- Полное впечатление, - заключает барон, обдумав свои ощущения, - будто палочки и колбочки моей сетчатки пробудились после долгого сна, а глазной нерв, прежде почти безжизненный, передаёт импульсы с небывалой скоростью. Мне кажется, ещё рано трубить победу, но бесспорно одно - уже много лет ни один врач и ни одно лекарство не возвращали мне такого прекрасного самочувствия. Ансельмо, по-моему, я совершенно здоров.
- Проверим, - предлагает мажордом, доставая из кармана свою записную книжечку.
- Давай.
- Номер один, астма.
- Последний приступ случился несколько месяцев назад. Тогда мы только что вернулись из Египта.
- Номер два, атеросклероз.
- На той неделе отправили в Милан кровь на анализ...
- Вы правы, синьор барон. Ответ получен с утренней почтой. Всё в норме. Ваш артрит соответствует сегодня возрасту сорокалетнего человека. Номер три, деформирующий артроз.
- Взгляни на мои руки, Ансельмо. Ещё никогда эти пятьдесят суставов не были так подвижны. Я уж не говорю о пальцах - так и хочется проверить их гибкость.
Синьор барон легко встаёт и подходит к роялю. Его руки живо перебирают клавиши, и вот уже на всю виллу звучат "Вариации Бетховена на тему вальса Диабелли". Сорок два года барон Ламберто не прикасался к роялю. Он прерывает игру, поднимает крышку инструмента и нажимает кнопку.
- Ламберто, Ламберто, Ламберто...
Барон подмигивает мажордому. В мансарде под крышей работа идёт безостановочно.
Барон встаёт, делает два-три шага и вдруг радостно смеётся.
- Смотри! - восклицает он. - Я забыл ухватиться за свои палки с золотыми набалдашниками и не падаю! Суставы и мышцы опять с прежним усердием выполняют свои обязанности. И я бы даже охотно поплавал сейчас.
- Не будем преувеличивать, синьор барон. Зачеркнём номер двадцать два, хромота, и продолжим контроль.
- Ну давай.
- Номер четыре, бронхит хронический.
- Последний раз я кашлял во время карнавала, потому что поперхнулся.
- Номер двадцать три, цистит.
- Цистит, должно быть, отправился на каникулы, дорогой Ансельмо, потому что я не чувствую никаких неприятностей.
Контроль длится несколько дней. Барон Ламберто и его верный мажордом тщательно проверяют все составные части организма, ничего не пропуская:
СКЕЛЕТ,
МУСКУЛАТУРУ (ТОЛЬКО НА ЭТО ПОНАДОБИЛОСЬ ДВА ДНЯ, ПОТОМУ ЧТО МЫШЦ БОЛЕЕ ШЕСТИСОТ И ПРОВЕРИТЬ НУЖНО КАЖДУЮ),
НЕРВНУЮ СИСТЕМУ (такую СЛОЖНУЮ, ЧТО ПРОСТО ДЕЙСТВУЕТ НА НЕРВЫ),
ПИЩЕВАРИТЕЛЬНЫЙ ТРАКТ (ТЕПЕРЬ БАЮН СПОСОБЕН ПЕРЕВАРИТЬ И СКОРЛУПУ УЛИТКИ),
КРОВЕНОСНУЮ СИСТЕМУ,
ЛИМФАТИЧЕСКУЮ СИСТЕМУ,
ЭНДОКРИННЫЕ ЖЕЛЕЗЫ,
ГЕНИТАЛИИ.
Всё в порядке: от нервных окончаний в коже, которые передают в мозг сведения о том, какая в ванне вода - холодная или горячая, до каждого из тридцати трёх позвонков, как подвижных, так и неподвижных.
Все части тела, все компоненты этих частей, все детали этих компонентов исследуются тщательно и придирчиво, не затаилась ли в них какая-нибудь болезнь, какое-нибудь повреждение и не скрывается ли саботаж.
Оба исследователя, словно отважные путешественники, пробираются по лабиринтам вен и артерий, заглядывают в желудочки сердца и предсердия, смешиваются с толпой эритроцитов и лейкоцитов.
- Синьор барон, ретикулоцитов становится так много, что просто не нарадуешься!
- А что это такое - ретикулоциты?
- Самые молодые красные кровяные шарики.
- В таком случае, вперёд, к молодости!
Барон и мажордом проникают в кортиев орган и уши, высаживаются на островах селезёнки, останавливаются возле поджелудочной железы, забираются на адамово яблоко, блуждают в мальпигиевых тельцах, ютящихся в почках, с помощью кислорода и углекислого газа попадают в лёгкие и выходят из них по варолиеву мосту, поднимаются в мозг, дуют в евстахиеву трубу, играют на мембранах Гольджи, натягивают сухожилия, отражают рефлексы, упаковывают фагоциты, щекочут ворсинки кишечника и закручивают двойную спираль ДНК.
Время от времени Ламберто и Ансельмо теряют друг друга из виду.
- Синьор барон, где вы там прячетесь?
- Открываю выход из желудка в кишечник. А ты где?
- Тут рядом. Собираю желудочный сок. Сейчас встретимся в двенадцатиперстной кишке.
Ансельмо ведёт бортовой журнал путешествия. Во многих случаях, однако, контроль не так уж необходим. Достаточно обратиться к зеркалу.
Любой, кто увидел бы сейчас барона Ламберто, дал бы ему самое большее лет сорок. И отметил бы, что он здоров во всех отношениях.
Несколько недель назад это был дряхлый старец, державшийся только на лекарствах и на своих знаменитых палках с золотыми набалдашниками, а теперь это полный здоровья, статный, высокий молодой блондин в отличной спортивной форме.
У него уже давно стало привычкой каждое утро плавать вокруг острова.
Он безо всякого труда исполняет на рояле самые сложные произведения.
Много занимается гимнастикой.
Сам колет дрова для камина.
Охотно садится за вёсла и легко управляет парусником, не путая кливер с бизанью.
Бесстрашно прыгает с трамплина, а если надо, то и с дерева.
Между тем все двадцать четыре его банка аккуратно каждую неделю присылают ему отчёты о доходах. А в мансарде под самой крышей шестеро ничего не ведающих тружеников по-прежнему день и ночь непрестанно произносят его имя, не зная зачем (только Дельфина всё ещё задаётся этим вопросом).
- Ламберто, Ламберто, Ламберто...
- Старый египтянин был прав, - с удовлетворением отмечает барон. - Как он сказал? "Имя должны произносить..." "Имя живёт..." Что-то в этом духе, по-моему.
- Я записал его мысль дословно, - говорит Ансельмо, листая свою записную книжечку. - Вот она: "Человек, имя которого непрестанно на устах, продолжает жить".
- Прекрасно, - соглашается барон.- "Человек, имя которого непрестанно на устах..." Прекрасно и, судя по результатам, очень верно. Ах, как мудры эти древние обитатели пустыни!
- Если я правильно понял, - уточняет Ансельмо, - речь идёт об одном из секретов фараонов.
Барон задумывается.
- Однако все они умерли. Как же так? Если знали этот секрет...
- Очевидно, не верили в него. Думали, должно быть, что это просто старинная поговорка, а не спасение от всех болезней.
- Возможно, - соглашается барон. - Но какой странный, однако, этот святой. Я принял его за нищего.
- Да, выглядел он именно так. И хижина, где он жил, походила на курятник. Куры чуть ли не на голове у него сидели.
- Наверное, чтобы клевать вшей, - смеётся барон. Он опирается руками на рояль и ловко перепрыгивает через него, восклицая: - Оп-ля! Если когда-нибудь появлюсь на свет заново, стану выступать в конном цирке!
- Ну что вы, синьор барон! Вы же теперь никогда не умрёте!
- Да, об этом я не подумал. Барон нажимает на кнопку.
- Ламберто, Ламберто, Ламберто...
Каждое утро у него появляется новый зуб.
Старая искусственная челюсть давно выброшена в мусорный бак. Теперь он может запросто грызть орехи своими собственными крепкими, молодыми зубами.
- Ламберто, Ламберто, Ламберто...
"Человек, имя которого непрестанно на устах, продолжает жить..."
4
Если подняться на крышу Собора святого Петра в Риме, знаменитого своим куполом, и если к тому же знать, в какую сторону смотреть, то можно увидеть красивое здание с просторной террасой.
Там расположился под тентом молодой человек лет тридцати пяти, который грустно о чём-то размышляет. Это Оттавио, племянник барона Ламберто. Он проиграл в кегли последние остатки состояния, доставшегося ему от бедной мамы.
Сегодня хозяин гостиницы пришлёт ему счёт за газированную воду, которую он выпивает в неимоверных количествах и которой щедро угощает друзей. Как он оплатит этот счёт?
"Я погиб, - думает молодой человек. - Вся надежда теперь на дядю Ламберто. Может быть, он решит умереть и оставить мне в наследство своё состояние. Или хотя бы парочку банков... Сейчас ему, наверное, уже лет сто. Хорошо бы показаться ему. Напомнить, что я единственный сын его единственной сестры. Что делать? Ехать или не ехать? Пусть решит моя последняя монетка в сто лир. Орёл или решка? Орёл. Еду!"
Пять часов езды на машине, пять минут пути на лодке, пять минут пешком по узким улочкам острова Сан-Джулио, и вот уже Оттавио звонит у подъезда виллы барона.
Ему открывает молодой, крепкого сложения человек.
- Добрый день, вам кого? - спрашивает он, приветливо улыбаясь.
- Мне нужен барон Ламберто.
Молодой атлет с поклоном удаляется, но тут же возвращается с прежней улыбкой:
- Повторите, пожалуйста, кого вы желаете видеть?
- Да что это, вы смеётесь надо мной? Я же сказал - барона Ламберто. Где он?
- Но он же здесь - перед тобой! Оттавио, племянник мой дорогой, единственный сын моей единственной сестры, неужели не узнаёшь своего любимого дядюшку?
От удивления Оттавио теряет сознание и как подкошенный падает в обморок. Очнувшись, он поднимается и пытается извиниться:
- Я слишком обрадовался, дядюшка, увидев тебя таким молодым. Сердцу не прикажешь! Ах, но я действительно очень рад! Как это тебе удалось? Нашёл какое-нибудь новое средство?
- Новое и в то же время старое, - соглашается барон.
- Нашёл один секрет, - добавляет мажордом Ансельмо, появившийся в дверях.
Он подмигивает хозяину, как бы вежливо напоминая ему об осторожности.
- Китайский секрет? - допытывается Оттавио.
- Холодно, холодно, - возражает Ансельмо.
- Индийский?
- Холодно, холодно.
- Персидский?
- Холодно, синьор Оттавио, холодно.
- Ну ладно, - прерывает его барон, - я вижу, ты рад, и это главное. А теперь извини, я отлучусь ненадолго. Ансельмо, предложи ему что-нибудь - апельсиновый сок, настой ромашки, что захочет.
- Газированной воды, пожалуйста.
Когда Ансельмо приносит газированную воду, возвращается и барон. Он в костюме для подводного плавания.
- Не хочешь ли прогуляться со мной по подводному царству?
- Спасибо, дядя. От маски у меня болят зубы.
- Тогда располагайся. Ансельмо покажет тебе твою комнату. Увидимся за ужином.
И барон Ламберто убегает, подпрыгивая, как мальчишка. Его светлые кудри весело развеваются на ветру.
- Он в прекрасной форме, - заключает Оттавио. - Никто не поверит, что ему девяносто три года.
- Завтра в семнадцать двадцать пять ему исполнится девяносто четыре, - уточняет Ансельмо.
"Ситуация трагическая, - думает Оттавио, растянувшись на постели в своей комнате и пересчитывая балки на потолке. - Я надеялся увидеть умирающего старика, а передо мной олимпийский чемпион со стальными мускулами, крепкими зубами и своими собственными волосами. Наследство отодвигается. Кто же заплатит очередной взнос за мою феррари? И на какие деньги я буду играть в кегли? Надо что-то предпринимать".
Первое, что он предпринимает после ужина, - крадёт на кухне и прячет у себя под подушкой резак, с помощью которого Ансельмо готовит фазана под коньяком.
Затем он ложится спать, но ставит будильник на двенадцать часов ночи. Будильник - музыкальный. Он не звенит, а исполняет "Гимн Гарибальди": "Разверзнутся могилы, и восстанут мёртвые из них..."
Дослушав гимн, Оттавио тихо встаёт и босиком осторожно подходит к спальне дяди Ламберто. Он слышит, как тот громко храпит. Час пробил. Оттавио прокрадывается в комнату, подходит к постели, освещённой ярким лунным светом из окна, и серебряным резаком рассекает дядюшке горло. Затем возвращается к себе, ложится в постель и не заводит будильник.
Утром, едва открыв глаза, он слышит, как кто-то громко поёт: "О, как прекрасна жизнь, о как она прекрасна! И потому поставим парус мы сейчас!"
О боги! Это же дядя Ламберто, ещё моложе, чем вчера, в костюме моряка! И на шее ни царапины!
- Вставай, Оттавио! Пойдём со мной на яхте!
Оттавио отказывается под предлогом, что на воде у него начинается морская болезнь, а сам лихорадочно соображает: "Эти современные резаки не способны разрубить даже бульонный кубик! Попробую чем-нибудь другим, понадёжнее".
В эту ночь он намерен убить дядю автоматическим ружьём, взятым в оружейном зале.
Вечером он заводит будильник и ложится спать, чтобы к решающему моменту быть спокойным и отдохнувшим, затем, даже не дослушав "Гимн Гарибальди", опять осторожно пробирается в комнату дяди Ламберто, который храпит и ничего не подозревает.
Оттавио приставляет дуло ружья к тому месту на груди, где находится сердце, спускает курок и делает семь выстрелов. Вернувшись к себе, он потирает руки: "Ну, на этот раз всё!"
И кто же будит его утром? Опять дядя Ламберто! Бодрый и весёлый, он снова громко поёт: "О, как прекрасна жизнь, о как она прекрасна! И потому я поплыву сейчас легко!"
Он в купальном костюме. На груди нет следа даже от комариного укуса.
- А ну-ка, Оттавио, давай вольным стилем? Два круга по озеру? Даю тебе полкруга форы.
Оттавио отказывается под предлогом, что от озёрной воды у него начинается аллергия.
И остаётся дома - размышлять.
Размышляя, он бродит по комнатам. Шарит в шкафах, роется в комодах, заглядывает под ковры, разыскивая тайное лекарство дяди Ламберто.
Наконец заходит в музыкальную гостиную и тут слышит чудесный, нежный голос, доносящийся из-под крышки рояля:
- Ламберто, Ламберто, Ламберто...
Он не верит в призраки и в говорящие рояли, поэтому внимательно обследует инструмент и в конце концов находит скрытый динамик, из которого звучит этот нежный голосок, без устали повторяющий:
- Ламберто, Ламберто, Ламберто...
Оказывается, барон, желая убедиться, что под крышей работают усердно и в полном соответствии с контрактом, нажал кнопку и забыл выключить динамик, который и продолжает звучать:
- Ламберто, Ламберто, Ламберто...
"Очень интересно, - думает молодой исследователь, - хотя и несколько монотонно. Посмотрим, куда же тянется эта ниточка".
Он продолжает поиски, и ниточка приводит его в конце концов в комнату под самой крышей, где сидит хорошенькая рыжеволосая синьорина с зелёными глазами. Она разглядывает картинки в журнале и чистым, звонким голосом непрестанно повторяет:
- Ламберто, Ламберто, Ламберто...
- Синьорина, а ведь меня зовут Оттавио! - обращается к ней племянник барона.
- Очень остроумно, - отвечает ему молодой Армандо, появляясь в дверях. - Уйдите и не мешайте работать. Моя смена, Дельфина.
Дельфина встаёт, слегка потягивается, Армандо садится на её место и продолжает:
- Ламберто, Ламберто, Ламберто...
Оттавио заинтригован и хотел бы узнать ещё кое-что.
- Синьорина, - он следует за девушкой в соседнюю комнату, - почему вас зовут Дельфина?
- Мой отец великий король. Король Франции. Благороднейший человек. Он носит парик из золотых нитей. Во Франции первенца короля всегда называют Дельфином.
- Почему?
- Потому что король Франции - он же король дельфинов. И когда акушерки увидели, что родилась девочка, а не мальчик, они испугались: "А вдруг король очень рассердится!" Но мой отец очень обрадовался и решил назвать меня Дельфиной. И хорошо сделал. Потому что я, желая оправдать это имя, научилась хорошо плавать и нырять.
- Не верю ни одному слову из того, что вы рассказали, хотя и красиво получилось.
- И правильно делаете, что не верите. Конечно же, я не принцесса. Мой отец простой рыбак. Однажды ночью он вышел в Индийский океан ловить рыбу. Когда ушёл очень далеко от берега, заметил, что за ним всё время следует дельфин. У отца был с собой хлеб - запас на несколько дней. Он отломил половину и угостил дельфина. Но оказалось, дельфин вовсе не дельфин, а английский король, заколдованный злой колдуньей. И обречён плавать по морям и океанам, пока какой-нибудь рыбак не разделит с ним свой последний хлеб. Дельфин съел хлеб, превратился в английского короля, забрался в лодку к моему отцу, вернулся с ним на берег, пошёл на станцию, сел в поезд и поехал убивать злую колдунью.
- А как он поблагодарил вашего отца?
- Подарил ему приятные воспоминания. Когда я родилась, отец в честь этого английского короля и назвал меня Дельфиной.
- Тоже красивая сказка. А теперь, однако, я хотел бы, чтобы вы сказали мне правду. Почему сидите тут и без конца повторяете имя моего дяди Ламберто?
- Мы не знаем, зачем это нужно.
- А может, вы оба просто сошли с ума?
- В таком случае мы все шестеро сошли с ума. Это наша работа. Нам за это платят. Плюс питание, проживание и сколько угодно карамели на выбор.
- Странная работа!
- Бывает ещё более странная. Я знала, например, одного человека, который всю жизнь только и делал, что считал чужие деньги.
- Наверное, кассир в банке. И давно вы так работаете?
- Вот уже восемь или девять месяцев.
- Понимаю...
- В таком случае вы просто молодец, потому что я, напротив, ничего не понимаю. Я согласилась на эту работу из-за того, что здесь хорошо платят, лучше, чем в других местах. Но, по правде говоря, мне это очень надоело. И кажется даже, будто заболеваю. У моих сменщиков тоже появились разные недомогания, колики то там, то тут, тошнота по утрам, головокружение...
- Наверное, потому, что вы всё время сидите в помещении.
- Может быть. До свидания.
- Как "До свидания"! Куда вы?
- Спать. Я сегодня встала очень рано - так начиналась моя смена.
Оттавио пытается задержать девушку, побольше расспросить её, но она уходит.
Оттавио возвращается в ту комнату, где сидит молодой Армандо, сменивший её. Он рисует в тетради квадратики. Нет, не рисует - раскрашивает. И не раскрашивает, а один за другим замазывает квадратики черным цветом. И в то же время хорошо поставленным голосом беспрестанно повторяет:
- Ламберто, Ламберто, Ламберто...
"Вот тут-то, - думает Оттавио, - как сказали бы наши мудрые предки, и зарыта собака. Тут должен быть, если не ошибаюсь, секрет дяди Ламберто".
Спускаясь по лестнице, он встречает мажордома Ансельмо.
- Где вы были, синьор Оттавио?
- На крыше, любовался панорамой.
Ансельмо молчит, но про себя решает, что впредь надо будет последить за молодым бароном.
- Нет ли у вас лодки? - интересуется Оттавио. - Мне нужно съездить в Орту.
- В бухте стоят три вёсельные лодки, три парусные и моторная.
- Возьму моторную, - решает Оттавио. - Ведь если мотор бездействует, он ржавеет.
- Золотые слова, - соглашается Ансельмо.
Оттавио пересекает рукав озера, отделяющий остров Сан-Джулио от городка Орта. Там он находит врача и жалуется ему, что совсем потерял сон, никак не может уснуть.
- А овец пробовали считать?
- Каждый вечер насчитываю по миллиону и всё равно не засыпаю.
- А "Пьемонт" Джозуэ Кардуччи пробовали читать?
- Без всякого результата. Стараясь запомнить эти стихи, только чаще зеваю.
- Попробуйте поучить наизусть "Обручённых" Мандзони.
- А не проще ли принять снотворное?
- Прекрасная идея! - восклицает врач. - Как я об этом не подумал. Охотно выпишу рецепт. Как вас зовут?
- Франческо Петрарка.
- Как странно! Был ведь, кажется, поэт с таким именем.