Поделитесь с дочерью своей залетной юностью, и в тридцать – вы бабушка
Греция. Спустя какое-то время Сентябрь был очень душным. Даже ветер с моря не приносил облегчения редким туристам, посетившим в этот день городок У рану полис. Группа женщин, только что вернувшихся с морской прогулки вдоль берегов полуострова Халкидика, укрывшись от палящих лучей в баре гостиницы, делилась впечатлениями об увиденном. В вестибюле отдельной группой стояло несколько женщин с бейджиками на одежде, указывающими на то, что это пресс-дамы. Кто-то представлял глянцевые журналы, чьи читательницы желали знать все о жизни мужской православной республики. Кто-то встречал политиков, попавших в число паломников, чтобы поинтересоваться, было ли озарение, и если да, то как это повлияет на дальнейшую жизнь власть предержащих. В группе журналистов резко выделялась рыжеволосая красавица в небесно-голубом с белой отделкой платье. Судя по бейджику, она представляла газету "Книжевна новине".
Изящно и не без демонстрации она поправила копну огненнорыжих волос и взглянула на часы. Через пару минут она должна увидеть вживую человека, о котором знает, наверное, больше, чем он сам. Журналистка умело скрывала сильное волнение от окружающих. Ее зеленые миндалевидные глаза спокойно и даже с некоторым пренебрежением скользнули по экзальтированным дамочкам, воспринимавшим знакомство со святыми местами как очередное приключение. Если бы они знали, какое приключение ожидает рыжеволосую!
Приближалось время "ч". Сейчас наступит момент истины, и будет ясно, ошиблись или нет люди, готовившие операцию, в которой она была острием стрелы, направленной в сердце объекта. По легенде она должна завязать беседу с ним о проблемах греческих монастырей и святынях, хранящихся там.
"А если он не расположен к беседе? – пронеслось в голове женщины. – Просто устал. А вдруг у него случилось расстройство желудка, и ему не терпится добраться до туалетной комнаты? Наполеон проиграл Ватерлоо из-за насморка. Где гарантия, что я не проиграю свою битву из-за поноса грека, который, по задумке центра, должен стать моим любовником на ближайшие пять лет? Чертова работа! Чертов грек!" – едва успела мысленно выругаться рыжая, как в гостиницу вошла большая группа мужчин.
Они тихо переговаривались, словно до сих пор были под впечатлением увиденного. Среди вошедших резко выделялось несколько человек в дорогих костюмах, абсолютно неуместных для данной ситуации.
"Русские чиновники!" – подумала рыжая и брезгливо поджала не тронутые помадой губы.
Она продолжала взглядом искать высокого, смуглолицего с каштановыми кудрями мужчину и не находила.
"Неужели полгода подготовки впустую? – от перенапряжения ноги не слушались, и женщина присела на диванчик, стиснув кулаки. – Отложить до следующего паломничества? Вернуться в Гаагу? Ловить этого грека в аэропорту? – она пыталась принять решение, перебирая варианты, просчитываемые при подготовке. – Он обязан быть здесь! Что с ним случилось?! – от бессилия что-либо изменить из глаз брызнули слезы. Она открыла сумочку, чтобы достать платок, и разозлилась на себя: – Боже мой, я никогда и никого не ждала с таким нетерпением… Даже мужчину, которого, казалось, любила до безумия".
– Я могу вам помочь? Почему вы плачете?..
Рыжая подняла глаза и увидела человека, встречи с которым ждала полгода.
– Что-то в глаз попало, – ответила она и подняла на мужчину влажные от слез глаза.
– Вы так похожи на очень близкого мне человека… На какое-то время я даже подумал, что перегрелся на солнце. Вы позволите сесть рядом с вами?
Приняв кивок за знак согласия, мужчина присел на край дивана, взял женщину за руку и представился:
– Ставрос Дмитриадис.
– Йована, – улыбнувшись, назвала свое имя женщина. Она не торопилась убирать ладонь из большой, горячей руки мужчины. – Я журналистка. А вы кто?
– Человек, который встретил ту, которую потерял сорок лет назад.
– Если мы встречались с вами сорок лет назад, то сколько же мне сейчас? – Йована сделала вид, что обиделась, мягко освободила свою руку из ладони грека и отвернулась. – Извините. Мне надо работать.
– Йована, вы меня неправильно поняли! Я не хотел вас обидеть. Вы так похожи на мою маму. Очень похожи!
– Здоровья вашей маме. Еще раз прошу прощения. У меня работа!
– Это вы меня простите! – настаивал грек. – Я не задержу вас. Всего одна минута. Для меня это очень важно!
Она остановилась и взглянула ему в глаза.
– Моя мать умерла в родах, когда производила меня на свет. Я не знал ее. У меня есть только несколько ее фотографий. – Дрожащими руками он достал портмоне и извлек из него поблекшие цветные фото невероятно красивой женщины с рыжими волосами.
Приняв кивок за знак согласия, мужчина присел на край дивана, взял женщину за руку и представился:
– Ставрос Дмитриадис.
– Вот, – протянул фотографии Йоване.
– Сожалею. Очень сожалею, – выразила сочувствие с теплотой в голосе. – Может, она и похожа на меня, в мире много похожих людей. – Девушка смущенно улыбнулась и поправила упавшую на глаза прядь жестом, характерным для матери грека. На этот жест она обратила внимание, просматривая любительские ленты из семейного архива объекта.
– Господа! Газета "Книжевна новине". Уделите мне немного вашего времени, чтобы поделиться впечатлениями о посещении Святой горы, – выкрикнула она и, взяв сумочку, сделала шаг в сторону паломников.
Грек уверенно удержал ее за локоть.
– Я отвечу на все ваши вопросы. Прошу, не уходите. Давайте переместимся в другое, более удобное для интервью место. Если честно, я проголодался и жажда мучает. Составите компанию? – не дожидаясь ответа, он взял девушку под локоток и повел в зал ресторана.
Во время обеда они обменялись десятком ничего не значащих слов. Дмитриадис пожирал глазами свою новую знакомую, смущая ее этим. Пора было завершать сегодняшнюю встречу. Девушка промокнула салфеткой губы и взглянула на часы.
– Мой милый неразговорчивый собеседник, спасибо за обед! Я вынуждена с вами распрощаться. Через час улетает мой самолет. Вот моя визитка. Будете проездом – звоните, продолжим наше интервью. Грек заметно побледнел, но, прочитав текст на визитке, заулыбался, и на его смуглое лицо вернулся румянец.
– Вы живете в Гааге? – спросил, слегка заикаясь.
– Уже полгода. Ужасно не хотела покидать Белград, но с начальством не поспоришь.
– Вы знаете, Йована, я тоже получил назначение в Гаагу. И тоже не хотел уезжать из Греции, но, как вы успели заметить, с начальством не поспоришь.
– Согласна. Еще раз спасибо за обед. Звоните, и если я буду свободна, встретимся. – Она протянула ему руку для пожатия и, улыбнувшись, ушла, покачивая бедрами.
Сердце грека испуганной птицей билось в груди. Он понимал, что просто утонул в зеленоглазом омуте, как неумелый рыбак, попавший в водоворот. Ему было и страшно, и радостно, и выныривать не хотелось. Хотелось скорее попасть в Гаагу, а уж тогда он сделает все возможное, чтобы златовласка стала его.
Безупречная репутация дает шанс больше украсть
Начальник оперативной группы сербской разведки потрогал тугой воротник, сжимавший шею. Расстегнул верхнюю пуговицу, ослабил узел галстука и доложил своему боссу:
– Операция "Троянский конь" проходит успешно. "Паломник" и "Даная" регулярно встречаются. Недавно он сделал ей предложение, и она попросила время, чтобы его обдумать. Он купился, и мне непонятно, чего мы ждем. У нас по-прежнему нет от него никакой информации. По-моему, пора его вербовать.
Мужчина в строгом английском костюме классического кроя нервно сломал карандаш и, отбросив его обломки, стал шагать от журнального столика к окну и назад.
– Мой старый и преданный друг, ты не хуже меня знаешь, что подневольный агент никогда не будет работать на должном уровне. Его необходимо чуточку подтолкнуть, чтобы, помогая нам, он был полностью уверен, что работает по велению своего сердца. Тем более, ему еще не дали допуска к сверхсекретным документам. А может быть, он даже не будет знать, что работает на нас.
Доверие к нему растет неуклонно на всех уровнях. Ты ведь знаешь, что контакт с Данаей был замечен игроками с другой стороны, и если бы мы начали суетиться, то спалились бы, как двоечники на экзамене. Потом – нам самим требовалось время, чтобы проверить, не играет ли он чью-то игру.
Убедившись, что слежка за нашей сладкой парочкой не исчезла, а превратилась из оперативной в рутинную, всем опостылевшую повинность, мы можем переходить к следующей фазе операции. Воспользуемся тем, что почти все предки Паломника были воинами, которые воевали с оккупантами, а один из них был посажен турками на кол. Давайте сыграем на его обостренном чувстве справедливости и предложим игру "палач-жертва".
Он сам поймет, что в трибунале судят и будут судить героев, воевавших с албанцами, по сути, теми же турками, оккупировавшими исконно православные земли. Причем, их судят как палачей! Наша задача – показать, что они жертвы и что он, поневоле, является членом команды палачей.
Подкиньте "дезу", что дядюшка его жены находится в списке так называемых военных преступников, разыскиваемых трибуналом. И тогда ему придется-таки сделать выбор. За кого он? За купленное лояльностью к безбожникам благополучие? Или за личное счастье и чистую совесть? Ведь он наверняка хочет, чтобы его имя осталось в памяти у потомков незапятнанным, как имя его предков.
Андрия Симич потер висок, постоянно ноющий в последнее время, достал из флакончика таблетку и с горечью вспомнил свою любимую вересковую трубку, от которой вынужден был отказаться под давлением врачей.
– Найдите для Йованы дядюшку, прославившегося участием в убийствах так называемых мирных албанцев, – продолжил он через минуту. – Сделайте его мстителем за смерть жены и детей, похищенных и разобранных на органы. Пусть наш грек поневоле станет адвокатом родственника своей будущей жены.
Начальник опергруппы, внимательно слушавший Симича и искренне сострадающий его боли, протянул своему старинному другу фужер с водой и спросил:
– Где же мне найти такого героя? И как подсунуть "дезу"?
– С героем не сложно. Каждый второй готов быть объявленным палачом там, чтобы стать героем здесь. Но необходимо найти реального человека, убивавшего албанцев именно за то, о чем я говорил. – Доктор медленными глотками выпил воду, запивая таблетку. – Поищи среди сербов в Косово. Не мне тебя учить. А "дезу" запусти через двойных агентов в нашей конторе. Ты же знаешь их? – улыбнулся, заглядывая в глаза старинного друга, почувствовав, что тиски, сжимающие мозг, ослабли.
– А потом устрой им Варфоломееву ночь. Отсрочка приговора для них закончилась. Заодно покажем, что информация была достоверная.
Почти закрывая дверь конспиративной квартиры, Доктор вернулся и добавил:
– И пусть Даная откажется от своего дядюшки, когда Паломник сообщит ей об ордере на его арест.
Таким образом, и она отмажется, и грека проверим на лояльность.
– А не слишком ли закручено? – переспросил начальник опергруппы.
– Разведка – та же партия в шахматы. Иногда необходимо пожертвовать многими фигурами, чтобы поставить противнику мат. Даная – наш ферзь. Жертвовать ею можно только в крайнем случае. Пусть дает добро на предложение грека о замужестве. И ей обязательно необходимо забеременеть. Пусть появится потомок, перед которым ему будет стыдно. Это и будет началом второй фазы операции.
Работа цензуры – трансформировать правдивую информацию в общедоступную
Гаага. Настоящее время
Став рос Дмитриадис, ответственный работник Секретариата международного трибунала, торопился домой, не обращая внимания ни на погоду, ни на настроения людей. Его мучили противоречивые чувства. Он женился на родственнице человека, ордер на арест которого полтора года назад выписала организация, где он служил. Несмотря на то, что жена восприняла эту новость стоически и даже в своей газете написала статью о неотвратимости наказания за преступления против человечности, ей было тяжело. Сам он до сих пор не определился, как бы он поступил на месте человека, убившего пятерых косовских албанцев лично и около ста человек в составе организованного им отряда в те времена.
Информация, которую они получили из источников, не вызывающих сомнения, была неопровержимой. Найдено массовое захоронение, но чем больше международные следователи разбирались как с личностями зверски убитых албанцев, так и с теми, кто их уничтожил, картина становилась неоднозначной. Дядя его жены расстрелял группу косовских повстанцев за то, что те принимали участие в похищении его семьи – жены и двоих малолетних детей.
Тогда, во время войны, это было повсеместно, почти бытовым преступлением, но повод был необычным. Якобы убитые не только похитили людей, но и продали банде, которая расчленила их на органы. И даже в рамках военной статистики это был частный случай, не более того, но когда вскрыли захоронение и на каждом трупе нашли бумагу со словом "людоед", следователи задумались. А когда узнали, что серб организовал отряд мстителей, убивавших только похитителей их родственников, сомнения исчезли.
Получается, что в Косово массово похищали людей и продавали их на органы, и тот, которого сейчас ищут за преступления против человечности, сам погубил больше людей, чем те, которых он уничтожал.
И как бы поступил он сам с похитившими его жену и сына? Однозначно обратился бы в полицию. А если их не только похитили, но и потом продали на органы? Наверное, убил бы сам. Однозначно. И никакое воспитание этому не могло бы помешать. И что же получается? Он часть организации, выдающей ордера на арест людей, как минимум, заслуживающих сочувствия. И награды и почитания, как максимум. И таких, как дядя жены, в отряде было двадцать человек. А сколько таких отрядов еще не найдено?
Сегодня он прочитал спецдоклад швейцарского сенатора и прокурора Дика Марти, поразивший его, человека давно ко всему привыкшего. Из доклада он узнал, что в Косово продажа людей на органы имела массовый характер, и координацию этих преступлений осуществлял начальник медицинской службы организации "Армия освобождения Косово" Шарип Куджа, политический советник АОК и человека, планирующего стать премьер-министром самопровозглашенной Республики Косово, Хашима Мачи.
Дик Марти до сих пор опрашивает свидетелей. Получается так, что одним из первых фигурантов в расследовании преступления стал родственник его супруги. Чем дальше заходило следствие, тем страшнее были выявленные факты. Но Ставроса поразило другое, а именно то, что спецдоклад имел гриф "Совершенно секретно. Для внутреннего пользования".
Как должен поступить лично он? Молчать? Похоронить в себе правду о людоедах? Сообщить об этом общественности, прессе, чтобы преступники были покараны по заслугам? Какое решение принять? А принять надо. Как человек, находящийся на государственной службе, он должен исполнять инструкции. А как отец и муж? И как быть ему, поклоняющемуся одному лишь Богу? Он ведь не случайно дал своему сыну имя Христос. Наверное, необходимо посоветоваться с женой, его любимой Йованой. Он доверяет ей, считает своей советчицей. А как иначе? Именно поэтому он несет домой флешку с копией спецдоклада.
Любовь – не общественный транспорт, место уступать не стоит
Двухэтажный дом, снятый в аренду, встречал его уютом и какой-то непонятно откуда взявшейся домашностью. На маленьком участке жена посадила три куста роз. Растения прижились и уже раскрыли алые и розовые бутоны. Подле куста, на коротко стриженом газоне, стоял его маленький сын и наблюдал за мохнатым шмелем, копошившемся в цветке. Рядом, в кресле-качалке, с огненнорыжим котом на коленях сидела его любимая Йована. Кот спрыгнул с коленей женщины и, подняв хвост, подбежал к хозяину и стал тереться о его ноги, мурлыча, словно газонокосилка. Улыбнувшись, Ставрос обнял супругу и, отвечая на ее поцелуй, понял, что медовый месяц, начавшийся два года назад, не кончился. Чему был бесконечно рад.
– Как дела, милый? – спросила женщина, проведя рукой по его волнистым волосам, а затем, прижавшись к мужу, снова поцеловала в пахнущие полынью губы и подумала: "Как я его люблю!"
– Плохие новости. Подожди, дай поздороваюсь с наследником, – ушел от прямого ответа мужчина и подхватил на руки малыша, который оставил шмеля и, слегка косолапя, ковылял к родителям.
– Я приготовила ужин. О делах потом, давайте все к столу, – сказала женщина, и семья, взявшись за руки, прошла в дом. Кот, обделенный вниманием, гневно мяукнул и, прищурив зеленые глаза, побежал за ними.
После ужина женщина забралась с ногами на диван и положила голову на колени мужа. Заглянув в изумрудные глаза жены, он запустил пальцы в ее рыжую гриву и подумал: "Боже, как я ее люблю. Прости меня грешного за то, что люблю больше, чем тебя. Я никогда и никому не дам ее в обиду. Защити нас!"
С горечью вспомнился текст доклада, особенно, где писалось о женщинах и детях, расчлененных ублюдками на органы. Возможно, за убийство этих нелюдей ищут дядю его любимой.
– Йова, сожалею, что так произошло с твоим дядей. Но я, наверное, поступил бы так же. Твой дядя не преступник, а мститель. И самое страшное, это был не единичный случай. Вот возьми, почитай. Возможно, это тебя утешит.
– Каким бы ни был человек, какое бы злодеяние он ни совершил, меру наказания должен определить суд. И если ошибется суд человеческий, Божьего – не избежать никому, – не без грусти в голосе произнесла женщина и взяла флешку.
Подойдя к окну, она посмотрела на аккуратные, словно игрушечные, дома соседей и спросила:
– Его еще не поймали?
– Нет. Но к розыску подключилась сербская полиция. Сейчас в твоей стране, вернее в правительстве, изменилось отношение к тому, что мы делаем. Хотят стать частью нашего сообщества. Я в растерянности. Не знаю, что думать, что делать. Мне здесь тошно. И что-то я делаю не то. Может, бросить работу и уехать в Грецию? Деньги есть. Купим виноградник. Большой дом. Один из моих предков был знатным виноторговцем. Да и нашему сыну там будет привольнее. – Он подошел к жене и обнял, крепко прижавшись. Ребенок оторвался от мультиков и стал с интересом наблюдать за родителями.
– А что прикажешь делать мне? Бросить работу и смотреть, как твои крестьяне мнут виноград? Да и ты не из тех людей, что бросают дело незавершенным.
Как она сейчас ненавидела Доктора, заставившего ее врать любимому человеку, подарившему ей счастье. Обычное бабье счастье. Она даже подумала: "А может быть, стоит рассказать правду? Никогда! Он не поймет и не простит. Мужчины не умеют прощать предательство. Господи! Подскажи, что сделать, чтобы сохранить семью?"