- Ну? Где? - всполошился отец.
Я рассказал.
- О! А ко мне тоже приезжало кино! - толкнув меня ладонью и откинувшись, сказал он. - Программа "Сельский час"! Нет, ты скажи: ты видел или нет?
- Конечно, - сказал я.
Утром я проснулся, когда солнце уже ярко светило. От крошек под обоями шли по стене длинные тени. Я посмотрел на часы. Пол-одиннадцатого! Какой-то я мальчик-спальщик!
Я попил чаю и выбежал на улицу. Для сокращения пути я снова пролез через заснеженный лес и выбрался к гостинице. Вся группа стояла у крыльца гостиницы.
- Куда-то Зуев пропал, - озабоченно озираясь, говорил Зиновий.
- А я? Я разве не пропал? - подскочил к нему я. Зиновий улыбнулся, но ничего не ответил.
- Ну, так когда? - спросил я.
- Что - когда?
- Сниматься?
- А-а-а-а. Пока не знаю.
- А разве вы… с Яковом Борисычем… обо мне не говорили?
- А-а-а! Ну вообще так говорили… а конкретно - нет.
- А что же мне делать?
- Тебе? Вот помоги пока нашему механику.
- Ладно!
Зиновий подвёл меня к механику, познакомил.
- Ну, что будем делать? - спросил я.
- Местный? - спросил он.
- Да!
- Это хорошо. Поможешь мне антенны снимать.
- Какие… антенны? - Я удивился.
- Телевизионные.
- А… зачем?
- Ты туго, видно, соображаешь, - сказал механик. - Фильм-то про довоенное время!
- Ну и что!
- Что, что! Ну, и что хорошего будет, если зрители на крышах телевизионные антенны увидят? Додул?
- А-а-а-а-а! - сказал я.
- А поскольку ты местный, всех знаешь, сможешь, я думаю, всем объяснить: так, мол, надо.
Я похолодел. Зачем только я сказал, что я местный?
Никого совершенно не знаю, кроме конюха Жукова, и то вряд ли бы мог его уговорить!
А ещё - с незнакомыми!
Я и со знакомыми, честно говоря, ни о чем не могу договориться. А тут людей, которые меня и не знают, уговаривать снять антенны! А здесь сейчас и развлечений никаких нет, кроме телевизора! Люди старались - вон на какие высокие мачты поднимали антенны, и вдруг - снять! Тем более, я вспомнил, сегодня суббота, с утра уже телевизор все смотрят!
Ну, влип!
Отказаться! Сказать: не могу. Что не местный я вовсе, а приезжий - такой же приезжий, как и они! Что не знаю тут никого, и всё!
Я собрался уже сказать это механику, но понял вдруг: так и остальное всё рухнет.
Механик Зиновию скажет, что я ни на что не способен, Зиновий - Якову Борисычу… И так, можно сказать, вишу на волоске, и волосок этот, того гляди… Конечно, всегда можно найти причины уважительные, чтобы что-то не сделать. Но судят-то всех по результатам, а не по причинам, которые помешали!
Киногруппа, можно сказать, на меня надеется, что я помогу им быстрее съёмку начать, а что я - приезжий или местный - это, видимо, мало кому интересно.
Ничего! Надо когда-то решаться!
Наверно, секунды за две промелькнули все эти мысли.
- Ну, откуда начнём? - сказал механик. - Вот только эту улицу надо…
- Ах, только эту вот улицу?.. Вот отсюда! - сказал я. В первом доме, как мне рассказывал отец, жил комбайнер Булкин - лучший рабочий станции. Но по субботам он, слегка выпив, любил бегать за людьми с поленом.
Мы вошли в сени - и я увидел высокую, до потолка, поленницу! Я чуть не упал, но механик втолкнул меня в дверь.
Все, во главе с хозяином, сидели за столом и как зачарованные смотрели "Варвару-красу, длинную косу".
Мы поздоровались, и я сбивчиво рассказал о цели нашего посещения. Булкин долго смотрел на меня.
Потом, мотнув мне головой, вышел в сени.
"За поленом", - подумал я.
- Иди, - толкнул меня механик.
Я вышел. Булкин прижал меня к поленнице.
- Кино будешь снимать? - спросил он.
- Да, - рассеянно сказал я.
- Мне сделаешь роль?
- С-сделаю, - дрожа сказал я.
Хлопнув дверью, Булкин вышел во двор. Я растерянно вернулся в комнату. Потом я увидел, что с крыши перед окном стал сыпаться снег, потом стал обрушиваться большими кусками. "Варвара-краса" на экране вдруг задёргалась, потом стала бледнеть - и исчезла. Тёмные полосы быстро бежали по экрану. Стукнула дверь - и появился Булкин, ноги по колено и руки по локоть сверкали снегом.
- Ты что там сделал? - сказала жена.
- Антенну снял - товарищи вот просили, - сказал Булкин.
- А мы что теперь будем делать?
- Молчать! - сказал Булкин. - Кино - это искусство! Все обязаны ему подчиняться.
В следующий дом входить было уже легче. Тем более там действительно жила знакомая, папина аспирантка, Майя Николаевна, с ней-то я как раз знал, как разговаривать!
- Майя Николаевна! - сказал я. - Неужели вы, интеллигентная женщина, настолько уж любите телевизор? Футбол, хоккей! Никогда не поверю!
Расчет мой оказался абсолютно точным.
- Ну что вы, конечно, нет! - ответила Майя Николаевна. - У меня абсолютно нет на это времени. Георгий Иванович ставит такие высокие требования, буквально не остаётся ни минуты свободной!.. А Георгий Иванович в курсе?
- Конечно!
Механик быстро спустил во двор шест с антенной, я только держал лестницу, когда он влезал и слезал.
Дальше стоял бревенчатый дом. Папа рассказывал мне, что это - самый старый дом в посёлке и живут в нем двое старичков, Василий Зосимыч и Любовь Гордеевна, которые работают на этой станции с самого начала. Дом стоял над самым речным обрывом; когда-то он, наверное, стоял дальше, но берег, очевидно, постепенно обрушивался…
Когда мы вошли на кухню, там была только Любовь Гордеевна. Близоруко натянув пальцем уголок глаза, она разглядывала нас. Потом вошёл Василий Зосимыч, с грохотом свалил дрова у плиты. Я вздрогнул. Я сразу подумал, что кого-то он мне очень напоминает… но вспоминать этого почему-то мне не хотелось.
Механик объяснил им, чего мы хотим.
- А надолго ли? - спросила Любовь Гордеевна.
- Да на пару дней! Слепые ведь, ни черта не видите, какая вам разница! - быстро сориентировавшись в обстановке, грубо сказал механик.
Я вспомнил вдруг, на кого так похож Василий Зосимович! На того старичка, у которого отобрали мы ёлку на платформе!.. Так похож… что вроде это он и есть!
От стыда я чуть не выбежал на улицу, но вместо этого почему-то взял себя в руки. Тогда мне казалось, что порученное мне дело важнее всего!
- Через два дня… честное слово! - только сказал я им.
- А можно, я полезу? - сказал я механику, когда мы вышли.
- Давай, если не лень, - сказал он.
Мы установили лестницу, и я полез. Сначала снег сыпался с крыши за шарф, потом набился в рукава, потом в ботинки, но я лез. Я забрался на самый верх, к трубе, дом был не такой уж большой, но он стоял у обрыва, и я оказался вдруг на большой высоте.
Далеко внизу была замёрзшая река, посередине её виднелась колея, и кто-то ехал в санях, лошадь казалась величиной с муху.
Белые деревья еле различались на том берегу.
Дальше, за поворотом реки, виднелся чёрный квадратик - прорубь. Я стал смотреть антенну. Она была примотана к трубе, и железные тросы-растяжки шли к углам крыши.
Я взялся за них голой рукой - рука прилипла к мутному тросу. Дул ледяной ветер, слезились глаза.
Я слез к углу крыши, вывинтил штырь с резьбой, на который зацеплялась растяжка и который был ввинчен в кольцо, вделанное в крышу. Потом, осыпая снег, перелез на другой угол, вывинтил второй штырь. Потом перелез на другую сторону, во двор, и вывинтил те два крепления. Потом обнял трубу и размотал проволоку, приматывающую мачту к трубе. Высокая мачта стала крениться - я осторожно опустил её верхушку на крышу сарая.
Вместе со снегом я съехал во двор. Василий Зосимыч и Любовь Гордеевна так и стояли, глядя вверх.
- Вот так… всё ясно? - подражая механику, сказал я.
Руки саднило, лицо одеревенело, по щекам катились едкие слёзы. Но дело было сделано!
Дальше всё было вообще элементарно!
Ещё до этого люди выходили, заинтересованные, и вот уже собралась посреди улицы небольшая толпа.
- Чего это там?
- Да антенны убирают. Кино приехало. Кино будут снимать.
- А чем им антенны-то наши помешали?
- Да говорят, кино-то про довоенное время. Антенн-то тогда ещё не было, понял?
- А-а-а. Ясно. Ну, что ж, пойду, подготовлю всё, раз такое дело.
А я-то готовился к борьбе, и вдруг оказалось всё так легко!
Уже в полном упоении я переходил из дома в дом и только показывал людям, куда убрать антенны, чтоб их не было видно.
Через каких-нибудь два часа я стоял посреди улицы, смотрел: антенн по всей улице не было.
Всем домам по этой улице обломали, можно сказать, рога!
Потом мы вернулись обратно в киногруппу.
- Готово! - сказал Зиновию механик.
- А как наш юный друг? - спросил Зиновий.
- Этот? Нормальный парень… Хорошо мне помог.
Это ещё вопрос - кто кому помог!
- Ну, поехали, посмотрим, - сказал Зиновий. - Яков Борисыч, поедете смотреть точку?
Зиновий, Яков Борисыч и оператор пошли к автобусу.
- А мне можно? - спросил я.
- Садись, садись! - подтолкнул меня Зиновий.
Мы расселись в автобусе и поехали, но почему-то не на улицу, на которой снимали антенны, а вниз по извилистой дороге к реке. Автобус съехал на лёд и покатил посередине. Справа поднимался обрывистый берег.
- Стоп! - сказал вдруг Яков Борисыч.
Автобус остановился, все вылезли, подняли головы. Оператор вытащил камеру, поставил, пригнулся к глазку.
Над обрывом виднелись крыши домов - тех, с которых мы только что сняли антенны. Выше всех казался старенький дом Василия Зосимыча, потому что он стоял к обрыву ближе других Белый дым вертикально поднимался из труб. Все смотрели вверх, и белый пар струями поднимался между поднятых ворот ников.
- Ну что ж… годится! - сказал оператор, распрямляясь. - Годится!
Я ликовал. Ведь это я убрал антенны, которые могли всё испортить, именно я, пускай об этом никто почти не знает!
- Так. Где делаем прорубь? - Яков Борисыч вышел вперёд.
- А есть уже прорубь, - неожиданно для себя проговорил я.
Все посмотрели на меня.
- Там, за этим мысом, - я махнул.
- Поехали, - подумав, сказал Яков Борисыч.
Мы обогнули мыс и подъехали к проруби. Все вылезли снова, оператор вытащил свою камеру, треножник, согнулся, подвигал вделанную в камеру маленькую поперечную ручку.
На обрыве был виден дом Василия Зосимыча и ещё два дома с этой улицы.
В трёх шагах от нас дымилась чёрная прорубь.
- Нормально! - откидываясь, сказал оператор.
- Молодец, мальчик! - Яков Борисыч положил мне руку на плечо.
Мы сели в автобус. Я был горд. Я посмотрел на Зиновия - и он мне дружески подмигнул.
Вернувшись обратно, Яков Борисыч, Зиновий и оператор ушли в комнату совещаться. Я, ожидая их решения, ходил в коридоре.
Наконец Зиновий вышел.
- Ну… что? - спросил я.
- С тобой пока неясно… Надо поговорить.
- Так давайте - поговорим!
- Да? - Зиновий посмотрел на меня. - Ну, пошли. Мы вошли в комнату Якова Борисыча.
- Вот, Яков Борисыч, - сказал Зиновий, - предлагается на роль Стёпы.
Яков Борисыч долго смотрел на меня.
- Ну-ка… подвигайся чуть-чуть, - сказал Яков Борисыч.
- Как?
- Ну, станцуй что-нибудь! - сказал Зиновий.
- Вальс! - закричал я.
- Стоп, стоп! - закричал Яков Борисыч, когда я случайно чуть не сшиб телевизор.
Они с Зиновием пошептались.
- Ну, покажи что-нибудь… какую-нибудь мимическую сценку.
- Мимическую?.. Борьба с удавом! - Я стал показывать.
- Стоп!.. Стоп!.. - закричал Яков Борисыч. - С удавом ты вообще весь дом нам разнесёшь.
Они ещё пошептались.
- Ну, прочти что-нибудь.
- "Бородино"!
- Не надо! - сразу сказал Яков Борисыч.
Они снова шептались, потом Зиновий взял меня за плечи и вывел в коридор.
- Ну как? - спросил я.
- Понимаешь, - сказал Зиновий, - основная твоя сцена - с лошадьми. Боится он, что ты с лошадьми не справишься!
- Кто?.. Я?!!
Не одеваясь, я выскочил во двор, задыхаясь, добежал до конюшни, промчался мимо удивлённого Жукова, взнуздал и вывел из денника породистую Красотку, с перегородки залез на неё, проехал по коридору, ногой открыл обе двери и выехал на мороз.
Два круга я объехал рысью, потом заставил Красотку скакать и резко поднял её у крыльца, на котором, я уже видел, стояли Зиновий и Яков Борисыч. Яков Борисыч что-то сказал Зиновию и ушёл, хлопнув дверью.
- Молодец… далеко пойдёшь! - сказал Зиновий, кладя руку мне на плечо.
После обеда было собрание - и Яков Борисыч представил меня группе.
- Вот… прошу любить и жаловать… новый исполнитель роли Степана.
- А Чудновский?
- Чудновский отпал, - сказал Зиновий.
Я встал, насмешливо поклонился. Я не хотел показывать, что это такая уж для меня радость - участие в их фильме… не хотел показывать, но всё-таки, наверное, показал.
Мы вышли из Красного уголка с Зиновием.
- Да-а-а, - задумчиво говорил Зиновий, - всё-таки суровая это вещь - сцена в проруби!
- В какой… проруби?
- Ну, в какой, в какой!.. Которую ты нам показал!
- А какая там сцена?
- Обычная. Герой бросается в прорубь и тонет.
- А зачем? - Я разволновался.
- Ну, совесть его замучила. Понимаешь?
- А когда мне нужно будет это делать?
- Тебе? А кто сказал, что тебе? Это главный герой! А ты разве главный герой?
"Не я… Но все равно - зачем?!"
- А нельзя по-другому?
- Как по-другому? - недовольно спросил Зиновий.
- Ну, изменить. Чтоб он не гибнул…
- На что заменить? На борьбу с удавом? - Зиновий усмехнулся.
- Точно! - обрадовался я.
- Или, может, на "Бородино"? - сказал Зиновий. - Добегает до проруби, читает с выражением "Бородино" - и идёт обратно!
- Хорошо бы! - сказал я.
- Нет уж! - сказал Зиновий. - Будем снимать так, как в сценарии написано. Ты ведь и понятия-то ещё о жизни не имеешь! Понятия не имеешь о человеческих переживаниях!
- Имею! - вдруг сказал я.
Я собирался рассказать о том, как мы отобрали у старого человека ёлку, но остановился.
- Имею, - сказал я. - Однажды, летом ещё… смотрел я на улицу из окна. Вдруг - скрип! - "Москвич" резко останавливается, тормозит. Из него выскакивает водитель и двумя ударами - бац, бац! - того человека, который перед капотом "Москвича" оказался. Тот упал, а этот сел, дверцу захлопнул и уехал! А тот - поднялся так медленно и долго-долго пиджак отряхивал, глаз не поднимал. Боялся, что увидели все, как избили его.
- Так, - сказал Зиновий.
- А летом тоже… в Петергофе… садится в автобус девушка, очень некрасивая, с отцом. И думает, что все думают про неё - что все, мол, гуляют, кто с кем, а она - с отцом! И вот посидела она так неподвижно - потом вдруг достаёт, со вздохом, шоколадку, выдвигает из обёртки. Мол, если всё так плохо, хоть шоколаду поем.
Зиновий удивлённо смотрел на меня.
- Вот видишь! - наконец сказал он.
- Ну, так там… ничего нельзя уже поделать! А тут можно ещё сделать, чтоб он не тонул!
- Ладно, - сказал Зиновий, - не в своё дело не лезь. Лучше о себе подумай.
- А что - о себе? А какая у меня роль?
- У тебя тоже - будь здоров! Ты спасаешь лошадей во время пожара.
- Во время пожара? Я вспотел.
Вот это да! То - прорубь, то - огонь. Вот это день!
- Ну, хочешь, вот почитай - режиссёрский сценарий. Вот твой эпизод. - Зиновий протянул мне раскрытую длинную книжечку.
Я посмотрел - на обложке было написано:
Л. Макевнин
КРУТЫЕ МОРОЗЫ
Сценарий широкоэкранного фильма. Режиссёрская разработка Я. Б. Лейкина.
Ленфильм 1976
Я открыл на своей странице. Вот что там было: