещи и кто их прежний хозяин.
Самый сложный угол она оставила напоследок. Может, стоило подумать о том, как сделать перестановку в этом темном углу, охраняемом сейчас ягуаром, рядом с которым стояла пластиковая статуя богини, заслоняющая свет. На круглом столике позади ягуара и статуи лежало не менее пятидесяти тарелочек, стаканов и серебряных ложек, а также небольших эмалевых шкатулочек, стеклянных фигурок, брошей и викторианских шляпных булавок. Инес стала терпеливо раскладывать их одну за другой на своем подносе.
Тогда-то она и увидела его – серебряный крестик на порванной цепочке.
Крестик с выгравированными листиками. Вчера вечером в новостях показывали этот крест, увеличенный во весь экран. Инес отошла на шаг, прижав руку ко рту. Не может быть. Только не это, не этот крест. Таких, наверное, сотни.
Она перевернула его, чтобы посмотреть на пробу, которая доказывала бы, что это действительно серебро. Проба оказалась на месте, но не было этикетки с номером каталога. Но как же он попал сюда, минуя каталог? Зейнаб принесла? Вряд ли, такого никогда не случалось, да и Зейнаб – девушка собранная и ответственная, во всем, кроме пунктуальности. Инес не видела здесь раньше этот крестик. Она бросила уборку и достала из шкафа три тяжелых тома каталога. За три часа она пролистала их от начала до конца, забыв о еде и своем любимом видео.
Серебряный крестик там не значился. Из похожих вещей нашелся только золотой, на черной бархатной ленточке, и Инес помнила, что сама покупала его года два назад. Серебряный крест, который, без сомнения, принадлежал Гейнор Рей, нигде не был отмечен. Инес выронила его, и только потом поняла, что эта цепочка могла послужить орудием убийства.
Глава 8
Инес почти не спала, встала рано и спустилась в магазин до восьми. Сейчас, в апреле, солнце уже светило вовсю. Она увидела фургон Кейта Битти и услышала, как Кейт сигналит. Этот яростный сигнал слышат, наверное, даже на станции Паддингтон. Зачем поднимать такой шум, Уилл и так всегда запрыгивает в машину до того, как этот гром отзвучит. Инес вздохнула и еще раз приказала себе бросать вздыхать.
Прошлой ночью она дотронулась до крестика, и только потом сообразила, что трогать его нельзя. Во второй раз она подняла его за цепочку. Но если он использовал цепь для… Она боялась даже подумать, для чего, значит, ей вообще нельзя было трогать это руками. Когда Мартин (Форсайт) находил какую-нибудь улику, он клал ее в стерильный пакетик для последующей экспертизы. Инес пошла на кухню и оторвала новый целлофановый пакет от рулона. Крестик в целлофане пролежал всю ночь на тумбочке у ее кровати. Она не отличалась чрезмерной пугливостью, но все же подумала о том, что если человек, который подбросил сюда крест, увидел его по телевизору, то он должен прийти за ним. Она забрала крестик с собой вниз. Через полчаса она позвонит в полицию и поговорит с инспектором Криппеном. Может, стоит обыскать ту треть магазина, которую она вчера вечером не успела осмотреть?
А что, если она найдет и серебряную зажигалку с инициалами Николь Ниммс, инкрустированными гранатами, или черное с позолотой ониксовое кольцо для ключей? И даже золотые карманные часы? Нет уж, пускай полиция это делает. Инес подумала, к чему может привести ее находка. Неужели сам Ротвейлер или его сообщник появлялись в "Стар Антикс"?
В этот момент в дверь постучали, и на очередную чашку чая явился Джереми Квик. Инес быстро поставила чайник. Сегодня он надел новый костюм, белоснежную рубашку и галстук чистого зелено-голубого цвета.
– Отлично выглядите, – сказала Инес.
– Спасибо. Вообще-то я покупал этот костюм к свадьбе, но свадьба не так уж скоро, поэтому и решил начать его носить уже сейчас.
Сказать ему? Ей ужасно хотелось с кем-то поделиться, лучше до того, как она позвонит в полицию. Как же ей не хватает Мартина! Но Мартина нет, а чем ей может помочь Джереми?
– Как поживает миссис Гилдон? – спросила она.
– Все так же. Спасибо, что поинтересовались. Белинда все еще в больнице, по четыре дня в неделю. Ко мне почти не заходит.
Он отпил чай, и Инес опять подумала о том, чтобы сказать ему, но отбросила эту мысль. Ей кое-что еще нужно выяснить.
– Белинда, наверное, очень привязана к матери?
– Очень, – сказал он, и Инес показалось, что голос его стал печальным. – Иногда я думаю, что усыновленные дети бывают даже ближе к родителям, чем родные, вам не кажется?
У Инес отлегло от сердца. Со времени прошлой беседы с Джереми ей не давал покоя вопрос о возрасте Белинды и ее матери. И слова Квика казались единственным объяснением того, что Белинда могла быть дочерью женщины пятидесяти двух лет.
– Так Белинда – приемная дочь?
– Да, а разве я не сказал? Миссис Гилдон удочерила Белинду, когда той было два месяца. А за пять лет до этого они с мужем уже усыновили мальчика, но сейчас он Белинде помочь не может, так как живет в Новой Зеландии.
Может, сказать ему? Инес как раз сидела за столом, в ящике которого лежал крестик. Инес взялась за ручку ящика, но в этот момент Джереми сказал:
– Я, пожалуй, пойду. Хочу сегодня прийти пораньше. У меня собрание руководства в пятнадцать минут десятого.
Инес проводила его до двери, чувствуя себя виноватой, что заподозрила его во лжи, вернее, в том, что он фантазирует, придумывает для себя другое прошлое. Ей стало стыдно и захотелось как-то загладить вину.
– А в какие дни Белинда не дежурит в больнице?
– Не скажу точно, кажется, в среду, в четверг и субботу.
– Приходите с ней ко мне в гости в среду.
– Хорошо, дам вам знать, когда мы сможем.
Так как Инес уже открыла дверь, закрывать ее не было смысла. Она перевернула вывеску на "открыто". Мистер Хори вышел из магазина и поднимал жалюзи. Инес любила смотреть, как он это делает, а также, несмотря на то, что вид счастливых парочек в кафе ее угнетал, любила наблюдать, как выставляют на улицу столики. Это значило, что лето близко. Мистер Хори обычно не махал ей рукой, чтобы поприветствовать, он сгибался в вежливом поклоне.
Инес вернулась в магазин и позвонила в полицию.
Уилл никогда не бывал в этих местах. Все здесь незнакомое. Детский дом находился на Крауч-энд, Бекки жила в Примроуз-хилл, Инес в Паддингтоне. Этими местами ограничивался весь его Лондон, другого он не знал. Для Кейта это тоже была перемена, обычно он работал в Сент-Джон-Вуд, в Майда-Вэйл или в окрестностях Эджвер-роуд. Зато семья его жила как раз в том районе, куда они направлялись. Но они свернули задолго до того, как доехали до Харлсдена.
Многоквартирный дом, в котором они работали, располагался на улице, отходящей от Лэдброк-гроув. Кейт получил парковочный талон, так что им не пришлось прятаться от дорожных инспекторов. Они должны были покрасить три однокомнатные квартиры, – заказ домовладельца, собирающегося эти квартиры сдавать, – и Кейта проинструктировали, подмигнув ему и толкнув локтем, чтобы особенно не выкладывался.
– А я ему и говорю, – начал Кейт, поднимаясь по лестнице, когда они вносили в квартиру инструменты, – так я и говорю: не в моей натуре делать работу в полсилы. А если вас это не устраивает, то поищите какого-нибудь ковбоя, чтобы попахал на вас. Вам как раз подойдет, сказал я. А он глаза опустил и промолчал. Ты, небось, надеялся, что у них тут лифт есть?
Почти ничего из сказанного Кейтом Уилл не понял. Только про лифт.
– Да, – ответил он.
– Это называется жадностью. Этим все сейчас страдают. Всем бы как можно скорее выгоду получить, куда ни глянь. От этого и все преступления. – Кейт задумался, как закончить предложение, в результате сказал просто: – Что угодно ради выгоды сделают. Не зря же, – он остановился в пролете, посмотрел Уиллу через плечо и нервно продолжил, – коммунисты их не любили.
Уиллу нечего было сказать о коммунистах, и он промолчал. Они вошли в первую квартиру, открыв ее ключом домовладельца.
– Воняет так, будто полгода не проветривали, – поморщился Кейт. – Открой окна.
К тому времени, когда пришла Зейнаб, в магазине уже стояли Криппен и его помощник, Зулуета. Полицейский сел за стол Инес, надел перчатки и принялся с увеличительным стеклом изучать крестик.
– Что происходит? – спросила Зейнаб, скидывая туфли на шпильках.
– Я нашла у нас вот это, – Инес указала на стол.
– Это тот самый? – Зейнаб посмотрела на крестик из-за плеча Зулуеты, окутав его ароматом туалетной воды с запахом туберозы.
– Похоже на то, – ответил Зулуета.
– Умереть можно от страха. А мой… э… мой друг считает, что, возможно, ее и задушили этой цепочкой. Это правда?
Полицейские не ответили, но Зулуета помрачнел от такого прямого предположения и оттого, что оно походило на правду.
– Итак, миссис Ферри, – Криппен, вероятно, чувствовал, что потерял контроль над ситуацией и людьми, и решил его восстановить. – Мы должны провести обыск. Если возражаете, я предоставлю вам ордер.
Инес встала с негодованием. Никто даже не поблагодарил ее за то, что она сообщила обо всем в полицию. Вместо этого они упрекнули ее, якобы нужно было позвонить им вчера вечером. Ей показалось, что стоило этим двоим войти в магазин, как они стали обращаться с ней как с сообщницей Ротвейлера.
– Я не возражаю, – холодно проговорила она. – Я только не понимаю, почему вам кажется, что я могу вам чем-то помешать. Я и подумать о таком не посмела бы. – Их поведение сильно отличалось от той учтивости, с которой Форсайт общался со свидетелями, готовыми ему помочь. – И если так будет продолжаться, я напишу на вас жалобу.
– А я подпишусь, – вставила Зейнаб, всегда такая лояльная. – А то обращаетесь с нами, словно мы преступницы.
– Простите, если я вас оскорбил, – сказал Криппен, только усугубляя ситуацию. – Позвони-ка в отделение, Зулуета, и пригласи сюда Оснабрука и Джонса для обыска. А вы, миссис Ферри, успокойтесь немного и скажите, кто заходит к вам в магазин? Я должен иметь представление, кто мог подбросить сюда эту… цепочку.
– Сотни людей, – ответила Инес.
– Ну, двадцать человек в день, по меньшей мере, – Зейнаб подняла на Криппена свои сияющие черные глаза. – А иногда и больше.
– Но вы же не продаете двадцать предметов в день? – Его недоверчивый тон еще больше обидел Инес. – Не все же они что-то покупают?
– Половина покупает, – не совсем честно ответила Зейнаб.
– У вас есть еще квартиранты. Некоторых я видел здесь. – Прозвучало это так, будто Инес заведует борделем.
В этот момент распахнулась входная дверь, и в магазин гордо вошел Мортон Фиблинг.
– Это покупатель или квартирант?
– Это мой жених, – Зейнаб не забыла надеть сегодня утром нужное кольцо и потому говорила с уверенностью, глядя инспектору Криппену в лицо. – Мистер Фиблинг.
Мортона, в его светлом пальто из шерсти альпаки, с шелковым платком на шее и часами "Ролекс" на запястье, можно было легко принять за криминального авторитета, но Криппена впечатлил облик этого преуспевающего человека.
– Мы не будем задерживать вас расспросами, сэр, – сказал он.
Мортон проигнорировал его:
– Что же случилось с тобой в субботу, моя роза Шарона, моя нежная лилия?
– Ты, наверное, догадался. Отец не пустил. Ты ведь знаешь, что это за человек. Запер меня в моей спальне.
– А я, измучившись, с разбитым сердцем, ждал тебя за одиноким столиком в "Кларидже". Я был слишком расстроен, чтобы есть, мог только пить бренди. А в особняке твоего отца есть телефон?
Зейнаб не удалось ответить. На улице завыли полицейские сирены. Видимо, Оснабруку и Джонсу неточно передали информацию, потому что оба решили, что их вызывают на вооруженное ограбление. Сообразив в чем дело, они принялись за обыск магазина, взяв себе в помощь Зулуету.
– А мы давайте перейдем к вашим жильцам, – сказал Криппен, – перечислите их фамилии.
– Мистер Коббетт в квартире на втором этаже, миссис Гоголь в соседней на втором и мистер Квик на верхнем.
– А кто живет на первом? – очень подозрительным тоном поинтересовался Криппен.
– Как ни странно, я. Или вы думаете, что я сплю на полу в магазине?
Они нашли часы. Они лежали в другом темном углу, на столике, в зеленой тарелке, спрятанной за рядом пивных кружек. Незаметно наступил полдень. Криппен захотел знать, во сколько жильцы приходят домой с работы, и Инес сказала, что, так как Людмила с Фредди обычно выходят через магазин, они, должно быть, все еще дома.
– Почему вы раньше нам этого не сообщили, мадам?
– Вы меня не спрашивали. Мистер Квик приходит домой к шести, а мистер Коббетт еще раньше, около половины шестого.
Инес не хотелось говорить ему про Уилла, но если не она, то кто-нибудь другой ему скажет. Уилл очень впечатлительный, он может испугаться такого человека, как Криппен, растеряется, не будет знать, как отвечать на вопросы. Может, объяснить ему все? Нет, лучше не стоит. Она с трудом представляла себе реакцию инспектора, который узнает, что Уилл… а что собственно с Уиллом? У него аутизм? Не совсем. Он умственно отсталый? Нет, конечно. В наши дни это звучит не политкорректно. Просто небольшое изменение в хромосомах, и все. Криппен поймет, и будет вести себя с ним вежливо.
Хотя Инес обещала не мешать, она все же уговорила полицейских сначала позвонить в квартиру Людмилы снаружи, через домофон, а не подниматься к ней сразу по внутренней лестнице. Оснабрук остался в магазине, упорно намереваясь отыскать кольцо для ключей и зажигалку. Инес подумала, что ни полицейские, ни их машины у дверей магазина не способствуют удачной торговле.
Зейнаб вышла посидеть с Мортоном в его машине, и они там, кажется, о чем-то спорили. Она вернулась раскрасневшаяся, раздраженная и уселась подправлять косметику, которая слегка смазалась.
– Лучше бы я ему об отце вообще не говорила. Теперь Мортон хочет с ним познакомиться и попросить у него благословения. Говорит, что так будет достойнее. А я ему: только через мой труп. Если попытается – между нами все кончено.
– Это твоя ошибка, – грубовато сказала Инес, понизив голос, несмотря на то, что Мортон и так не мог их слышать. – Ты старалась казаться ему старомодной девушкой, чуть ли не девой из Средних веков. Ты ведь не… ну… не спала с ним и с Роули, так ведь?
Зейнаб по-настоящему шокировало это предположение, и она покраснела, что стало заметно даже под слоем косметики.
– Конечно, нет.
– Ну и ладно тогда. А то девушки в наши дни так поступают, когда помолвлены. Ты сама говорила, что Роули считает помолвку современной формой брака. Но он же не имел в виду носить кольцо и объявлять о помолвке в газетах. Они ведь не давят на тебя?
– А как ты думаешь? Целыми днями только это и делают.
Инес рассмеялась. Обиженная Зейнаб решила сменить тему.
– Тебе тоже приходило в голову, что Ротвейлер мог зайти сюда, притворяясь обычным посетителем? Может, даже что-то купил. Говорил с нами, а сам искал глазами место, куда подбросить нам вещи убитых девушек.
– Конечно, мне это приходило в голову, – Инес успела спохватиться и кашлянуть вместо вздоха.
Криппен и Джонс вернулись в половине шестого. К этому времени Уилл уже полчаса находился дома. Увидев, как он вышел из машины Кейта, она оставила Зейнаб в магазине до закрытия и поднялась к нему. Уиллу не пришло в голову предложить гостье чаю, и Инес попросила его, сказав, что сама приготовит. Пусть он не волнуется, но сейчас к нему поднимутся полицейские, поговорить об убийстве девушек. Он в курсе этих событий? Уилл кивнул, хотя не совсем понял, о чем она говорит.
Чувствуя себя адвокатом при заключенном, Инес сказала Уиллу, что останется у него, но когда они войдут, то несколько минут побудет на кухне. Уилл спокойно согласился. По совету Инес он выключил телевизор. Как только он это сделал, в дверь позвонили. Уилл умел обращаться с домофоном. Он поднял трубку, сказал: "здравствуйте" и нажал на кнопку, чтобы открыть внешнюю дверь. Полицейские поднялись, и Уилл сказал то, что ему шепнула Инес:
– Проходите, пожалуйста.
– Мистер Коббетт?
Уилл кивнул, хотя раньше его никто так не называл. Инес ждала на кухне, когда закипит чайник.
– Вы когда-нибудь видели эту вещицу? – Джонс показал ему серебряный крестик в прозрачном стерильном пакете.
Уилл осмотрел крест и покачал головой.
– Никогда не видел.
– Вы знаете, что это такое?
Среди драгоценностей, намного более красивых, виденных им в фильме "Сокровище с Шестой авеню", тоже был крестик такого же размера, но золотой.
– Это крестик.
– Он принадлежал Гейнор Рей, девушке, чье тело нашли в Ноттингеме на прошлой неделе. Помните об этом событии, так ведь?
Настало время Инес объявить о своем присутствии или хотя бы чем-нибудь стукнуть, чтобы полицейские догадались, что в квартире кто-то есть. Она разлила чай по чашкам, и когда Криппен сказал: "Здесь есть кто-то еще", вышла к ним с невинной улыбкой.
– Не откажетесь от чашечки чая, мистер Криппен?
– Спасибо, не надо. Я думал, мы одни.
– Да? А вы, мистер Джонс, не желаете чаю?
Джонс поглядел на шефа, потом в сторону, собрался с духом и согласился.
– Да, пожалуйста.
Инес победоносно улыбнулась и сообщила:
– Вот выпью чай и сразу пойду. Но придется подождать, пока он остынет. Не могу пить горячий.
– Вы уверены, что никогда не видели это, мистер Коббетт?
– Он же сказал, что не видел, – вмешалась Инес, играя роль добросовестного адвоката.
– Спасибо, миссис Ферри. Вы часто заходите в магазин миссис Ферри?
– Никогда не захожу, – сказал Уилл, – я только однажды зашел. – Уилл попытался вспомнить, какой это был день, но не смог. – Один раз я заходил, да, Инес?
– Да, на прошлой неделе, только один раз, – уже сказав это, Инес поняла, что заметно помогает Уиллу, но что еще она могла сказать? Уилл всегда и со всеми был честен. Возможно, он слишком чист, чтобы лгать. Он натянуто улыбнулся.