А Катя с Маней пожелали здоровья ручному питону Борису Иванычу и сказали, чтобы он Костю слушался и во всём его защищал и чтобы Костя тоже защищал Бориса Иваныча и никогда его не обижал!
О ТОМ, КАК КАТЯ, МАНЯ И КОСТЯ ПАЛКИН ОБИДЕЛИСЬ И РЕШИЛИ ЗАБЛУДИТЬСЯ В ЛЕСУ
1. ЖИВИТЕ БЕЗ НАС!
Сестры Сковородкины, как вы уже знаете, жили в дружной семье. Их родители друг друга любили и уважали. Но не надо думать, что они никогда не ссорились. Такое бывало тоже. Они были живые люди, уставали, как все, раздражались, и бывало, сердились друг на друга. Особенно если у них что нибудь не клеилось на работе или дома. Например папе начальник делал замечания или у мамы подгорела на плите свёкла, а папа в это время, вместо того чтобы пойти в магазин за майонезом, уходил играть к соседу в шахматы. Или когда Катя с Манечкой, вместо того чтобы сидеть тихо, орали за стенкой и мешали маме писать красивый натюрморт: кактус в полосатом горшочке, и у неё вместо зелёного кактуса выходила какая-то фиолетовая клякса, а вместо горшочка - непонятных очертаний пятно, похожее на осеннюю лужу.
Тогда мама ужасно сердилась на папу и заявляла, что всё, больше она так жить не хочет и она завтра же уйдёт из дома, посвятит себя искусству и станет известным художником, вместо того чтобы быть кухаркой, стиральной машиной, уборщицей и вообще домашним роботом, который ничего хорошего в жизни не видит, а видит только чёрную неблагодарность, и всё.
В ответ папа тоже сердился и заявлял:
- Ах, так! Пожалуйста! Скатертью дорога! Уходи, но только детей я тебе не отдам, отвезу их к тёте Рае в Саратов и наконец смогу бросить работу, которая мне до смерти осточертела, и стану профессиональным шахматистом - осуществлю свою мечту.
После этого папа сердито хлопал дверью и снова уходил к соседу, мама запиралась в своей комнате, и Катя с Маней оставались на какое-то время предоставленными сами себе.
Но они не очень-то переживали. Они рассуждали так: "Поссорились - помирятся! А на на с тем временем никто не обращает внимания, и мы будем делать, что хотим". И они одевались и бежали во двор, а там, во дворе, их ждали Нинка Кукушкина и Костя Палкин, и начиналась весёлая прекрасная жизнь - они играли в лапту и пряталки, лазали по подвалам и чердакам, уходили на соседние дворы - словом, делали, что хотели.
Валентин Борисович и Вероника Владимировна, когда ссорились, детей своих ругать забывали. Они ругали друг друга за всякие недостатки. Например, папа говорил, что мама зря жалуется, будто очень устаёт по хозяйству. На самом деле она только и делает, что с утра до ночи рисует натюрморты, что в доме от этого всё вверх тормашками, никакого порядку. Что недавно он обнаружил в духовке мамины домашние туфли, а в баке с грязным бельём свой собственный галстук и что даже Катя с Маней, которые во всём копия матери, не могли бы догадаться их туда засунуть.
В ответ мама заявляла, что конечно, она так и знала, что сколько бы она ни убиралась и ни стояла у плиты, папа будет всегда недоволен, потому что он ничего хорошего не замечает, а видит одно плохое. А что, например, вчера она три часа возилась, тушила для всех мясо со сливами - это ему наплевать, потому что он в это время уткнулся в свои дурацкие шахматы. И вообще от него никакого проку - другие мужья и часы чинят, и стеллажи в нише строят, и картошку из магазина приносят, а от папы ничего такого, кроме каких-то никому не нужных качелей и мусорного ведра с автоматической крышкой, не добьёшься.
Словом, я не буду дальше перечислять, в чём Вероника Владимировна и Валентин Борисович упрекали друг друга, когда ссорились, - это даже и не очень интересно. Зато когда они мирились, они совершенно не помнили, что говорили друг другу во время ссоры, а, наоборот, старались друг другу во всём помогать, были друг к другу чрезвычайно внимательны и предупредительны и говорили своим детям… Мама говорила:
- Дорогие дети, будьте такие же добрые и честные, как ваш папа.
А папа говорил:
- Дорогие дети, берите пример с вашей мамы. Ваша мама очень хорошо рисует, а искусство, как известно, облагораживает человека, делает его лучше во всех отношениях.
Но однажды мама пришла с художественного совета страшно усталая, а папа проиграл турнир, а дома они застали, как часто бывало, полный беспорядок. Папа и мама вместе начали ругать Катю с Маней, какие они нехорошие дети, как они совсем не слушаются, какие неряхи и лентяйки, и маме не помогают, и про всё им надо напоминать, и у них никакой ответственности, хотя они уже не маленькие, и пора им взяться за ум. И что все другие дети гораздо лучше - у них ответственность, и они всё за собой убирают, и с ума не сходят, и без конца не болеют, и по ночам нормально спят, а днём родителей слушаются, и не пугают друг друга всякими дурацкими историями.
Словом, Кате и Манечке на этот раз досталось больше обычного.
И они тогда взяли и тоже решили обидеться.
- Ну и ладно, - сказали они. - Если мы такие плохие, то поживите без нас. Мы от вас возьмём и уйдём.
И они ушли в свою комнату и расселись по углам.
Посидели так немного, а потом на цыпочках пошли на кухню, взяли там батон, пять кусков сахару, две морковки, положили всё это в Манечкину красную клеёнчатую сумку в белый горошек, оделись и незаметно ушли из дому.
Вот вам. Уйдём, и всё.
2. КОСТЯ ПАЛКИН ТОЖЕ ОБИДЕЛСЯ
Они вышли на улицу, а там гулял Костя Палкин. Он тоже был хмурый. Ему родители прислали письмо, что в Африку его пока взять не могут: там распространилась эпидемия тропической лихорадки, и они боятся, что он заболеет.
- Куда это вы с батоном? - сказал Костя Палкин.
- Мы решили уйти из дома. Мы на наших родителей обиделись. Они нас хотят в интернат отдать.
- Я с вами пойду. А то всё одно и то же. Надоело мне всё. Ну, куда двинемся? Может, в другой город поедем?.. Я хоть сейчас. Только куртку захвачу да кеды надену. В кедах легче.
- Мы поедем в лес и заблудимся. Пусть нас ищут.
- А если найдут?
- Не найдут. Мы там умрём в лесу от голода. И пусть они тогда переживают. Небось сразу нас полюбят. Сразу мы хорошие станем.
- Я согласен. Заблудимся так заблудимся. Умрём так умрём! Тогда родителям сразу в Африку телеграмму пошлют: мол, очень вам соболезнуем, ваш сын Костя того, теперь уже никогда в Африку не поедет. Сами, без него, стройте молочно-консервный комбинат. Вам же хуже!
Тут подскочила Нинка Кукушкина.
- Вы куда, куда? И меня с собой возьмите!
- Не возьмём, - сказали Катя с Маней. - Ты вредина, а мы вредин не берём.
- А вы "сковородки - глупые трещотки"! Если не возьмёте, всё вашим родителям расскажу.
Делать нечего. Пришлось брать и Нинку.
3. КАК ОНИ ЕХАЛИ В МЕТРО
Двор, где они все жили, был рядом с метро.
Катя, Маня, Костя и Нинка сели в метро и поехали.
На самом деле у них денег вовсе не было вчетверо ехать в метро, было на всех всего-навсего восемь копеек. Манечка, хоть и решила из дому уйти навсегда, а всё-таки копилку свою с щёлкой с собой не взяла. Жалко было: а вдруг ещё вернуться придётся.
Ничего. Обошлось. Они за пять копеек все вчетвером через автомат пролезли. Одну монетку засунули, а сами друг к другу прижались и так вместе через автомат и проскочили. Их Костя Палкин научил. Костя Палкин всегда со своей тётей так в метро ездил. Деньги экономил, чтобы в Африке ручного питона купить.
Словом, все сели в вагон и поехали.
Катя и Манечка первый раз без папы и мамы в метро ехали и поэтому немножко боялись. Костя Палкин не боялся ничего. А Нинка Кукушкина, как только вагон тронулся, вдруг вспомнила, что ей велели сходить за хлебом и поэтому она должна вернуться, а то её будут ругать.
- Дай слово, что не проболтаешься! - сказали все.
- Честное слово, - сказала Нинка и выскочила на остановке из вагона.
- Проболтается, - сказал Костя. - Честное африканское, проболтается!
- Ну и пусть! Всё равно она не знает, куда мы поехали! Всяких лесов много. Мало ли, где мы заблудимся! Кость, а куда мы едем, а?
- Как "куда"? Ясное дело, в Измайлово! Я там не раз бывал. Там очень даже здорово заблудиться можно. Раз плюнуть там заблудиться!
Костя слез с сиденья, подошёл к схеме, долго глядел и шевелил губами, потом сел снова.
- Не туда едем, - сказал он. - Надо в обратную сторону.
В обратную так в обратную. Кате с Манечкой уж очень всё нравилось - и что они одни едут, и что народу много и все толкаются, и что на них никто внимания не обращает, не спрашивает, почему они одни едут, без родителей, и куда они собрались. Только одна старушка сердито толкнула Катю острым локтем в бок и проворчала:
- Народу-то! Народу! И куда едут? Чего дома не сидится?
Катя с Маней и с Костей сначала на сиденье посидели, а потом Костя встал и уступил место пожилой женщине с сумкой. Потом Катя уступила место старичку с палкой. А потом и Маня встала, хотя она так и норовила выдать себя за маленькую девочку, которая очень устала, и вот они всё ехали, ехали, прямо надоело ехать. Манечке даже домой захотелось, а всё ещё до станции "Измайловский парк" было далеко.
Но наконец поезд вышел из-под земли и поехал поверху, и в окне замелькали деревья - много-много берёзок, и Костя сказал, что сейчас будет "Измайловский парк" и пора выходить.
Это было хорошо, что пора выходить, а то Кате с Манечкой даже уже и заблудиться немножко расхотелось, а захотелось попить дома чайку с черносмородинным витамином, вместо того чтобы в метро толкаться в беспокойной обстановке. Народу было очень много. У Манечки оторвалась пуговица на платье, Катя потеряла шнурок с левой туфли.
4. КАК ОНИ ДОШЛИ ДО ПАРКА
Вместе с толпой дети выскочили из вагона помятые и не совсем довольные. Но дальше ничего, дело пошло на лад. Когда они поднялись по лестнице и вышли на улицу, там было очень хорошо - солнышко, дождя и ветра нет, и в то же время не слишком жарко. Как раз все условия, чтобы спокойненько погулять себе сколько влезет в Измайловском парке, а потом не торопясь заблудиться. Идти-идти куда глаза глядят, болтать себе, разговаривать - глядь, а вокруг уже густой незнакомый лес пошёл, ни киосков с газетами, ни аттракционов, ни лотков с мороженым, ни гуляющих граждан - ничего такого, а только ёлки, да осины, да трава, да кусты, и никаких вам зелёных лавочек, асфальтированных дорожек, а тем более тротуаров.
Однако вход в парк вовсе не оказался рядом с метро. До него ещё дойти надо было. Он находился на приличном расстоянии. Дойти-то можно, да вот только у Кати туфля с ноги сваливается, шнурок-то потерян. А у Манечки прямо на животе, там, где отскочила пуговица, расстёгнуто платье.
Маня эту пуговицу держит в руке и всё пытается приложить к платью, к тому месту, от которого она отскочила. Только толку от этого мало, сколько ни прикладывай. Всё равно платье нельзя застегнуть, что не совсем, согласитесь, прилично для человека шести с лишним лет, который сначала хочет чинно прогуляться по парку, а потом только заблудиться.
То есть я хочу сказать, что заблудиться оторванная пуговица не мешает, а вот гулять без неё - это уже хуже.
Поэтому расстроенная Маня держит пуговицу рукой и делает вид, что она не оторвалась.
А у Кати то и дело туфля соскакивает с ноги, и чтобы она не соскакивала, Катя волочит ногу по земле. Одной ступает нормально, а другую подтягивает, как будто она у неё не может ходить.
Так они и идут до парка. И как ни странно, доходят, назад не поворачивают. И даже смеются и обсуждают, совсем забыв, что у них нет денег, как они сейчас, прежде чем заблудиться, до отвала накатаются на чёртовом колесе, и на гигантских качелях, и на каруселях, и на самолётах кверху ногами - там есть такие самолёты на палках. Называется этот аттракцион "мёртвая петля", и хоть это и страшновато, а зато здорово, Костя катался.
- Я, - говорит Катя, - тоже "мёртвые петли" обожаю!
- И я, - говорит Манечка.
- Я сто раз могу прокатиться!
- А я двести!
- А я тысячу! - говорит Костя Палкин. - Я как залезу, так до вечера оттуда не слезу, так и буду крутиться. Я выносливый. Я докажу своим родителям, что меня не только в Африку - на Северный полюс можно взять! Подумаешь, тропическая лихорадка! Что она значит по сравнению с "мёртвой петлей"!
А потом - они решили, - когда они на всём этом накатаются, они ещё на пруд пойдут, влезут в лодку и будут по пруду в лодке плавать и уток кормить.
- Я умею грести, - говорит Костя. - Я всё умею. Мне грести - раз плюнуть. Я бы в Африке даже на каноэ мог бы грести вместе с африканцами!
- И я грести умею, - говорит Катя. - Мне один раз папа на даче разрешил…
- И я умею, - говорит Манечка. - Мне папа давал вёсла подержать. Я даже умею шлёпать веслом по воде, чтобы фонтан был. А один раз я два часа подряд гребла на пароходе. Прямо руки натёрла. Вот, глядите, они у меня и сейчас в мозолях.
- Хватит врать, сказала Катя. - На пароходе не гребут. Костя, не слушай её. У неё руки не в мозолях, а в киселе - она дома кисель на стол пролила и рукой вытирала.
- Нет, в мозолях, - сказала Маня. - Сама ты рукой вытирала!
- Нет, в киселе! Она у нас, Кость, может сразу целую бочку киселя выпить.
- Я тоже могу, - сказал Костя. - Эх, вот бы сейчас киселька!
- Ага, - сказала Манечка, - ничего: придём домой, попьём.
- Как же мы попьём, когда заблудимся? Чудачка ты, Манечка!
Так, весело болтая, приблизились они к чугунным чёрным воротам Измайловского парка, прямо к главному входу, где висела большая, большая надпись: "Добро пожаловать!"
- Вот мы и пришли, - сказал Костя. - Добро пожаловать в наш парк!